Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Легенды Хочинского улуса
|
|
№ 239. Предок якутов Ураангхай-Саха
По преданию, древнейшим предком якутов был человек по имени Ураангхай-Саха. Жена его была родом татарка. Однажды татары начали войну с каким-то народом. От той войны и бежал он вместе с женой в бурятскую землю. Поселившись там, родил четырех сыновей, из которых трех любил, а к четвертому, самому младшему, относился плохо. Однажды он убил какую-то птицу. Два крыла и хвост птицы он роздал трем любимым сыновьям, наказывая, чтобы они молились им как божествам, младшему же сыну ничего не дал. Последний был женат на бурятке. Обидевшись на родных за то, что обделили его, он решил переселиться на другое место. Найдя реку Лену, он со своей женой, сделав плот, поплыл вниз. Они плыли несколько лет, так как по пути приходилось делать длительные остановки. В пределах нашего края первая его стоянка была у устья Вилюя. От него то и размножились якуты.
Попов Тимофей, 70 лет, Чонского наслега. Март 1925 г.
№ 240. Эллэй — белый шаман
Когда Омогон жил в Якутске, прибыл к нему бродяга и сказался тунгусом. Поступил к нему в работники, был энергичный человек и хорошо смотрел за скотом.
[Дальше следует повторение сюжета женитьбы Эллэя на некрасивой дочери Омогона с получением в приданое за ней одной коровы и кобылы и устройство им ысыаха. На праздник Эллэй зовет тестя и тещу.]
Пришли. Собрался народ. Эллэй поставил коновязь, приставил к ней березу и привязал кобылицу. Затем, сказав: «Я буду славить божества», — надел на семь девушек и девять мальчиков женские шапки и заставил их петь за собой, повторяя его слова. Он спел:
«Имеющий голубо-пегих лошадей, шаман солнца-божества, Кюннэй-Ойун!..»
Кобылицу окропил кумысом. Дальше спел:
«Пусть в ясный полдень из-за горизонта появится и затенит небо темное облако, пусть в глубине земли раздадутся гулкие удары грома, пусть осветят землю мгновенные плети молнии, пусть белое облачко, подобное шкуре с лапами и загривком, всплывет на самую верхушку неба, пусть брызнет темным дождем, да настанет светлая благодать!
О, девы солнца-божества, снизойдите и совершите священное окропление, чтобы собравшийся народ уверовал...»
Один берестяной ковш кумыса преподнес он тестю.
Дальше Эллэй затеял хоровод. Сам был запевалой, все пляшущие повторяли его слова. Ровно в полдень сгрудились облака и брызнул скоропроходящий дождь.
После этого праздника Омогон наделил зятя скотом. [С тех пор] люди, запасая кумыс, стали звать Эллэя. У всех, привязывая лошадей, он пел и славословил. В своих песнях поминал «имеющего лошадей темной масти с крыланом на оплечьях», «имеющего девственно чистых, белых лошадей...»
Отсюда-то и возник у якутов обычай держать «посвященный скот».
Данилов Семен Семенович, 62 лет, 2-го Бордонского наслега. Апрель 1925 г., р. Чона.
№ 241. Брат Эллэя Хара-Тюмэн
Однажды с противоположного берега реки раздался крик человека:
«Прибыл я — Хара-Тюмэн, нет ли здесь Эллэй-шамана?» Эллэй ответил:
«Если ты мой старший брат Хара-Тюмэн, прострели вот эту монету, тогда перевезу!»
Тот с противоположного берега прострелил монету. Хара-Тюмэн приехал в сопровождении одного спутника. Эллэй их обоих перевез через реку. Омогон предложил им угощение.
Побыв некоторое время, Хара-Тюмэн собрался обратно в свою страну. Для тяги бечевы дали ему одного человека по имени Кётёр-Кёнчёхтёй. Поплыли вверх по реке [Лене] на ветке. Дорогой Хара-Тюмэн давал имена разным местам и рекам.
«Пусть вот это место именуется многошумной Аанньаах-Бабушкой-Госпожой», — сказал он про Олёкминский край; дал название Маче: «Мас-Джиэ» [Деревянный Дом]. «Здесь, — сказал он, — в будущем соберутся русские люди». Про речку Нюю сказал: «Это пусть будет имеющая добрые места Нюя-Госпожа»; про Вилюй: «Вот имеющая прекрасные воды захолустная Вилюй-Госпожа, в этой земле размножатся и люди и скот»; про Витим: «Пусть будет с бурливыми водами Витим-Бабушка-Госпожа».
