Глава 73. Первозданный сад 2 страница

– Они закрыты, Эдвард, – сказала я, когда он встал рядом со мной.

Вскоре подъехал Джаспер и припарковался рядом с нами, все четверо присоединились к нам.

– Там написано, что двадцать пятого числа они не работают.

– Я знаю, – сказал он.

Я озадаченно глянула на него, а он лишь ухмыльнулся, пожав плечами, будто это ерунда. Он схватился за ограду, подтянулся и быстро забрался на нее, спрыгивая на землю с той стороны. Я наблюдала за ним, а он протянул мне руку, предлагая присоединиться.

– Ты хочешь украсть дерево? – недоверчиво спросила я.

Розали горько хихикнула, подходя к забору.

– Конечно, хочет. Разве теперь не это его работа?

Я застыла, пораженная ее словами, а Эдвард злобно прищурился.

– Иди на хуй – выплюнул он. – Ты ни хера не знаешь о том, что происходит, так что заткни свой грязный рот, прежде чем я помогу тебе заткнуться.

– Достаточно, – сказал Эммет, перекидывая через ограду топор, прежде чем самому перебраться на ту сторону. – Оставьте друг друга в покое. Это Рождество, черт побери. Вы должны друг друга благословлять, или что там предписано.

Вздохнув, я начала карабкаться на доски, но тут меня схватил Эммет. Я закричала от удивления, когда он поднял меня в воздух, перенес через ограду и поставил на ноги.

– Э-э, спасибо, – пробормотала я, пока Джаспер помогал перелезть Элис.

– Забудь, котенок, – с ухмылкой сказал он, поворачиваясь к Розали.

Она все еще стояла на той стороне и со злостью смотрела на нас, скрестив руки на груди. – Ты идешь или нет, Рози? – спросил он, протягивая руку, чтобы ей помочь.

Она проигнорировала ее, отказываясь от помощи, и пожаловалась, что испортит обувь, если будет тут лазить. Эдвард застонал от раздражения и взял меня за руку, переплетая наши пальцы. Мы направились к деревьям.

Каждый раз, когда кто-нибудь из нас останавливался и показывал дерево, Эдвард находил в нем какие-то изъяны, решая, что оно для нас недостаточно хорошее. Все ели были или слишком низкие, или слишком высокие, или чересчур толстые, или чересчур тонкие, или слишком много веток, или, напротив, слишком мало. Он критиковал их цвет, форму, но, честно говоря, я не очень понимала, почему – для меня все деревья были одинаковыми.

– А как насчет этого? – спросил Джаспер, останавливаясь у зеленой ели одного с ним роста.

Эдвард глянул на нее и застонал, качая головой.

– Она лысая, – пробормотал он. – Что произошло со сраными иголками?

Я нахмурилась и уставилась на нее, пытаясь понять, о чем он. Ветви были пышными, а судя по выражению лица Джаспера, он тоже не видел проблемы.

– Какой ты привередливый, – пробормотала я, игриво толкая Эдварда локтем.

Он закатил глаза и ухмыльнулся, толкая меня в ответ.

– Без разницы. А тебе что-то понравилось? – спросил он. – Ты еще не сказала ни единого гребаного слова о деревьях.

– Это просто деревья, – резко сказала Розали раньше, чем я успела ответить. – Бери уже одно, и надо отсюда выбираться. У меня болят ноги, блядь.

– А может, тебе стоило найти нормальную обувь, чтобы не было таких проблем? – выплюнул Эдвард. – Кто, блядь, надевает высокие каблуки, чтобы срубить дерево?

– А кто, блядь, ждет до самого Рождества, чтобы сделать это дерьмо? – парировала она. – Если бы ты поднял свою чертову задницу несколько дней назад и сделал это, у нас бы не было проблем!

– А никто не заставлял тебя идти, черт возьми, – злобно сказал Эдвард. – Могла остаться дома.

– Да, и пропустить все веселье? – с сарказмом сказала она.

