I. Международно-правовые средства предотвращения 10 страница

< 433> См.: Pfanner. Military Uniforms and the Law of War, IRRC 86 (2004) 93ff.

< 434> Это спорное положение Дополнительного протокола 1977 г. См.: Solf // Bothe/Partsch/Solf New Rules, 243ff; de Zayas (Fn 429) 668f mwN. Об истории проблемы см.: Nabulsi. Traditions of War. Occupation, Resistance and the Law, 1999. Принцип отличия комбатантов от гражданских лиц имеет значение и для военнослужащих регулярных армий, см.: Parks. Special Forces' Wear of Non-Standard Uniforms, CJIL 4 (2003) 493ff.

< 435> McDonald. The Legal Status of Military and Security Subcontractors // Arnold/Hildbrand (Hrsg). IHL, 215ff.

в) Морская война

85. Международное право вооруженных конфликтов содержит специальные правовые нормы, касающиеся театра морской и воздушной войны. Изложенные ранее нормы, касающиеся ограничения средств причинения ущерба неприятелю, предоставления защиты безоружным лицам, участия в боевых действиях правомочных лиц, в основном применимы и к морской войне < 436>, но с учетом некоторых особенностей. С одной стороны, особенности связаны со специфической ситуацией и традициями разрешения вооруженных конфликтов на море < 437>; с другой стороны, они базируются на положении о том, что ослабление экономической мощи противника является законной целью морской войны < 438>. Право морской войны, в отличие от права сухопутной войны, на протяжении десятилетий не подвергалось существенным изменениям. В такой ситуации формируется определенное представление об отсутствии правовой безопасности. Предпринятые, однако, в последние годы попытки разработать (юридически не обязывающие) формулировки права морской войны отмечены очевидным успехом < 439>.

--------------------------------

< 436> Исключение составляет абз. 3 ст. 49 ДП I, который указывает, что новые положения ДП I о защите гражданского населения имеют силу только в том случае, если удар нанесен с суши. См. также: Heintschel v. Heinegg. Das Recht des bewaffneten Konflikts zur See // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (337).

< 437> Пример особенных традиций: в отличие от сухопутной войны, использование в морской войне ложного флага в принципе оценивается как допустимая военная хитрость, а не запрещенное вероломство. См.: Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (340); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 589ff.

< 438> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327.

< 439> Существенную роль играет так называемое Руководство Сан-Ремо, составленное рабочей группой Института международного гуманитарного права и применимое к вооруженным конфликтам на море. См.: Doswald-Beck (Hrsg). San Remo Manual on International Law Applicable to Armed Conflicts at Sea, 1995; Руководство также опубликовано: IRRC 35 (1995) 595ff.

86. Военной целью морской войны прежде всего являются боевые корабли неприятеля < 440>. Они могут подвергнуться нападению и затоплению без предупреждения. Торговые суда противника не обладают одинаковой степенью защиты от военных действий, как гражданское население в сухопутной войне < 441>. Они могут подвергнуться захвату и затем конфискации в результате призового судопроизводства. Это касается также груза, который находится на борту, если его владелец является гражданином противной стороны. Кроме того, неприятельские торговые суда могут быть потоплены, если они не подчиняются приказу остановиться или противятся захвату и проведению на их борту обыска < 442>. В определенных обстоятельствах торговые суда могут быть переоборудованы в военные и приобрести статус, равный военному, то есть они могут принимать участие в военных действиях и одновременно превращаются в военные цели. В морской войне также действует запрет на неизбирательное нападение. Особенности ведения подводной войны не оправдывают нападение неизбирательного характера на военные цели и гражданские объекты или военные и гражданские суда < 443>.

--------------------------------

< 440> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (342); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 576f.

< 441> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (346f); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 577f.

< 442> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (366ff).

< 443> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (366ff).

