Глава 73. Первозданный сад 1 страница

«Но в первозданном саду, где все мы безымянны, я видела в тебе лишь красоту»

- Ани Дифранко -

Изабелла Свон

– Счастливого Рождества.

Я подскочила от неожиданности и отвернулась от окна. Эсме зашла ко мне на кухню и тепло улыбнулась, выражение ее лица было мягким, когда она смотрела на меня. Я удивилась, увидев ее так рано, солнце едва встало, а они с Алеком вчера довольно поздно приехали. Они собирались прибыть еще несколько дней назад, но у Алека внезапно возникли проблемы с бизнесом, и они не успели на свой рейс из Чикаго.

– Счастливого Рождества, – тихо ответила я, вежливо улыбнувшись ей.

Я наблюдала, как она подошла к буфету и начала там поиски, разговаривая про себя. На ней было надето красивое длинное платье и подходящие по цвету туфли на высоких каблуках, волосы ниспадали на плечи мягкими волнами, а макияж был свежим. Ухоженная, она выглядела прямой противоположностью мне в эти дни, к ней вернулась ее энергичность, от нее так и веяло добротой и состраданием. В этом было что-то материнское, мне становилось легче, когда она была рядом.

– Мы встали ужасно рано, да? – спросила она, закрывая буфет и поворачиваясь ко мне.

– Похоже на то, – сказала я. – Не могла заснуть.

– Ты тоже? – спросила она, вопросительно приподнимая бровь. – Ты выглядишь уставшей.

Я с неохотой пожала плечами.

– У меня сейчас много разных мыслей, – пробормотала я. – А почему вы поднялись так рано? Если не возражаете, я хотела спросить…

– Конечно, я не возражаю. Можешь спрашивать у меня что угодно, Изабелла, – сказала она. – А ответ на твой вопрос таков: я рано встала, потому что сегодня Рождество, а если ты помнишь прошлый год, то я готовлю Рождественский ужин.

– Оу, – удивленно ответила я. – А я решила, что поскольку вы поздно приехали, я его начну.

– Ты ошиблась, – сказала она, снова улыбнувшись мне.

– Лучше расслабься и забудь обо всем хотя бы на один день, позволь себе повеселиться. В конце концов, тебе всего семнадцать, наслаждайся жизнью, пока можешь. А потом ты станешь взрослой и, как я, поседеешь.

– У вас нет седины, – нахмурившись, сказала я.

Освещение было тусклым, из окна пробивался лишь рассеянный свет, но я была уверена, что не вижу седых прядей.

Она засмеялась.

– Это только потому, что у меня хороший стилист, и он удачно это скрывает. Если бы не это, я была бы уже совершенно седой, спасибо работе моего мужа. Тебе не потребуется много времени, чтобы испытать это на себе.

– Это точно, – пробормотала я, теребя край рубашки.

Я не была уверена, что еще сказать, но чувствовала, что она не сводит с меня глаз, ожидая развернутого ответа.

– Ты в порядке, детка? – спросила она, когда молчание затянулось. – У вас с Эдвардом все хорошо, разве не так?

– Думаю, да, – со вздохом ответила я. – Мы о многом не говорим, так что я на самом деле не знаю, что происходит. Он утверждает, что ничто не изменилось, что я могу осуществлять свои мечты, но я просто не вижу, как могу быть свободной, когда он – нет. Я не знаю, какая теперь будет у него жизнь. Но она не для Эдварда.

– Ты права, не для него, – сказала она. – И такая жизнь была не для Карлайла, веришь или нет. Помню, как Элизабет боялась его посвящения. Она почти в точности повторяла твои слова, у нее были те же переживания. Ты бы многому могла научиться из ее опыта.

– То же самое говорит и доктор Каллен, – пробормотала я. – Он даже дал мне ее дневник, чтобы я прочитала его.

– И ты читала?

– Немного, – пожав плечами, ответила я. – Я не думаю, что Эдварду понравится, что он у меня, поэтому не достаю дневник, когда он поблизости.

