Часть 2. And I know what you're going to say I know your storyline, storyline

And I know what you're going to say
I know your storyline, storyline…

Бекхен не собирался даже обращать на него внимания – на Чунмена, сидящего на кухне с шарфом на шее и гипнотизирующего взглядом телефон. Ему плевать было на ярко пахнущую лимоном кружку чая и трясущуюся ручку в его пальцах. Ему плевать было…
Чунмен закашлялся – хриплый резкий звук, заставивший Бекхена напрячься и почувствовать, как спазмом рвется раздраженное горло, словно ткани расходятся, раздираются, растерзанные болезнью, неприятно щекочут глотку и оседают острым импульсом боли в воспаленных легких.
Бекхен накрыл его лоб протянутой рукой, и на секунду ему показалось, что Сухо потянулся за ней, такой холодной по сравнению с его горячей кожей.
- Тебе надо спать, - сказал Бекхен. – Почему спать не идешь?
- Не могу, - простонал лидер. – Завтра интервью, а потом фотосет. Надо позвонить фотографу и перенести на час.
- Попроси менеджера.
- Не могу, - повторяет Чунмен. – Он уехал, я сказал, что сам справлюсь.
Снова приступ кашля. Из горла Чунмена вырывается свист.
- Который телефон? – спрашивает Бекхен. – Я позвоню.
Чунмен молча показывает.
Бекхен предупреждает фотографа, выслушивая недовольные реплики, которые приходится довольно грубо прервать, а потом набирает еще и менеджера, заверяя, что все будет в порядке и они справятся.
- Зачем ты… - Сухо снова кашляет, - помогаешь?
- Должен же кто-то помочь, - пожимает плечами Бекхен.
Он заставляет Сухо подняться и уйти спать, обещая, что завтра займется всем сам.

Поутру он за уши вытаскивает из кровати сонного Чанеля, пинает Чонина и решает придуманные все еще невзрослым Сехуном проблемы. Он много шутит на интервью, отвечая на вопросы, а потом оперативно собирает всю компанию и загоняет в машину, которая отвезет их на студию.

- Сеху-у-у-ун, не спи, - слышит Чанель голос Бекхена.
А потом видит, как Бекхен отвешивает младшему шлепок по заднице – чтобы поторапливался, фотограф ждет его. Сехун последний – еще немного, и они поедут домой. Чанель смотрит на бледного, как привидение, Чунмена, вытирающего со лба испарину, и думает, что тот должен быть этому рад больше всех остальных.
Бекхен подходит к нему, сияя глазами:
- Видишь, все не так плохо, как казалось, - говорит он, замечая Сухо.
Чанель, видя эти блестящие глаза, поворачивается к лидеру:
- Не хочешь спасибо сказать?
Чунмен только наклоняет голову и произносит хриплое упрямое:
- Нет.
Звезды в глазах Бекхена тухнут. Его взгляд не меняется, не становится злым, как обычно – он все такой же чистый. Просто больше не светится. Чанель думает, что это грустно – смотреть, как на твоих глазах умирает последняя надежда.