– Проклятье! – сорвался Эммет, теряя терпение. – Прекратите это дерьмо! У меня от вас голова скоро будет болеть.

– Ну, если бы ты заткнул свою гребаную подружку, у нас бы не было этих проблем, – выплюнул в ответ Эдвард.

– Никто меня не заткнет, Каллен, – резко проговорила она. – Я сама за себя решаю. И не получаю ни от кого приказы.

– Иди на хуй – крикнул Эдвард, напрягаясь, его рука крепко сжала мою, он боролся с гневом.

Я выдохнула и попыталась высвободиться, а Эммет встал между ними, поднимая руки.

– Слушайте меня! Хватит! – со злостью закричал он. – Я не знаю, кто в вас сегодня вселился, но это уже не игры! Меня от вас тошнит, так что прекращайте это дерьмо. Оба.

Я снова попыталась высвободить руку, от крепкой хватки Эдварда она уже начала болеть, он заметил это и быстро ослабил захват.

– Выбери дерево, Белла, – пробормотал он, по-прежнему отказываясь меня отпускать.

– Э-э, хорошо, – нерешительно сказала я, оглядываясь по сторонам.

Утро началось не очень хорошо, и мне уже хотелось домой, я надеялась, что хоть там дело пойдет лучше. Я случайно заметила ель в нескольких шагах от нас и вздохнула.

– Может, эта?

Он быстро осмотрел ее, а я ждала его вердикта, уверенная, что он будет критиковать и ее, но тут он ухмыльнулся.

– Идеально, – сказал он, покосившись на меня.

– Ты уверен? – спросила я.

Он застонал и покачал головой, а я вспыхнула, поняв, что снова повторила эту фразу.

– Оу, я имею в виду, тогда хорошо.

– Эй, мне дерево нравится, – сказал Эммет, поднимая топор и небрежным жестом перебрасывая его через плечо.

Вторую руку он поднял, чтобы заслонить от солнца глаза, пока рассматривал ель, решая, как лучше ее срубить. Я с минуту за ним наблюдала, зрелище казалось сказочным, а потом взорвалась смехом, когда поняла, что на нем надета красная клетчатая рубашка, а на лице щетина – он давно не брился. Все удивленно повернулись ко мне, и, я уверена, им бы ситуация не показалась такой смешной, а я от истощения была немного не в себе. И чем дольше я смотрела на Эммета, тем истеричней смеялась, зрелище было удивительно нелепым. Я начала задыхаться, из глаз брызнули слезы, и я вырвала у Эдварда руку, чтобы их стереть, пока они бежали по щекам.

– Что такого смешного? – спросила Элис, на ее лице вспыхнула улыбка, когда она смотрела на меня.

Это была первая ее искренняя улыбка за последние дни – она постоянно была подавленной, угрюмо смотрела на нас с Эдвардом, как будто вот-вот заплачет. Я только сильнее рассмеялась, не в силах взять себя в руки, а Эдвард хихикнул, глядя на меня, в его глазах наконец-то появились счастливые искорки.

– Он похож, э-э… на гигантского дровосека, – выдавила я, пытаясь восстановить дыхание, но слезы все равно продолжали течь, в боках болело, а я хватала ртом воздух. – Ну, знаете, Пол Баньян (Сказочный дровосек гигантского роста, с удивительной силой, он мог носить целые деревья, а от его смеха трещали стекла. Путешествовал вместе с Голубым Быком, его компаньоном. Вдвоем они, по легенде, выкопали Гранд Каньон). Эммет – его копия.

Все они озадаченно повернулись к Эммету и вдруг тоже взорвались смехом.

– Так и есть, – с широкой улыбкой заметил Джаспер, а потом покосился на Розали. – Подождите, а как звали его закадычного друга? Ну, того голубого быка?

Я пожала плечами и глянула на Розали, а потом задохнулась от смеха, когда поняла, что она в голубой одежде. Розали тяжело выдохнула и скрестила руки на груди, она гневно обвела нас взглядом.

