Странный визит

(РАССКАЗЫВАЕТ ПОЛКОВНИК ОСЕТРОВ)

На дворе был июль. Я сидел в доме отдыха, " переоборудованном под кадетское училище. Я был практически один, не считая охраны. Учителя и приемная комиссия должны были приехать примерно через неделю, а вслед за ними — и мальчишки. Пятьдесят с лишним человек, из которых надо будет в два этапа ото­брать восемнадцать.

Целую неделю я мог использовать это время для того, чтобы окончательно привести себя в порядок. Каждое утро, ровно в семь, я бегал по аллеям парка, затем по берегу небольшого озера, окунался, проплывал метров двести, и уже после этого бежал сначала завтракать, а потом возился с документами.

У меня всегда находилось какое-нибудь де­ло. То парты завозил и стулья, потом подуш­ки, одеяла, мел и прочее...

Но больше всего времени я уделял личным делам и поступающих педагогов. Кажется, на­зубок их уже выучил, а все равно читал и пере­читывал, пытался разобраться, представить их характеры, кто на что способен. Поскольку им ведь судьбы ребят решать.

Папки с делами поступающих я условно де­лил на несколько групп. Первая — это маль­чишки из средних семей, прожившие двенад­цать лет своей жизни в нормальных условиях. Вторая группа — ребята из детских домов и из неблагополучных семей. Было решено оста­вить несколько мест и для таких мальчишек. Иногда детдомовские оказываются сообрази­тельнее своих благополучных сверстников, потому что вынуждены бороться за себя. Пап­ки с личными делами ребят из второй группы лежали передо мной по алфавиту. Астафьев, Воркутов, Земляк, Клешнев, Мучный, Рассохов, Шлитцер. Беда в том, что навыки борьбы за жизнь, которые приобретают эти ребята, порой проявляются самым невероятным обра­зом. Тут тебе и воровство, и зависть к чужому благополучию, а то и внутренняя готовность к преступлению...

Вот, скажем, Михаил Астафьев, паренек из Архангельска. Четвертый ребенок в семье, где всего семеро детей. Самостоятельный, уже за младшими смотрит, потому что родителям, по большому счету, не до своих отпрысков. Пар­ня можно было бы только похвалить, если бы не два привода в милицию. Один раз он к сосе­дям забрался через балкон, украл автомобиль­ный насос и продал его на толкучке. На вс.е деньги купил лапши, чтобы накормить млад­ших братьев и сестер. Второй раз — с компа­нией подростков участвовал в нападении на пьяного. Вроде опять пошел на преступление из-за денег, потому что младшим дома есть было нечего. Но ведь преступление преступле­нием остается, и нарушать закон недозволи­тельно... Мальчишку, видать, выручать на­до... В Архангельске, видишь ли, считают, что его мать с отцом надо родительских прав лишать, младших братьев и сестер — в дет­ский дом, а его самого — на хорошее обуче­ние. Да и результаты первых тестов у него от­личные...

Или вот, Георгий Шлитцер. Из русских немцев, видать. На региональный конкурс­ный отбор он попал из крохотного городка на границе с Казахстаном... Способностями блеснул, это да... Но за время его пребывания в детском доме случилось столько всего, что волосы дыбом встают.

А в третьей стопке — папки с досье на ребят из состоятельных семей: Бутырин, Вельями­нов, Лыжин, Назаренко, Петардов, Смеянов, Туркин, Юденич... Такие ребята частенько с раннего детства привыкают к тому, что им все дозволено, все по карману... С презрением глядят на сверстников, у которых нет таких же возможностей...

Опасно соседство детдомовских ребят и ре­бят из состоятельных семей. Атмосфера в учи­лище будет отравлена. Ребят нужно отобрать неподатливых, сложных, ершистых, которые и умом наделены, и себе цену знают...

Но больше всего меня волновал один пар­нишка. Я подвинул к себе папку с его личным делом.

«Дегтярев Владимир Анатольевич...»

Я, право, не знаю, как он оказался в списке.

Снова перелистал дело Владимира Дегтярева

Позвонить генералу? Спросить у него?

Я уже почти решил позвонить, как вдруг раздался звонок внутренней связи с поста ох­раны у главных ворот.

