Июня, Кортнево, 11:00

Алекс встретил Николу на станции струнной дороги. Ник приехал с большим походным рюкзаком.

– Ты решил сразу от нас в поход?

– Да. Решетов заболел, кстати.

– Так можно подождать, как раз.

Власиш покачал головой.

– Он просил передать пожелания классно отдохнуть. Что-то серьезное.

– Понятно. Жаль, потому что у меня тоже кое-что серьезное.

– Что именно?

– Дома покажу.

Алиса встретила Власиша холодно, как обычно. Но обрадовалась, что он без своей Кимберли.

Алекс пригласил Власиша на чердак, и там сказал:

– Ты арабский знаешь?

– Нет. С чего тебе вдруг?

Пошли.

Брумель захватил экран, и провел Власиша на чердак. Так к экрану подключили видеофон.

– Что ты собрался показывать?

– Видео. Вчера мне передал его один человек. Даже группа людей, что ли.

По поводу?

Война в Южной Стороне.

Власиш вскочил.

Чего? Брум, кончай эти игры шпионские!! – Никола пошел к лестнице вниз. Алекс подбежал к нему и преградил путь.

– Неужели тебе не интересно?

Власиш сел на диван, потом встал и осмотрелся в окошко чердака. Окошко он закрыл.

– Интересно. Но мне кажется, это что бы тебя подставить. Я тебе говорю, стирай эту запись и спи спокойно.

– Не получиться. – Брумель включил экран, сел рядом с другом. Оба уставились в голограмму.

На видео шла колона танков, стучащих своими механизированными ногами о дорогу города. Обилие пальм и загорелых лиц зевак, персидская речь и рынки напомнили Брумелю о командировке в Иран. На одном из самых больших зданий, похожем на огромную башню с расширяющимся основанием он заметил флаг южной стороны:

– Это же башня Азади, символ Тегерана.

– Колона танков, Алекс…

– Да. При чем и наши есть, Т-156.

Камера, похоже, принадлежала одному из солдат. Он сидел на танке и парни с чердака слышали его беглую речь.

– Воодушевлено так рассказывает что-то.

– Журналист, скорее всего. Нюхом чую.

– Я понимаю теперь, Брум, чего ты переводчика просил. Есть они у меня, но все два сразу же пойдут писать заяву в КБ.

Власиш и алекс вздрогнули. С голограммы слышалась стрельба. Тон рассказывающего изменился. Над колонной пролетели самолеты и открыли огонь.

– Наши истребители?

– Это штурмовики, цель на земле.

Араб завопил, и его вопль смешался с криком толпы. он не смотрел в сторону нападающих, и в камера записывала бегущих гражданских. К танку подлетел мобиль, из него высунулась женщина в хеджабе и позвала оператора. Далее камера мельтишила и резко качалась в сторону, человек залазил в мобиль.

– Точно журнал.

Вдали слышались звуки взрывов и стрельба. Власиш и Алекс вздрогнули, когда помимо звуков разрывающихся бомб послышался ещё один, не похожий не на что другое.

– Что это? – спросил Власиш в немой микрофон, но вопрос так и остался без ответа: неизвестные звуки все сильнее и сильнее заглушали вопли персов.

Мобиль развернулся и полетел против движения колоны. Оператор повернулся назад, и Валсиш с Брумелем увидели, как нечто огромное, похожее отдаленно на человека, разрушает башню Азади. Парни вскрикнули, а оператор и люди в мобиле не прекращали звать аллаха. Женщина в хиджабе плакала.

– Ты видел?!!

– Это такой робот огромный?

Сквозь крики и стрельбу в чердак доходили звуки, похожие на гул воздуха через металлические трубы. Эти звуки, как сирена от парохода, мошной вибрацией витали над Тегераном.

Люди в мобиле запаниковали. Камера завертелась, но Власиш и Брумель успели заметить несколько черных летающих объектов вокруг мобиля.

– Их настигли вражеские самолеты! – крикнул Брумель. Запись оборвалась.

Власиш сел на пол и схватился за шею. Ингаляцией ему приходилось пользоваться не больше раза в год, если не считать нервных ситуаций. Он, как рыба, выброшенная на камни, хватал ртом воздух и стучал рукой об паркет чердака.

– Власиш, принести…?

– Нет. Справлюсь. Не впервой. Что это?

– Не знаю. Никогда не слышал.

– Ужасно. Даже. Мороз. По коже.

– Да. И что это может быть? Словно труба. Смесь тромбона с дельфиньим писком, пропущенная через фильтр.

– Все равно. Это. Ужасно.

– Так, вставай, нужно продышаться.

Алекс помог другу спуститься с чердака. Ингалятор Власиш оставил в машине, и Брумель вышел на улицу.

Алекс выходил в эфир всегда ночью – день создан для того, что бы любовать глаз, в противном случае ночь – время его величества Звука. Всегда после радиосвязи Брумель глядел в ночное небо, словно пытаясь заметить волны, пущенные им в космос.

Брумель услышал хрипы и, захватив ингалятор, помчался назад.