Они добрались до того места, где прежде Хара-Тюмэн с товарищем застрелили и съели черного глухаря. Отсюда Кётёр-Кёнчёхтёй возвратился обратно.
Здесь Хара-Тюмэн, попросив своего товарища пободрствовать, заснул. В это время товарищ думает про себя:
«Хара-Тюмэн, когда доберется до своей страны, убьет меня; пока не поздно, надо покончить с ним!»
Затем он выхватил топор и одним ударом снес голову спящему. Но тот не умер сразу, вскочил на ноги, без головы погнался за убийцей и окровавленной рукой схватился за его ровдужную верхнюю одежду. Убийца вырвался и убежал. Добравшись до родины Хара-Тюмэна, он сказал:
«Мой товарищ умер в стране Эр-Соготох-Эллэя».
Однако его словам не поверили, найдя на его одежде кровавый след руки. Заподозрив его в убийстве, поймали и связали его. По его следам разыскали труп Хара-Тюмэна.
Этот рассказ я слышал от Ачыясова.
Паспортные данные те же, что и у текста № 240.
№ 242. Племена тумат и нюрбачан
На Нюрбе имелись 10 урас тунгусов, известных под именем нюрбачан. Из тальниковой коры они вязали сети и питались рыбой.
Однажды пришли люди из племени тумат в составе 20 урас и истребили всех нюрбачан. Уцелела только одна девушка. Она, захватив с собой одну сеть из тальниковой коры длиной в четыре- пять саженей, села на берестяную ветку и поплыла вниз по Вилюю. Один из туматов погнался было за ней, но его окликнули свои, говоря:
«Одна дева для нас не опасна, зачем зря гонишься?»
Данилов Семен Семенович, 62 лет-, 2-го Бордонского наслега. Апрель 1925 г., р. Чона.
№ 243. Прародительница вилюйских якутов
Дева эта кормилась ловлей рыбы, которую ела в сыром виде, так как не имела огня. Доплыла до Лены, не зная, в каком направлении можно найти людей, она в нерешительности провела здесь [у устья Вилюя] три дня. Вдруг стали приплывать [по Лене] деревянные лопаты для сгребания коровьего навоза, щепа со следами рубки топором. Поэтому [думая найти людей] она поплыла на своей берестянке вверх по Лене. Приплыла она к Мунньану, отцу Тыгына. Стала жить у него, присматривая за скотом. Она была очень энергичной женщиной и справлялась со всякой работой. Мунньан сделал ее женой-коровницей и поселил отдельно. Родились от нее три сына и одна дочь. Старшего звали Тойук-Булгудах, среднего, который был глух и нем от рождения, — Босхонг-Бэлгэтии, младшего — Сююрюк-Быркынгаа.
Паспортные данные те же, что и у текста № 242.
№ 244. Тыгын и праотцы вилюйских якутов
Когда Мунньан умер, все дети жены-коровницы остались жить у Тыгына в качестве его скотников. Двое из братьев отличались большой силой и молодечеством. Однажды к ним пришел сын Тыгына Чаллаайы-Бёгё. Матери дома не было, оставались там только калека с сестрой.
«Эй, девка, куда ушли братья?»
«Ушли на охоту».
Дело было около полудня. Чаллаайы продолжает свой допрос:
«Сказывают ли твои братья, какой дорогой они ходят? Ночуют ли на охоте или возвращаются на ночлег домой?»
«К вечеру возвращаются обратно; говорят, что ходят и по горе и низом, по звериным тропам!»
«Ты, видимо, говоришь неправду: этим путем пеший человек может обернуться только через пять дней!»
«Почем я знаю, они всегда приходят к ужину раньше, чем ляжем спать!»
Чаллаайы на двух знаменитых конях, из которых одного вел на поводу, поехал проследить их путь. Оказалось, что, действительно, братья всегда пробирались по непролазным звериным тропам. Едва-едва сам Чаллаайы вернулся через трое суток. Он думает про себя:
«Эти потомки тунгусов, видимо, будут стойки и неуловимы на войне!»
Весной, когда дни стали длиннее, он снова пришел и говорит:
«Старшие братья мои, в ходьбе вы, оказывается, молодцы. Давайте испробуем свои силы, устроим состязание в стрельбе!»
«Что с тобой, братец? Неужели ты не нашел чужих, против кого мог бы обратить свое оружие? Как же ты вознамерился идти против своей же родни? За собой мы не знаем иной вины, кроме того, что кормимся, охраняя твой скот. Мы изъявляем покорность, а соперничать с тобой и не помышляем!»
«Дайте обязательство, что вы не восстанете против меня!»
