Тучи собираются

Улица встретила Василия довольно успешно разгоняемой фонарями темнотой и мелкими, но частыми каплями первого в этом году дождя. Поэты прежних эпох воспевали этот дождь, сравнивали его с первой любовью, называли гонцом настоящей весны, но, видимо, воспевание происходило при наблюдении за осадками из тёплого кресла у камина, потому что лично Азарова то и дело образующаяся на лице холодная влага порядком раздражала. Хотя, скорее всего, дело было в том, что дожди теперь были совсем не те: падающие на кожу капли оставляли ощущение липкости, горчили на языке, оказываясь во рту. Иногда случалось, что дожди шли цветные – экология за последние пятнадцать лет испортилась основательно, так что врачи недавно даже начали рекомендовать не подставлять в больших городах льющейся с неба воде открытые части тела, а синоптики обязательно сообщали, какую дрянь и в каком количестве ветер пригонит с тучами на сей раз. Впрочем, пока особо вредные дожди были редким стихийным бедствием.

Завод встал, рабочие, приходя в цеха, ничего не делали. Красиво и бунтарски звучащее слово «забастовка» на практике означало терпение и выжидание. Перестать работать оказалось довольно легко, правда, тело, по привычке, требовало с утра движения. Тем не менее, от одиннадцатичасового бездействия к третьему дню Василий уже уставал примерно так же, как от работы. Будто наполненные ватой, мышцы обленились, даже клонило в тупой болезненный сон, но в глубине организма бушевала, не имея выхода, энергия. В цеху она время от времени выливалась в споры, ссоры, доходило и до драк. Забастовочный комитет, собрав через социальную сеть «Говор» требования рабочих, слепил из них весьма неплохую, по мнению многих, петицию и отправил в главный офис корпорации «Казанский авиастроительный завод» ещё во второй день забастовки. До того по цехам ходили менеджеры, упрашивали, увещевали, угрожали, требовали продолжать работу, но что они могли, даже с опорой на охрану, против массы, единой в своём намерении остаться на заводе и не браться за инструмент, пока не дадут гарантий?

Василий медленно шёл от внешней проходной завода к остановке, где в воспалённом свете фонарей рабочие брали штурмом автобус за автобусом. Для тех, у кого водились более приличные средства, гостеприимно распахивали свои дверцы автоматические такси. Маленькие жёлтые машинки на электродвигателях не имели ни капотов, ни багажников, отчего напоминали старинные кареты без лошадей. Но не стояли у их дверей, как бывало в детстве Азарова, хитро-важные таксисты: система автопилота убила эту профессию на корню, люди теперь работали только в таксопарках, ремонтировали и заряжали жёлтых электрических коней. Впрочем, та же история произошла и с автобусами, и с метропоездами, разве что корабли по морям да самолёты в небе пока ещё водили люди, нештатных ситуаций там было слишком много для ограниченного машинного интеллекта.

Аналогичная картина повторялась дважды в сутки, утром и вечером. Она, вообще говоря, была типичной для промышленного сектора, просто Казанский авиастроительный был достаточно богат, чтобы построить для своих рабочих неглубокую ветку бесплатной подземки, соединяющую общежития с цехами. С началом забастовки, однако, она закрыла свои двери, и авиастроители вот уже шесть дней как были вовлечены в вечную войну всех против всех за право оказываться дома как можно скорее, которая от притока такого количества новых пассажиров стала только жёстче. А счета рабочих между тем начали понемногу пустеть. И автобус, и такси стоили денег, дешёвые контейнеры в ближайших магазинах довольно быстро то ли действительно кончились, то ли сознательно придерживались. Пришлось перейти на более затратные варианты, в которых утешал только лучший вкус. Азаров даже начинал опасаться, и он был не одинок в своих опасениях, что хозяева затевают что-то нехорошее, что их всех уволят прямо сейчас, или, что не легче, они надеются спустить дело на тормозах, что рабочие пошумят да и вернутся к работе. При этом Василий точно знал, что в Большой Казани определённо получили петицию. Официальный ответ гласил, что вопрос был вынесен на обсуждение совета директоров, но прошедшие с того момента четыре дня было глухо как в могиле.