– Лично я думаю, что тебе стоит его прочитать, – с улыбкой сказала она. – А Эдвард с этим смирится. Для него вопрос о матери всегда были деликатным. У меня, наверное, единственной хватало храбрости говорить с ним о ней. Все ходили вокруг него на цыпочках, но я всегда верила, что нужен кто-то, кто не побоится залезть ему в душу. Эдварду нужен человек, который будет вытягивать его на поверхность из скорлупы и держать на свету, иначе он навсегда погрузится в черную яму и отстранится ото всех.

– Так он и делает, – тихо сказала я. – Он говорил мне, что у него постоянно было ощущение, будто он тонет.

– А ты пришла и спасла его. Так же и Элизабет показала Карлайлу, что такое любовь, так же и я научила Алека чувствовать, в конце концов. Никогда не надо забывать об этих узах, Изабелла, – проговорила она. – Ты действительно его любишь, ведь так?

– Конечно, – ответила я, кивая.

Мои глаза наполнились слезами от такого вопроса, одна скользнула по щеке. Я быстро стерла ее и прочистила горло, чтобы взять себя в руки.

– Я люблю его больше всего на свете.

– И ты переживаешь насчет того, что с ним сейчас происходит? – спросила она.

Я кивнула, и она с сочувствием мне улыбнулась.

– Тогда я скажу тебе то, что много лет назад сказала Элизабет. Она боялась, что мужчина, которого она любит, исчезнет среди хаоса и жестокости его новой жизни, но правда в том, Изабелла, что люди не меняются, если у них нет для этого причин. Внутри он всегда будет тем же Эдвардом, которого ты любишь. Я не буду тебе лгать и говорить, что ничто не изменится, потому что так не выйдет. У него будут секреты, и, хоть ты будешь их ненавидеть, ты будешь и понимать, что есть вещи, которые лучше не знать. Плюс, для них легче не приносить работу в дом, разделять эти понятия. Это помогает найти прибежище - место, где они могут быть собой и забыть о том, что они мафиози. Я мало знаю о том, что делает мой муж, и когда-то я расспрашивала его о делах, но больше этого не делаю – я ему верю. И я ненавижу его работу, но всегда помню, что он занимается ею только для того, чтобы выжить. Убей или будешь убит, мне тошно от мысли, что мой муж убивает людей, но я эгоистично предпочитаю это тому, что он сам будет убит.

Она замолчала, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Могу представить, как ты сейчас напугана, слишком много неизвестного вокруг, но, как я уже сказала, он все тот же Эдвард. Он увидит то, что будет желать забыть, он будет винить себя за вещи, которые не сможет контролировать, но разве так не происходит со всеми нами? Эдварду многое не будет давать покоя, его будут преследовать воспоминания, но ты дашь ему надежду и позволишь чувствовать себя живым. Это никогда не изменится, Изабелла. Твоя любовь всегда будет спасать его, она не позволит ему утонуть.

– Разве? – спросила я, по щекам бежали слезы. – Я… мне кажется иначе.

– Только потому, что он тоже напуган, сладенькая, – сказала она, подходя ко мне.

Она обняла меня и притянула к себе, рукой поглаживая мои волосы, совсем как мама, когда я была маленькой.

– Ты боишься за него, а он за тебя, но вы оба должны научиться видеть и хорошее. Вы, детки, любите друг друга, но вместо того, чтобы держаться за эту связь, вы отстраняетесь.

Позади нас кто-то прочистил горло, Эсме быстро отпустила меня и развернулась. Я напряглась, когда увидела Алека, прислонившегося к дверной раме, он скрестил руки на груди.

– Я прерываю вас?

– Нет, сэр, – тут же ответила я, уставившись в пол.

– Конечно, прерываешь, – сказала Эсме одновременно со мной, в ее голосе звучал смех. – У нас девчачий разговор.