87. С точки зрения запрещения неизбирательных военных действий особую роль в морской войне играет установка мин < 444>. При этом необходимо соблюдать принципы эффективного наблюдения, управления опасной ситуацией и принципы оповещения. В частности, необходимо предпринимать все меры по обеспечению безопасности мирного судоходства. Например, запрещена установка дрейфующих мин. Закрепленные на якорях мины должны быть автоматически деактивируемы. К специфическим методам ведения войны на море относится военно-морская блокада < 445>, которая включает преграждение доступа к портам или берегам противника с целью помешать судам противника входить в гавань и выходить в море. Блокирующее государство должно прямо объявить о блокаде. Блокада считается обязательной только в том случае, если она эффективна, то есть ее соблюдение может быть проконтролировано. Такая блокада дает право применять одинаковые меры к гражданским судам противника и судам нейтральных государств. Не допускается, напротив, объявление так называемых запретных зон, поскольку находящиеся в них суда могут подвергнуться обстрелу < 446>. Однако не вызывает возражений объявление определенных морских районов в качестве особых зон или зон особой охраны, если в них идут ведутся боевые действия и особенной опасности подвергается мирное судоходство, которое по этой причине может быть ограничено.

--------------------------------

< 444> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (355ff); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 586ff.

< 445> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (374ff); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 567ff.

< 446> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (369ff); ders (Fn 314 (Handbuch Seerecht)) 570f. Использованное авторами " Справочника" определение запретных морских зон (maritime exclusion zone) соответствует принятому здесь понятию зоны особой охраны. В Руководстве Сан-Ремо говорится о специальной зоне см.: San Remo Manual (fn 439).

88. В морской войне особая роль отводится лицам, потерпевшим кораблекрушение < 447>. Их защита приравнивается к защите раненых и больных в сухопутной войне. Военные корабли воюющих сторон должны прилагать максимальные усилия, направленные на спасение потерпевших кораблекрушение. Специальные правила действуют в отношении статуса госпитальных судов < 448>. Статус военнопленных отличается тем, что члены экипажа захваченного неприятельского торгового судна < 449> становятся военнопленными, если они являются гражданами противной стороны, несмотря на то что, по сути, это гражданские лица. Это, однако, не относится к пассажирам торговых судов противника.

--------------------------------

< 447> См.: ст. ст. 12, 22, 36, 37 II Женевской конвенции 1949 г.; ст. ст. 10, 22, 23 Дополнительного протокола I.

< 448> Статья 22 и след. II Женевской конвенции 1949 г.

< 449> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (350).

89. Военные корабли сторон, находящихся в конфликте, наделены правом участия в боевых действиях на море. Военные корабли должны нести соответствующие опознавательные знаки, например, отличный от обычного государственного флага военно-морской флаг < 450>.

--------------------------------

< 450> Heintschel v. Heinegg // Fleck (Hrsg). Handbuch, 327 (327).

г) Воздушная война

90. Применение в вооруженных конфликтах летательных аппаратов в корне изменило ведение военных действий. Тем не менее специальные договорные нормы, касающиеся воздушной войны, не нашли достаточного развития < 451>. Напротив, нормы сухопутной и морской войны также находят применение, если военные действия ведутся посредством летательных аппаратов или направлены против них. При нанесении ударов с воздуха действуют нормы о допустимых объектах нападения на суше и на море. Военные летательные аппараты, которые должны быть соответственно обозначены, относятся к целям военного характера. Они вправе осуществлять боевые действия против целей на суше, на море и в воздухе. Специальные правила действуют в отношении санитарного воздушного транспорта < 452>.