%

Чанелю приспичило найти себе бутылку газировки, и он опоздал – едва успел догнать отставшего Тао, возящегося почему-то с девушкой на контроле. Чанель собирался уже было свернуть за угол коридора – ему хотелось поскорее упасть в кресло самолета, глотнуть газировки и заснуть еще до взлета – когда он оглянулся на Тао.
Китаец выглядел совсем потерянным и нервно перебирал вещи в рюкзаке, пытаясь объяснить что-то девушке на странной смеси китайского и корейского – когда Тао волновался, он автоматически переключался на родной язык.
Чанель вернулся обратно:
- Что случилось? – спросил он.
- Я билет потерял, - сказал Тао, не отрываясь от поисков. – Точно помню, что он был у меня в руках.
Чанель понимает, что он говорит, только потому, что не совсем незнаком с китайским.
- Простите, но без билета я не могу вас пропустить, - извиняется девушка, когда Тао смотрит на нее большими умоляющими глазами. – Посадка почти закончилась. Вы можете полететь следующим рейсом.
- Чанель, - жалобно говорит Тао. – Скажи Ифаню, что я неспециально.
Чанель фыркает – из всех неприятностей, что ему грозят, самой страшной для Тао кажется разочаровать Ифаня.
- Билет точно у тебя был? – спрашивает он. – Ты его в аэропорту видел?
- Да… - отвечает Тао и шмыгает носом.
«Только бы не заревел», - думает Чанель.
- Значит либо потерял, либо плохо ищешь, - делает вывод Чанель.
Он отбирает у Тао рюкзак и прошаривает его весь – все содержимое и карманы.
Билета он не находит.
- Ладно, Чанель, - вздыхает Тао, и в его глазах дрожат слезы. – Иди, а то опоздаешь.
Чанель вдруг замечает у него куртку, прижатую рукой к боку.
- Дай-ка, - говорит он.
Чанель обшаривает карманы и во внутреннем находит сложенный пополам билет.
- Чанель! – радости Тао нет предела, когда девушка пропускает его, и они вдвоем торопятся к самолету. – Спасибо, Чанель, спасибо, спасибо…
- Ладно, - отмахивается Чанель. – Молчи уже.

В самолете Тао падает на кресло рядом с Ифанем и в ответ на его возмущенное:
- Ты где был? - эмоционально пересказывает ему свои приключения, улыбаясь сидящему через проход Чанелю.
- Тебя совершенно невозможно оставлять одного, - заключает Ифань.
А потом ловит взгляд Чанеля и кивает ему почти незаметно в знак благодарности.
- Не мог пройти мимо? – спрашивает Бекхен, поднимая голову и разглядывая Чанеля любопытным взглядом. – Спас?
- Спас, - отвечает Чанель. – Что еще было делать?
- Оставить его там, - тихо говорит Бекхен. – Я бы так и сделал.
- Да ладно, - говорит Чанель. – Тао же ни в чем не виноват.
- Ну да, как же, - хмыкает Бекхен.
Чанель отвечает таким же внимательным взглядом, каким недавно смотрел на него сам Бекхен.
- Не думаю, что ты бы прошел мимо, - наконец, говорит он.
- Да ну? – иронично отзывается Бекхен.

