Состав и положение армий Юго-Западного фронта на 1 сентября. 10 страница

Неопределенность планов противника — это самая большая проблема стороны, вынужденно или осознанно перешедшей к обороне. К сожалению, усилиями официальных историков и мемуаристов у нас в послевоенные годы сложился стереотип, аналогичный черчиллевскому: «Сидеть лучше, чем стоять, лежать лучше, чем сидеть, так не лучше ли лежать, вместо того чтобы стоять?» В приложении к операциям он выглядит так: «Лучше обороняться, чем наступать, лучше отступать, чем обороняться, так не лучше ли отступать, чем наступать?» Если наши войска наступали в ходе стратегических оборонительных операций 1941 г., то эти действия предавались анафеме. Если советские армии оборонялись, то поднимался вопрос: «А почему они не отступали?» Логическим выводом из всего этого должно было быть: «Почему бы не отступать сразу до Урала или Ашхабада и там занимать прочную оборону?» Только зарывшись в землю и понастроив ДЗОТов и ДОТов, нельзя выиграть операцию или кампанию. Если противник уверен в нашей пассивности, то он может безнаказанно концентрировать свои силы на выбранном направлении и, создав подавляющее превосходство, взломать фронт и выйти в тыл. Для того чтобы построить устойчивую оборону на всех возможных участках атаки, в общем случае просто не хватит сил. Даже фронт дивизии в 10–15 км не дает гарантии устойчивости обороны. Тем более она не будет устойчивой, если войска занимают фронт с плотностью 20–30, а то и 50 км на стрелковое соединение, как это было в 1941 г. Напротив, если противник постоянно ожидает от нас ударов на заранее неизвестных направлениях, он вынужден распылять свои силы на защиту флангов, одновременно ослабляя острие удара. Определенного искусства требует, конечно, выбор направлений контрударов. Ведь если неверно определяются болевые точки противника, он спокойно продолжит наступление, ведя сдерживающие действия на направлении наших ударов. Такие случаи, к сожалению, не были редкостью в 1941 г. [659]

Сама по себе нетривиальная задача вскрытия замыслов противника усугублялась технологическими приемами немецкой стороны. Характерной техникой ведения операций вермахтом в 1941 г. были асимметричные «канны», когда ударные группировки для окружения составлялись из войск разной подвижности. Одна «клешня» состояла из танковых и моторизованных соединений, а другая — из пехотных. Очевидным недостатком такого построения была необходимость для более подвижного крыла проходить большее расстояние, чем в случае одинаковой маршевой скорости наступающих ударных группировок. Это делало подвижное крыло более уязвимым для контрударов. С другой стороны, таким построением наступления обеспечивалась внезапность окружения. Реакция на донесения о прорыве двух танковых группировок будет вполне однозначной — «нас собираются окружить». Соответственно и на ту, и на другую «клешню» обрушатся контрудары или даже будет предпринят отход окружаемых войск. Напротив, вторая пехотная ударная группировка может прорываться с куда меньшим шумом и до последнего момента ее объективное значение не будет вскрыто. Этот прием был использован немецкими войсками в замысле «Барбароссы» и был в измененном виде реализован 1 танковой группой и 17 армией под Уманью, когда кольцо окружения вокруг 6-й и 12-й армий было сомкнуто силами XXXXIX горного и XIV моторизованного корпусов. Тот же прием был использован в конце сентября 1941 г. при повороте подвижных соединений Э. фон Клейста на юг, против армий Южного фронта.

Операции советских войск на юго-западном направлении дают нам целый ряд примеров положительного воздействия предпринимаемых Красной Армией контрударов на общий ход событий. Это, во-первых, 5-я армия, наносившая эффективные контрудары по северному фасу III моторизованного корпуса. Именно ее активные действия привели к появлению директив верховного командования вермахта, означавших смену стратегии «Барбароссы». В этих документах советская армия упоминалась несколько раз. Аналогичный пример — это 26-я армия, длительное время сковывавшая контрударами соединения 1 танковой группы в 20-х числах июля и тем самым облегчившая положение 6-й и 12-й армий, отходивших к Умани. Третий пример — это контрудар в районе Оратова и Животова, продливший борьбу 6-й и 12-й армий. [660]

