Такой же, как я

Негнущиеся ноги несли меня в столовую, где ждал посетитель. Я остановился у самой двери, чтобы собраться с мыслями. К другим пациентам всегда кто-то приходил: родители Рэя бывали тут как минимум раз в неделю, Хейли однажды навещала подруга. Но ко мне не приходил никто. Сосредоточившись на вдохах и выдохах, я набрался смелости и толкнул дверь. В столовой никого не было, за исключением одного человека, стоявшего ко мне спиной. Темные волосы падают на плечи, руки скрещены на груди. Я мгновенно узнал ее.

— Джамия? — она повернулась на каблуках, ее глаза и нос были ярко-красного цвета.

— Фрэнк! — почти прокричала Джамия, со всех ног рванувшись ко мне и едва не сбив. Она обняла меня за шею.

— Почему ты плакала? — с любопытством поинтересовался я.

— Я думала, что ты умер! — воскликнула подруга. Я наконец высвободился из объятий, дав ей возможность вытереть глаза рукавом.

— О чем ты? — голос дрогнул. — Я в порядке.

— Да, но мы этого не знали! Ты пропал, а потом начались все эти слухи… Даже миссис Баллато не знала, где ты! — пояснила Джамия. Мне раньше не приходило в голову, что я находился в клинике уже два месяца безо всяких контактов с внешним миром. Я не думал о том, что могли говорить люди. Не думал, об этих ужасных слухах от ужасных подростков. Мне придется отучится в выпускном классе заново, что плохо отразится на моем поступлении в колледж. Так же как и прохождение реабилитации.

— Слухи?

— Все говорили, что ты покончил с собой…

— И ты им поверила?

— Не обижайся. Ты никогда не был особо стабилен морально. В нашу последнюю встречу, ты сказал мне, что хочешь умереть. Во что я должна была верить? Ты не отвечал на мои звонки и сообщения, я пошла к тебе домой, но… — она замолчала. Я поднял брови, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Но что? — в моем голосе поднимался страх.

— Я не могу сказать тебе, — выдохнула Джамия.

— Что значит, не можешь сказать? — я начинал терять терпение. — Джамия, что случилось? Почему я здесь?

— Он сказал, что я не могу сказать тебе!

— Кто?

— Твой врач. Он запретил мне говорить об этом, — пробормотала девушка, сделав несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в один из столов.

— Джамия, это я, Фрэнки! Ты можешь сказать мне! Прошу тебя! Что произошло? — она лишь покачала головой.

— Не могу. Я бы сказала, но не могу, — Джамия ощупывала стол, ее пальцы двигались по холодной поверхности в поисках чего-то. Я нервно перевел взгляд на ее руки.

— Я сделал что-то плохое? — голос дрожал.

— Я не знаю, — прошептала подруга. Наконец она нашла то, что нащупывала, и протянула это мне. Это была книга в кожаной обложке, перетянутая бечевкой. На переплете были выжжены рисунки.

— Что это? — спросил я, указывая на книгу.

— Ты не помнишь?

— Очевидно, нет, раз спрашиваю, — огрызнулся я, чем вызвал у Джамии небольшую улыбку.

— Это твоя любимая книга. Я влезла к тебе в дом, разбив окно твоей спальни и взяла ее, потому что решила, что ты это оценишь, — сообщила она. Наклонившись, я забрал у нее книгу. Она была толстой, в переплете из светло-коричневой кожи. На обложке имелись черные рисунки и мои инициалы. Края книги пообносились, кое-где торчали желтеющие листы, корешок оторвался; все держалось благодаря перевязывающей ее бечевке. В нижнем правом углу виднелось несколько бордовых пятнышек.

— Спасибо, — сказал, снова обнимая подругу. — Я скучал.

— Прости, Фрэнк. Мне так жаль. Не знаю, как много ты помнишь, но я была груба с тобой и прошу за это прощения, — сказала Джамия, уткнувшись мне в плечо.

— Все хорошо, я тебя прощаю, — я погладил ее по волосам. — Как ты меня нашла? Как сюда попала?

— Я смотрела в полицейских отчетах, знаю, что это неправильно, но я должна была. Узнав, что ты здесь, я уговорила Пита отвезти меня…

— В полиции? — перебил я.

— Фрэнк, — Джамия прикусила губу. — Я не могу рассказать тебе.

— Джамия, пожалуйста…

— Ты чуть не умер, Фрэнк… — я поднес книгу, которую держал так крепко, к лицу, чтобы получше рассмотреть бордовые пятна в углу.