– Я знаю, что у вас, уродов, хватит ума не назвать меня быком, – выплюнула она.

– Ой, брось, это просто шутка, детка, – игриво сказал Эммет.

Мы с Джаспером оба резко выдохнули, быстро переглянувшись.

– Детка! – одновременно закричали мы, вспомнив, что Голубого Быка называли именно так.

– Ну все, вы мне, нахер, заморочили голову, – в замешательстве пробормотал Эдвард, все еще хихикая. – Может, срубим это чертово дерево и поедем домой? Я замерз. Мой гребаный член скоро сморщится и отпадет, если мы еще тут поторчим.

– А может, тебе стоило надеть пальто, если ты мерзнешь, – резко ставила Розали, все еще раздраженная. – Вообще-то, сейчас зима. Какой идиот не носит пальто в зимнее время?

Я выдавила улыбку, покачав головой.

– Нет, ему не нужно пальто, – вставила я. – Он уверен.

– А может, хватит шуток, tesoro? – тихо спросил он, пока Эммет рубил топором ствол дерева.

Лезвие легко вонзалось в древесину, его удары были сильными. После четвертого удара ель зашаталась, а на шестом – начала падать. Он протянул топор Джасперу и схватил дерево, глядя на нас.

– А теперь потащили эту хрень домой, – сказал он, гордо улыбаясь, пока тянул ель к машине.

Эдвард снова взял меня за руку, его пальцы были холодными, у меня по коже побежали мурашки. Мы шли позади всех, и я с изумлением увидела, как Эммет с Джаспером легко перебросили дерево через забор, как будто это была сущая ерунда.

– Ой, подожди, – сказал Эдвард, отпуская меня и доставая из кармана кошелек.

Он открыл его и достал несколько банкнот, а потом побежал к дому и положил деньги под дверь. Я улыбнулась ему, когда он возвращался, а он расплылся в улыбке в ответ, довольный, что додумался заплатить за дерево, хотя и не должен был. Потом он снова подал мне руку, чтобы помочь перебраться через ограду.

Дорога домой прошла в расслабленной атмосфере, а остаток утра пролетел за одно мгновение. Настроение Розали несколько изменилось, ее гнев и раздраженность превратились в тихую грусть, на лице постоянно появлялось хмурое выражение. Точно не знаю, что изменилось, но когда мы приехали домой, все казались какими-то печальными. Эдвард вел себя отстраненно, а когда мы украшали Рождественское дерево, он нервно осматривал остальных. Я несколько раз замечала, как он бросал на людей гневные взгляды, иногда, когда он не видел, что я смотрю, он перебрасывался с другими парой слов, но говорил шепотом, и я его не слышала. Меня это озадачивало, я постоянно спрашивала, что происходит, но он лишь натянуто улыбался и говорил, что не о чем переживать.

Потом мы смотрели рождественские фильмы, а ранним вечером обменялись подарками в ожидании ужина. Я получила несколько книг и рисовальных принадлежностей, а еще одежду от девочек и новую пару «Найк» от Эдварда. Когда еда была готова, мы расселись за столом, Эдвард посадил меня рядом с собой, а Алек с Эсме сидели напротив нас. Доктор Каллен прочистил горло, и тогда Эдвард взял меня за правую руку, а Алек медленно придвинулся к столу и протянул мне свою ладонь. Я нерешительно посмотрела на него, а потом осторожно потянулась к нему. Я аккуратно положила свою руку в его и опустила голову, сердце бешено билось в груди. А доктор Каллен тем временем начал молиться.

– Господи, спасибо, что благословил наш стол, и спасибо тебе за всех людей, собравшихся тут. Мы просим тебя дать нам силы быть внимательными к тяготам других, и не лишай нас своей любви и прощения, счастья и мира, и больше всего мы просим тебя помочь невинным среди нас найти свободу, которую они заслуживают. Во имя Иисуса.