--------------------------------

< 451> v. d. Heydte, Air Warfare, EPIL I (1992) 82ff; так называемые Гаагские правила ведения воздушной войны (Schindler/Toman (Fn 305) 315ff), которые представляют собой лишь экспертную работу, не ставшую договором, но в значительной мере рассматриваются как выражение обычного международного права. Указанные Правила не в последнюю очередь адаптируют общепринятые действующие нормы ведения сухопутной войны, а также право нейтралитета в специфической ситуации ведения военных действий посредством и против воздушных судов. См. также: Hanke. Die Haager Luftkriegsregeln von 1923, IRRC 31 (1991) 139ff; Parks. Air War and the Law of War, Air Force LR 1990, 1ff; Spieker. Haager Regeln des Luftkriegs von 1923, HV-I 1990, 134ff. С недавних пор предпринимаются усилия по разработке ясных норм ведения воздушной войны, которые бы отвечали современному техническому состоянию.

< 452> Статья 36 I Женевской конвенции 1949 г.; ст. ст. 24 - 31 Дополнительного протокола I.

д) Экономическая война

91. Экономическая война подразумевает все меры, предпринимаемые находящимися в конфликте сторонами, с целью ослабления экономической мощи противника и с тем, чтобы воспрепятствовать снабжению противной стороны жизненно важными продуктами. Экономическая война включает как законодательные, так и административные меры, а также военные действия < 453>. К первым относится блокирование экономических отношений между гражданами стороны в конфликте и противником; при этом определение состояния противника и контроля над операциями, которые осуществляются через нейтральные государства, не всегда бесспорны с правовой точки зрения. Замораживание активов противника и конфискация имущества также принадлежат к указанным мерам. Они в принципе допустимы, если имущественные объекты находятся на суверенной территории воюющей стороны. К военным мерам относятся меры, направленные против торгового судоходства противника < 454>, и осуществление контроля над нейтральной морской торговлей < 455>.

--------------------------------

< 453> Zemanek. Economic Warfare, EPIL II (1995) 38ff.

< 454> См. абз. 86.

< 455> См. абз. 114 и след.

е) Реализация права ius in bello

92. Вооруженный конфликт представляет собой для каждого государства чрезвычайную ситуацию, в которой ясно проступает тенденция к завышенной оценке достижения краткосрочных интересов с целью обеспечения военной выгоды, а не соблюдение международных правовых норм, что, в свою очередь, ведет к их нарушению. Историческое развитие вооруженных конфликтов на протяжении многих веков вплоть до нашего времени демонстрирует ужасающие примеры нарушения норм международного права < 456>. В то же время множество фактов свидетельствует, что боевые действия тем не менее ведутся в соответствии с применимыми нормами международного права. Это подтверждает, что правовые нормы реально действуют, и, к примеру, главнокомандующие, выбирая цели нанесения ударов, учитывают требования права < 457>. Характерно, что механизмы, обеспечивающие соблюдение международного права, крайне чувствительны. Исследование формальных механизмов, видимо, следует предварить отдельными замечаниями о юридико-социологических основаниях < 458>.

--------------------------------

< 456> См.: Раздел 1. Граф Витцтум. Абзац 103 и след.; см. также: Wolfrum, Durchsetzung des // Fleck (Hrsg). Handbuch, 413ff.

< 457> Carnahan. " Linebacker II" and Protocol I: The Convergence of Law and Professionalism, AULR 31 (1982) 861ff; ders. Protecting Nuclear Facilities from Military Attack: Prospects After the Gulf War, AJIL 86 (1992) 524, insbes 528ff. О вооруженном конфликте в Косово см.: Montgomery. Legal Perspective from the EUCOM Targeting Cell // Wall (Hrsg). Legal and Ethical Lessons of NATO's Kosovo-Campaign, U.S. Naval War College ILS 78 (2002) 189ff.

< 458> Blenk-Knocke. Zu den soziologischen Bedingungen Normenbefolgung, 1979; Bothe. International Obligations, Means to Secure Performance, EPIL II (1995) 1278ff.