– Я слышал, – сказал он. – А что насчет того, чтобы не вмешиваться? Я думал, мы пришли к согласию…

– А я думала, что ты лучше меня знаешь, – оборвала его Эсме.

Я быстро глянула на нее, пораженная, – никто не смел говорить с Алеком таким тоном.

– Знаю, – сказал он. – Но я надеялся, что ты хоть раз прислушаешься к голосу здравого смысла. Вмешательство в личную жизнь других людей…

-… только принесет им боль, – сказала она, снова его обрывая. – Я знаю, Алек. Ты миллион раз это повторял, но еще хуже для меня – это стоять рядом и ничего не делать, когда людям больно. У нас этого в жизни достаточно, да? Они просто дети, ради всего святого.

– Эдвард - взрослый, – парировал Алек. – И то, что он выбирает в своей личной жизни – не наше дело. Это часть его жизни, новой жизни. Уважай его и позволь самому решать, что для него лучше.

– Ты уже забыл, как поручился за нее? – прервала его Эсме.

– Ciò non significa che io controllo la ragazza (Это не означает, что я контролирую девочку), – сорвался он в ответ, одаривая меня таким взглядом, от которого по спине побежал холодок.

Его тон был грубым, и Эсме прищурилась, не сводя с него глаз. Я еще никогда не видела, как они ссорятся, меня расстроило происходящее.

– Hanno paura, Alec! È il tuo dovere di aiutarla! (Они напуганы, Алек! Это твоя обязанность – помочь им!)

– Il mio unico dovere è quello di guardare (Моя единственная обязанность – наблюдать), – холодно ответил он.

– Как наблюдал за Элизабет, – спросила Эсме, вопросительно приподнимая брови. – Ты снова и снова повторял мне, чтобы я не вмешивалась, чтобы не лезла не в свое дело, чтобы позволила ей самой справляться, но было же очевидно, что она понятия не имела, что делает. В этом много пользы, да? А мы могли помочь!

– Я не отвечал за Элизабет, – заявил он.

– Ты прав, не отвечал, – ответила Эсме, качая головой. – А за Изабеллу отвечаешь.

Алек замолчал и не сводил с нее глаз, выражение его лица невозможно было прочитать. Эсме не отводила взгляд, в ее глазах застыла решительность, напряжение в комнате нарастало с каждой секундой. Мне было некомфортно, я нервничала, голова закружилась, а кровь неслась по венам.

– Я, э-э… мне не стоит тут быть, – прошептала я, продвигаясь к двери.

Я уже дошла до фойе, когда меня окликнул Алек.

– Остановись.

Я замерла.

– Grazie, – тихо сказала Эсме, подходя ко мне.

Я повернулась, Алек направлялся ко мне, он кивнул в сторону гостиной. Я застыла, не зная, что делать, меня поразило, что теперь он прихрамывает, меня мучила вина, что это из-за инцидента на складе. Он нетерпеливо посмотрел на меня, когда увидел, что я стою на месте, и я поняла, что он ждет, чтобы я последовала за ним. В гостиной он сел в кресло, а я нерешительно присела на край дивана. В комнате было полутемно и очень тихо, единственным звуком было тиканье часов на стене. С каждым щелчком мое волнение усиливалось, руки начали трястись.

– Тебе кто-то объяснял, какие последствия для тебя будет иметь процесс поручительства, Изабелла? – наконец спросил он, разрушая напряженную тишину.

– Э-э, Эдвард сказал однажды, что если я пойду в полицию или что-то вроде этого, у вас будут неприятности, – нервно сказала я. – Клянусь, я никогда так не поступлю. Я никогда никому ничего не скажу.

