Запах грозы

Обед в заводской столовой был, как и полагалось, немного вкуснее, чем невнятная каша из контейнера. Обычно он дарил успокоение и сытое довольство, частично восстанавливая силы для продолжения рабочего дня. Но на этот раз наполненный желудок не оказал своего благотворного умиротворяющего воздействия ни на Азарова, ни на кого-либо ещё из тех, кто сейчас шагал по коридорам из пищеблоков обратно в цеха.

Вообще говоря, трудно было представить что-либо, что могло бы унять вскипевшие за последние две недели страсти. Фарит, предрекая сокращение персонала, оказался прав. Перспектива грандиозного увольнения вследствие программы тотальной автоматизации маячила перед рабочими всё более отчётливо, вставая на приближающемся горизонте грозной тенью. Люди волновались, тревожно перешёптывались по углам, а иные уже начинали возмущаться в голос. Каждый понимал, что рано или поздно – программа была рассчитана на несколько лет - завод избавится и от него, оставив лишь необходимый минимум персонала у полностью самостоятельных сборочных машин, и кое-кто уже начал отчаянно пытаться выслужиться, чтобы попасть в этом минимум. Иные, как и сам Азаров, искали или пытались искать запасные аэродромы, прощупывали возможности нового трудоустройства, но в целом, и Василий это ясно видел, люди не собирались так просто уходить с мест, которым отдали годы жизни.

В цехах зрело недовольство, а окружающая действительность лишь поддавала жару. Из-за океана тянуло гарью и пороховым дымом. Перед глазами Василия до сих пор стояли яркие, ещё недавно немыслимые кадры новостных выпусков: полощущийся на ветру в сером небе изорванный красный флаг над почерневшим от копоти Капитолием, с размаху врезающийся в ограду кого-то роскошного особняка танк, толпа радостных оборванцев с автоматами на фоне нефтяной вышки в бескрайней пустыне. И – трупы. Много трупов. В военной форме и в штатском, в некогда шикарных одеждах и форменных комбинезонах, висящие на фонарях, распластанные на земле и на корпусах техники, даже сложенные рядами. Это была самая настоящая война. Название террористического «Интернационального союза трудящихся» или, как его теперь именовали для краткости, ИСТ, не сходило с экранов и набирало популярность в интернете, политики разных стран клеймили их на чём свет стоит, блогеры строчили обличающие и восхищённые посты, обыватели до хрипоты спорили и даже ругались на форумах и в курилках. Более всего поражала лёгкость, с которой истовцы захватили власть в одной из мощнейших держав планеты, переход на их сторону частей национальной гвардии, неизвестно откуда взявшиеся оружие и организованность. Из этого хаоса вставали лица вождей вновь провозглашённого государства, его главы – Джозефа Рихтера, ещё не старого мулата с удивительно яркими глазами. А разожженный в Америке пожар между тем разрастался. Не успели в ООН договориться о совместном его тушении и решить, как в условиях продолжающегося кризиса жить с тем, что мировой финансовый центр разгромлен и уже не заработает, как неожиданно точно также вспыхнуло сердце Евросоюза - Германия и, ко всеобщему шоку, Объединённый арабский халифат – громадное государство сказочно богатых нефтяных шейхов и подконтрольных им имамов. После этого договариваться уже никто и не пробовал. Оставшиеся державы в спешке бросились делить то, на что рассыпались их вчерашние конкуренты.

- Ты слышал, - краем уха уловил Азаров отрывок разговора идущих рядом рабочих. Один горячо убеждал: – Скоро вернём Аляску, армия уже грузится на самолёты.

- А что американцы? – возражал второй.

- Им сейчас не до этого. Конгресс в эвакуации и воюет с террористами, флот и пограничников перебросили на юг, а эскимосам всё равно, под кем жить. Канадцам тоже до лампочки, а у Европы так припекает, что не до этого.

- Да какие они террористы, - вмешался третий. – До переворота истовцы были террористами, а теперь власть, Китай и Куба уже признали советскую республику Рихтера.

- Что значит «советская»? – Василий нахально влез в разговор, но уж очень интересовал его смысл термина, который в последние дни всё чаще мелькал в сети и по телевизору.

- Это значит, что они насоздавали себе какие-то там советы, которые теперь якобы и правят, - немного раздражённым тоном объяснил тот, что радовался вводу российских миротворцев на Аляску. Это был небольшого роста худосочный, немного сгорбленный мужичок с тонкими чертами лица и длинными жиденькими волосами. Судя по нашивкам на комбинезоне, это был не рядовой рабочий, а инженер, причём тоже из летокрыльного цеха. Василий уже встречался с ним раньше, но знаком не был: - Ерундой занимаются, одним словом. Не сиделось им дома, полезли, куда не звали. Плохо разве Америка жила? А теперь на Штаты надвигается голод, потому что все хозяйственные связи порушены к чёртовой матери, заводы и фермы стоят, все на войне. В Вашингтоне ни воды, ни света, ни интернета, в Нью-Йорке биржу спалили.