– Аминь, – пробормотали все мы, а потом разомкнули руки и подняли головы.

Я повернулась к доктору Каллену и с любопытством глянула на него, его слова не давали мне покоя, но он лишь мягко улыбнулся мне.

– Dai nemici mi guardo io dagli amici mi guardi iddio (Я могу защитить себя от своих врагов, так пусть Господь защитит меня от моих друзей), – тихо сказал Алек, поднимая вилку.

– Аминь этому дерьму, – с сухим смешком сказал Эдвард.

Мы начали ужин, но я лишь ковыряла вилкой в тарелке, в комнате зависла напряженная тишина, все вокруг бросали друг на друга странные взгляды. Они как будто хранили общий секрет, в который меня не посвящали, а Эдвард очень нервничал по этому поводу. Я дергалась, прислушиваясь к звону столовых приборов, аппетит окончательно исчез, а от волнения меня трясло. Иногда я замечала, как на меня смотрят, это внимание было некомфортным, я уже даже думала в панике убежать из комнаты. Но прежде чем я решилась, Джаспер прочистил горло.

– Трудно поверить, что прошло уже десять лет, – тихо сказал он.

Я увидела, как Эдвард рядом со мной выпрямился, его вилка застыла в воздухе. Я поняла, что Джаспер заговорил о смерти матери, и внимательно обвела всех взглядом, переживая, как они отреагируют. Доктор Каллен держался напряженно, он уставился в тарелку и закрыл глаза. Мои руки задрожали, я ждала, что он сейчас сорвется, сердце пустилось в галоп, в глазах потемнело. Я отложила вилку, а он резко выдохнул, у меня тряслись руки.

– Так и есть, – наконец заговорил доктор Каллен. – Такое ощущение, что мы потеряли ее только вчера.

– Мы ее не теряли, – остро сказал Эдвард. – Это звучит так, будто мы, нахер, были небрежны, или она, блядь, заслужила это. Это не наша вина, что так случилось, мы ее не теряли. Она была, черт побери, забрана у нас… у нас всех.

– Ты прав, – ответил доктор Каллен. – Ее несправедливо забрали у нас.

– Да, и это стыд, потому что я бы очень хотел, чтобы она была тут в этот момент, – сказал Эммет, качая головой, пока он поднимался со стула.

Он встал и засунул руку в карман, мои глаза расширились от шока, когда он достал маленькую черную коробочку, обитую вельветом. Элис взвизгнула, а Розали застыла, когда Эммет опустился возле нее на колено и показал золотое кольцо.

– Я знаю, что мы молоды, но если я что-то и выучил в жизни, так это то, что ничто нельзя воспринимать как должное. Мы теряем людей, разные события происходят, когда мы того не ждем, а правда в том, что ни одному из нас не гарантирован завтрашний день. И я не знаю, сколько проживу, на каком моменте оборвется моя жизнь, но одно я знаю точно – я хочу, чтобы ты была рядом. Что скажешь, Рози? Ты выйдешь за меня?

Я увидела, как по ее щеке скользнула слезинка, и она с трудом выдавила улыбку.

– Ты знаешь, что выйду, Эммет Каллен, – сказала она ломающимся от эмоций голосом. – Бог мне в помощь, но по какой-то чертовой причине я тебя люблю.

Он ухмыльнулся и с энтузиазмом надел кольцо ей на палец, а потом сел на место. Мы принялись поздравлять их, я улыбалась, наслаждаясь обожанием, которое появлялось на их лицах, когда ребята смотрели друг на друга. Атмосфера стала легкой, все беззаботно болтали, смеялись и рассказывали разные истории. Я слушала, как Эммет и Джаспер смеялись над своими детскими проделками, а Эдвард встрял, говоря, что помнит многое из жизни братьев совсем иначе. Они много говорили о матери, и я все ждала, когда возникнет напряжение, которое всегда сопровождало эти воспоминания, но вместо этого доктор Каллен сам начал рассказывать про нее разные вещи. Они говорили о поездках, в которых побывали, о том, чему она их научила, о книгах, которые она им читала, и каждое воспоминание вызывало у них улыбки, а не слезы. Это было трогательно до боли, их любовь к ней была сильна, как никогда, и трудно было поверить, что этой женщины нет уже десять лет.