93. В любом случае важную роль играет мотивация ответственных за принятие решения лиц. Таким образом, встает вопрос о соблюдении или несоблюдении правовых норм в конкретной ситуации. Мотивация может определяться рационально или иррационально. При рациональной мотивации в первую очередь оцениваются интересы. Известны интересы, направленные в конкретном случае в пользу соблюдения законов, и интересы, говорящие против этого. В такой ситуации значительное место отводится заинтересованности противостоящих сторон в минимизации ущерба. Важный элемент минимизации ущерба составляет идея взаимности. Правовые нормы соблюдаются с тем, чтобы противник поступал подобным образом и, следовательно, собственный ущерб не превышал бы возможно низкий уровень. Такой простой механизм функционирует, будучи в отдельных случаях юридически запрещенным: это касается обращения к репрессалиям, когда дело касается определенных жертв вооруженных конфликтов, в частности пленных < 459>. Однако указанный механизм перестает действовать либо его применение связано с проблемами в так называемых асимметричных вооруженных конфликтах, в которых способ взаимного причинения ущерба и уязвимость обеих сторон конфликта существенно различаются между собой. Уверенность во взаимном прогнозировании определенного поведения является элементом минимизации ущерба. По этой причине также в ситуации вооруженного конфликта значительная роль отводится мерам, направленным на создание атмосферы доверия коммуникативным способом. Примером служит разрешение на осуществление контроля при распределении гуманитарной помощи < 460> или допуск наблюдателей на судебные процессы по делам пленных < 461>. В число важнейших элементов минимизации ущерба входят также вероятные политические последствия нарушения правовых норм. Государства высоко ценят незапятнанную репутацию. В этой связи возможность вынести на всеобщее обозрение правонарушения также служит важным механизмом, обеспечивающим соблюдение норм международного права.

--------------------------------

< 459> Статья 46 I Женевской конвенции 1949 г.; ст. 47 II ЖК 1949; ст. 13 III ЖК 1949; ст. 33 IV ЖК 1949; ст. 20, абз. 6 ст. 51, абз. 4 ст. 54, абз. 2 ст. 55 Дополнительного протокола I.

< 460> Статья 23 IV Женевской конвенции 1949 г.; абз. 3 ст. 70 Дополнительного протокола I.

< 461> Абзац 5 ст. 105 III Женевской конвенции 1949 г.

94. Значительная часть мотивации ответственных за принятие решения лиц связана с культурными факторами. Идея гуманности обладает реальной действенностью. Кроме того, определенную роль в случае ведения боевых действий играют военные традиции, соответствующие профессиональным правилам (" рыцарство"), равно как и верные закону убеждения ответственных за принятие решения лиц (интернационализация правового регулирования). Это влечет за собой последующий вопрос - о способности соблюдать нормы права. Интернационализация правовых норм предусматривает подготовку персонала, а именно организационных и интеллектуальных ресурсов. Поскольку право предусматривает определенные стандарты обращения с лицами (размещение и снабжение военнопленных), постольку это также переходит в плоскость экономических ресурсов. В таких достаточно чувствительных механизмах принуждение в отношении государства или отдельных лиц, ответственных за принятие решения, играет вспомогательную роль. Здесь необходимо предостеречь от переоценки уголовного права как средства, гарантирующего соблюдение правовых норм в вооруженных конфликтах < 462>.

--------------------------------

< 462> Bothe. Prevention and Repression of Breaches of International Humanitarian Law, IIHLY 1986 - 87, 115 (124); Vinuesa. Comment // Bothe/Kurzidem/Macalister-Smith (Fn 406) 81ff.