- И правильно сделали, что спалили! – бросил тот, что был осведомлён о признании республики, которую объявили сторонники «Интернационального союза трудящихся». Он был высокий, светловолосый человек средних лет, крупные до некрасивости черты лица сразу врезались в память. – Ничего хорошего от всех этих дилеров и прочей швали не было. Делали деньги из воздуха.

- Даже не из воздуха, - внезапно подал голос третий участник разговора. Он смотрел в пол, натянув шапку, из-под которой выбивались длинные чёрные волосы, на уши, поэтому составить себе какое-то впечатление об этом человеке Азаров не мог. Ясно была видна лишь смуглая кожа на лице, часть которого прятал усилитель зрения – прибор типа громоздких очков, который дарил любому, даже почти слепому, поистине соколиное зрение. Голос у него был хрипловатый, скорее старый, чем молодой. – Если бы деньги на бирже делались из воздуха, жизнь на Земле кончилась бы ещё полвека назад. От истощения атмосферы. Так что поделом.

- А с экономикой что будет?! - вспылил инженер. – Это ж наиглавнейшая биржа на свете была! Деньги там рождались, оттуда расходились, управлялись, и туда потом снова возвращались. Истовцы всё разгромили и сожгли. Вы понимаете, какая теперь дыра во всей этой системе образовалась? И так был мировой кризис, теперь всё вообще в полный разнос пойдёт. Это и по нам ударит, вот увидите.

- Ну не купят они у нас десяток-другой грузовых конвертопланов, и что? – не понял Василий. Он знал, что у авиазавода был давний контракт с какой-то крупной фирмой сравнимых размеров в США, об этом сообщал большой красивый интерактивный стенд в пищеблоке.

- Ты просто не знаешь, как это всё устроено, - уже более спокойно сказал инженер. – Сейчас в мире всё со всем связано. Конвертопланы – это ещё не самое страшное. Это очень сложно, я и сам не представляю картину во всех тонкостях.

- Да по нам уже бьют! – возмутился белобрысый. – На улицу всех выкидывают, куда хуже?

- Россия может пострадать, - снова подал голос тот, что носил усилитель зрения. – Ты прав, Артёмыч. Сейчас все через деньги повязаны. Разрублен главный узел, отлетевшие тросы могут больно дать по лбу остальным. Но оно того стоило. Глядишь, и дышать в мире станет полегче.

- Как же, полегче, - буркнул Артёмыч. Троица, к которой присоединился Азаров, между тем входила в цех. – Вот сейчас глобальная торговля как встанет, не будет больше дешёвых мобильников, сразу взвоете.

Часы на всех табло в цехе показывали две минуты до срока, когда требовалось снова взяться за инструмент, но свои рабочие места почему-то никто не занимал. Василий увидел, что выходящая из коридоров масса по неизвестной причине скапливается возле стапелей, на которых стоял самый большой самолёт – двухэтажный лайнер «Борис Ельцин». Всё ещё спрятанный за лесами, «Ельцин» уже был вполне собран, оставалось лишь покрасить воздушного колосса да произвести ещё кое-какие завершающие работы. Сейчас его всё плотнее и плотнее обступали форменные синие комбинезоны, крохотные рядом со своим творением человечки забирались на исполинские крылья, устраивались на лесах. Центром притяжения являлась тонкая фигурка в таком же комбинезоне, стоящая на носу самолёта. Чуть позади неё сосредоточилась небольшая группа, но именно эта фигурка была наиболее активна. Судя по энергичным движениям, она о чём-то оживлённо разговаривала то со стоящей её спиной группой, то с кем-то из тех, кто стоял внизу, будто чего-то требуя от них, но на таком расстоянии голос фигурки просто вяз в эхе и шуме всё прибывающей человеческой реки.

- Это ещё что такое? – спросил белобрысый.

- На митинг похоже, - отозвался рабочий с усилителем зрения. – Только чей и по какому поводу?