«Наверно, компьютеры приехали», — поду­мал я поднимая трубку.

Да?..

Валентин Макарович, — доложил на­чальник поста, — тут вас спрашивают.

Кто?

По документам Дегтярев Анатолий Алек­сандрович. Пропустить или нет?

Вот те раз! Он появился так точно, будто мои мысли прочитал!

— Я сам к нему выйду, — ответил я. — Пусть подождет.

Но сперва мне надо было собраться с мысля­ми. У главных ворот меня ожидал Дегтярев-старший, после стольких лет... Человек, погу­бивший и свою жизнь, и жизнь своих близ­ких...

Давным-давно, еще в советские времена Анатолий Дегтярев работал в Чехословакии. Тогда там, уже назревало то, что теперь назва­ли «бархатной революцией», да и самому го­сударству в прежнем виде существовать оста­валось недолго. Прошло совсем немного вре­мени и оно распалось на два государства, Че­хию и Словакию...

Так вот, Анатолий Дегтярев работником был опытным и толковым, но водился за ним грех, любил «красивую жизнь». До поры до времени это ему не мешало, но однажды он срочно понадобился, а найти его не смогли. Через некоторое время обнаружили его не где-нибудь, а в Вене! Влетел в аварию, будучи за рулем в нетрезвом виде! И вместе с ним ка­кая-то дама! Хорошо еще, на законных осно­ваниях в Австрии находился и дипломатиче­ский паспорт у него имелся, и визы все необ­ходимые, поэтому удалось его вызволить и вернуть в Москву. Но все равно, скандал был огромный.

Но и это еще не все. Стали разбираться, что за дама, откуда взялась. И выяснились инте­ресные вещи. С дамой Анатолия Дегтярева познакомил тоже наш человек — некий Гортензинский. Служил он, что называется, верой и правдой, но чуть ли не около тридцати лет на­зад, и вышла с ним одна неприятность. Разво­ровал он казенные деньги в той организации, которой его поставили руководить. Работа его заключалась в том, что он должен был посто­янно общаться с писателями, художниками, киношниками и со спортсменами. Обязан был знать их настроения, и постоянно иметь всех под присмотром, и если что — вовремя докла­дывать куда следует. Тогда это был «очень от­ветственный участок работы». Стал он поти­хонечку государственными деньгами пользо­ваться.

И когда об этом узнали, никакие прошлые заслуги ему не помогли. Завели уголовное де­ло, но спустили на тормозах. Однако ж от от­ветственной работы его отстранили.

И вдруг дают Гортензинскому новое зада­ние.

А история вот какая вышла. Этого Гортензинского отправили чиновником, заведую­щим авторскими правами в Чехословакию. Всем было ясно тогда, что президентом стра­ны будет Вацлав Гавел, знаменитый писатель. Вот и должен был Гортензинский, под предло­гом приобретения прав для издания его книг в Советском Союзе, постараться наладить кон­такты с Гавелом и понять, чего от него ждать и какие отношения будут между нашими странами в дальнейшем.

Только Гортензинский с этой задачей не справился. Вернее сказать, даже и не брался за нее. В то время уже начинался вывод на­ших войск из Чехословакии, и сложился под­ходящий момент для крупных афер с воен­ным имуществом. Но без Дегтярева у Гортензинского не получалось кое-какие делийски прокрутить. Гортензинский и познакомил Дегтярева с этой красоткой. Дегтярев загулял с ней, в Вену ее вызвался свозить, совсем рабо­ту забросил, а Гортензинского, в свою оче­редь, нужным людям представил. Гортензин­ский, пользуясь нужным знакомством, про­вернул две операции и положил себе в карман кругленькую сумму. Ну а для Дегтярева загул закончился, я уже сказал чем...

Дегтярева отозвали из Чехословакии жена от него ушла, а сам гуляка попал под долгие-предолгие разбирательства. В итоге выясни­лось, что он даже и не подозревал, что Гортен­зинский за его спиной какие-то дела провора­чивает. Отправили его служить с понижением в звании в Воркуту, по-моему. В общем, куда-то далеко на северо-восток. С тех пор я о нем ничего не слышал, вплоть до того момента, как личное дело его сына ко мне на стол легло. Только из дела и прочел, что уволился Дегтя­рев пять лет назад, что сперва в Тюмени работал, в службе безопасности крупной компа­нии, потом в Санкт-Петербург перебраться су­мел. Судя по всему, высоко по службе никогда не поднимался. Видно, и там не было особого доверия к нему.