Вместе с тем нельзя не отметить слабости в организации наступательных действий. Зачастую соединениям ставились задачи на широком фронте, и вместо сосредоточения ударного кулака силы распылялись на ряд параллельных наступлений. Соответственно противник имел возможность перегруппировкой сил последовательно отражать каждый такой удар. Либо каждый из этих ударов оказывался недостаточно сильным для решения поставленной задачи. Задуманные как фланговые, удары вырождались в кровопролитное встречное сражение. Но нельзя сказать, что это исключительно черта 1941 г. Классическим примером вырождения контрудара во фланг во встречную мясорубку является сражение из куда более благополучного периода — на Курской дуге 12 июля 1943 г.

Однако общей стилистикой ведения операций причины неудач наступлений не исчерпываются. Проблемы были и на шажок ниже, в области тактики. Часто полки и дивизии останавливались, не умея подавить средствами полка систему огня противника. Оживший после удара «катюш» и артиллерии пулемет приводил наступающих в состояние ступора. Хотя технически у них были средства подавления выживших под артиллерийским ударом частей противника. Это 45-мм батальонные орудия, 76, 2-мм полковые орудия, станковые и ручные пулеметы. Вместо этого в армиях самым ходовым был гаубичный снаряд 122-мм калибра. То есть артиллерия, так же как и танки, покрывала техникой слабости подготовки личного состава.

Тактика. По выражению Э. фон Маккензена, события 1941 г. «ослепительно высветили» преодоление позиционного кризиса Первой мировой. Несмотря на насыщение войск пулеметами, минометами, артиллерией, само по себе занятие обороны одной из сторон не переводило бои в позиционную фазу. Линии бетонных коробок, проволочные заграждения, противотанковые рвы, даже крупные реки не становились непреодолимым препятствием для временных организационных структур, включающих все рода войск. Пехотинцы, артиллерия, саперы, собранные в штурмовые группы, могли блокировать ДОТы, форсировать реки, преодолевать минные поля. Соответственно сами по себе долговременные укрепления, надолбы, окопы полного профиля не давали надежной зашиты.

Несмотря на появление новых средств ведения войны, танков и авиации, артиллерия оставалась важнейшим средством вооруженной борьбы. [661] Даже фавориты вооруженных сил, танковые войска, были весьма уязвимы без артиллерийской поддержки. Авиация, хотя ей прочили большое будущее как самостоятельному средству ведения войны, стала, по сути, «длинной рукой» артиллерии, средством воздействия боеприпасами большой мощности на противника на поле боя и в тылу.

У офицерского корпуса Германии был колоссальный тактический опыт двух фронтов Первой мировой войны. Советские командные кадры, да к офицерский состав царской армии такого опыта не приобрели. Когда на полях у Камбре и на Марне рождалась новая тактика, в России занимались социальными экспериментами. Ознакомление с этим опытом у советской стороны было в лучшем случае теоретическое. Поэтому наши офицеры и младшие командиры не могли делать то, что было привычно для вермахта. Внезапно оживший пулемет мог остановить наступление советской стрелковой роты или даже батальона. Подразделение могло просто залечь и стать мишенью для минометов и артиллерии. Умение самостоятельно подавлять оживающие огневые точки отсутствовало. Это вызывало большие, не мотивированные необходимостью, потери в наступлении. Отсутствовала также и культура, стойкость обороны. Залогом тактических успехов немецких войск стала способность не только захватывать, но и упорно оборонять захваченное.