Вскоре ужин завершился, и все пошли смотреть другие фильмы, а я предложила Эсме помочь с посудой. Она не возражала, и мы работали в тишине, казалось, она витает где-то вдали отсюда. Мы закончили, и она со смирением вздохнула, покачав головой и отложив тарелку в сторону.

– Он действительно любит тебя, знай это. Никогда об этом не забывай, что бы ни случилось, – тихо сказала она.

Я кивнула и нервно закусила губу, перемены ее настроения с самого утра озадачивали. Она грустно улыбнулась мне, а затем забрала тарелку, которую я мыла.

– Я сама закончу это. Иди, проведи время с Эдвардом, наслаждайся остатками Рождества.

– Хорошо, – пробормотала я, быстро вытирая руки и направляясь в гостиную.

На полпути я услышала голос Эммета, его слова сбили меня с толку.

– Ты делаешь ошибку, Эдвард, – сказал он. – Я знаю, что ты веришь, будто это правильно, но не думаю, что ты хорошо поразмыслил.

– Оставь его в покое, – жестко сказал доктор Каллен. – Ты не видишь ситуацию его глазами.

– Ошибаетесь, вижу, – сказал Эммет с нотками злости в голосе. – И я знаю, что он еще не раз об этом пожалеет.

– Уже все решено, – тихо сказал Эдвард.

– Но еще не поздно передумать, – парировал Эммет. – И, во имя всех святых, я прошу тебя передумать. Я умоляю тебя, брат.

– Ты не прав, уже слишком поздно, – сказал Эдвард. – Я принял решение, ты с ним не согласен, но ты и не должен. Это моя жизнь. Я буду с этим жить.

– А ты сможешь? – с недоверием спросил Эммет. – Ты серьезно сможешь жить с этим дерьмом?

– Я должен.

– Нет, не должен, – сказал Эммет, страсть в его голосе ошеломляла. – Должен быть иной выход. Когда я предложил тебе помощь в Чикаго, я совсем не это имел в виду. Это глупо! Не могу поверить, что Джаспер посчитает это дерьмо нормальным.

Я приблизилась к ним и застыла на входе в гостиную. Эммет судорожно ходил по комнате, а Эдвард стоял у стены, он в расстройстве чувств запустил руки в волосы. Все вокруг сидели и наблюдали за ними, атмосфера была столь напряженной, что я ощущала ее кожей. Волоски на руках стали дыбом, желудок подвело от приступа тошноты.

– Это его жизнь, – сказал Джаспер. – Он мой брат, и я буду поддерживать его так, как смогу. Может, это не то, что я бы делал на его месте, но я не он.

– Это полное дерьмо, – громко выплюнул Эммет, сила в его словах поразила меня.

Я вздрогнула, и тут Алек посмотрел в моем направлении, привлеченный движением, его взгляд был холодным. Эдвард раздраженно застонал и сказал Эммету не лезть не в свое дело, но прежде чем он закончил, заговорил Алек.

– Привет, Изабелла, – спокойно сказал он.

Все вокруг резко повернулись в моем направлении, на их лицах мелькнула паника.

– Все хорошо? – нерешительно спросила я.

– Все замечательно, – ответил Алек, уверенность в его голосе заставила меня поверить. – Небольшое разногласие на тему Эдварда и его выбора в жизни, но сейчас не время и не место это обсуждать. Почему бы тебе к нам не присоединиться?

Я обвела их взглядом, и меня пронзил ужас, когда я увидела выражения их лиц. Что-то определенно было не так.

– Вообще-то, я хотела пойти прилечь, – тихо сказала я.

– Я с тобой, – сказал Эдвард, одаривая Эммета злым взглядом, когда проходил мимо.