Автобусная остановка представляла собой крытый павильон раза в полтора длиннее самого автобуса, сделанный из сверхпрочного прозрачного пластика. Впрочем, прозрачность была условной: постоянные прикосновения и трение стёрли отталкивающий грязь состав, поэтому засаленные, пыльные, исписанные руганью стенки давали весьма смутное представление о происходящем внутри. Толпа курток и комбинезонов ломилась через турникеты внутрь, руки с тату-кодами непрерывно друг за другом скользили по считывающим устройствам, зелёная стрелочка не гасла ни на мгновение, в её тусклом свете бесплотные рубли косяками снимались со счетов пассажиров и улетали в бездонный электронный карман транспортной компании.

В свою очередь Василий приложил руку к турникету и, подпираемый толпой, прошёл внутрь. Как всегда, сознание снятой суммы, которую можно было бы сохранить, словно иголкой кольнуло там, где были нанесены полосы кода. Видимость изнутри остановки была ещё хуже, чем снаружи, на стенах были заметны следы некогда приклеенных объявлений. Несмотря на расцвет интернета, предприниматели продолжали шлёпать свою рекламу всюду, где возможно, и иногда распространители использовали такой ядрёный состав, что удалить его чем-либо было чрезвычайно трудно. В специальных рамках, самодовольно поблёскивая глянцем, размещались объявления официальные, платные, находящиеся здесь вполне легально. На них состав, стёршийся со стенок, время от времени обновлялся, и за это арендаторы рекламных мест приплачивали. Но на сей раз именно на них, демонстративно криво, были приклеены какие-то левые, определённо свежие плакаты. С чёрного фона кричали красные буквы, было и какое-то изображение, но автобус грозил набиться и уехать, так что всматриваться Азаров не стал. Не останавливаясь, он прошёл через грязный павильон и, немного поработав плечами, вскочил в салон.

Предупредив пассажиров о закрытии дверей и объявив следующую остановку, электронный водитель повёз своих пассажиров по всё так же заливаемой дождём улице. Автобус, электрический, как и львиная доля машин в окружающем его потоке, двигался практически бесшумно. Молчали и пассажиры, несколько плохо слышных бесед в разных концах салона – не в счёт. Было слишком тесно, чтобы достать телефон, поэтому Василий занялся единственно возможным в такой ситуации делом – уставился в окно через небольшой промежуток между головами и плечами. Скользящие по стеклу капли размывали очертания домов, машин, вывесок, немногочисленных деревьев, непонятно как растущих при таких дождях, прохожих. Огни города превращались в разноцветные пятна. Здания были разные, в два-три этажа и уносящиеся ввысь на все двадцать, а то и тридцать. В первых этажах тянулась вереница магазинов, фирм, фирмочек, казино, забегаловок и ресторанов. Огненная змея вывесок искушала ярким светом, мельканием картинок, звала поесть, выпить, развлечься, купить, взять кредит.

Обзор внезапно испортил некий гражданин, почему-то привалившийся боком к стеклу прямо напротив Азарова, заслонив окно широкой спиной в куртке из чёрного кожзаменителя. Впрочем, молодой рабочий не успел заскучать и по-настоящему вознегодовать. Уже через четыре минуты автобус встал на очередной остановке, и незнакомец сошёл. Однако теперь вид на вечернюю улицу закрывал, хотя, разумеется, не так фатально, кривовато приклеенный небольшой плакат, которого явно раньше не было. Похоже было, что испортивший обзор был профессиональным расклейщиком – наглым и при этом скрытным. Василий пригляделся и обнаружил, что плакат очень похож на те, что он мельком заметил на остановке, а может, он даже был и абсолютно таким же.