В связи с этим не стоит преувеличивать роль техники. Достаточно меткое сравнение культа техники с язычеством приводит Свечин:

«Каждый чернокожий, которого Франция бросала на прорыв германской проволоки, имел амулет, купленный иногда за порядочные деньги, называемый на сенегальском языке «ши-ши». Трогательно наивны речи и рассуждения сенегальцев перед и после боя. «У него был плохой «ши-ши», пуля попала ему в лоб». «У меня великолепный «ши-ши» — прострелило в двух местах шинель, а меня не тронуло». И не тронутый, не испорченный цивилизацией негр идет в бой, заботясь больше всего о каких-то лягушачьих костях, зашитых в мешочек у него на груди. Современная машинная армия, очень и очень тронутая цивилизацией, также имеет свои, быть может, не столь безобидные «ши-ши», уделяет им такое же внимание, старается найти в них залог будущих побед и поражений. «Ши-ши» европейца — это боевая машина, это — автоматическое оружие, это — артиллерия, ползущая танковой гусеницей по пахоте и оборачивающаяся автомобилем на твердой дороге, это — воздушные дивизии аэропланов»{672}. [662]

Истоки недоумения «Как мы могли проиграть с таким хорошим «шиши» как КВ и Т-34?» именно в языческом преклонении перед божествами, трансформировавшемся в новейшей истории в преклонение перед техникой. Любая техника — это всего лишь бездушный механизм, который сам по себе не гарантирует успеха или поражения. Попробуем разобрать этот аспект конфликта по родам войск.

Танковые войска. Оправдали ли ожидания «купленные за порядочные деньги амулеты» в лице танков Т-34 и КВ? Слова «порядочные деньги» в данном случае отнюдь не метафора. Первый стоил в 1941 г. около 300 тыс. рублей, второй — от 600 тыс. (КВ-1 с 76-мм орудием выпуска 1941 г.) до 900 тыс. рублей (КВ-2 выпуска 1940 г.). Суммы по тем временам немалые.

Прежде всего нужно разделить организационную и техническую компоненты. Механизированные корпуса не оправдали возлагавшихся на них надежд в качестве самостоятельных средств ведения боевых действий. Их многочисленные танки не были обеспечены в достаточной мере поддержкой артиллерии, минометов, саперных подразделений и, главное, пехотинцев с винтовками, пулеметами и минометами. Поэтому танковые и моторизованные дивизии советских механизированных корпусов не были способны к эффективным самостоятельным действиям по захвату и удержанию ключевых пунктов. Приграничное сражение дает этому массу примеров. Несмотря на неоднократные попытки, соединениям 15-го механизированного корпуса не удалось проломить оборону немецких пехотных дивизий в районе Радзехова. Контрудары дивизий 4-го механизированного корпуса не смогли остановить продвижение XXXXIX горного корпуса и лишь сдерживали их порыв на восток. 8-й механизированный корпус не смог закрепить достигнутый группой Н.К. Попеля успех и удержать позиции у Бродов. Подобного рода примеры можно встретить и в дальнейшем. Вводом в бой свежего батальона Т-34 40-я танковая дивизия механизированного корпуса Н.В. Фекленко не смогла ликвидировать прорыв 13 танковой дивизии III моторизованного корпуса у Гульска. 2-й механизированный корпус смог лишь на время остановить продвижение дивизии Людвига Крювеля севернее Умани и через неделю боев с ней практически потерял боеспособность. [663]

Легкие танки тем более быстро выбивались ПТО немцев. Примеры этого мы тоже можем легко найти в истории боев на юго-западном направлении. Это бои под Бойницей, в которых была практически полностью уничтожена 19-я танковая дивизия, атака 37-й танковой дивизии 28 июня, контрудар легких танков 2-го механизированного корпуса по флангу 22 пехотной дивизии.

Все это вынудило советское командование в два этапа отказаться от самостоятельных танковых соединений и распределить танки по танковым бригадам, исполнявшим роль средства поддержки пехоты. Танковые бригады стали основной организационной единицей танковых войск в течение всей осенней кампании. Более того, подобная организация продержалась более полугода до первой попытки формирования танковых корпусов в 1942 г.

Если называть вещи своими именами, то эффективная организационная структура типа «танковая дивизия» у советской стороны в течение всего рассматриваемого периода отсутствовала. Наличие организационных структур с названием «танковая дивизия» не должно вводить в заблуждение — решать задачи самостоятельного танкового соединения они были не способны. Эта проблема существенно осложнила советской стороне ведение масштабных оборонительных операций. У командующих фронтами и армиями не было эффективного инструмента для нанесения контрударов, каковым является самостоятельное подвижное соединение. А не имея средства нанесения контрударов, командование фронтов было вынуждено прибегать к паллиативу в виде сборных групп из танковых, кавалерийских и стрелковых частей (см. состав группы 2-го кавкорпуса в контрударе под Ромнами, состав подвижной группы армии Ф.Я. Костенко в начале августа 1941 г. под Киевом), эффективность действий которых оставляла желать лучшего.