Он протянул мне руку, и я пробормотала всем «пока», но мне никто не сказал ни слова. Мы пошли наверх.

– Они злятся, что ты прошел посвящение? – спросила я, когда мы пришли в спальню.

Я была озадачена, в Чикаго мне показалось, что Эммет принял решение Эдварда, но мне не приходила на ум другая причина, которая могла бы его расстроить. Часть меня, наверное, и не хотела знать, я помню, как Эсме говорила, что есть секреты, в которые лучше не вникать. Она сказала, что тайны ее не волнуют, и она верит Алеку, и я хотела сказать бы то же самое и об Эдварде, когда до такого дойдет.

– Что-то вроде того, – пробормотал он, взъерошивая волосы. – Не хочу сейчас об этом говорить. Я слишком устал для этого дерьма. Пусть это просто… будет. Оставим пока все в покое.

– Э-э, хорошо, – сказала я, пытаясь избавиться от чувства тошноты.

Он упал на кровать, и я прилегла рядом с ним.

– La mia bella ragazza, – прошептал он, притягивая меня к себе. – Я так надеялся, что этот день будет идеальным, но получился гребаный провал.

– Мы были вместе, – прошептала я в ответ. – А это уже идеально.

– Да, – тихо сказал он. – И для меня.

Я не хотела ложиться спать так быстро, но моя усталость оказалась сильнее, чем я думала. Я за считанные минуты задремала, сон был беспокойным и полным кошмаров. Посреди ночи я перекатилась на середину кровати и ощупала матрас. Я хотела найти Эдварда, но, вздохнув, поняла, что кровать пуста, он, наверное, ушел играть на пианино или делать что-то еще из того, что он делает, когда не спит. Я поднялась и осмотрелась в темноте, слепо моргая, пока пыталась привыкнуть. Протерев руками лицо, я старалась проснуться и тут заметила что-то краем глаза. Я повернулась к дивану и нахмурилась, увидев, что там сидит Эдвард, он подтянул ноги к груди. Он слегка приоткрыл штору, достаточно, чтобы смотреть в окно в темноте. Серебристый лунный свет освещал его лицо, я видела в чертах его лица грусть, а уголки губ опустились.

– Эдвард? – выдохнула я, начав за него беспокоиться, мне не нравилось, когда он расстроен.

Он по-прежнему сидел неподвижно, глядя в пространство, и как будто не слышал меня. Я хотела снова его позвать, но тут он громко выдохнул.

– У меня был сон, – пробормотал он.

– Еще один кошмар? – нерешительно спросила я, выбираясь из постели.

Я медленно подошла к дивану, и он, наконец повернулся ко мне, грусть в его глазах удручала. Я ощутила привкус тошноты, а он опустил ноги, чтобы я могла сесть. Он прижал меня к себе, легко поцеловав макушку, я зарылась ему в грудь.

– Нет, не кошмар, – сказал он. – Хороший сон.

– О чем? – спросила я.

– О тебе, – тихо ответил он. – Ты рисовала картину того луга, на который я брал тебя. Картина получилась такой хорошей, что ее взяли в музей, а тебя назвали очень талантливой. Тебя посчитали следующим Пикассо или Ван Гогом, tesoro. Это было мило.

Я засмеялась и покачала головой, отодвинувшись от него. Он выдавил кривоватую улыбку, но грусть в его глаза стала еще глубже.

– Я даже не знаю, как рисовать, Эдвард.

– Ты можешь научиться, – сказал он, пожимая плечами. – Ты бы хотела?

– Может быть, – ответила я. – Это, должно быть, весело. Но я не знаю, что из меня получится. Я же никогда не пыталась.

– О, ты будешь хороша, – с уверенностью сказал он. – Никогда не сомневайся в себе. Ты можешь сделать все, что пожелаешь.

– Кроме игры на пианино, – игриво сказала я.