%

Бекхен не знает, зачем он каждый раз садится на колени к Чанелю и утыкается ему в шею – пока Чанель не начинает целовать. Сначала они просто целовались, потом играли с сосками друг друга… Бекхен помнит тот прилив шизофренического возбуждения, когда Чанель вдруг начал его раздевать – просто выкинул из рубашки, когда она стала мешать ему двигаться губами по шее ниже. С тех пор любимым развлечением Бекхена стало дразнить смешные горошинки на его груди, формировавшиеся в тугой комочек, когда он прищипывал их своими роскошными пальчиками. Он тянул, давил и гладил сквозь ткань – а потом растягивал чужую майку, хрипло смеясь, когда Чанель шумно выдыхал, почувствовав прикосновение к телу напрямую, без одежды.
Еще забавнее была реакция Чанеля на саму их позу – Бекхен нарочно садился всегда так, чтобы Чанель хорошо чувствовал его возню на собственной ширинке. Наверно, они стали близки… Близки настолько, что Бекхен позволял себе от души издеваться над Чанелем, ерзая на нем задницей и прихахатывая на ухо, когда чувствовал, насколько у младшего все стало серьезно:
- Ёлли, чувствуешь? – абсолютно блядским голосом спрашивал он, вжимаясь ягодицами в бедра Чанеля. – Эти джинсы… так приятно давит…
Грубая ткань натягивалась и неприятно царапала возбужденную плоть. И это сладкое чувство боли от неудовлетворенности росло с каждым невинным движением маленькой соблазнительной попки по большому возбужденному члену, спрятанному в штанах.
Бекхену было насрать на то, что делать так неприлично, неправильно и вообще они друзья… Он чувствовал, что Чанель загорается каждый раз, будто его облили бензином и чиркнули спичкой, а это, по понятиям Бекхена, значило, что останавливаться незачем – чем бы это все ни кончилось. Впрочем, вариантов финала этих сомнительных игр немного. И первым шагом к этому финалу стал тот вечер, когда Бекхен заставил Чанеля кончить.
Бекхен сладко постанывал в поцелуй, медленно покачивая бедрами, чувствуя, как напрягается под ним горячая плоть. Он почти остановился и вжался в Чанеля, заставляя его почувствовать, как восхитительно хорошо было бы сейчас сбросить это напряжение, загнать его в мягкое, которым прижимается к нему Бекхен…
- Зараза, - сказал Чанель, схватив его за пояс и вдавив в себя – его член тут же почувствовал нежные половинки задницы старшенького, и Чанель измученно простонал.
- Ёлли, - пропел Бекхен ему на ухо, - ты такой твердый…
Чанель не сдержался и двинул бедрами вверх, толкаясь в Бекхена.
Бекхен проскулил:
- Ёлли, ты трахаешь меня в одежде, - и толкнулся ему навстречу.
Чанель был просто не в состоянии продолжать сдерживаться. Он поднимал бедра, раз за разом грубо толкаясь куда-то под член Бекхена, удерживая его за узкую талию и не позволяя вырваться.
Бекхен чувствовал твердую припухлость, сгорающую от желания, ударяющую по нему снизу, и ему хотелось еще и еще ощущать это – дикое, вышедшее за рамки возбуждение всегда спокойного и правильного Чанеля, который пытался поиметь его не взирая на два слоя ткани между ними.
Чанель продолжал толкаться в него, пока его не отпустило. Он откинулся на стену с тихим вздохом, и Бекхен издевательски заржал, проведя пальчиками по разрастающемуся пятну на его джинсах:
- Как прыщавый школьник, Ёлли, - Бекхен погладил шов на ширинке, все еще чувствуя, насколько твердый его член. – Ёлли, только прыщавые школьники со спермотоксикозом кончают себе в штаны.
- Ненавижу тебя, Бек, - сказал Чанель, поглаживая его волосы. – Ты бесстыжий.
- Знаю, - ответил Бекхен, скатываясь с его коленей. – Я в душ. А ты посиди тут… испачканный.
Бекхен продолжает ржать, когда берет полотенце и сваливает в ванную расправляться с собственным возбуждением.

Впрочем, Бекхен довольно скоро понял, что довольно глупо удовлетворять себя самому, когда у него есть Чанель, красивый, как ангел, и горячий, как дьявол – поэтому он с царственной щедростью переложил почетную функцию ублажать свое тело на «Ёлли».
И когда Чанель в очередной раз шарил у него в трусах, обласкивая возбужденный орган, пока Бекхен дышал ему в шею и упирался в грудь, отставив роскошный зад, чтобы дать ему больше простора для мечты и для жизни, Бекхену совсем сорвало крышу:
- Вытащи, - потребовал он хрипло.
- Что? – не понял Чанель.
- Вытащи его, - пояснил Бекхен, смотря на себя вниз.
Чанель сообразил, чего от него хотели, и спустил с Бекхена джинсы, придерживая член рукой. Когда холодный воздух лизнул возбужденного Бекхена, он капризно передернул бедрами и прижался к голому телу Чанеля:
- А теперь погладь.
Чанель тоже подумал, что он повредился в рассудке, когда стал выполнять приказ Бекхена буквально: прижимал член к своему голому животу и гладил его ладонью, как мягкую игрушку или пушистого котика.
Бекхен сжал зубы и тихо прорычал:
- Что ты с ним делаешь?
- Глажу, как и просил, - ехидно отозвался Чанель, поднаторевший в искусстве дразнить Бекхена не хуже его самого.
- Я умру, если не кончу, - предупредил Бекхен. – Или убью тебя.
- Какой кровожадный, - захихикал Чанель, обхватив член ладонями. – Ладно, не будем издеваться над хозяином, да, малыш?
Бекхен всхлипнул:
- Ты разговариваешь с членом?
- Не только с ним, - продолжал догоняться Чанель. – Тут у тебя еще много интересного.
Что конкретно Чанель подразумевал под «много» Бекхен понял, когда его сосед забрался глубже в стянутую ткань джинсов и прихватил оставшееся.
- Это же…
- Это яйца, да, - оборвал злой Бекхен, - а теперь заканчивай.
Чанель не был бессердечным человеком – через пару минут Бекхен уже размазывал влажное на его груди пальцами.

