Высокое доверие

(РАССКАЗЫВАЕТ АНДРЕЙ КАРСАВИН)

— Да вы садитесь, садитесь, — махнул ру­кой полковник. — В ногах правды нет. Начну с того, что ты, Шлитцер, прав только в одном. Я действительно составлял все взводы не по слепому жребию, а с определенным замыс­лом... или умыслом, как хотите. В частности, в каждый взвод я определил по одному парню из богатой семьи и по одному — из детдома или из проблемной семьи. Разумеется, я сооб­ражал, что это будут мальчишки из прямо противоположных миров, что с одной стороны почти неизбежны хвастовство и пренебреже­ние к сверстникам, а с другой — зависть со всем отсюда вытекающим. И что,, конечно, я сею семена неизбежных в таких случаях кон­фликтов. Но мне важно было увидеть, какие люди из противоположных миров могут на­учиться преодолевать все преграды и ладить друг с другом, после первоначальных столкновений, а какие — нет. Ведь истинность че­ловека в таких вещах и познается... Поэтому, узнав о конфликте в вашем взводе, и о том, что одной из сторон этого конфликта был Туркин, я ни секунды не сомневался, что вторая сторо­на этого конфликта — ты, Шлитцер. А Угла­нов пострадал, поскольку влез вас разнимать. Я очень рад, что вы сами сумели утрясти этот конфликт, без вмешательства извне, и утря­сти очень быстро... И, кстати, Шлитцер, ты толкуешь о честности, а сам ведь только под нажимом сознался, что тоже участвовал в дра­ке. Сперва предоставил другим отдуваться за тебя.

Жорик густо покраснел, а полковник, вздохнув, продолжил:

— В любом случае, я очень ценю вашу от­кровенность, и постараюсь ответить на нее такой же откровенностью. Другого способа не вижу. О Дегтяреве... Тут дело очень слож­ное. Сложнее, чем вы думаете. Он уже рас­сказывал что-нибудь о своей семье?

— Мама — бухгалтер, отец — умер, — от­ветил я. Жорик кивнул.

Полковник опять вздохнул.

— В том-то и дело, что его отец не умер... И мне важно было понять, знает об этом сам Дег­тярев или нет. Его отец может здесь появиться. И это может сорвать Дегтярева так, что ни о ка­ком успешном поступлении в училище, на которое он вполне способен, уже и речи никакой не будет. Если вы готовы быть одной командой, то тут вы можете его подстраховать, помочь. Дело серьезное, а я не могу круглосуточно дер­жать Дегтярева под присмотром, у меня других забот хватает. Но оберегать его надо деликатно и незаметно. Это, надеюсь, понятно.

— Мы справимся! — сказал Жорик. — Сло­во дворянина! — важно добавил он.

Полковник рассмеялся.

— Ладно уж, дворянин, табачные ларьки потрошащий...

Жорик вспыхнул.

Я — дворянин, и я это докажу! Вот уви­дите, я из старинного военного рода!

Охотно тебе верю, — кивнул полков­ник. — А теперь — ступайте.

Скажите, — осмелился я спросить, — а что за отец у Володьки и что он сделал?..

— Это неважно, — сказал полковник. — Ваша задача — товарища беречь. И еще одно.

Если хоть словечко из того, что я вам пове­дал, вы перескажете кому угодно... Более то­го, если вы случайным взглядом или обмолв­кой откроете Дегтяреву, что знаете, что его отец жив... Словом, если подведете меня, то вот тут и вылетите немедленно! Ясно?

— Ясно, — ответили мы хором. Полковник встал, подошел к Жорику, по­ложил руку ему на плечо:

— Ты говорил со мной, ничего не скрывая — и я за это ответил тебе полным доверием. Боль­ше мы к этому разговору возвращаться не бу­дем, если только... — он усмехнулся. Если только кто-то не вскроет мой кабинет. Тогда я сразу буду знать, кто это сделал и кого отчис­лять надо. Так?

— Так... — пробормотал Жорик.

—-И еще одно. Наш разговор не отменяет дисциплинарного взыскания, которое я нало­жил на ваш отряд. Завтра будете прибираться в зимнем спортивном зале, приведете -его в полный порядок. А теперь ступайте. Минут через двадцать всех призовут на разминку.