Он хихикнул и кивнул. Несколько раз он пытался научить меня азам, но я ужасно справлялась, неуклюже путала ноты, а он съеживался от звуков, которые я извлекала из инструмента.

– Да, ради всех святых, побережем чужие уши и оставим музыку мне, – с улыбкой сказал он. – Но весь остальной мир твой. Ты можешь делать какое угодно дерьмо, сама знаешь. Рисовать, чертить, заниматься скульптурой, делать разное дерьмо странных форм и говорить людям, что это не то, на что, блядь, похоже. Все это требует таланта, сама понимаешь.

Я засмеялась.

– А ты думаешь, у меня этот талант есть?

– Конечно, – сказал он, поднимаясь. – Он врожденный, он глубоко в твоих гребаных генах. Тебя ничто не остановит.

– Спасибо тебе, – прошептала я, во мне всколыхнулась волна эмоций. – Для меня много значит, что ты веришь в меня.

– Я был бы идиотом, если бы не верил, – ответил он, подходя к столу и вынимая ключи.

Он открыл нижний ящик и начал что-то искать, перекладывая бутылки с алкоголем. Наконец он достал знакомую пластиковую емкость и я увидела, как он насыпал на бумагу немного марихуаны, сворачивая ее в трубочку. Потом повернулся ко мне и, приподняв бровь, ухмыльнулся.

– Не возражаешь?

Я покачала головой, удивленная, ведь он давно этого не делал… насколько я знала, по крайней мере. Он взял зажигалку и вернулся на диван, усаживая рядом.

– Помнишь, как это было впервые, и тогда я делал то дерьмо? – спросил он, поджигая косяк.

– Мы играли в игру, – ответила я.

Он кивнул.

– Двадцать один вопрос, – сказал он, делая длинную затяжку и задерживая в легких кислород.

Он повернулся ко мне и приподнял свободной рукой мой подбородок, притягивая ближе к себе. Он низко наклонился, его губы почти касались моих, и он начал выдыхать, дым окутал нас. Я вдыхала, пока не наполнила грудь полностью. Он ухмыльнулся и отодвинулся на несколько дюймов.

– Мы так и не закончили игру, tesoro. Думаю, пора это сделать.

Я улыбнулась, выдыхая, грудь жгло, и я закашлялась.

– Хорошо, – прошептала я.

– Я начну первым, – сказал он, делая еще одну затяжку.

Он медленно выпустил дым. Зрелище было почти красивым, я смотрела, как он дышал. Это было чувственно и эротично, и осознание того, что тот же воздух, что существовал в нем, принимала я, опьянил меня. Он кашлянул и глянул на меня, очевидно, раздумывая над вопросом.

– Из всех книг, которые ты читала, какая твоя любимая?

Улыбнувшись, я удивилась теме.

– Та, которую ты дал мне, когда мы в последний раз играли в эту игру, – ответила я. – «Грозовой перевал».

– Ты дочитала ее? – удивленно спросил он.

Я кивнула и он улыбнулся.

– Хорошо. Я же говорил, черт возьми, что ты сможешь. Как я уже сказал, что бы ты ни захотела, tesoro. Бесконечные возможности.

Следующие несколько часов мы задавали друг другу отдельные вопросы на разные темы. Он продолжал курить марихуану, иногда он вдувал дым и в меня или легко целовал, когда я выдыхала дым. По телу разлилось тепло, в венах шумела кровь, а наркотик подействовал на нервную систему. Мы не говорили друг с другом о муках и боли, которые пережили, наоборот, мы вспоминали то, что делало нас счастливыми. Он спрашивал, какие у меня самые глубокие надежды и желания, он хотел знать, куда бы я поехала, если бы имела безграничные возможности. Он хотел, чтобы я описала каждый свой шаг, который совершу, он рассказывал о своем детстве. В тот момент мы как будто скрывались от правды, реальность ушла на задний план, мы погрузились в мечты, говорили о будущем, о котором я всегда мечтала, но в которое никогда не верила.