«Неуверенность в завтрашнем дне? – спрашивали ярко красные буквы, резких очертаний буквы с чёрного фона. – Депрессия и отчуждённость? Несбыточность надежд и нереализованные мечты? – Азаров приготовился увидеть приглашение на работу, но далее плакат будто обухом по голове огрел – Возможно, у вас капитализм. Припарки бесполезны, необходима хирургия» Ниже на рентгеновском снимке были изображены человеческие лёгкие, в которых угнездился некий отвратительный змеевидный паразит. «Для лечения обратитесь в «Интернациональный союз трудящихся» - добавлено было в конце. И всё. Никаких координат. Только уже виденная несколько раз краем глаза эмблема в правом нижнем углу: пятиконечная красная звезда с чёрными плугом и молотом в центре.

- Здорово, дружище, - кто-то легонько похлопал Азарова по плечу. Это оказался Фарит. «И как его я его на остановке проморгал? – подумал Василий. – Да и в автобусе уже минут двадцать едем». Вслух же ответил:

- Ну привет, - они, насколько позволяла теснота салона, пожали друг другу руки. – Как жизнь?

- Спасибо, пока живой, - невесело пошутил Зурахметов. – Как там наша петиция, ничего не слышал?

- Ничего, - вздохнул Азаров. – Поклали хозяева на это дело, мне кажется. Ничего не дождёмся, голод не тётка, снова возьмёмся за работу.

- А может, лучше тогда к этим? – Фарит то ли в штуку, то ли всерьёз мотнул головой на висящий на стекле плакат. – Ты же помнишь, в Америке тоже с сокращений началось.

- Что, руки к арматурине тянутся, повоевать захотел? - автобус неожиданно резко затормозил на очередном перекрёстке, и пассажирская масса по инерции качнулась вперёд. – Нет, так-то прикольно, наверное. Баррикады, погромы, все эти флаги, лозунги. Но страшно. Помирать пока не хочу.

- Помирать не надо. Помереть в этом деле вообще проще всего. Ты пожить попробуй. И зачем сразу на баррикады? Можно демонстрацию провести, дороги перекрыть, короче, всё, что угодно, лишь бы в Большой Казани нас заметили. И вполне мирно, кстати, никакого беззакония.

- Сейчас правительство пуганное, - возразил Азаров. – Не позволят толпу собрать. Моментально под электрошокеры попадём, с работы точно полетим, сами хозяевам дадим повод.

- Ну хорошо, - Зурахметов внезапно согласился. – Что ты предлагаешь? Ждать?

Этот вопрос застал Василия врасплох. Он много волновался о судьбе петиции, но даже не задумывался о том, что делать, если она, в конце концов, будет проигнорирована. Его глаза в поисках ответа обежали окружающее пространство, по спинам и плечам, по потолку, по полу, по висящему на стекле плакату, но, понятное дело, нигде не оказалось ничего, что могло натолкнуть на какую-то мысль. Фарит испытующе посмотрел на друга, выражение его татарского лица прямо говорило, что другого ответа нет и быть не может. К счастью для Азарова, автобус затормозил у его остановки. Зурахметову надо было ехать ещё две, так что Василий облегчённо попрощался с ним, протолкался к выходу, отдавив кому-то ногу, на ходу извинился, и выскочил наружу.

Его обступали знакомые двадцатиэтажные дома, окрашенные для хоть какого-то отличия в разные цвета. Тридцать лет назад, когда формировался промышленный сектор, их понастроили великое множество. Даже не понастроили – понасобирали, эти дома именно собирались из типовых элементов, которые скреплялись намертво наноцементом. Дешёвые, достаточно долговечные, они возводились на средства корпораций по всей стране по сей день, обеспечивая рабочих и служащих необходимым минимумом квадратных метров. Один из таких домов вот уже пять лет давал Азарову крышу над головой.