Мы вышли из кабинета полковника оша­левшие.

— Ну, знаешь... — сказал я Жорику. —Многовато для одного дня.

— А ты чего хотел? — ухмыльнулся он. К нему возвращалось веселое настроение. — Пошли быстрее, а то наши вернутся и удивят­ся, где это мы вдвоем шлялись. Соврать-то все равно придется.

А ты в какой группе был? — спросил я.

Меня в группу «математиков» забирали, представляешь? Мол, мозги у меня четко ра­ботают, когда где-то что-то сосчитать надо. Подкинули задачку, я первым сосчитал, меня и отпустили. Я и решил времени не терять. Слушай, а ведь...

Но тут мы подошли к нашей комнате, и он осекся, не договорив. Там уже были Конев, Дегтярев и Боков. Туркин и Угланов подошли сразу после нас. Наше с Жориком известие о том, что дисциплинарным взысканием отряду будет уборка спортзала, все встретили с облег­чением, чуть ли не с радостью.

Я заглядывал в спортзал, там почти пол­ный порядок, — сказал Угланов. — Ну, маты в одно место сложить. Пол, наверное, лишний раз вымыть, но это пара пустяков. Заодно и на снарядах можно будет поупражняться... Я скажу, пожалел нас полковник, дав такую легкую работу. Факт, пожалел. Но это завтра. А сейчас-то самое веселье начнется — спор­тивная разминка, да?

Я думаю, — сказал Володька Дегтярев, — нам надо стратегию и тактику выработать, для всех этих командных игр и зачетов. Кто в чем сильнее, кто в чем слабее.

Кстати, — сказал Генка Туркин, — у ме­ня ж тут соки для спортсменов, с добавками витаминов, кальция, железа и того-сего, и еще шоколадки, которые тоже укрепляют. Учтите, это не мое, а общее.

Что до меня, то я готов взять на себя ос­новную нагрузку по компьютерам, когда бу­дут командные компьютерные задания, — сказал Лешка Конев.

А я хорош там, где бегать надо, — сооб щил Димка Боков. — У меня хорошие способ­ности к бегу. И ноги сильные, и дыхалка по­ставлена, я любых длинноногих обгоняю, хо­тя, как видите, рост у меня не того. Меня все­гда от класса и от школы на соревнования вы­ставляли, именно на бег. Поэтому, если эста­феты будут, меня на самый трудный и ответст­венный отрезок ставить надо.

— Ну, про меня понятно, — сказал Илюха Угланов. — Там, где сила нужна, там, значит, и я.

— В общем, каждому место найдется, — ухмыльнулся Дегтярев. — Я думаю, после сегодняшней разминки все станет оконча­тельно ясно. Я тогда прикину схемы взаимо­действия.

Жорик нахмурился. Володька быстро и без­заботно забирал все командование в свои руки. А Жорик был не из тех, кто любит, когда им начинают командовать. Думаю, если бы он не знал Володькиной тайны, он бы взорвался. Но тут он просто сказал:

— Лады, попробуй. Но, разумеется, все бу­дут вносить свои поправки, если в твоих пла­нах нам покажется что-то не так.

— Разумеется! — согласился Дегтярев с та­ким видом, будто он был Кутузовым, Наполе­оном и генералом Нельсоном, вместе взяты­ми.

В общем, вызвали нас на разминку. Сперва мы сбегали несколько кругов вокруг футболь­ного поля, потом всякие упражнения проде­лывали, — все под наблюдением нескольких тренеров. Полковник тоже вышел к краю ста­диона, наблюдал.

Особенно внимательно он смотрел, когда нас перевели на укороченную площадку с умень­шенными воротами, играть в футбол, взвод на взвод. Играли разом по пять человек, один или два в запасе, в зависимости от количества лю­дей во взводе, ведь в двух взводах — по шесть человек. А поскольку всего взводов — восемь, то разделили нас на четыре пары, по жребию, игра — двадцать минут, и уступаем место сле­дующей паре, а отыгравших берут два тренера по плаванию и ведут к озеру.

— А как же общего победителя выявить? — подал голос Жорик, когда нам все это объяс­нили.

