Ладан. Глава 15.

Полуразрушенный ступенчатый спуск оказался словно стиснутым стенами особняка. Он вёл под строение, под самый фундамент, а там чуть расширялся коридором. Даниэлю с его высоким ростом было довольно неловко идти, а иногда даже плечи или локти задевали стены, покрытые плесенью. Радовало то, что никаких развилок и ответвлений не существовало. В противном случае можно было с лёгкостью заблудиться, как в лабиринте. Но радовало это ближайшие половину часа.

Поле зрения ограничивалось несколькими десятками метров освящённой фонариком каменной коробки, что длилась и длилась неустанно. Такое место могло стать омерзением для больного клаустрофобией, но и не только. Для Дани оно тоже сочлось за малоприятное. И снова ощущение пленного, ограниченного и тесного, столь тошнотворное для его натуры... Снова вездесущее Оно. Но теперь он не допускал мысли, что нужно идти вспять. Только вперёд, до конца, до предела.

Даниэль думал ещё и о том, что некоторые люди, которые были в летаргии, после возвращения рассказывают о длинном тоннеле, в завершении чьём брезжит сияние. А жизнь предполагает иное: человек сам должен озарять себе путь, поскольку впереди пустота. Но здесь не фонарик, не керосиновая лампа и не факел, а Бог. А иначе - иссякнешь в темноте.

Он пообещал себе, что запишет по возвращении эту мысль. Но ведь для этого нужно, конечно, сначала вернуться. Но куда его ведёт коридор?.. Но что там, за этой чёрной пустотой?.. То, что он сейчас делал, рискованно и могло стать необратимым: нет гарантии, что потолок не обрушится или что его не настигнет снова дух из могилы. Он в сердце обращался всем трепетом и жаром к силе, что способна его защитить. Но скоро он начал замечать, что каждым шагом туманилось сознание, внутри бесилась паника, как будто он приближается к запретным владениям. Здесь в самом воздухе обитало нечто тяжёлое и жуткое, выпивающее все соки. Он был уверен, что если присядет отдохнуть, то потеряет сознание и, вероятно, никогда не очнётся. А к полу буквально притягивало.

...Коридор в однообразной перспективе своей наконец-то прервался.

Дани стоял перед громадой из мрака. Хаотично бегающий столп света выхватил колонны, колоссальные в диаметре и невероятные в высоту. Он шагнул, неожиданно для себя попав в воду, доходящую до щиколотки.

Его частый и дрожащий выдох становился паром. Когда он, пройдясь вглубь, осветил невероятно высокие своды, то его существо вовсе замерло от кошмарного изумления. Там огромные люстры из черепов и костей. Он пятился назад, держа перед собой фонарик и смотря исключительно вверх. Казалось, что именно этот ужас выпил из него оставшиеся силы и энергию. Под одной его ногой пропал пол. Он оступился. Водная ровная гладь скрывала бездонную яму.

Вынырнуть было бы не сложно, но сейчас он будто бы попал в трясину с головой. В его теле не осталось жизни. Всё происходило как в мутном и зыбком бреду, как на грани беспамятства. Бессилие повесило на шею камень. Фонарик напоследок выкрал из тьмы извивающуюся в воде белую полупрозрачную ткань, мелькнувшее из под неё тонкое колено цвета слоновой кости и медную прядь волос, как у ундины... В этих чертах Дани угадал Эсфирь.

Это продолжение прерванного сна, только происходящее в реальности. Он не сомневался, что Королева сдержит своё слово и утопит его.

...Тайный ход открыл Даниэлю залу, что находилась под горой, на которой стоял замок королевы. Здесь ранее собирались служители «Алого культа», возглавляемого, как нам уже известно, Велиарами, для месс. В шахту посередине пола скидывались жертвы для проведения обрядов. Со временем подземные воды поднялись, культ приходил в угасание, но дорога сохранилась. Далее из залы стремилась вверх винтовая лестница, прорубленная в горе и ведущая в сам замок Эсфирь.