А еще Бекхену нравятся трусы Чанеля. Нет, на полном серьезе. Этот изящный и непотребный бугорок, завернутый в мягкую шероховатую ткань, изгибы которого так приятно прослеживать пальчиком, чувствуя, как внутри мягко и в то же время упруго лежит чужая плоть. Чанель называл его шизофреником, когда Бекхен раздевал его и принимался наслаждаться трусами. А Бекхену было плевать – его неудержимо притягивали ямки и бугорки на теле Чанеля, на его животе и бедрах, окружающие этот самый главный бугорок. Бекхен все водил и водил по нему своими фарфоровыми пальчиками и ухмылялся на подколы Чанеля, который, заложив руки за голову, с интрересом всматривался в его лицо.
- Мне просто интересно, что там, под ними, - в конце концов пояснил Бекхен. – Это какое-то коварное запредельное любопытство.
Нет, Бекхен не думает, что у Чанеля с такой хорошей фигурой там все плохо. Впрочем, его интересует даже не размер и не форма. Он с диким хохотком думает про себя, что член Чанеля – как опасная и притягательная кобра в котомке у индуса, который играет ей на дудке и веселит прохожих. О да, ему хотелось бы завести инструмент… чтобы змея встала.
- Ну так посмотри? – Чанель приподнимает бровь.
- Я посмотрю, - заверяет Бекхен. – Когда мне надоест его гладить.
- За что мне это, - вздыхает Чанель, снова вынужденный терпеть прикосновения фарфоровых пальчиков к самому священному.

%

Они всегда любили жесткие шутки. Один раз, например, запихали в рюкзак Тао кружевные женские трусы, пока он вертелся в примерочной. Когда Тао выходил из магазинчика, сигнализация у дверей заорала, и охранник скрутил парня, выворачивая ему руки. Тао пытался объяснить что-то, пока его покупки вытряхивали на стойку, разыскивая, на что среагировала система, а когда ему показали трусы с не снятым магнитом, по старой привычке перешел на китайский, уже на родном языке пытаясь доказать, что он не извращенец, ничего не крал и понятия не имеет, как белье оказалось в его рюкзаке. И ночевать бы бедному китайцу в камере, если бы не Ифань, каким-то своим внутренним чутьем уловивший, где искать Тао. Более внушительный старший разрулил ситуацию без полиции, заплатив за кружева, и неделю после этого ни с кем не разговаривал, подозревая всех подряд и на любые просьбы отвечая:
- Пошел нахуй.
Тао ни на кого не обижался, не собираясь верить Ифаню, который убеждал его, что никто кроме одногруппников этого сделать не мог. А может быть и верил, просто… забил.
Да, жестковатые шутки у них всегда были в почете, поэтому Чанель даже не удивился, когда в ответ на очередной наезд Чонина Чунмен предложил ему сыграть в карты:
- Если ты проиграешь, то поцелуешь меня…
- Пф-ф-ф, - фыркнул Чонин, - если ты так меня хочешь, детка, - Чонин состроил глазки, - я поцелую тебя так просто, не надо усложнять все игрой в карты.
Чунмен посмотрел на него, прищурив глаза:
- Дело не в поцелуе. Я хочу, чтобы ты прекратил заигрывать со мной.
- Но ты же такой сладкий, детка… - промурлыкал Чонин ему на ухо.
- Раз я такой сладкий, ты поцелуешь меня… но не в губы, - Чунмен ухмыляется, сложив руки на груди.
- Фу-у-у, - тянет Сехун. – Вы с ума сошли?
- Не нравится – уйди, - отвечает Чунмен.
Он уверен, что Чонину слабо, что он сейчас сдуется.
Впрочем, несмотря на свою уверенность, Чунмену не хочется, чтобы младший сдавался так быстро.
- Вот как, - хмыкает Чонин. – А что будет, если ты проиграешь?
- Очевидно, мне придется поцеловать твой…
- А знаешь, я согласен, - прерывает Чонин. – Сдавай.
Карты рубашками вверх ложатся на стол, и Чонин с самого начала понимает, что ему не везет. Он проигрывает с отчаянным позором, так что Чунмен даже косится на него из-под челки, начиная подозревать, что он делает это специально.
- Лузер, - насмешливо говорит он, собирая карты и поднимаясь. – Буду ждать, когда придешь расплачиваться.
Чонин мысленно чертыхается и хватает его за рукав:
- Почему бы не сделать это прямо сейчас?
Чонина вовсе не греет перспектива заняться тем, чем он давно хотел, на глазах у всех – но это его единственный шанс опозорить Сухо. Сделать так, чтобы ему было стыдно даже больше, чем самому Чонину. И когда Чунмен начинает пятиться:
- У меня еще дела есть… - Чонин понимает, что месть удалась.
- Подождут твои дела, - хмыкает Чонин, расстегивая пряжку на его ремне.
Сехун поднимается и уходит, Кенсу смотрит с усмешкой – его давно не трогают эти игры, а Бекхен не отрывает взгляда от лица лидера. Чанель осторожно обнимает его, но уйти не предлагает.
- Просто поцеловать? – спрашивает Чонин, стоя перед Сухо на коленях и облизываясь.
Чунмен не отвечает.
Чонин смотрит на него откровенно блядским взглядом и медленно стягивает с него белье. Он прижимается губами к самому кончику, но вместо того, чтобы тут же отпустить, чуть шире приоткрывает рот и легко посасывает.
Чунмен краснеет и закусывает губу.
Бекхен поднимается, сбивая коленом стол, и убегает в комнату.
Чанель идет за ним.