95. Классическим средством односторонней реализации правил в международном праве являются репрессалии < 463>, которым также уделяется внимание в праве вооруженных конфликтов. Репрессалии связаны с идеей взаимности и минимизации ущерба. Посредством репрессалии или угрозы ее применения должны быть затронуты интересы другой стороны в минимизации ущерба с той целью, чтобы побудить ее прекратить нарушение правовых норм. Однако именно в праве вооруженных конфликтов проявляется проблема такой формы односторонней реализации права. Поскольку нарушение правовых норм обычно связано с недостатком обязательного его выявления, адресат репрессалий не будет рассматривать их как неоправданные: он оценит их как первое нарушение правовых норм, на которое, в свою очередь, можно ответить репрессалиями. Следствием такого подхода является эскалация репрессалий. В результате на практике военные репрессалии теряют свое значение < 464>. Тем не менее на переговорах по Дополнительному протоколу I не удалось добиться их полного устранения. В то же время действуют некоторые специфические запреты на применение репрессалий в отношении пользующихся особой защитой лиц (военнопленных, раненых и больных, гражданского населения) < 465>.

--------------------------------

< 463> См.: Раздел 7. Шредер. Абзац 107 и след. О специфике репрессалий в праве вооруженных конфликтов см.: Kalshoven. Belligerent Reprisals, 1971; ders. Belligerent Reprisals Revisited, NYIL 21 (1990) 43ff; Nahlik. From Reprisals to Individual Penal Responsibility, FS Kalshoven. 1991, 165ff.

< 464> Kalshoven (Fn 463) 376f.

< 465> См. абз. 60.

96. Допустима также реализация права в рамках обычного урегулирования спора при посредничестве третьего лица. Это является частью помощи, предусмотренной международным гуманитарным правом в части обеспечения правоприменения оказываемой третьей стороной: институт государств-посредников (Schutzmacht - государство, защищающее интересы другого государства) < 466>, функции которых пока не уточнены в полном объеме. В их задачи входит " содействие и контроль" (ст. 8 I Женевской конвенции 1949 г. года), осуществляемые при реализации Женевских конвенций. Таким образом, государства-посредники выполняют наблюдательные функции, являясь главным звеном обеспечения права путем предоставления информации и укрепления доверия коммуникативным способом. В такой ситуации они берут на себя функцию посредника между находящимися в конфликте сторонами (ст. 11 I Женевской конвенции 1949 г. года). Учреждение государств-посредников считается элементом консенсуальной реализации права, поскольку их назначение требует согласия обеих сторон конфликта. По окончании Второй мировой войны потребность в назначении государств-посредников возникала в редких случаях. Нейтральные организации, в том числе МККК, осторожно воспринимают такую помощь (ст. 10 I Женевской конвенции 1949 г. года). Возможность использования института государств-посредников пока не востребована. Все это свидетельствует о том, что в рамках вооруженных конфликтов консенсуальный подход к решению конфликтов и реализация прав при посредничестве третьих лиц имеют незначительные шансы на успех < 467>. Тем не менее ситуация заставляет задуматься о практической потребности в процедуре соблюдения международного гуманитарного права, хотя МККК и без того наделена такой функцией.

--------------------------------

< 466> Abi-Saab. Les mecanismes de mise en reuvre du droit humanitaire, RGDIP 82 (1978) 103 (109ff, 118ff); Wolfrum // Fleck (Hrsg). Handbuch, 435ff.

< 467> Abi-Saab (Fn 466) 128.

97. Дополнительный протокол I предусмотрел процедуру по реализации права посредством предоставления информации, которая находится в компетенции Международной комиссии по установлению фактов (International Humanitarian Fact Finding Commission, ст. 90 Дополнительного протокола I) < 468>. В случаях нарушения международного гуманитарного права Комиссия устанавливает и расследует факты, не разглашая обстоятельства нарушения права. Сфера компетенции Комиссии распространяется не на все государства, ратифицировавшие Протокол, а лишь на те, которые специальным заявлением признают ее. По официальным данным (2007 года) такое заявление подали 69 государств, 35 из которых - европейские государства < 469>. Кроме того, дело может быть передано комиссии ad hoc. Трудно сказать, приобретет ли предложенная процедура практическое значение.