Автоматические подъездные двери, сделанные из того же пластика, что и остановки и лишь немногим менее загаженные, с шуршанием и лёгким поскрипыванием разъехались в сторону, приветствуя своего жильца. Василий вспомнил, как в детстве, когда такие двери только-только стали массовыми, он любил воображать, что открывает их силой мысли, выставляя перед собой ладонь. «Перед хорошим человеком двери открываются автоматически» - всплыла в голове избитая, древняя шутка.

В коридоре, выкрашенном, как и комнаты, в мягкие пастельные тона, через одну горели светодиодные лампы. Одни говорили, что это экономия, другие утверждали, что комендант общежития или кто-то из жильцов по ночам ворует рабочие светильники и где-то их перепродаёт, заменяя на испорченные. На стене возле лифта Василия, к удивлению, встретил ещё один плакат. Судя по всему, его пытались содрать, но без особого успеха: некто очень круто замесил клей при размещении плаката, и отдельные рваные полосы по краям и одна посередине не могли изуродовать рисунок – мозолистая красная рука останавливает белую, тонкую и когтистую, которая тянется к карману стоящего у станка рабочего. Буквы, написанные тем же шрифтом, что и на плакате в автобусе, гласили: «Рабочий! Хозяева грабят тебя!», ниже было прибавлено более крупно: «Баста!». И снова в самом низу красовалась эмблема ИСТа.

Уже третья за вечер встреча с подобным плакатом озадачила Азарова. «Добрались, - подумал он, входя в лифт. Следом вошли ещё трое: молодая светловолосая женщина в голубой беретке под цвет глаз, ещё одна постарше с парой пакетов в руках и с ней бритоголовый широкий мужчина с крупным, тяжёлым подбородком, тоже с пакетами, вероятно, муж. – И сюда добрались. Но пока прячутся. Или…»

- Пятый, пожалуйста, - попросила молодая. Василий молча кивнул и нажал на кнопку. Створки кабины закрылись, и инерция движения немного прижала ноги к полу. «А что если истовцы уже на заводе? – продолжал думать Азаров. – И забастовку тоже они придумали? Ну да, очень уж неожиданно эти ребята из конвертопланного за дело взялись. Так энергично, и, что самое интересное, ведь все поддержали!» Сердце Василия замерло в ожидании чего-то нехорошего, и вместе с этим остановился лифт. Блондинка вышла, и вместо неё в кабину прошлёпал некий персонаж в усилителе зрения и с длинными чёрными волосами, в беспорядке разбросанными по плечам.

- Куда едем? – поинтересовался он хриплым голосом.

- На восемнадцатый, - ответил мужчина.

- Нормально, - персонаж нажал на соответствующую кнопку. Он был в домашнем: неопределённого цвета рубашке и клетчатых шортах, на ногах резиновые сланцы. Явно собрался к кому-то из живущих наверху, скорее всего, к хорошим знакомым на минутку. Изрезанное морщинами, его лицо казалось знакомым. Василий вспомнил, что уже встречал этого человека, в день, когда цех собрался на митинг, он был одним из тех трёх спорщиков. Удивляться тому, что они жили с ним в одном доме и доселе никогда не пересекались, не приходилось: общежитие было огромно.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Азаров использовал испытанное средство – уткнулся в экран мобильника. Новых сообщений не было. Зато появился с десяток свежих постов в ленте. Азаров вздохнул и стал их просматривать.

Интернет, как и остальные СМИ, продолжал приносить тревожные вести. Новых взрывов в мире не было, в Объединённом арабском халифате ситуация даже стабилизировалась, но в Германии истовцы били по старым порядкам и остаткам власти со страшной силой. Беженцы многотысячными колоннами уходили в соседние страны. Где-то их принимали, а где-то, наоборот, укрепляли границы, явно не радуясь нежданным гостям. Безвизовый режим безвизовым режимом, а столько лишних иноязычных ртов не всегда к месту.