— Я сделал что-то плохое? — Джамия вытерла несколько слезинок тыльной стороной ладони.

— Ох, Фрэнк… — девушка обняла меня, мы не сказали ни слова, просто стояли, пока кто-то у нас за спиной не прочистил горло.

— Выключаем свет, — начал Патрик, держа приоткрытую дверь в столовую. Джамия кивнула, я пошел за ней. Мужчина одарил меня кивком. Я проводил подругу до входной двери.

— Я рада, что повидалась с тобой, Фрэнки, — тихо сказала она.

— И я. Я зайду к тебе, когда выйду отсюда, — пообещал я.

— Смотри у меня, — шутливо пригрозила Джамия. Я помахал на прощание, когда подруга исчезла в темноте, и за ней закрылась дверь. Я вернулся в комнату. Джерард уже спал, видимо, его новые таблетки действовали быстро. Парень лежал на раскрытом блокноте, немного слюны впиталось в страницу. Он уснул поверх одеяла, а ночник все еще горел.

Вздохнув, я подошел к его кровати и как можно аккуратней убрал блокнот из-под щеки. За исключением небольшого мокрого пятна, страница не пострадала. Мне пришлось бороться с собой, чтобы не прочитать записи. Закрыв блокнот, я положил его на прикроватную тумбочку Джерарда. Сняв с парня ботинки, я вытащил из-под него одеяло и, укрыв, подоткнул края и выключил свет. Забравшись к себе в кровать, я положил книгу на тумбочку.

— Что это за милая девушка приходила к тебе? — спросил Рэй за завтраком.

— Моя подруга, — ответил я, съев немного хлопьев. — Она принесла эту книгу, — я слегка пихнул кожаную книгу, в которую так и не заглянул, локтем. Рэй уронил ложку, расплескав немного молока из своей миски и заслужив взгляд от Хейли.

— Это та самая книга! — сказал парень. Я изогнул брови.

— Что?

— Помнишь, когда Скуби Ду сказал, что монстры приближаются? — начал Рэй. День, когда он сбесился в комнате отдыха, я помнил отлично. Парень твердил, что монстры идут, а потом заявил, что они уже здесь. Я бережно прижал книгу к груди.

— А она-то тут при чем?

— Они ищут эту книгу! — Рэй ткнул в меня пальцем.

— Невозможно. Это моя книга.

— Да, но она нужна им. На твоем месте я бы ее отдал. С монстрами шутки плохи, — посоветовал парень. Монстры, которых он видел, были ненастоящими. Не могли быть, это невозможно. Рэй сумасшедший. Патрик задал мне кучу вопросов во время терапии.

— Доброе утро, Фрэнк, — поприветствовал мужчина. — Кто к тебе приходил?

— Джамия.

— Та самая Джамия, про которую ты мне рассказывал? — на его лице отразилось любопытство.

— Нет, другая, — усмехнулся я. Поправив очки, Патрик одарил меня дружелюбным взглядом.

— Я видел, что она принесла тебе книгу, — он кивнул на книгу у меня в руках. — Про что она?

— Я еще не смотрел…

— А хочешь?

— Пока нет. Я бы хотел, чтобы это осталось личным, — пояснил я.

— Почему?

— Судя по всему, эта книга — часть того меня, который существовал, пока я не попал сюда. Не знаю, готов ли я к этому.

— Разве ты не хочешь все вспомнить, Фрэнк? — спросил Патрик. Я посмотрел на него и медленно моргнул.

— Я больше не уверен. А что, если я сделал что-то плохое?

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Джамия сказала, что там были полицейские, и я лежал в больнице…

— Ты и так знал, что лежал в больнице, — напомнил Патрик.

— Но Джамия сказала, что я чуть не умер… Патрик, что со мной случилось? — спросил я, чуть не плача. В груди нарастало расстройство, чувство, которое возникает, когда ваш голос срывается, и вы начинаете рыдать.

— Тебе повезло, что ты жив, Фрэнк. Сначала ты чуть не умер от кровопотери, а потом от алкогольной абстинеции.* Ты пролежал в больнице почти месяц. Ты понимаешь, насколько это серьезно? — мужчина не винил меня, а просто констатировал факт.

О больнице я помнил лишь то, что был там. Деталей в моей голове не отложилось, что было даже хорошо для парня вроде меня. Я рад, что не помню все плохие аспекты своей жизни. Как ни странно, я верил, что Патрик честен со мной. Мистер Будь-честен-с-собой.