– Знаю, – ответил он. – Я бы не поручился за тебя, если бы думал, что ты можешь, но дело не только в этом, и я прошу прощения, что тебе до сих пор не объяснили. Твоя жизнь теперь принадлежит тебе, ты можешь жить так, как пожелаешь, но для тебя есть несколько ограничений в связи с нашими обстоятельствами. Во-первых, и это самое важное, ты не можешь иметь дело с представителями закона, и это навсегда. Ты не можешь дружить с копами, ты не можешь никуда ходить с копами, ты не можешь быть копом. Если один поселится с тобой по соседству, ты должна будешь переехать. Ты не можешь контактировать ни с одним из них никаким способом и приглашать их в дом. И это важно, Изабелла, мой мир не похож на мир вне организации. Ты не невинна, пока не доказано обратное в моем мире. Даже дышать с ними одним воздухом будет достаточно, чтобы получить смертный приговор, если тебя увидят не те люди. Ты поняла?

– Да, сэр.

– У меня нет власти над твоей жизнью, и честно, я и не хотел бы ее иметь, но я должен быть в курсе, что, в конце концов, ты решишься делать. Я буду иногда тебя проверять, и нужно будет найти способ, как поддерживать с тобой связь, если вдруг у тебя будут неприятности, звони мне без задних мыслей. Это противоречит всему, во что я верю, ведь я всегда выбираю оставаться в стороне, но моя жена дружелюбно напомнила мне, что присматривать за тобой – моя обязанность. Я хочу, чтобы ты преуспела в жизни, и я всегда помогу, если тебе понадобится моя помощь. Хорошо?

– Хорошо, – пробормотала я, удивленно глядя на него. – Спасибо вам, сэр.

– Пожалуйста. Теперь, когда Эдвард в организации, он быстро адаптируется, поэтому переживать за него не стоит. Правда в том, Изабелла, что ни один из нас не является абсолютно хорошим или абсолютно плохим. Иногда хорошие люди совершают плохие поступки, а плохие люди могут делать добро. Эти слова тоже противоречат всем моим принципам, потому что до недавних пор я видел мир в черно-белых тонах, но теперь замечаю и оттенки серого. Скоро и Эдвард это поймет, и как он с этим справится, будет зависеть от того, к какой стороне он примкнет, – сказал он.

– Он хороший человек, – прошептала я.

– Я тоже в это верю. И я верю в добро в Карлайле, несмотря на то, во что он меня втянул, – ответил он. – Что касается меня, то в себе я не уверен.

Как только эти слова слетели с его губ, из холла раздался смешок, мы оба повернулись, и я увидела Эсме.

– Не говори глупости. Конечно, ты хороший человек, – сказала она, подходя и садясь на другую сторону дивана.

– Ты просто ослеплена любовью, – ответил Алек.

– Кто ослеплен любовью? – неожиданно из холла раздался голос.

Я повернулась и увидела доктора Каллена, он только что принял душ и надел рубашку и широкие брюки. На его губах играла улыбка, впервые за долгое время он казался счастливым и не погруженным в заботы.

– Твоя сестра, – ответил Алек.

Доктор Каллен засмеялся и, пройдя по комнате, сел в кресло.

– Не сомневаюсь. Она всегда видит в людях хорошее, даже если кроме нее никто этого не замечает.

– Потому что это вы оба – слепые идиоты, а не я, – парировала Эсме.

– Иисусе, да вы все, нахер, слепые, – раздался голос Эдварда, когда он появился в комнате, он выглядел взъерошенным и все еще сонным.

Его волосы торчали, а фланелевые пижамные штаны сидели низко на бедрах, торс был оголен. Я удивилась, что он так рано встал.

– Кто-нибудь из вас мог посмотреть на гребаные часы? Еще офигенно рано. Какого черта нужно тут торчать на Рождество, разве что вам пять лет и вы ждете Санту. Мне неприятно вас огорчать, но этот мудак больше сюда не приходит. Вас всех занесли в чертов список непослушных детей.

– А это не лицемерие, если учесть, что ты тоже встал рано? – спросил доктор Каллен.

– Я тут только потому, что моя кровать пуста, и я хотел узнать причину, – пробормотал он, падая на диван рядом со мной.

Я покраснела, когда он закинул руку мне на плечо и притянул к себе, он положил подбородок мне на макушку, а я прижалась к нему теснее.