--------------------------------

< 468> Partsch // Bothe/Partsch/Solf New Rules, 537ff; Kussbach. La Commission internationale d'etablissement des faits, RDIMDG 20 (1981) 78; Roach/Krill. The International Fact-Finding Commission, IRRC 73 (1991) 167ff; Roach. The International Fact-Finding Commission, IIHLY 1989 - 90, 69ff; Condorelli. La Commission internationale humanitaire des faits, IRRC 83 (2001) 393ff.

< 469> См. источники в примеч. 313, 327.

98. Большое практическое значение имеют функции Международного Комитета Красного Креста как хранителя международного гуманитарного права. Функции МККК косвенно формулируются в Женевских конвенциях и в Дополнительных протоколах и определяются как задачи, направленные на защиту жертв; они также признаны международным обычным правом и именуются правом законодательной инициативы МККК. При развязывании вооруженных конфликтов или по иным причинам это позволяет МККК регулярно выступать с обращениями к конфликтующим сторонам, призывая их соблюдать применимое международное гуманитарное право. Для реализации отдельных аспектов права МККК использует скорее дипломатические приемы убеждения. Однако случается, что МККК публично указывает определенные нарушения международного гуманитарного права отдельными государствами, тем самым повышая политическую цену конфликта для этих государств. Важная роль отводится контрольным функциям МККК в сфере обращения с военнопленными. В соответствии со ст. 126 III Женевской конвенции 1949 г. года МККК разрешено посещать все пункты нахождения военнопленных. Представители МККК могут беседовать без свидетелей с военнопленными. В вопросе обращения с военнопленными МККК автоматически обладает равными с государствами-посредниками правами < 470>, которые, кроме всего, подкреплены правом законодательной инициативы.

--------------------------------

< 470> Абзац 4 ст. 126 III Женевской конвенции 1949 г.

99. Поскольку международные процедуры, связанные с обеспечением международного гуманитарного права, остаются проблематичными, роль внутригосударственных мер трансформации, обеспечивающих его соблюдение, особенно велика < 471>. Элементом, который должен влиять на мотивацию соблюдения законов, выступает уголовное право, которому широкое общественное мнение приписывает сдерживающее влияние. Так ли дело обстоит на самом деле? В любом случае все договаривающиеся стороны обязуются применять наказания в случае серьезных нарушений Женевских конвенций. Круг нарушений, совершение которых заслуживает уголовного наказания, расширен Дополнительным протоколом I < 472>. Долгое время практика уголовного преследования оставалась недостаточной, и образовался большой массив случаев безнаказанных военных преступлений. Причины сложившейся ситуации разнообразны. Государства не всегда обладают политической волей в части применения наказаний к собственным военнослужащим; в то же время, опасаясь за судьбу пленных, попавших во власть противной стороны < 473>, они проявляют нерешительность в отношении находящихся у них в плену солдат противника, которые могут быть привлечены к ответственности за военные преступления. Однако нельзя утверждать, что применение уголовного наказания за совершенное нарушение права вооруженных конфликтов не имеет смысла. Наказуемость, несомненно, относится к доказательствам противоправного содержания такого рода нарушений и является, таким образом, элементом интернационализации правовых норм. Вынесение приговора по делам о военных преступлениях удовлетворяет требованиям общественности - не оставлять преступления безнаказанными - и тем самым вносит вклад в восстановление мира. В этом заключается функция борьбы с безнаказанностью (impunity) < 474>.

--------------------------------

< 471> Об этом см. статьи: Bothe/Kurzidem/Macalister-Smith (Fn 406); Meriboute. Mesures nationales de mise en reuvre du droit international humanitaire dans les temps de paix, IIHLY 1986 - 87, 103ff.

< 472> Partsch // Bothe/Partsch/Solf. New Rules, 507ff; Bothe (Fn 462) 115ff.

< 473> Bothe (Fn 462) 125.

< 474> См. Резолюцию Совета Безопасности по конфликту в Дарфуре S/RES/1593 от 31.03.2005; Bothe (Fn 182) 14.