Восторженный пост из какого-то патриотического сообщества, один из сотен подобных, призывал ещё раз посмотреть уже показанное по телевидению интервью с Президентом РФ о вводе российских миротворцев на Аляску и восхвалял профессионализм десантников, якобы оккупирующих американские городки без единого выстрела. Впрочем, сопротивляться им было особо некому: хвалёная американская армия, не сумев в первых боях разгромить отряды истовцев, теперь едва сдерживала их всё нарастающий натиск. Сведения о том, какой порядок устанавливали вчерашние террористы во главе со своим вождём Джозефом Рихтером на подконтрольных территориях, были противоречивы, отрывочны и рисовали образ не то сумасшедшего дома, не то кошмарной диктатуры.

Тем временем лифт добрался до восемнадцатого этажа. Гружённая пакетами пара и слепец вышли. Василий нажал на кнопку с цифрой «Двадцать», и через три минуты уже был дома. Заняться было особо нечем. Ильдар был на смене, потому что охрану даже стоящего завода никто не отменял. По полу, мерно гудя, ползал автоматический грязеуборщик – простенький дискообразный робот диаметром примерно полметра и высотой сантиметров пятнадцать. В бюджете Азарова рисовалась порядочная дыра, но до продажи верного пластикового слуги вряд ли дошло бы. Пока человек переодевался, грязеуборщик уполз под кровать Валиева и загудел более сердито, потому что бывший полицейский держал там целый лабиринт загадочных коробок, чистить между которыми было сложнее. Залив контейнер, сонливый и вялый, Азаров плюхнулся на кровать и снова принялся просматривать ленту.

Вдруг через пару постов он заметил видео с пометкой «БОМБА!!! СМОТРИ, ПОКА НЕ УДАЛИЛИ!!!» Ничего удивительного в такой пометке не было, сенсации в сети случались по десять раз на дню. Необычно было то, что видео было размещено на странице у Ильдара. Валиев был человек серьёзный, и, что характерно, всякую ерунду не добавлял, так что за кричащим названием с высокой долей вероятности могло скрываться что-то действительно стоящее. О чём оно, сказать сразу было нельзя: вместо изображения был чёрный экран, видео требовалось открыть. Василий зевнул и запустил видео.

Неожиданно из телефонных динамиков вырвался величественный аккорд, явно вступление незнакомого гимна. Под его звуки из тьмы на экране выплыл знакомый по новостям силуэт закопчённого купола Капитолия на фоне рассветного неба. Камера крупно показала алое знамя на вершине, возникла некая надпись на английском. Программа проигрывателя услужливо предложила литературный перевод: «Обращение Председателя Совета Народных комиссаров Соединённых социалистических штатов Америки Джозефа Рихтера к трудящимся планеты Земля». Сон как ветром сдуло. Азаров даже сел на кровати. От других рабочих он слышал об этом обращении, его обсуждали в цехе, но видео, действительно, отовсюду исчезало, так что посмотреть его Василий не мог. Между тем на экране возник сам вождь самопровозглашённой советской республики, уже довольно известный по новостям и публикациям в электронных газетах: невысокий метис с короткими чёрными волосами, в которых уже виднелись залысины и проступала седина, на кажущейся непропорционально большой и круглой голове. На лице особо выделялись глаза – раскосые, небольшие, но чрезвычайно выразительные. Рихтер смотрел пытливо, внимательно, но беззлобно. Пожалуй, слово «вождь» описывало его внешность как нельзя лучше в том плане, что на ум сразу приходили индейские вожди времён Дикого Запада. На нём был тёмно-синий френч без знаков различия. Чувствовалось, что главе молодого непризнанного государства прохладно. За спиной у него возвышался бывший американский сенат, а чуть ближе пронзал небо знаменитый обелиск, и над всем этим вставало солнце. Пейзаж выглядел слишком эффектно, чтобы быть снятым действительно на открытом воздухе, а не в павильоне, на фоне зелёной стенки, но когда Рихтер заговорил, а внизу побежали качественные субтитры, Азарову стало не до размышлений о реалистичности съёмки.