Чанель едва успел переступить порог комнаты, как ему пришлось прогнуться под весом набросившегося на него Бекхена. Чанель поначалу пытался попридержать его, схватив за узкую талию, поставить на пол, когда Бекхен решил залезть на него, цепляясь за шею и беззастенчиво пытаясь обнять бедрами. Но попытки Чанеля привести Бекхена в чувство, очевидно, не приносят пользы – Бекхен толкает его на кровать и забирается сверху, продолжая жадно целовать. Намерения Бекхена перестают давать повод сомневаться, когда замок на джинсах Чанеля звонко вжикает, и Бекхен пытается вытрясти его задницу из одежды.
Нельзя сказать, что Чанеля не устраивает вариант наконец-то перепихнуться со старшим. Просто Чанель – последний романтик. Когда он дрочил Бекхену, он чувствовал, что Бекхен с ним и осознает это – он не был злым или чересчур раздраженным, как сейчас. Бекхен был с ним, потому что ему нравилось – и неважно, какая причина толкнула их друг к другу. А сейчас… Бекхен завелся из-за того, что увидел. И Чанель решает, что это его не устраивает, подминая Бекхена под себя.
- Бек, тише, - он пытается вытащить руки Бекхена из своих штанов.
- Что еще? – раздраженно шипит Бекхен, бесполезно пытаясь высвободить свои тоненькие запястья. – Давай просто сделаем это? Когда ты вдруг стал против?
- Я не против, - отвечает Чанель. – Просто не хочу, чтобы ты стонал подо мной, а думал о нем.
- Ну… ладно, - к Бекхену вдруг возвращается способность трезво мыслить.
- В пятницу… - туманно начинает Чанель, лежа на Бекхене сверху и разглядывая его глаза. – В субботу у нас выходной. Если до пятницы не передумаешь…
- Хорошо, - соглашается Бекхен, опуская глаза.
А потом пытается подняться, но Чанель не позволяет.
- Свет горит, - напоминает Бекхен.
Чанель оглядывается на ночник, до которого никак не дотянуться, а потом говорит:
- А похуй.