— Ну, думаю, теперь мне лучше. У меня были проблемы с алкоголем, теперь я здесь. Когда я могу уйти?

— Фрэнк, ты не уйдешь, пока все не вспомнишь, — Патрик накрыл мою ладонь своей и одарил меня еще одним дружелюбным взглядом. — И ты это знаешь.

— Думаю, все психиатры здесь считают, что пациенты поправятся, если получше себя узнают. Типа они каким-то волшебным образом исцелятся и смогут уйти, — объяснил я.

— И ты считаешь, что воспоминания не помогут тебе выздороветь?

— Что если вспомнив все, я лишь узнаю, что я мерзкий, отвратительный, эгоистичный кусок дерьма? Что если мое сердце настолько гнилое и испорченное, что я больше не способен любить? Что если я убийца и решу вернуться к своим преступлениям? Что тогда? Скажите мне! — выпалил я. Патрик вздохнул и посмотрел на меня так, будто хотел засмеяться, но мой словестный поток было уже не остановить. — Иногда мне кажется, что я простое животное, замаскированное под восемнадцатилетнего парня. Надеюсь, что я койот. Койоты славные, в большинстве своем они одиночки, но следуют инстинктам. Не как люди. Люди не славные. Вот в чем дело, родители никогда не расскажут тебе, насколько люди ужасны…

— Фрэнк, — перебил Патрик. — Ты заболтался.

— Видите? Вы кричите на меня за молчание, а теперь за то, что я говорю слишком много…

— Кто кричит?

— Вы не кричите, но вы… ругаете меня.

«14. Много болтал.»

— О чем ты думаешь, Фрэнк?

— Когда я пробыл тут всего две недели, вы попросили меня составить список плохих поступков, которые я совершил, — напомнил я.

— Да, просил, ты его составил? — кивнув, я вынул из кармана сложенный в несколько раз листок и положил его в раскрытую ладонь Патрика. Аккуратно расправив лист, мужчина поднес его к лицу, читая. Когда прошла, казалось, вечность, он снова сложил листок. — Ты читал дневник Джерарда? Это очень личное, Фрэнк.

— Знаю! Поэтому и в нес в этот список, это неправильно!

— Ты извинился?

— Ну, он вообще-то не знает об этом… — расслабившись, Патрик склонился над столом, словно собирался сказать что-то важное, но вместо этого лишь вздохнул.

— Фрэнк… — в голосе мужчины было столько разочарования, как у миссис Баллато. — Я не буду заставлять тебя ему рассказывать, но…

— Вы заставите меня чувствовать себя достаточно плохо, чтобы я рассказал ему сам! — перебил я.

— Нет. Можем мы с тобой заключить сделку, Фрэнк? — поинтересовался он. Сказать, что я был в растерянности, значит не сказать ничего.

— Да, конечно.

— Я забуду про это, если ты расскажешь, чем Джерард тебя так заинтересовал.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — я скрестил руки на груди.

— Не начинай, Фрэнк, потому что это не сработает. Я учился в колледже, чтобы получить эту работу, и нет, родился я не вчера, — огрызнулся Патрик, чем немало меня удивил. — Ты понимаешь, о чем я говорю. Куда исчезло твое «мне на все плевать» по отношению к другим людям?

— Не знаю, Патрик.

— Не знаешь? Ты многое не знаешь, Фрэнк, не так ли?

— Я же сказал, что не знаю! — в голосе поднималось раздражение.

— Кого он напоминает тебе?

— Что?

— Когда ты встретил его, что-то внутри тебя щелкнуло, потому что он напоминает тебе кого-то. Я могу сказать это по тому, как ты на него смотришь и как говоришь о нем. Ты так сильно хочешь все о нем узнать, почему? Кого ты видишь, когда смотришь на него? — напряженность в голосе Патрика стала настолько густой, что ее можно было резать. Я сломался под его идиотским дружелюбным взглядом. Взглядом, который говорил, что мужчина обо мне беспокоится. Все равно это хрень. Ненавижу, когда кто-то за меня беспокоится.

— Я вижу человека, который похож на меня! — завопил я. — Вижу того, кто такой же, как я! Понятно? Вы были правы с самого начала! Он такой одинокий внутри, но пытается с этим бороться! Джерард видит всех этих ужасных монстров, он даже писал в дневнике, что не может спать из-за того, что читает им, чтобы они держались от него подальше. Он так сильно переживает за окружающих, и, хоть и не говорит этого, хочет, чтобы все были в порядке. Он лишь хороший парень, который оказался не в том месте не в то время!