В знак уговора о покорности, пожав руку, он ушел.
Дни стали еще длиннее, появились проталины в снегу, настало время кобылам жеребиться. В эту пору Тыгын пришел к своим братьям-скотникам посмотреть на свой скот. Одна его кобылица ожеребилась на сугробе, и жеребенок пропал в снегу. Увидев труп этого жеребенка, он разгневался на братьев и сказал про себя:
«Взыщу за это с них, таких-сяких темных злодеев!»
Едва подъехав к дому, он крикнул:
«Тойук-Булгудах, выходи скорей!».
Тот вышел.
«Утром осмотрели ли лошадей?»
«Нет, еще не успели. Вчера, намаявшись на охоте, от усталости проспали, только вот собираемся идти осматривать!»
«Вон там ожеребилась кобыла, жеребенок еще не окреп, не встал на ноги. Иди, помоги обсохнуть!»
Тойук-Булгудах уже заметил его гнев и, идя за ним, был настороже.
«Вот, смотри на скотину: это результат твоего присмотра!»
Дальше, намереваясь уложить его на павшего жеребенка, он рубанул своего пальмой. Но Тойук-Булгудах, приняв удар в ладони, вырвал пальму из его рук и тыльной стороной ее избил Тыгына по седалищной части, приговаривая:
«Ты, богатый человек, по неимению свободного времени, наверно, весь покрылся вшами, вот я их и вытряхаю!»
[Когда Тойук-Булгудах выпустил его из рук, ] Тыгын со словами: «Погоди, мы еще встретимся!»—вскочил на своего коня и поспешил спастись бегством.
Паспортные данные то же, что и у текста № 242.
№ 245. Бегство на Вилюй
Парень пришел к матери, рассказал о случившемся и раскаивался в своем поступке. Мать сказала:
«Ну, паренек мой, ты наделал беду! Тыгын, собрав своих сыновей и войско, погубит всех нас. Лови скорее лошадей! Племя тумат истребило моих родичей; бежав от них, я нашла Мунньана и родила всех вас. Бежим обратно в те родные места!»
Когда сыновья собрались идти за конями, мать добавила:
«Поймайте трех-четырех кобыл. Когда они ожеребятся, будем питаться их молоком; затем захватите с собой жеребца и хороших ездовых коней».
Парни поймали десять коней, четырех кобыл и одного жеребца. Босхонг-Бэлгэтии был не в состоянии сидеть на коне, поэтому его привязали поперек седла. Трое суток ехали, не останавливались на ночлег ни днем, ни ночью. По совету матери держали направление в ту сторону, где в зимнюю пору исчезает вечерняя заря. Переправившись на плоту через большую речку, остановились на ночлег. Без опасений легли спать.
Ночью младший из братьев, Быркынгаа, подкладывая дрова в костер, увидел сорок всадников с десятью свободными конями на поводу. Это был Тыгын, пустившийся преследовать беглецов. Подъехав к речке, он крикнул:
«Дитя мое, Тойук-Булгудах! Ты, видимо, едешь хорошо, но я тебя просто так не отпущу. Нам придется столкнуться грудь с грудью!»
Услышав этот возглас, лежащий парень поднялся и, сидя, ответил:
«Повелитель и мой старший брат, старец Тыгын! Неужели ты хочешь обернуть оружие против своего же тела, поднимаешь руку, не находя никого другого, на своего же кровного родственника? Я уходил не с мыслью посрамить твое имя и умалить твой сан. У меня одна лишь забота — кормить мать и калеку-брата. Мой старший брат, неужели хочешь стереть меня с лица земли? Как старшего брата прошу, отпусти с благими пожеланиями!»
На это Тыгын ответил:
«Уйдешь, но не раньше, как испробовав смертоносное острие оружия. Я пришел и стою здесь с намерением состязаться с тобой!»
Тойук-Булгудах [обращаясь к своему брату] сказал:
«Ну, парень, наш брат, видимо, сказал бесповоротное и твердое слово. Свали вот это дерево и садись на его пень, пусть стреляет в тебя, пока не иссякнет его колчан... После того и я скажу свое слово!»
Тыгын одобрил это. Быркынгаа стал у пня, заложив руки за спину. [Тыгын открыл стрельбу.] Парень со словами: «Вот летит стрела с перьями орла, а вот стрела с перьями стерха, а это скользит стрела с перьями гуся!..» — прежде чем они вопьются в его тело, схватывал их налету и складывал у основания своего пня. У Тыгына уже вышли все 60 стрел. Он сказал:
«Дети мои, вы удальцы, таким людям можно было решиться на бегство. Теперь сами решите, как поступить со мной!»