В плоскости организации лежит и вопрос о сравнении танков двух сторон, о котором сломано столько копий. Если в отношении немцев штуки танков вполне однозначно пересчи-тываются в единицы ведения операций (танковые дивизии и моторизованные корпуса), то в отношении Красной Армии однозначной технологии пересчета количества танков в количество модулей для наступления и обороны не существует. [664] Требуется оценивать процент новых танков в соединении, степень его комплектности, взаимодействие с другими частями и соединениями. После перехода к танковым бригадам такой пересчет вообще стал нереальным — подавляющее большинство советского танкового парка стало средством поддержки пехоты. В этом качестве их можно было сравнивать со штурмовыми группами пехотинцев вермахта, но никак не с самостоятельными танковыми соединениями.

С технической точки зрения танки новых типов стали средством покрытия проблем организации и подготовки солдат и офицеров. Не имеющие в достаточной степени поддержки пехоты и артиллерии танки механизированных корпусов могли достичь не нулевых результатов только за счет технических характеристик бронезащиты и вооружения. В конечном итоге Т-34 и КВ ожидала 8, 8-см зенитка, 10, 5-см корпусная пушка или просто опытный солдат со связкой гранат либо бутылкой с зажигательной смесью. Проблемы организации и подготовки соответственно вызывали повышенный расход танков. Танковые бригады осени 1941 г. были задействованы для подпи-рания пехоты стрелковых дивизий на широком фронте, то есть значительная часть танкового парка растворялась в толще стрелковых соединений и учитывать ее, сравнивая брутто-количество танков сторон, проблематично. Эта тенденция, кстати говоря, сохранилась в течение всей войны и была характерной чертой не только советской, но и британской и американской армий. В немецкой армии танки непосредственной поддержки пехоты отсутствовали в принципе. В лучшем случае наступающей пехотной дивизии придавалась батарея САУ «Штурм-гешюц».

Проблемы с танковыми войсками вынудили советское руководство искать решения задач ведения операций маневренной войны другими родами войск.

Военно-воздушные силы. Когда говорят о неудачах советских ВВС в первый год войны, то не совсем понятно, что же ожидалось от авиации РККА. Предполагается, что несколько тысяч советских самолетов должны были уничтожить немецкую авиацию, стереть «Юнкерсы» и «Мессершмитты» в порошок. Между тем боевое применение авиации - это отнюдь не череда воздушных боев. [665] Господство в воздухе определяется возможностью влиять на исход операций. И советские ВВС на ход операций и их результаты влияние оказывали. Удары бомбардировщиков неуклонно выбивали личный состав, транспортную технику немецких соединений. В эффективности воздействия с ними могла поспорить разве что артиллерия. Авиация, конечно, не могла нанести существенного ущерба танковому парку дивизий 1-й танковой группы, но мотопехота, артиллеристы и танкисты на привале вполне могли стать жертвой «сталинских соколов». Авиация могла достать немцев там, где просто не было советских войск, в прорыве, когда танкисты и мотоциклисты неслись по дорогам Украины, поднимая пыль и встречая только сопротивление гарнизонов и охраняющих мосты бойцов НКВД. Например, в прорыве от Бердичева до встречи с 2-м механизированным корпусом к северу от Умани, на 11 танковую дивизию Людвига Крювеля воздействие оказывали только самостоятельно искавшие себе цели самолеты поредевших авиадивизий Юго-Западного фронта. Не имея в своем распоряжении эффективных самостоятельных механизированных соединений, советское командование часто ставило задачи ликвидации прорывов ВВС армий и фронтов. И в отличие от механизированных корпусов, которые нужно было сосредоточивать, проталкивая по дорогам тысячи автомашин, сотни танков и тракторов, авиадивизии реагировали на приказы командования, как правило, вовремя и в быстро меняющейся обстановке их можно было безболезненно перенаправлять на цели, отстоящие от предыдущих на десятки и сотни километров. Это позволяло «следить» авиаударами за острием танкового клина и медленно, но верно уменьшать его боевые возможности.