— Фрэнк, считаешь ли ты, что тоже оказался не в том месте не в то время? — спокойно спросил Патрик.

— Не знаю.

Мужчина принялся яростно писать в своем блокноте. Мне пришлось сконцентрироваться на дыхании, Патрик советовал делать это, когда я заводился. Закрыв глаза, я сложил руки на груди. Жаль, что у меня нет пива или бурбона. Может, Бога не существовало, и бурбон был для меня высшей силой. Джерард был слишком похож на меня, и это сводило с ума. Парень так устал от одиночества и видел монстров. Он читал монстрам по ночам, чтобы держать их подальше, но улыбался, будто все хорошо, и это разбивало мне сердце. Я грустил из-за Джерарда.

Как только Патрик отпустил меня, я пошел на балкончик для курения, пытаясь убежать от людей. Хейли помахала мне, когда я шагнул за стеклянную дверь навстречу летнему воздуху.

— Ты ужасно выглядишь! — отметил Даллон, заключив меня в удушающих объятьях.

— На терапии пришлось несладко, — только и сказал я, зная, что меня поймут.

— Я тоже ненавижу ее, приятель! — воскликнул парень. — Знаешь, что меня выбесило на прошлой терапии? — и Даллон начал психовать.

Обычно он заводился из-за всякой ерунды, это нормально. Патрик запретил ему говорить слово «блять» во время сеансов, и, думаю, это очень ему не понравилось. Когда Даллон злился, он начинал материться. Никто не пытался остановить его нытье и жалобы, потому что мы знали, что это бессмысленно. Патрик сказал, что от этого слова «речь становится неполноценной».

— А что, если я «очень зол»? Что, если я «пиздецки зол»? Скажите, каким образом это делает мою речь неполноценной! — выкрикнул Даллон, не обращаясь ни к кому конкретно. Однажды Патрик сделал нечто подобное и со мной. Мужчина сказал, что я «слишком замкнут» и попросил побольше говорить. Я видел, что случается со слишком замкнутыми людьми. Здесь все такие. Я видел, что случилось с моей мамой, которая была очень замкнута. Со мной все было не так плохо.

Патрик постоянно говорил, что я изолирую себя, и что это неправильно. Не понимаю, что неправильного в том, чтобы не донимать людей своим ненормальным видением мира. Мужчина попросил меня чаще разговаривать на групповых занятиях, но если бы я болтал столько же, сколько Даллон, вряд ли бы кто-то начал выздоравливать быстрее. Если я захочу поделиться чем-то, то сделаю это. Мне не нужен Патрик, чтобы заставлять меня говорить. Интересно, делал ли он то же самое со своими детьми? Интересно, были ли у него дети? Иногда, сидя у него в кабинете, я смотрел на фотографии и думал, каково это иметь такого отца, как Патрик. Вряд ли я должен думать о таком, наверняка это считается неправильным. Однажды Патрик даже появился в одном из моих кошмаров.

Пошел дождь; выругавшись, Даллон поспешил внутрь, Хейли последовала за ним. Мне нравился дождь, поэтому я сел за один из столиков и наблюдал, как капли стекают с навеса. Я сидел в одиночестве несколько минут, пока дверь не отодвинулась, и на балкон не шагнул Джерард. Парень еще не дошел до перил, а сигарета в его губах уже горела. Кивнув мне, он вытянул руку, пытаясь поймать капли.

— Когда идет дождь, мы хотим солнца, когда светит солнце — дождя, — пробормотал Джерард себе под нос. Он вряд ли говорил со мной, потому что смотрел вдаль. Парень выглядел грустным и одиноким. — Почему мы, люди, ничему не учимся? Мы не успокаиваемся, пока не берем все, что хотим, и не уничтожаем все, что иметь не можем, — только потом Джерард повернулся, чтобы заговорить со мной. — Ты скучаешь по внешнему миру?

— Немного, тут настоящий ад, — пояснил я. Парень сел рядом со мной, действительно рядом. Я не слишком забочусь о личном пространстве, но вокруг было полно свободного места. Однако Джерард сел так близко, что я мог чувствовать сигаретный дым в его дыхании и тепло его тела, наши колени соприкасались. — Каким он был для тебя?

— Таким же, как и для тебя.

— Для меня?

— Мне так кажется, — ответил парень. — Я слонялся без дела, ожидая следующей возможности выпить. Моя жизнь превратилась в бесконечное ожидание очередного кайфа. Когда я не мог добраться до алкоголя, то глотал таблетки.