- Работать надо, а не болтать! – инженер возмущался, но вместе со всеми шёл к самолёту. Тем временем, как заметил Азаров, фигурке передали некий предмет, судя по всему, микрофон. Под сводами, многократно усиленный динамиками громкой связи и подхваченный эхом, загремел, перекрывая шум людского моря, чистый, звонкий, женский, к удивлению Василия, голос:

- Товарищи! – рабочие притихли, прислушавшись. Подобное обращение было в новинку. Обычно их называли, в зависимости от ситуации, «гражданами», «братьями и сёстрами», «друзьями» или «дорогими россиянами». Новое слово звучало очень неплохо. Точнее, оно было хорошо забытым старым. Азаров вспомнил, что несколько раз слышал его в древних, чёрно-белых ещё фильмах. – Обращаюсь к вам я, Алла Брагина, простая композитчица из цеха беспилотников, говорю от наших и от конвертопланщиков. Все вы знаете, что хозяева собираются заменить нас на покорных, безмолвных роботов, которым не надо платить зарплату и выдавать контейнеры. Если мы будем молчать… - в толпе поднялся гул. – Если мы будем работать и молчать, как годы до этого, нас выбросят на улицу как мусор, одного за другим…

- Знаем! – раздался из толпы выкрик. – Делать-то что?

- Мы, беспилотчики, предлагаем, - композитчица говорила уверенно, она явно ожидала подобного вопроса. – Общезаводскую забастовку. Всем вместе бросить работу, потребовать встречи с хозяевами. И тогда…

- А жареных гвоздей не хочешь?! – теперь выкрикнул другой голос.

– Станут хозяева с нами говорить, как же! – подхватил третий откуда-то с лесов. Снова поднялся гул. Василий между тем, насколько возможно аккуратно, чтобы не нарваться на крепкий тумак, расталкивая коллег по цеху плечами, понемногу продвигался к импровизированной трибуне, в которую превратился нос недостроенного «Ельцина». Теперь он уже немного различал лицо говорившей. Отсюда Брагина выглядела молодой, явно не старше тридцати, хотя Азаров пока не мог бы поручиться за остроту своих глаз. Достаточно высокая, не слишком худая. Форменные комбинезоны имели свойство в известной мере скрадывать вторичные половые признаки, и коротко стриженные русые волосы прибавляли Алле сходства с не слишком крепким парнем, что, впрочем, компенсировалось косметикой, излишне яркой для буднего дня. «Хотя, скорее всего, - подумал Василий, подходя ещё ближе. – Она знала, что сегодня будет выступать, вот и навела марафет. Такие вещи сбухты-барахты не делаются. От беспилотчиков вполне можно было ожидать. Только почему же Фарит мне ни словом?». Среди стоящих за ораторствующей композитчицей людей Азаров увидел и начальника своего цеха. Крупный полноватый мужчина с сединой на висках и в усах, он, судя по всему, был первым поставлен в курс дела и явно не имел ничего против митинга, хотя и не лез выступать.

- Станут, ещё как станут! – заверила собравшихся Брагина. – Никуда не денутся. Через дирекцию мы выставим ультиматум, добьёмся личной встречи и настоящих переговоров! Ведь главные на заводе – это мы все! Нас десятки тысяч, не кто-то, а мы проектируем и строим самолёты! И надо ловить момент, дальше нас начнут увольнять пачками…

- СлОва! – вдруг услышал Азаров истошно кричащий знакомый голос. – Дайте сказать, народ!

Он повернул голову и увидел, что по лесам быстро забирается на самолёт тот самый инженер, свидетелем и участником спора которого с другими работниками Василий недавно стал. Артёмыч, как назвал его смуглый человек с усилителем зрения, двигался так, словно опаздывал на поезд. Доселе безмолвные люди за спиной Брагиной попытались, кажется, его остановить, но после короткой, не слышимой отсюда перепалки, он пробился к выступающей, чуть ли не вырвал из её рук микрофон и, переведя дух, воскликнул:

- Кого вы слушаете?! Вы сами-то понимаете, о чём говорите, Алла? Какая к чёрту забастовка?! Ещё один Вашингтон хотите? Там тоже с забастовок началось! Или может, чтобы нас всех вышибли прямо сейчас? – он снова обратился к митингу. - Хозяева это могут, запросто, я вас уверяю! Безработных сейчас полно, каждого из нас легко заменят на пару лет! Николай Петрович, - теперь инженер обернулся к начальнику цеха. – Ну хоть вы их образумьте!

- Всех сразу не уволят! – громко возразил один из тех, кто только что пропустил инженера на трибуну. Николай Петрович, кажется, тоже что-то сказал, но не слишком решительно, его никто не услышал. Начальник цеха самолётов системы «Летающее крыло» хорошо знал своё дело, но не более, и по жизни был чисто производственным руководителем, которого прочие аспекты жизни подчинённых не волновали.

– Да и кто ты такой, что знаешь наверняка? – пришла в себя Брагина. Она была так возмущена, что слышно стало и без микрофона.