— Общего победителя выявлять пока не бу­дем, — улыбнулся тренер. — Возможно, завт­ра организуем между четырьмя победителя­ ми полуфиналы и финал. Сейчас, как гово­рится, важнее не победа, а участие. Нам надо
увидеть, на что каждый из вас способен... Да и вам самим, наверно, тоже.

И игра началась. Первыми схлестнулись третий и восьмой взводы. Вельяминов играл хорошо. Сразу было заметно, что парень он спортивный и, наверное, в каких-то секциях занимается. Быстрый подвижный Вартанян с мячом управлялся так, что заглядишься. Парня, который защиту неплохо держал, Ипатьевым звали, это я уже запомнил.

Восьмой взвод тоже оказался крепким, и третий взвод выиграл не без труда, пять-три. Тут же оба взвода трусцой к озеру направи­лись, и наша очередь настала против шестого взвода выходить.

Перед этим мы, конечно, посовещались, и решили так. Сперва на площадку выходим я, Лешка Конев, Генка Туркин, Жорик Шлитцер и Володька Дегтярев. Угланов и Боков в запасе: с ними все ясно, у Угланова — сила, у Бокова — скорость, их надо будет «из засады» выдвигать в тот момент, когда игра у нас за­хромает. Лешка в воротах встанет, Генка с Жориком — в нападении, Володька — в цент­ре, разыгрывающим, а я буду зады прикры­вать, бегая, разумеется, и в атаку, когда мя­чик у нас.

То, что Володька именно себя в диспетчеры предложит, чтобы все нити игры в руках дер­жать, заранее было ясно. Вопрос еще был, как он с этим справится. Но, надо сказать, справ­лялся он отменно. У него и финты хитрые бы­ли освоены, и мяч он умел вовремя передать. Закалка дворового футбола чувствовалась, большая закалка. Жорик и Генка просто туда-сюда метались, чтобы мяч принять, ну и я, по-моему, был молодцом, я и в атаках подыгры­вал, и вовремя назад мчался, и Володька успел отскочивший мячик перехватить. И Лешка в воротах неплохо стоял. Но и противник нам достался — обалдеть! Про Капельникова, их­него нападающего, мы только потом узнали, что он, оказывается — перворазрядник по спортивной гимнастике, и что Мишка Стасов конькобежным спортом занимался, да и ос­тальные были как на подбор. Но по всему было видно, что ребята еще как подготовлены! В об­щем, как мы ни напрягались, к середине игры проигрывали четыре-два, и тут мы замены сде­лали, причем Дегтярев очень неожиданные за­мены провернул. Бокова он в ворота воткнул, вместо Конева, хотя, казалось бы, при Димкиной скорости его только вперед пускать, а в на­падении Туркина заменил Илюхой. И, главное, угадал! Димка, при его прыгучести и скорости, стал так метаться в воротах и из ворот вовремя выбегать, все пути мячу перекрывая, что прак­тически невозможно его было пробить, а Илюха как попер этаким ледоколом, от него просто шарахаться начали, тут и юркому Жорику раздолье наступило. В общем, еще четыре гола мы им забили, а они нам только два и закончился наш матч ничьей с крупным счетом шесть-шесть!

Но выложились мы основательно, и, когда ас к озеру повели, мы даже от легкой трусцы задыхались. Однако держались, никто не жа­ловался ни у нас, ни в шестом взводе.

А на берегу озера, едва мы появились, тре­тий и восьмой взводы вызвали из воды и пове­ли пробежкой через весь парк, окружающий училище, по самым дальним аллеям. Мы раз­делись и построились в одних плавках'.

— Пять минут можете поплескаться в воль­ном режиме, — объявил нам тренер, который нас привел. — Если кто не умеет плавать, или плавает плохо, скажите сразу. Ничего в этом плохого нет, что говорится, не умеете — нау­чим, но вытаскивать тонущих из воды никому не охота. Поэтому кто плохо плавает, шаг впе­ред!

Никто не шагнул.

— Тогда — в воду! — скомандовал он.

И мы поплюхались в воду. Через пять ми­нут нас вызвали на берег, на мостки и дали ко­манду «старт!» Мы одновременно прыгнули — и поплыли.