А на Гортензинского очередное уголовное дело завели, и даже, находясь под следствием, он успел посидеть в Бутырке. Ему крупно по­везло, что СССР развалился и Гортензинскому удалась отвести от себя обвинение по уголов­ному делу. После девяносто первого года он на какое-то время исчез, а потом снова появился в качестве главы известного фонда. Не так давно мне попалось интервью с ним, где он рассказывал, как страдал за правду во време­на Советской власти.

И вот теперь Анатолий Дегтярев, замешан­ный в этой грязной истории, ждет у главных ворот, а мне еще предстоит решать судьбу его сына.

Зачем он приехал — думал я, шагая. То есть зачем, догадаться просто, но... Но как с ним го­ворить? Ладно, — усмехнулся я, — как сло­жится.

Где он? — спросил я у охранника.

Вон там, — показал охранник. — Пошел покурить.

Анатолий Дегтярев сидел на поваленном бревне у обочины. Увидев меня, он встал. В его глазах была смертельная усталость человека, который устал от жизни, у которого внутри что-то сломалось так, что уже не попра­вить.

— Здравствуй... — выдавил он и сказал еще что-то не слишком определенное. Видно, ни­ как не мог решить, на «вы» или на «ты» ко мне обращаться.

— Здравствуй, Анатолий, — я протянул ему руку.

Он недоверчиво покосился на протянутую руку, мол, не шучу ли я, потом пожал.

Зачем ты приехал? — спросил я. — Вык­ладывай.

Дело в том... — он сглотнул. — Мой сын к тебе поступает.

Да, знаю, — сказал я. — Да ты не волнуй­ся так. Давай пройдемся. На ходу и разговари­вать легче... Так ты приехал за сына хлопо­тать?

Не совсем, — ответил он. — Видишь ли, я о тебе всегда думал и вспоминал с уважени­ем и признательностью. Ведь другой мог бы и постараться раздуть мое дело... Ну, приписать мне больше, чем было на самом деле. Что я был в сговоре с Гортензинским, что я деньги полу­чал от него или от каких-то его сообщников. А я... я был идиотом, а не предателем! Казенные деньги растратил на ту злосчастную поездку, но от Гортензинского никогда в жизни ни ко­пейки не взял, честное слово!

Ну, Гортензинский и без того свое полу­чил, — заметил я. — Жаль, не до конца.

Вот именно, что не до конца! И он, кста­ти, до сих пор уверен, что я тебя ненавижу, считаю именно тем человеком, который меня потопил.

Откуда ты знаешь, что он в этом уве­рен? — поинтересовался я.

Земля слухом полнится. И еще... Ты столько лет был в стороне от дел. Мне и то из­вестно больше, чем тебе.

Он задумался, подбирая подходящие слова:

— В общем, я не знаю, сумеешь ли ты разо­браться, нужно брать моего сына или нет.

Тут настал мой черед задуматься.

— Объясни, — потребовал я наконец. — Го­вори прямо.

— Если бы я мог, я бы сказал, — ответил он. — И вот что, если я тебя приглашу навес­тить меня через недельку-другую, ты уж не отказывайся. Встречу назначу позже. И еще.

У тебя могут появиться самые неожиданные люди из прошлого. Такие, к которым ты хоро­шо относился или считаешь себя им чем-то обязанным. Ты поосторожней с ними, только от ворот поворот им сразу не давай.

— Да что происходит? — не выдержал я. — Я же вижу, — что-то серьезное! Выкладывай тол­ком!

Он вздохнул.

— Если бы я сам мог понять... Я не имею права зря выдвигать подозрения и обвинять людей. Потому что если я обвиню кого-то зря, ты можешь решить, что я это сделал специ­ально. В общем, мне самому надо сначала ра­зобраться... Ладно, пока.

И, повернувшись, он зашагал прочь. — Погоди! (— окликнул я его. — Погоди! Но он не ответил, даже не обернулся. Я некоторое время глядел ему вслед, а по­том побрел назад, к воротам, размышляя, что мог означать этот визит.