– Buon natale, tesoro.

– И тебе счастливого Рождества, Эдвард, – прошептала я. – Я хотела начать готовить индюшку. Я все равно заношусь в список непослушных детей?

– Нет, пока нет, но у меня есть идеи, как тебя туда записать, – игриво сказал он.

Краска на моем лице стала ярче, а он хихикнул, сжимая меня.

– Ты уже начала?

– Э-э, нет. Эсме сказала, что сама приготовит ее.

– И правильно сделала. Я просто силой выгнала ее из кухни и сказала сегодня расслабиться и повеселиться, – встряла Эсме. – Если честно, я не уверена, что вы оба помните, как это делается. Я имею в виду, что у вас даже нет Рождественского дерева, и я разочарована. Какой же это будет праздник?

– Лично я никогда не понимал смысла Рождественского дерева, – сказал Алек. – Зачем нужно кого-то убивать, чтобы отпраздновать рождение?

– Я думаю, смысл в том, что даже когда ты его срезаешь, оно остается зеленым, оно живет, – сказал доктор Каллен. – Бессмертный предмет, и чтобы человек ни делал, ель не сдается. Это символизирует распятие и воскрешение.

– А я думала, что это языческий символ, – сказала Эсме.

– Тогда почему ты хочешь дерево? – спросил Алек, глядя на жену.

– Потому что это рождественская традиция, – сказала Эсме, пожимая плечами. – Она напоминает о значении вечности в жизни.

– Разве я сказал не то же самое? – спросил доктор Каллен.

– Все равно не вижу смысла. Разве дерево не может быть символом, если вы просто позволите ему расти дальше?

– Иисусе, вы серьезно решили устроить дебаты на тему Рождественского дерева? – спросил Эдвард, громко застонав. – Это дерево, на которое вешаются разноцветные шары и разное блестящее дерьмо, а еще гирлянды и прочее. Вот и все! Оно ничего не символизирует, только тот факт, что нам больше нечем заняться, кроме как украшать гребаные деревья.

Он встал и протер глаза, прежде чем протянуть мне руку. Я взяла ее, и он поднял меня на ноги и потянул из комнаты.

– Куда мы? – спросила я.

– Увидишь, – заворчал он.

Я шла за ним следом наверх, сконфуженно наблюдая, как он задержался на втором этаже. Он быстро глянул на меня и выдавил улыбку, а потом внезапно отпустил руку. Он подошел и потом резко начал громко стучать в двери спальни, сначала Эммета, а потом Джаспера.

– Проснитесь и пойте, чмошники!

Раздалось недовольное ворчание Эммета, а потом дверь с силой открылась, на его лице застыло раздраженное выражение, он прищурился.

– Какого черта, братец? Ты видел гребаное время? Ты прервал на середине мой самый лучший сон!

– О чем? – с любопытством спросила я.

– Анна Курникова, – тихо сказал он, когда вышел в коридор и толкнул Эдварда локтем, с намеком задвигав бровями. – Она играла с моими шарами и ракеткой, чувак.

– Что ты только что сказал? – из-за спины Эммета раздался злой голос Розали.

Он напрягся и быстро затряс головой.

– Ничего, детка, – крикнул он.

Я нахмурилась, а Эдвард прыснул. Дверь Джаспера тоже отворилась.

– Что вы, ребята делаете? – спросил он, с непониманием глядя на нас.

Заметив меня, он смягчился. Я пожала плечами, потому что сама не знала, что происходит.

– Вы просто гребаные сони, – сказал Эдвард, пихая Эммета. – Эй, Розали, Эммету только что снилось…

Но прежде чем Эдвард успел закончить предложение, Эммет понесся на него и я, резко выдохнув, отскочила с дороги, прежде чем меня сбили. Эммет повалил его, и они покатились по полу, награждая друг друга пинками в процессе борьбы, каждый пытался оказаться сверху. Я глянула на Джаспера, ожидая, что он их разнимет, но он только покачал головой.

