Memento mori. Глава 17.

- Твой кумир? – спросила Адели у Кристиана. Она с интересом перебирала его последние рисунки в папке. И вдруг среди эскизов, пейзажей и перечёрканных листов она обнаружила один, на коем заострила внимание. То портрет Даниэля, который де Снор начал делать ещё вчера, а завершил между делом не так давно, буквально за полчаса до прихода её.

Де Снор, поняв о ком она говорит, нахмурился и сухо пробормотал:

- В каком смысле «кумир»?

Сейчас он очень не хотел, чтоб его отвлекали: он искал свою любимую кисть. Он подготовил мольберт и на столике возле обозначил довольно своеобразный натюрморт. Его составляли: высокий аристократический цилиндр(Кристиан не мог удержаться, чтоб его не купить), истлевшая алая роза на его полях, старая тяжеловесная книга с растрёпанными пожелтевшими листами, оплавившаяся до половины свеча на её затёртой обложке. Между предметами было сгружено чёрное кружево – пожалуй, самая его обожаемая драпировка. Он использовал довольно большой кусок этой материи, когда изображал натурщиц, облачённых исключительно в неё. После женских изгибов она должна стать и частью натюрморта под символичным названием «Memento mori». Такой набор довольно стандартен, но каждая составляющая была для Кристиана неслучайна и символична.

«Ars longa vita brevis». «Жизнь коротка, искусство вечно». Вот почему там присутствует книга: предмет, бездушная вещь, в которой крохотные знаки собраны в бессмертные слова. Соблазнительное тепло женской фигуры должно просматриваться в охладевшей и окаменевшей драпировке, указывая на мимолётное «когда-то» и на неизбежное и огромное «всему есть исход». Капли воска только погасшей свечи обязаны на будущей картине словно затвердевать на глазах, а цилиндр – это сам Кристиан, несущий свою печальную и прекрасную любовь с хрупкими лепестками.

Адели не понимала, как он мог пропустить мимо сегодняшний искрящийся от хрустального солнца и снега день, как ныне он не озирался на небесную феерию вечерней зари за его окном. Закат был соткан из потрясающих соцветий розового, золотисто-оранжевого и прозрачно-зеленоватого. Буйствовали нерукотворные сочетания; завораживали изменчивые контрасты заходящего солнца и лёгких облаков. Кристиан не замечал явного и простого, но умел проникаться замысловатым, гнетущим и сложным. Если всегда идти под лозунгом «Помни о смерти», то можно забыть о Жизни.

...Сначала Кристиан и Адели были знакомы ради приличия. Всё-таки они живут за стенкой. Но скоро девушка уже могла приходить к нему, когда оставалась дома одна и вовсе не знала, чем заняться. Де Снору она не мешала. На то повлияли её открытость, лёгкость и юное простодушие. На то повлияло и отношение к ней Кристиана: он смотрел на неё, как на девочку, слишком милую, неиспорченную и потому не интересную для него вовсе. Для него она - наивный ребёнок. Она ему нравилась исключительно как знакомая.

Но вернёмся к их диалогу.

Адели поспешила уточнить, немного смутившись того, что слово «кумир» могло показаться Кристиану неприятным:

-...А в том смысле, что Даниэль Велиар самый богатый в Мидиане. За каждым углом о нём сплетничают.

Это было в самом деле так, но Адели не участвовала в распространении всякой чепухи, порой абсурдной и оскорбительной для имени и Даниэля, и Артура.

О, сколько появилось претенденток на роль его возлюбленной, сколько же выдумщиков говорили, что знают его лично... Кто-то из кожи вон лез, чтоб уличить в злом умысле, руководствуясь коим Даниэль получил наследство. Говорили, что он помогает деньгами самому Андерсу Вуну. Ведь их видели в ресторане за разговором, значит, не всё так просто. Нечист этот Даниэль на руку, ох, как нечист! Или же его причисляли к одной подпольной организации фанатичных бунтарей, анархистов и террористов. Некоторые дамы божились, что носят во чреве его ребёнка. Некоторые его ненавидели за то, что он такой богатый, а не может накормить всех нищих и провести профилактические работы на фасадах домов, заменить все не горящие лампочки в тёмных подъездах, поскольку бабушка Грета боится спускаться с лестницы, когда выходит на улицу гулять со своим пуделем. И во всём виноват Дани.