Создание международных трибуналов ООН с целью осуждения военных преступлений, совершенных в бывшей Югославии < 475> и Руанде < 476>, вывело на новый уровень применение мер уголовного наказания международными органами при нарушении международного гуманитарного права. Отправление правосудия обоими трибуналами обеспечило серьезный вклад в разъяснение и развитие международного гуманитарного права. Кроме того, таким способом создавалась политическая база для учреждения постоянного Международного уголовного суда (МУС). В результате предварительной работы КМП в Риме был принят Статут постоянного Международного уголовного суда (1998 год), вступивший в силу в 2002 году < 477>. Созданы также ad hoc другие международные суды в Сьерра-Леоне и Камбодже, но они не относятся к чисто международным, это смешанные суды < 478>. Постоянный Международный уголовный суд приступил к работе < 479>. Согласно основополагающему принципу универсальной юрисдикции (universal jurisdiction) сегодня важнейшее направление реализации международного гуманитарного права < 480> связано с международными судами, осуществляющими уголовное преследование при его нарушении, а также национальными судами, но не судами на родине преступника. Параллелизм международного гуманитарного права и защиты прав человека все чаще вынуждает правоохранительные инстанции, выполняющие задачи международной защиты прав человека, принимать на себя функции реализации международного гуманитарного права < 481>. Другой формой применения санкций при нарушении ius in bello является возмещение ущерба < 482>. Требования о возмещении ущерба предъявлялись и будут предъявляться в рамках межгосударственных механизмов урегулирования споров. Международный суд ООН рассмотрел ряд дел, связанных с нарушением международного гуманитарного права < 483>. Вопросами права вооруженных конфликтов занимается специально созданная международная арбитражная комиссия по делу Эритреи и Эфиопии < 484>. Значительную, но иногда спорную работу ведут внутригосударственные суды по реализации требований пострадавших лиц < 485>.

--------------------------------

< 475> Statute of the International Tribunal (см. Fn 137); Draft of the International Law Commission for an International Criminal Tribunal (with Commentary), ILM 33 (1994) 258ff; Ambos. Новый IStGH, NJW 1998, 3743ff; Arsanjani. The Rome Statute of the International Criminal Court, AJIL 93 (1999) 22ff; (Hrsg). Verbrechen vor dem Jugoslawien Tribunal, nationalen Gerichten und dem internationalen Strafgerichtshof, 1999; Hollweg. Das neue Internationale Tribunal der UNO und der Jugoslawienkonflikt, JZ 1993, 980ff; . Menschheitsverbrechen und die Grenzen des . Theoretische Aspekte der Einsetzung eines UN-Kriegsverbrechertribunals, KritV 76 (1993) 259ff; McCormack/Simpson (Hrsg). The Law of War Crimes, 1997; Nowlan. Die Regelung des Statuts des Strafgerichtshofs nach Resolution 827 des Sicherheitsrates der Vereinten Nationen, HV-I 1993, 160ff; Roggemann. Die internationalen der Vereinten Nationen, 2. Aufl 1997; O'Brien. The International Tribunal for Violations of International Humanitarian Law in the Former Yugoslavia, AJIL 87 (1993) 639ff; Carter. Proof Beyond a Reasonable Doubt? Collecting Evidence for the International Tribunal for the Former Yugoslavia, CYIL 31 (1993) 235ff; Greenwood. The International Tribunal for Former Yugoslavia, Int Affairs 69 (1993) 641ff; Castillo. La du Tribunal pour la Yougoslavie, RGDIP 98 (1994) 61ff; Oellers-Frahm. Das Statut des Internationalen Strafgerichtshof zur Verfolgung von Kriegsverbrechen im ehemaligen Jugoslawien, 54 (1994) 416ff; см. ссылки: Crawford (Fn 137) 404 in Fn11 u 17.