Он говорил спокойно, без эмоциональных взрывов и патетических восклицаний. Казалось, голос этого человека может звучать без конца. Эту речь можно было бы назвать проповедью, если бы не железная логика изложения, чёткие формулы, звенящий время от времени в голосе металл. Рихтер коротко рассказал о совершённой «Интернациональным союзом трудящихся» революции в бывших США, о сложившейся ситуации, но совсем не так, как об этом говорилось в новостях: ИСТ представал не террористической организацией, толпой вооружённых фанатиков и быдла, а боевой организацией всех тех, кто зарабатывает себе на хлеб своим трудом, а не паразитирует на чужом, созданной для избавления первых от вторых. И здесь, в Америке, стране, имя которой долгие десятилетия было символом международного грабежа, произвола, мирового обжоры и жандарма, впервые в третьем тысячелетии это избавление свершилось. Прежние хозяева жизни биты, но не разбиты, они с отчаяньем обречённых цепляются за жизнь, ресурсы и власть, потому и идёт сейчас на территории, полтора с лишним столетия не знавшей вооружённых конфликтов, жестокая, но праведная война.

Далее Рихтер выразил благодарность Китайской народной и Корейской народно-демократической, а также Кубинской республикам за моральную поддержку американской революции. Василий подумал, что неправильно прочёл субтитры – такие названия привычных государств видеть было в диковинку, в СМИ их именовали куда короче и проще. Наконец, вождь перешёл к вопросу о власти:

- … Мы говорим о советской республике в Америке. Но что такое советская республика? В чём состоит сущность этой новой, невиданной республики, которую пока не могут или не хотят понимать трудящиеся в большинстве стран? Сущность её в том, что в самом свободном, самом демократическом государстве, пока остаётся господство крупных собственников или капиталистов, власть полностью принадлежит богатым. Так до недавнего времени дело обстояло и в Америке. Но теперь, впервые в истории нашей страны, управляют государством, причём в массовом числе, те самые люди, кого раньше угнетали. Именно за такую республику сейчас ведут сражения наши товарищи в Европе и Азии. Мы знаем, что у нас много недостатков, и не верим в чудеса. Советская республика не исцелит сразу от тяжёлого наследия прошлого, от нищеты, от бескультурья, от эгоизма. Но зато она дает возможность перейти к новому, справедливому строю – к социализму. Она дает возможность подняться вам, товарищи, тем, кого угнетали, самим брать в свои руки все управление государством, все управление хозяйством, все управление производством. Советскую республику придумал не я, и не мои соратники. Этот путь к лучшему обществу, к обществу социализма, был найден нашим народом, потому он верен и непобедим…

Речь Рихтера была внезапно и нагло прервана новым сообщением. Писал Фарит. Василий, всё ещё не отошедший от услышанного, поставил видео на паузу и открыл сообщение. Увидев «шапку» забастовочного комитета, Азаров пришёл в себя. «С нас хватит! – гласило сообщение. – Если не слышат – сделай громче! Пора заявить о себе и напомнить хозяевам, кто главный на заводе! В субботу, 8 апреля, все выходим на митинг-демонстрацию. Общий сбор у кинотеатра «Биляр» в 9: 00, начало движения в 10: 00. Смелее, товарищи! Только вместе мы отстоим свои права!»

Василия охватили смешанные чувства. С одной стороны, почти недельное ожидание, наконец, завершилось. С другой, кое-какие подозрения по поводу демонстрации имелись. Азаров действительно опасался, что им не позволят даже собраться, что на рабочих сразу же обрушатся УПО – ударные полицейские отряды, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И если сейчас ещё можно было пойти на попятный, после таких событий путь назад отрезался бы надёжно. ИСТ определённо создал ячейку на авиазаводе и активно действовал в забастовочном комитете.

Василий решил подумать над этим чуть позже и досмотреть видео, но оно остановилось и больше не прогружалось. «Видео было удалено за разжигание ненависти по социальному признаку» - равнодушно сообщила надпись на экране после перезагрузки страницы.