Кто самый главный эгоист? Даниэль Велиар.

Кто убил специально Артура? Даниэль Велиар.

Кто самый завидный потенциальный жених? Он же.

Кто несправедливо купается в роскоши? Да без вариантов!

И вообще он гей.

Кристиан суматошно и нервно ломал пальцы, вспоминая, где же он мог оставить свою счастливую кисточку. После осмысления того, что выдала ему Адели, он вопросительно на неё взглянул, точно не совсем доверяя:

- Первый раз слышу, что Даниэль так богат... Мне плевать на то, чем живёт народ в Мидиане. Мне вообще плевать на то, что интересно массам. Увы и ах!

И вдруг он просиял улыбкой, когда кисть упала у него из-за уха, когда он откидывал мешающиеся волосы назад. Находка была тонкой, гладкой и ярко-красной. И настроение его стало премного лучше, когда разрешилась огромная проблема, не позволяющая ему творить. Он встал за мольберт и умиротворённо просиял счастьем.
Адели сидела по правую руку от него на софе. Он вперил тёмный блестящий взор на выстроенную модель из цилиндра, розы, старой книги, оплывшей свечи и кружева. Они, определённо, несли свою философию, но де Снор упустил из внимания нечто прекрасное. Он не заметил, как совершенно рядом в образе юной белокурой девушки расцветает волнительная нежность, когда она ласково смотрела на портрет её дальнего и близкого Даниэля. Она была волшебна в вечернем свете. Она вся – глубина и тайна.

- А откуда тогда ты узнал про него?.. – раздалось её робкое.

Кристиан, бережно и крайне осторожно поправляя розу на полях, ответил, не отвлекаясь, но тоном более располагающим и ровным:

- Мы знакомы. Иногда он сюда приходит. Был два раза. В его обществе я чувствую себя как наедине с собой. Не преувеличивая. Хотя мы, конечно, разные. А почему ты спрашиваешь?

Прямым вопросом он заставил её сконфузиться. Она зардела. Он преднамеренно заставил её смутиться больше:

- Ты хочешь, чтоб я вас... свёл?

- О, прекрати! Нет! – оторопела она, неумело скрывая восторг от его предложения.
Опираясь локтем на мольберт, он взялся за продвижение разговора со странным энтузиазмом:
- Признайся, Адели!

По её молчанию он понял всё. Она отрицательно покачала головой, поджимая губы. И скорее спросила, желая уёти от темы:

- Кристиан, а как ты назовёшь будущую картину?

А он лишь смотрел на блики на гладкой красной кисти, бесцельно крутя её между двумя пальцами и произнёс задумчиво:

- Я сам нахожусь в затруднении из-за дел амурных.
- Ты влюблён? – спросила мечтательно Адели после паузы.

- Очень, - получила она ответ незамедлительно. Кристиан приковал оцепеневший и отстранённый взгляд на кисть в своих руках. – Она... Она Единственная! Королева, великолепная и безупречная.

И он перевёл на Адели глаза, в которые въелась тонкая красная полоса. Ему показалось, что кровавая линия мигом отразилась на шее девушки, как будто по коже её прошлись лезвием. Он самозабвенно и словно невменяемо пробормотал:

- Помни о смерти.

- Кристиан? – напуганная его бессвязной и недоброй репликой тихо окликнула его Адели. Именно окликнула, как из тёмной чащи.

Он отогнал иллюзию, от которой внутри его что-то дрогнуло, и прибавил, как ни в чём ни бывало:

- «Помни о смерти». «Memento mori» - так я назову картину. Ты же спрашивала, Адели...

В нём остался пренеприятный осадок.