- Я? – теперь возмутился Артёмыч. – Я, между прочим, инженер-аэродинамик, у меня высшее образование и два патента. На этом заводе я одиннадцатый год, - он обвёл взглядом цех, после чего добавил со свойственной многим хорошо образованным снисходительностью: - И, смею предположить, немного представляю, что и как здесь делается.

По толпе пробежал ропот. Но причиной тому были вовсе не слова инженера. Азаров увидел, что из коридоров в цех втягиваются бойцы службы безопасности. Но то ли размер митинга озадачил их, то ли ещё что-то, потому что чёрные береты, числом около сорока человек, не больше, так и остались стоять у входов внизу и на балконах, несмотря на то, что каждый сжимал в руках дистанционный электрошокер. Таким можно было и убить, но чаще, включенное на малую мощность, это оружие, способное хорошенько треснуть током на небольшом расстоянии, использовали для укрощения животных или против хулиганов. Подошвы рабочих ботинок были слишком тонкими, чтобы надёжно защитить своих владельцев от малоприятных последствий поражения электричеством. У некоторых охранников были и старые, но действенные парализаторы, что могли очередями выпускать дротики с веществом, способным привести к параличу некоторых частей тела, разумеется, временному. Дирекция явно отслеживала всё происходящее.

Василий поискал глазами Ильдара. В эту неделю он точно работал днём, они сегодня вместе вышли из комнаты. Валиев нашёлся на одном из балконов, узнал его Азаров только по блестящей лысой черепушке, которую тот почему-то не посчитал нужным прятать под беретом. Как и другие охранники, он стоял твёрдо, но оружия пока не поднимал. В толпе появилось явное напряжение, посланцы цеха беспилотников будто бы стушевались, а Артёмыч, напротив, обрёл уверенность:

- Забастовка ничего не решит. Она приведёт только к тому, что нам перестанут выдавать контейнеры. Кушать что будем, народ?! Да и посмотрите, сюда уже стянули охрану. Надо понимать намёки – пора браться за работу, обед уже двадцать три минуты как кончился!

- Ничего-ничего, - сказала Алла, оправляясь от замешательства, связанного с появлением вооружённых людей. Ей откуда-то достали второй микрофон. – Товарищи! Кто из вас готов несколько дней питаться только за свой счёт, чтобы не остаться голодным на всю жизнь?

Василий задумался. Денег было жалко. Неизвестно, насколько могла затянуться забастовка, счёт, на которую перечислялась зарплата, грозил опустеть ещё больше, там и так было негусто. Но сознание того, что пропадать, если что, будет весь цех, придавало немного дополнительного веса противоположной чаше, на которой уже лежал весьма увесистый груз возможности сохранить за собой рабочее место в случае успеха. Азаров тяжело вздохнул. Нелегко было принимать такое решение, причём самостоятельно, когда в случае чего ругать оставалось только себя самого. «Двум смертям не бывать, одной не миновать, - подумал Василий. – Бог не выдаст, пробьёмся». С этими мыслями он неуверенно поднял руку и вдруг понял, что рук вокруг поднялся целый лес. От этого он испытал небольшое облегчение и даже взбодрился. Вокруг были молодые и старые, вдохновлённые и серьёзные лица товарищей по цеху, широкие мужские и реже покатые женские плечи, разноцветные каски, шапки и непокрытые головы. До Азарова стал доходить весь смысл старинного обращения, которое неожиданно сплотило их всех, много лет проработавших вместе, но до этого разобщённых. Явно были довольны и посланники беспилотного и конвертопланного цехов, Николай Петрович понимающее качал головой, Брагина будто бы даже стала выше ростом. Охрана продолжала молча созерцать происходящее. Неизвестно, выжидала ли дирекция, временя пока с приказом, либо остерегалась отдать его, а может, приказ уже был, но бойцы не решались выступить против массы, только что сознавшей своё единение.

А вот Артёмыч, напротив, словно сгорбился ещё больше. Он попытался что-то сказать, пару раз открыл рот, но так и нашёл нужных слов. Между тем микрофон у него отобрали, и несостоявшийся миротворец незаметно исчез.

- Вы только что сделали очень важный шаг, товарищи, - вперёд выступил человек из тех, что пришли с Аллой. – Мы не выруливаем к гражданской войне, как в Штатах. Всё будет по закону, так что никаких преследований быть не должно. Сейчас такие же митинги идут в других цехах. Мне только что позвонили из дирижаблестроительного – они тоже готовы присоединиться к забастовке, остальных пока ждём.

- У нас уже существует забастовочный комитет, который и будет вести переговоры с хозяевами, - подхватила Брагина. – Но нам не обойтись без летокрыльщиков. Есть желающие войти в комитет?