Меня немножко волновал Лешка Конев, ко­торый сам жаловался, что с физкультурой у не­го не очень, но оказалось, что плавает он совсем неплохо. Метров двести, в общем, получилась дистанция, и все мы проплыли ее нормально, хотя, конечно, и я, и Лешка, и Жорик, и даже Володька с его неплохой подготовкой ее закон­чили не в победителях. Кто проплыл дистан­цию играючи, так это Капельников, а из наших Илюха и Димка почти от него не отстали, хотя им и пришлось попыхтеть. Туркин довольно долго шел почти вровень с победителями, но под конец тоже сильно отстал.

Мы выбрались на берег, отдышались и после нескольких разминочных упражнений оде­лись и побежали через парк. К озеру уже под­бегали первый и второй взводы. Мы спросили их и выяснили, что выиграл первый, со счетом три-два.

Тренер предупредил нас, чтобы мы не взду­мали напрягаться и бежать на пределе сил. Мол, сегодня у нас уже достаточно было нагру­зок, и бежать мы должны именно в удовольст­вие.

Такой бег, ровный и спокойный, позволял думать о своем. Я размышлял о всех событиях этого дня, о всех поворотах, о том, какие странные дела сразу завязались, и вообще, о том, что ребята, которых ты еще вчера совсем не знал, вдруг становятся твоими товарища­ми...

Посреди этих размышлений меня нагнал Жорик и прошипел мне в ухо:

Эй!.. Ты ничего не слышал?

Нет, ничего, — ответил я.

А я, по-моему, слышал. У меня ж, зна­ешь, слух острый. Тренированный, можно сказать. В детдоме без этого не проживешь. Слушай, давай отстанем.

Ты что?.. — я даже испугался немного, признаюсь. —Если мы еще и с дистанции сой­дем, после всего, что сегодня было...

А вдруг это — тоже проверка? — возра­зил Жорик. — Услышит кто-нибудь во время бега подозрительный шум или нет? А если ус­лышит и определит его источник — тому лиш­ние баллы. В крайнем случае, на это и со­шлемся: что услышали шум и решили, что проверяют нашу бдительность, отреагируем мы на него или нет... Поворачиваем, а то упу­стим!

А как же... — начал я. Я хотел сказать: «А Володька, которого нам поручено не упускать из виду?», но не договорил. Мы и так отдалились от источника шума, вообража­емого или реального, и Жорик, вообще, умел быть убедительным...

В общем, мы тихо отстали и повернули на­зад.

— Вот здесь где-то, в этих кустах, — про­шептал Жорик, когда мы вернулись метров на пятьдесят.

Я осторожно шагнул с дороги, Жорик — ря­дом.

Похоже, ничего здесь нет, — пробормо­тал я.

Т-с!.. — отозвался Жорик. — Разве ты не слышишь?

Я напряг слух, и мне начало казаться, будто я и впрямь что-то слышу. А может, это Жорик меня убедил. Жорик прокрался чуть подальше, на цыпочках — и вдруг приглушенно вскрикнул. Я сперва застыл на месте, но потом, увидев, как Жорик таращит глаза, заспешил к нему. За кустами лежал человек в изодранной и грязной одежде. На его запястьях были крас­ные полосы: будто совсем недавно его руки были крепко связаны.

— Эй!.. — мы с Жориком наклонились над ним. — Эй!..

Человек повернул голову. И, едва мы уви­дели его заостренное лицо, тонкие насмешли­вые губы и серые-серые глаза — мы уже не со­мневались, кто это. Да, у Володьки Дегтярева глаза были живыми и глубокими, а у этого че­ловека — совсем пустыми, таких пустых глаз я, наверное, в жизни не видел, но семейное сходство было несомненным.

— Вы... отец Володьки Дегтярева? — спро­сил Жорик.

Человек кивнул.

Но если вы хотели увидеть вашего сы­на... — начал я.

Я вовсе не хочу сейчас видеть сына! — от­ветил этот человек хриплым приглушенным голосом. — Он даже не должен знать, что я здесь. Мне нужно видеть полковника Осетрова Валентина Макаровича. И как можно быстрее!

Мы с Жориком переглянулись.

Вы будете здесь, никуда не денетесь? — спросил я.

Куда я денусь... — он постарался улыб­нуться.

Тогда ждите здесь. Мы постараемся при­вести полковника минут за двадцать.