– Когда-то я услышал, что никогда нельзя встревать между двумя дерущимися животными, иначе они оба нападут на тебя, – игриво сказал он, подходя ко мне.

Он протянул руки и обнял меня, широко улыбаясь.

– Плюс, я не знаю, что происходит, так что не могу вмешаться. Счастливого Рождества тебе, кстати.

– Да, счастливого Рождества, сестренка, – промычал Эммет.

Я оглянулась и увидела, что он прижал Эдварда к полу, но Эдвард не сдавался. Он осыпал брата ударами и извивался, пытаясь вырваться из его хватки.

– Счастливого Рождества, – ответила я.

– Иисусе, уберись! – заорал Эдвард, с силой врезаясь кулаком Эммету в бок.

Эммет выдохнул и на мгновение ослабил захват, Эдварду этого хватило, чтобы вырваться и быстро встать. Эммет тоже поднялся и с угрозой глянул на брата, собираясь снова ему накостылять, но тут Эдвард в защитном жесте поднял руки.

– Хорошо, я не скажу это дерьмо.

– Я так и думал, – самодовольно сказал Эммет, пихая Эдварда, когда тот ухмыльнулся.

– Какое дерьмо ты не скажешь? – спросила Розали, выходя в коридор.

Она скрестила руки на груди и обвела нас взглядом, ожидая ответа. Когда никто не заговорил, она повернулась ко мне и в ожидании приподняла бровь.

– Изабелла?

Я застыла, от ее взгляда мое сердце забилось быстрее.

– Э-э, у Эммета был сон, – пробормотала я, поежившись от такого внимания. – Об Анне Карениной, или как-то так.

Мальчики взорвались смехом, а я отчаянно покраснела, окончательно смутившись, когда Розали нахмурилась.

– Что?

– Думаю, она имела в виду Анну Курникову, – хихикнул Джаспер.

– Оу, – пробормотала я, поняв ошибку. – Да, она.

Розали застонала и закатила глаза, дав Эммету крепкий подзатыльник. Он выругался и отодвинулся от нее, потирая место удара.

– Проклятье, детка. Ты же знаешь, что для меня ты – номер один, – бормотал он, поворачиваясь к Эдварду. – Это все твоя вина. Какого черта ты изначально нас разбудил?

– Иисусе, я просто хотел предложить купить гребаное Рождественское дерево, – огрызнулся Эдвард, потирая шею с раздраженным выражением лица. – Не нужно быть таким мудаком.

– Дерьмо, что, правда? А почему ты раньше не сказал? Сейчас оденусь, – сказал Эммет, тут же загоревшись энтузиазмом.

Он толкнул Эдварда в грудь. Потом схватил Розали, и она взвизгнула, когда он забросил ее на плечо.

– Да брось, детка!

– Блядь, поставь меня на землю, Эммет Каллен, – завизжала она, осыпая его градом ударов по спине.

Эммет захохотал и, как будто не замечая ее потуг, захлопнул дверь ногой и исчез.

– Я позвоню Элис, – тихо сказал Джаспер, наконец, отпуская меня.

Он слегка улыбнулся мне, а потом кивнул Эдварду и удалился.

Я пошла за Эдвардом наверх, мы оба приняли душ и оделись. Когда мы спустились вниз, Джаспер уже ждал нас на крыльце, погруженный в разговор с Элис. Эсме была на кухне, готовила, а в холле я заметила доктора Каллена и Алека, они так и не покинули гостиную. Доктор опустил голову и сложил руки перед собой, он тихо говорил, а Алек внимательно слушал, не сводя с него глаз. Я понаблюдала за ними пару минут, а потом подошел Эдвард и обвил руками мою талию, притягивая к себе. Я прижалась к нему и он, наклонившись, оставил на шее поцелуй, замурлыкав мне в кожу.

– Папа что-то задумал, – тихо сказал он, чтобы слышала только я.