Вопреки распространенному мнению, господство в воздухе не было завоевано немецкой стороной уже в первые дни конфликта. В течение всей кампании советские ВВС продолжали выполнять сотни и тысячи самолето-вылетов, сбрасывая десятки тонн бомб в день. Воспрещения действий ВВС РККА немецкой стороной достигнуто не было.

К сожалению, возможности ВВС не были использованы в полной мере в силу несовершенства их структуры. Как и в случае танковых войск, решение вопроса эффективной организации было достигнуто только в 1942 г., с созданием воздушных армий. До этого значительная часть ВВС распылялась по армиям. [666]

Наши представления о месте и значимости действий ВВС в 1941 г. базируются в основном на высказываниях пехотных и танковых командиров, жаловавшихся на отсутствие поддержки с воздуха. Однако они в данном случае не самый надежный источник. В книге неоднократно цитировались высказывания немецких мемуаристов, жалующихся на активность советских ВВС. Достаточно характерная фраза проскользнула у историографа 16 танковой дивизии в описании боев под Ростовом:

«14 танковая дивизия, повернув направо в сторону Агафеновки, подошла к Крепкой. Плохая видимость была на руку в проведении операции, — артиллерия и авиация противника были малоэффективны»{673}.

Здесь всплывает еще одна компонента вооруженных сил, которая была противопоставлена Красной Армией теории и практике «блицкрига».

Артиллерия. Уже со времен наполеоновских войн сражения начинались с артиллерийской дуэли. Артиллерия оставалась богом войны в течение всех конфликтов XX столетия. 1940-е годы были «золотым веком» ствольной артиллерии. Артиллерийские системы достигли зенита своего развития. Более половины ранений в прошедшую войну составляли осколочные. Многие солдаты были убиты или тяжело ранены осколками снарядов еще до того, как увидели противника.

Артиллерия не обладала маневренностью механизированных соединений и тем более авиации. Но если противник оказывался в пределах ее досягаемости, советские артиллеристы исправно засыпали его снарядами. Так было в Бердичеве, где 11 танковая дивизия потеряла 2000 человек, так было на фронте 5-й армии и 27-го корпуса, осыпавших растянутые на широком фронте танковые дивизии Э. фон Маккензена. Так было в Днепропетровске в конце августа 1941 г. Артиллерия также играла первую скрипку в борьбе с танками. Основным средством стали 76, 2-мм дивизионные орудия. Одновременно для борьбы с танками на прямую наводку ставились зенитные пушки от 37-мм автоматов до 4-тонных 85-мм орудий образца 1939 г. Последние даже выпускались с августа 1941 г. в специальном противотанковом исполнении — со снятыми приборами управления зенитным огнем. [667]

Было бы ошибкой считать, что немецкие танки остановили ополченцы с бутылками «коктейля Молотова». Их медленно, но верно выбивали артиллеристы советских дивизий, противотанковых артиллерийских бригад. Столь же неуклонно сыпались 122-мм и 152-мм снаряды на позиции немецких пехотинцев и артиллеристов, раз за разом находя себе жертвы.

Если попробовать дать собирательный образ механизма, сокрушившего «Барбароссу», то это будет стрелковая дивизия с 200-м или 300-м номером, идущая в наступление при поддержке 122-мм гаубиц, «горбатого» Ил-2 и бок о бок с танками Т-34 в качестве непосредственной поддержки пехоты. Подготовили почву этим соединениям дивизии и армии, сформированные до войны. В контрударах и окружениях они проложили дорогу птенцам «перманентной мобилизации», в течение нескольких месяцев неуклонно уменьшая боевую силу танковых и пехотных соединений вермахта. Что было дальше, мы знаем — временный переход стратегической инициативы в руки советского командования зимой 1941–1942 гг. и упорная борьба в течение долгих четырех лет. Борьба, больше никогда не переходившая в фазу «тонкой красной линии».

Приложение I.

Командный состав соединений, упомянутых в книге