– Ты все еще можешь ходить в школу? – спустя время спросила я, с любопытством глядя на него.

Я до сих пор не была уверена, что ему можно делать, и какие ограничения на его жизнь наложила организация.

– Думаю, да, – ответил он. – Поскольку технически я бросил старшую школу, я должен буду получить GED, но все это ерунда, я еще этим не интересовался. Слишком много другого дерьма, о котором нужно думать.

– Я понимаю.

Он криво улыбнулся и сделал глубокую затяжку, задержав в легких дым, пока смотрел на меня. Он подвинулся и погладил мою щеку, его касание было теплым и нежным. Я довольно замурлыкала и прикрыла глаза, а он наклонился ниже, медленно выдыхая. Я глубоко вдохнула, его губы обжигали меня.

– Я знаю, что понимаешь, – прошептал он. – Это одна из вещей, за которые я люблю тебя. Я твой, Белла. Больше никто не смог очаровать меня, и я передать не могу, как ценю это дерьмо. Я помню, как ты стояла тут в самый первый день и говорила, что не можешь меня понять, а я думал, как мне хотелось, чтобы ты могла, черт возьми. Я отчаянно хотел, чтобы ты по-настоящему увидела меня.

Я улыбнулась и выдохнула.

– Теперь я действительно тебя вижу.

– Знаю, – ответил он, в его глаза вспыхнули искорки. – Хочешь знать, что я вижу?

– Что? – спросила я.

Он кивнул в сторону окна, и я повернула голову, застывая, когда увидела белые хлопья, падающие с неба

– Снег, – прошептал он.

Я ослепительно улыбнулась, но прежде чем я сказала хоть слово, он подскочил с дивана и схватил меня за руку, поднимая на ноги. Я уставилась на него, ошеломленная, а он хихикнул, его лицо засветилось.

– Давай, пошли на улицу.

– Сейчас? – недоверчиво уточнила я, глядя на часы.

Красные цифры ярко светились в темноте, сообщая, что уже четверть первого ночи.

– На улице, должно быть, холодно, Эдвард.

– Может, – сказал он и пожал плечами, будто это ерунда. – У нас есть пальто. И да, на этот раз я, блядь, надену свое.

– Э-э, хорошо, – со смехом сказала я, пока он рылся в шкафу.

Он достал мое пальто и бросил его мне, а потом полез за своим небесно-голубым. Мы быстро собрались, обулись и тихо спустились вниз, чтобы никого не разбудить. Эдвард отключил сигнализацию, когда открывал заднюю дверь, я выскользнула на улицу. Ночной воздух был холодным и обжигал лицо, но я глубоко вдохнула его, наслаждаясь зрелищем. Снежинки падали на землю, на деревья, покрывая мир белым покрывалом.

Я сделала несколько шагов в сад, а Эдвард, когда закрыл дверь, приблизился ко мне сзади. Я смотрела на ночное небо. Снег падал на меня, влага холодила кожу, по телу побежали электрические разряды. Я прикрыла веки и улыбнулась, открывая рот, чтобы поймать несколько снежинок языком. Они были ледяными и не имели вкуса, как я и ожидала, но в этом действии было что-то магическое. Я покрылась гусиной кожей, но, несмотря на ужасный холод, по телу распространялось тепло.

Через минуту я повернулась к Эдварду. Он не сводил с меня серьезного взгляда. Я мягко улыбнулась ему, замечая, как снежинки попадают в ловушку его взъерошенных бронзовых волос. Я подошла к нему и погладила пальцами локоны, чтобы их убрать. Потом я притянула его к себе, облизывая губы, и он ухмыльнулся, когда я наклонила голову. Его поцелуй был нежным, губы мягкими, а рот теплым.

– Как красиво, – сказала я, когда оторвалась от него.

– Не сравнится с твоей красотой, – прошептал он.

Я ощутила, как заливаюсь краской от его слов, в лицо бросился жар.

– Пытаешься очаровать меня.