Оглянувшись, я заметила на лице Эдварда подозрительное выражение, он смотрел на отца.

– Что? – с любопытством поинтересовалась я.

– Если бы я только знал, – пробормотал он. – Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, так что, если я его знаю достаточно, он планирует что-то радикальное.

– Ты думаешь, будут проблемы? – спросила я, чувствуя панику.

Он сухо засмеялся.

– Конечно, будут. А когда их не бывает? – с сарказмом спросил он. – Он приложил столько сил, чтобы защитить нас от разного дерьма. И сейчас я не думаю, что он усугубит наше положение. Я, скорее, переживаю за него. У меня такое ощущение, что он собирается удалиться с громкими шумом… как это литературно… " сгореть на пике славы" …

– Серьезно? – пораженно спросила я.

Повернув голову в сторону гостиной, я увидела, как помрачнело лицо Алека, он что-то взволнованно шептал, а доктор Каллен сидел как статуя, неподвижно. Казалось, они о чем-то спорили, но никто не слышал их слов, диалог был абсолютно серьезным.

– Да. Затишье перед бурей, tesoro, – пробормотал он. – Я все жду, когда блеснут молнии.

Я стояла на месте, испугавшись и не зная, что сказать, но прежде чем на ум пришла хоть одна дельная мысль, с лестницы раздался шум. Я повернула голову и увидела, как Эммет едет по перилам, на его лице возникла ухмылка, когда он достиг нижней ступеньки. Розали спускалась медленно, совершенно не удивляясь его поведению, она едва глянула на нас, когда дошла до первого этажа.

Эммет пошел в гостиную, и оба, Алек и доктор Каллен, повернулись к нему, тут же прекращая разговор. Мы с Эдвардом с любопытством тоже придвинулись к ним, но Розали осталась у входной двери, на ее лице было написано нетерпение.

– Мне нужна пила или топор, а еще веревка или шнур, – перечислил Эммет.

– Зачем? – спросил доктор Каллен.

– А зачем всем нужно это дерьмо? – спросил Эммет.

Доктор Каллен не отводил от него любопытного взгляда, на его губах скользнула улыбка, а Эммет покачал головой.

– Не обращай внимания, даже не отвечай. Не хочу знать. Мы собираемся срубить дерево.

– Оу, – сказал доктор Каллен, рассмеявшись, пока он поднимался. – Подожди минутку, у меня есть все это в подвале.

– В темнице? – спросил Эдвард.

– Это не темница, сын, – ответил доктор Каллен, доставая ключи и направляясь к офису под лестницей. – Это panic room (Убежище; другой вариант перевода, который имел в виду Эдвард, – " комната страха".).

Эдвард засмеялся. – Да, это гребаная комната страха, правильно. Если проснуться в этой хрени, ты просто должен начать бояться.

Эммет рассмеялся, а доктор Каллен нетерпеливо вздохнул, качая головой. Он не ответил на комментарий Эдварда, а просто исчез в офисе. Он вернулся через минуту, и я инстинктивно вздрогнула, когда заметила в его руках веревку, которую тут же узнала – именно ей он когда-то привязывал меня. Он застыл и нахмурился, заметив мою реакцию, но, похоже, понял, в чем дело, когда отдавал ее Эммету. Он сочувствующе глянул на меня и пробормотал извинения, протягивая Эммету топор.

– Надеюсь, подойдет, – сказал он. – Это первое, что я нашел.

– Спасибо, – сказал Эммет, внимательно осматривая топор. – Надеюсь, ты не использовал эту хрень, чтобы кого-то расчленять, а?

Доктор Каллен удивленно глянул на него.

– Ты серьезно меня об этом спрашиваешь? – уточнил он.

– Да. Хотя, нет. Не надо отвечать. Не хочу знать, – пробормотал он, разворачиваясь, чтобы уйти.

Эдвард хихикнул и взял меня за руку, потянув к двери, а доктор Каллен прокричал нам, чтобы мы были осторожны.