И мы с Жориком ломанули напрямик, че­рез кусты и заросли, к спортивному полю пе­ред зданием, где, как мы считали, полковник до сих пор должен находиться.

Вот это да! — выдохнул я на ходу. — Слу­шай, что происходит?

Что-то серьезное, — ответил Жорик, не оглядываясь в мою сторону и перепрыгивая через ствол рухнувшего дерева. — Слушай, но это здорово, что именно мы на него наткну­лись! Можно сказать, везение для всех!

Не совсем везение! — пропыхтел я. — Наверно, никто, кроме тебя, его бы не засек. А ты, действительно, здорово слышишь!..

Больше мы не разговаривали, пока не вы­бежали на открытое место, берегли дыхание. Полковника мы увидели еще издалека, он так и стоял неподалеку от края площадки, где последние два взвода доигрывали свой матч.

— Товарищ полковник!.. — устремились мы к нему. — Товарищ полковник!..

— Что такое? — обернулся он.

Мы отозвали его в сторону, и он отошел, поняв по нашим лицам, что мы не шутим и не граем.

— Ну?..

Там... в кустах возле аллеи... — мы гово­рили наперебой, насколько у каждого дыха­ния хватало. — Прячется отец Володьки Дег­тярева... Он не хочет видеть сына, но хочет не­медленно видеть вас... Просто чудо, что это мы его обнаружили, а не кто-то... И он весь из­битый и грязный...

Понял, — кивнул полковник. Он двинул­ся было в сторону аллеи, потом оглянулся. — В каких кустах?

В тех, что сразу за двумя старыми вяза­ми-близнецами, — сообщил Жорик.

Хорошо. Ступайте в свою комнату и от­дышитесь. Я предупрежу, что сам снял вас с кросса, потому что хотел кое о чем с вами по­беседовать. И никому ни словечка, ясно?

Разумеется, — ответили мы.

И полковник пошел к аллее, а мы отправи­лись в свою комнату, где вытянулись на крова­тях.

Да, дела... — сказал Жорик. — Как ду­маешь, мы когда-нибудь узнаем, что про­изошло?

Думаю, никогда, — ответил я. — Ну, мо­жет... лет через двадцать, когда станем заслу­женными офицерами, и полковник, уже на пенсии, расскажет нам, что творилось в эти Дни.

— Да, точно, — устало кивнул Жорик.

Но мы были не совсем правы. Всего мы, ко­нечно, не узнали, но кое-что услышали. Было уже совсем поздно, наши друзья вернулись с кросса и поинтересовались, почему мы сошли с дистанции. Мы объяснили, что нам почуди­лось движение в кустах, и мы решили, что на территорию училища проникли посторонние, и мы помчались предупредить полковника. В итоге оказалось, что мы ошиблись, но пол­ковник все равно похвалил нас за бдитель­ность...

А чего ж вы вдвоем решили разобрать­ся? — несколько обиженно поинтересовался Илюха. — Позвали бы всех.

Если бы были уверены, то позвали бы, — ответил Жорик.

Это всех примирило с нашим «отрывом от коллектива».

Потом еще были и ужин, и вечернее постро­ение, и отбой, и уже после отбоя, когда мы ле­жали в темноте и тихо переговаривались, Володька вдруг сказал:

— А вы знаете, я вот говорил, что мой отец умер... Но он ведь в этом же ведомстве рабо­тал. И лопухнулся он однажды так, что вроде чуть не всю работу нашей контрразведки в од­ной из европейских стран завалил. Понятно, он вылетел с треском. Об этом полковник тоже меня пытал, когда вызвал. Как будто хотел понять, нет ли и во мне такой же нестойкости, которая в отце была. И не подведу ли я всех, если меня примут... Вот я и напрягся. А сей­час, после ужина, он отозвал меня и сказал: «К нашему сегодняшнему разговору. Я ду­маю, ты можешь гордиться своим отцом. Ошибки у каждого бывают, но важно, как че­ловек умеет их исправлять, а твой отец умел. И не злись на него никогда, прости за все. Все, иди». Вот такая штуковина! Интересно, что такого Осетр знает о моем отце? Почему он считает, что им можно гордиться?

Мы с Жориком, разумеется, промолчали.