Именно в этой зале путь Даниэля в исследовании неизвестности закономерно закончился: территории Эсфирь охраняли незримые стражи, готовые подарить гибель любому незваному, кто посягнёт на владения их королевы. Люди теряли рассудок; иллюзии увлекали их в ту или иную ловушку. Всякий любопытный сгорал, как измождённый зноем стебель от искры. Так происходило обычно. Нынешний случай был исключительным. Королева вовремя узнала, что непрошеный гость это Даниэль...

Пламя играло мимолётными узорами в обширном зеве камина. Эсфирь стояла в профиль на фоне огня. Её фигуру облегала влажная материя платья, точно она была вовсе обнажённая. Лицо её - чуть склонено вниз. Дверь в её спальню только-только закрылась: то покинули её покои слуги, что принесли сюда Даниэля, находящегося без сознания.

Именно это он уловил усталым и воспалённым взглядом, когда, очнувшийся от мучительного забытья, чуть приподнялся с кровати. Картина из лавы и черноты. Он понял, куда и к кому привёл его секретный ход. В каждом суставе и сухожилии он чувствовал ноющую боль. Сознание было нетрезво и путано.

Эсфирь поднесла ему фужер с голубой тягучей водой, что сейчас от огневых отсветов окрашивалась в сиреневый - цвет, что так ему напоминал о его Адели... Эсфирь проговорила тихо, присев на край кровати:

- Пригуби. И тебе станет легче. Бери! Не бойся. Я не сделаю ничего против тебя.

Странно слышать от своего врага подобные слова, особенно если Эсфирь говорит их так, что не может оставаться сомнений, что она не лжёт.

Именно она спасла его, хотя могла оставить всё, как оно и есть, и заодно бы её врага не стало... Но она избрала иное.

Линии лица и жестов Эсфирь смягчились, разнежились, как ледник от луча бледного марта. Не наблюдалось в ней столько молниеносного, ослепительного и рокового.

То, что было в фужере – снадобье, избавившее Даниэля от болезненного состояния. Он стал чувствовать себя как и прежде. Натянутая струна голоса Эсфирь звучала горько и тоскливо:

- Я прикажу своим слугам, чтоб они отправили тебя обратно в особняк. Забудь про тоннель к моему логову.

И струна сорвалась:

- Забудь про то, что я тебя отвоевала у смерти!

И она с комом в горле, не дыша, чуть склонилась к нему, чтоб вырвать из себя сдавленным шёпотом:
- Я тебя у всех смертей отвоюю...

Она не пыталась заворожить или задурманить.

Лишь недавно она, никогда не ставившая ни во что человеческую жизнь, поняла, что может его лишиться. Это оказалось противоречивым, страшным и сильнейшим чувством. До того момента она бежала мысли, что он может быть ей ценен. Ценен ни как забава, а как то, что он есть – человек, дышащий, с кровью в венах. И он для неё - самый хрупкий и уязвимый из всех. И одновременно он - выскочка, смертный из праха земного, мгновение на циферблате её эр. И она не могла смириться с мыслью, что он ей несоизмеримо и сакрально дорог.

Как много людей падали ниц перед ледяной Эсфирь – их божеством. Теперь же она встала на их место. Но грудь Даниэля была бессердечной только для неё одной.

Он окинул её откровенную и утончённую наготу тающим и многозначительным взглядом и еле приметно улыбнулся. Она поняла его взор, а он понял, что допускает слабость, ошибку. За это он после поплатиться, но сейчас он не мог устоять. Стремление его – далёкая Адели – имеет огромную власть. Но греза не одевает пояс верности на влюблённого. После стольких потрясений Даниэль позволил себе не больше и не меньше: он разрешил себе всё.

Он запрокинул голову на шёлковые подушки, готовый забыться и расточиться.

Перед тем, как Одиссей вернулся из странствия к Пенелопе, он встретил ещё и Калипсо.

Эсфирь сначала с сокровенным упоением приоткрытыми губами скользнула от его ключиц по его шее, сказав задурманенное:

- Как же от тебя пахнет... Словно ладаном.

- Ты же боишься ладана.

- Поэтому от тебя он исходит, - горький оттенок этих слов превратился в пряную негу поцелуя.