— Если ты не против, я спрошу, почему ты делал это?

— Потому же, почему и ты. Мне было больно, и я не знал, что еще делать.

Я хотел спросить, о какой именно боли идет речь, но решил не давить, поэтому просто смотрел на красивые очертания его лица. Его высокие скулы и острый подбородок совсем не подходили месту вроде этого. Скорее, ему место на обложках журналов.

— Тебе несладко пришлось по жизни, так ведь? — спросил Джерард, слегка рассмеявшись.

— Нормально, — солгал я.

— Неправда, — заявил парень.

— Да, наверное. Тебе тоже.

— Это не оправдывает мое паршивое поведение, — весело сказал Джерард, пытаясь перевести все в шутку, но я заметил, что он злился на себя.

— А может и оправдывает.

— Не-а, — ответил парень, выделив последнюю букву. Мы курили в тишине, вдыхая запах дыма и дождя. Джерард повернулся, чтобы посмотреть на меня, почти коснувшись моего лица, так близко мы сидели. На секунду мое дыхание остановилось. Я медленно повернулся, наши носы практически соприкасались. От напряжения воздух стал таким густым, что его можно было резать; никто из нас не проронил ни слова, я переводил взгляд с оливковых глаз Джерарда на его губы. Парень был достаточно близко, чтобы его дыхание ощущалось на моей коже. Он смотрел прямо на меня, изучая лицо. В конце концов Джерард отвернулся, от чего мое сердце слегка сжалось.

— Ты хороший парень, Фрэнки, — сказал парень, потушив сигарету о столик. Его слова буквально разрывали меня, я не был хорошим парнем. Он посмотрел на меня, выражение его лица изменилось. — Прости, — прошептал Джерард. — Забыл, что ты не любишь комплименты, — от этих слов мы оба улыбнулись и засмеялись. Возможно, мы смеялись просто для того, чтобы разбавить тишину. — Тебе больно вспоминать?

— Чертовски. А тебе?

— Тоже.

— Это когда-нибудь прекратится?

— Я должен верить в это, — ответил он, хотел бы и я так думать.

Я сидел в комнате один, вздохнув, положил книгу перед собой. Аккуратно развязав бечевку, убрал ее в сторону. Открыв книгу, я прочел: «Собственность Фрэнка Энтони Айеро. Тронешь — умрешь!» На первых страницах черной и синей ручкой были нарисованы простенькие картинки. Наконец я долистал до места, где начинался текст.

I. Нелли была очень несчастна, потому что ее брат, Джек, сильно заболел. Страницы желтели, текст явно был набран на печатной машинке, кое-где чернила были смазаны. Некоторые фразы и предложения были подчеркнуты ручкой. По краям располагались рисунки и заметки, также сделанные ручкой. «Ты можешь помолиться за него», — сказала мама девочки. И Нелли помолилась, и Бог услышал ее. Господь всегда слышит молитвы детей и дает им лучшее. По мере чтения я немного вспомнил истории. Начал вспоминать книгу. Она досталась мне от родителей, а им от их родителей, а им от их и так далее. Я вспомнил, как мама читала мне истории из этой книги перед сном, когда я учился в начальной школе. Перелистнув на первую страницу, я увидел, что название не видно за моими рисунками. Больше чем уверен, что под чернилами находилось «Католические истории для детей».

II. Все думали, что Кейт вылечили доктора, но она знала, что это сделал сон, который ей приснился. Эта девочка была права, сон сделал ее счастливой, а счастливые люди выздоравливают быстрее. В углу страницы я нарисовал большое крыло ангела, из-за которого последний абзац стал почти нечитаемым, и написал аннотацию: «Еще одна история о ребенке при смерти, которого исцелил ангел». Я хорошо помнил эту историю. Кейт болела так сильно, что почти умирала, пока во сне ее не посетил прекрасный ангел, забрав всю болезнь себе. История была грустной, потому что он умер, а девочка жила еще долго, пообещав снова встретиться с ним в загробной жизни.

III. Все в деревне говорили про Эгги, и в этом не было ничего удивительного. Девочке было всего десять лет, а она уже заботилась о доме и маленьком ребенке. Когда ее мама заболела, она сказала: «Эгги, твой отец пьяница. Ты должна позаботиться о себе и сестре самостоятельно». Сходства некоторых историй с моей жизнью начинали пугать. Эгги сдержала слово, ведя домашнее хозяйство и держа дом еще чище, чем он был раньше! И Бог воздал девочке за ее труды, послав ангела заботиться о ней и сестре.