– Давайте с этим покончим, – с нетерпением сказала Розали, распахивая дверь, ее высокие каблуки застучали по полу, когда она выходила.

Я с секунду поколебалась на пороге, ощущая холодный ветер.

– Тебе не нужно пальто? – спросила я, глядя на Эдварда.

– Нет, это не проблема, – сказал он, осмотрев себя.

На нем был теплоизолирующий свитер с длинными рукавами, но мне было прохладно даже в пальто.

– Не так уж плохо.

– Уверен?

– Да, – ответил он, пожав плечами. – Ну, давай, пошли искать дерево.

Я пошла за ним на улицу, и все мы направились было к внедорожнику Джаспера, но тут Эдвард замешкался. Он залез в карман и достал ключи, улыбнувшись мне.

– Поехали отдельно.

– Уверен?

– Да, я уверен, Белла, – со смехом сказал он. – Что с тобой, и что за гребаный вопрос? Ты мне больше не доверяешь?

– Конечно, я тебе доверяю, – быстро ответила я, до этого я не понимала, что мои вопросы звучат, как будто у меня были задние мысли. – Я просто спросила. Ну, знаешь, чтобы убедиться.

– Думаю, это лучше, чем просто говорить " хорошо", – пробормотал он. – А я уверен в каждом своем слове. Я не собираюсь тебе лгать, Белла. Никогда.

– Я знаю.

Джаспер сказал Эммету, чтобы тот следовал за ним, Эммет закричал " принято" и бросился к пассажирской двери внедорожника. Элис с Джаспером хихикнули, а Розали застонала, закатив от раздражения глаза.

– Похоже, у Розали плохое настроение, – пробормотала я, пока мы забирались в «Вольво» Эдварда.

Он тут же завел машину и начал настраивать радио, пытаясь найти что-нибудь стоящее.

– А я не знал, что у этой суки бывает хорошее настроение, – ответил он, когда, наконец, нашел что-то, понравившееся ему.

Он наблюдал за мной краем глаза, пока я пристегивалась, и, поколебавшись, пристегнул и свой ремень. Я улыбнулась и устроилась поудобнее, он впервые пристегнулся по доброй воле. Он застонал и начал ерзать, пытаясь усесться, очевидно, ему было дискомфортно.

– В любом случае, просто игнорируй Розали. Так намного проще.

Он нажал на газ, и мы помчались по аллее, из-под колес летели брызги грязи и гравий.

– И кстати, как тебе моя машина? Я вроде тебя еще не спрашивал, – сказал он, когда мы выехали на дорогу.

– Э-э, да, – ответила я, удивленная вопросом.

Эдвард обожал свою машину, и чужое мнение не считал важным, ведь оно никак не могло изменить его взгляды.

– Хорошая машина. В ней ощущается тепло и что-то родное. И комфорт. Может, потому что она твоя.

Он улыбнулся и кивнул, не комментируя мой странный ответ. Я ничего не знала о машинах, так что это было лучшее, на что я была способна. Эдвард какое-то время вел машину молча, изредка он поворачивал, но я никогда раньше тут не ездила и не знала дорогу, а потом он начал беззаботно болтать о всяких вещах, приходящих на ум. О погоде, о телевидении, о музыке… так между нами все и было в последнее время. Мы постоянно говорили о какой-то ерунде, вместо того, чтобы обсудить нечто важное для нас, но мы избегали этих тем. Нам становилось тяжело друг с другом, воздух между нами был напряженным, секреты утомляли.

Приблизительно через тридцать минут он свернул на грязную дорогу и какое-то время ехал по ней, прежде чем подъехать к коричневому забору из досок. Конца его я не видела. Ограда окружала обширный участок деревьев и деревянный дом с белой вывеской " Елочная ферма Спиллмана". Эдвард выключил двигатель, и мы вышли, замечая на окне здания надпись " закрыто". Я медленно подошла к забору и начала рассматривать вывеску.