На следующей странице был рисунок — весь лист закрашен черным маркером, за исключением белого силуэта мужчины. Следующая страница была еще страшнее, так как я узнал монстра, нарисованного ручкой. На нем был надет синий смокинг в красных пятнах чернильной крови. Его лицо было белым, а глаза нарисованы в виде красных кругов. Дальше была картинка, являющаяся иллюстрацией к книге: корова с травой во рту, стоящая на задних ногах. Под ней лежал окровавленный труп теленка. Внизу страницы заглавными буквами было написано: «КАК ЖАЛЬ, ЧТО НАМ ПРИХОДИТСЯ РАССТАВАТЬСЯ СО ВСЕМ, ЧТО МЫ ЛЮБИМ». Быстро захлопнув книгу, я обернул ее бечевкой. С какого это хрена она была моей любимой? Эта книга пугала и вполне могла вызвать кошмары. Я положил ее на тумбочку.

На самом деле мне приснились кошмары из-за этой глупой книги. Я ворочался и возился под одеялом. Во сне меня преследовала безумная корова, жаждущая моей крови. Ее было не остановить, мы бежали по полю, где воняло разлагающимся трупом. В ужасе я бежал и бежал, пока не меня не встряхнули.

— Черт, Фрэнки, — пробормотал Джерард. Я сел, тяжело дыша и обливаясь потом. Парень убрал мокрые локоны у меня с лица. Его руки задержались на моих щеках. Восстанавливая дыхание, я прижался к прохладным ладоням соседа.

— Черт, я тебя опять разбудил? Прости, пожалуйста, — выдохнул я между вдохами. Джерард обеспокоенно наморщился, под его глазами залегли тени.

— Тсс, — успокоил парень, покачав головой и прижав мою голову к своей груди. — Я все равно не спал. Сегодня я не принимал таблетки.

— Почему? — спросил я, уткнувшись в грудь. Его ладони лежали у меня на плечах, а подбородок — на макушке.

— Мне не нравится спать, Фрэнки.

— Почему? — он усмехнулся.

— Тебе стоит прекратить задавать вопросы и лечь спать, — отстранившись, я посмотрел на Джерарда. Он выглядел ужасно, словно недавно плакал.

— Джерард, ты выглядишь так, как будто плакал, — прошептал я, потянувшись к его лицу. Мои пальцы замерли в паре сантиметров от его щеки. Повернувшись, Джерард зарылся лицом в мою ладонь, накрыв ее сверху своей. Его лицо слегка припухло, что только подтверждало мои догадки о плаче.

— Прости, — пробормотал парень, не отстраняясь от моей руки.

— Все хорошо.

— Просто… просто я так давно ни к кому не прикасался, — тихо всхлипнул он. — Я не мог ни к кому прикасаться и не волноваться. Я так боюсь, когда люди трогают меня, потому что это дает им власть надо мной…

— Я не сделаю тебе больно, понял? — заверил я. Джерард кивнул, так и оставшись сидеть с щекой, прижатой к моей ладони. Парень был таким грустным и сломленным, и это сводило меня с ума, потому что он лишь хотел стать лучше. Джерард был тут, чтобы забыть то, что случилось с ним, а я, чтобы вспомнить. Забавно, что в этом месте встречаются такие противоположности. Когда я впервые встретил его, то подумал, что мы никогда не станем друзьями, а теперь мы доверились друг другу, как мальчики-школьники. Может, больше чем мальчики, потому что все, чего я хотел, это наклониться и обнять его. Хотел, чтобы вся его печаль исчезла, чтобы он поправился. Джерард так надеялся на лучшее завтра.

— Я за тебя волнуюсь, Фрэнки, — наконец сказал парень, глядя на меня. — Ты не против?

— Нет… Я тоже за тебя волнуюсь, — прошептал я. — Ты не против?

— Спокойной ночи, — кивнув, Джерард начал вставать.

— Подожди… — выпалил я, нервно на него посмотрев. — Ты можешь… остаться? — прикусив губу, он на секунду задумался и затем кивнул. Подвинувшись под одеялом, я освободил место для парня, который забрался в мою маленькую кровать и лег рядом. Джерард прижался животом к моей спине и обнял меня за талию.

— Спокойной ночи, Фрэнки. Постарайся больше не видеть кошмары, — прошептал парень мне в шею, и мне больше не снились страшные сны.