На это Тойук-Булгудах ответил:
«Теперь и мы можем похвалиться: пронзить стрелой твою черную печень проще, чем прострелить берестяной сосуд для запаса простокваши. Но в день, когда мы открываем дальнюю дорогу, когда предстоит пред нами с девятью засовами господень длинный путь, было бы грешно уходить, убивши, пронзив стрелой печень нашего повелителя и старшего брата. Вытяни вверх свою правую руку, запрятав как можно лучше большой палец, которым натягиваешь тетиву. Потом увидишь, смогу ли прострелить его мягкий кончик».
Тыгын поднял свою руку. Тойук-Булгудах стрелой, снабженной двумя боковыми развилками, прострелил ему большой палец. Тыгын сказал:
«Дети мои, вы решили правильно, что уходите, верно нам не ужиться вместе!»
Помирившись, он отдал им часть пригнанных коней и кобыл и сказал:
«Если повезет вам в борьбе с племенем тумат и устроитесь там своим хозяйством, приходите ко мне за рогатым скотом». Так сказав, он отпустил их со всякими благопожеланиями. Расстались.
Поехали дальше без всяких опасений. В одной болотистой местности стали увязать кони. Конь под калекой то и дело проваливался под тяжестью ноши. Попробовали нести брата на руках, однако и сами тоже увязли в болоте. Наконец, сказав: «Кого расплодит он, какого черта мы возимся с ним, таская на себе!» — оставили его сидеть на пригорке среди болота, а сами поехали дальше. Перебрались через болото и заночевали. Утром Тойук- Булгудах говорит брату:
«Нашего парня я, видимо, не в силах бросить, ночь провел без сна, иди посмотри, что с ним».
Быркынгаа пустился бегом и видит: калека, опершись на обе руки, подскакивал на месте с восклицанием «лах, лах!» Вернувшись, он рассказал об этом брату. Тогда братья, положив калеку на кожаную постель, вынесли из болота, снова усадили на коня и доехали дальше.
В одном месте мать сказала:
«Эй парни, это место мне знакомо! Туматцы должны быть недалеко, подъезжать к ним ближе не следует».
Прибыли, когда уже началась летняя жара. Остановились здесь на отдых. Через три дня мать, указывая им дорогу, как найти место, где прежде жили ее родичи, говорит:
«Идите крадучись и с подошвы горки осмотрите, нет ли их урас».
Парни, сойдя вниз по ложбине речки, обозрели Нюрбу: вдали блестел лед, но уже растрескавшийся и весь позеленевший; туматцы жили между озером и рекой [Вилюем] на пригорке с сосновым бором; было видно около сорока урас. Парни три дня следили за ними, чтобы узнать их образ жизни. Семеро из них ходили на охоту, а остальные в проталинах озера ловили мордами рыбу. Из семерых охотников трое по виду были настоящие витязи, лучшие из мужей.
«О, эти погибнут только тогда, когда найдет их дух смертоубийства!»— подумали про себя наши парни.
Паспортные данные те же, что и у текста № 242.
№ 246. Истребление туматов
Вернулись к матери, рассказали о виденном. Мать спрашивает:
«Ну, на что решаетесь?»
На это сыновья ответили:
«Мы не из тех людей, которые, найдя своих кровных врагов, отступают!»
Мать попыталась разубедить парней:
«Не опасно ли нападать? Разве мало кругом темного леса, не лучше ли уклониться в сторону и идти искать земли вверх по Вилюю?»
Однако сыновья стояли на своем:
«Мы не обратимся в бегство, как наш старший брат Тыгын, а пойдем грудью вперед на кровных врагов. Не умаляй напрасно наше счастье, не вселяй уныние! Напротив, призови нам удачу, подкинь ее выше, подобно челке доброго коня, взметни вверх счастье, подобное рогам молодого бычка!»
Мать ответила:
«Пусть будет так, ваша воля пытать счастье!»
Тойук-Булгудах убил из лука утку. Сделав рожон, нанизал ее на него и поставил к огню. Не прожарив утку как следует, братья съели ее в полусыром виде, сочащуюся кровыо. После трапезы Тойук-Булгудах опустился на одно колено и, держа рожон острием вверх, запел так:
«В этот день, когда я иду на жестокую битву, окровавленный рожон мой, укажи предстоящий жребий! Если меня ожидает счастье в битве, пусть он прямо воткнется в землю, если же грозит смерть, пусть воткнется, перевернувшись, верхним кондом!»
С этими словами он подбросил рожон, и он воткнулся в землю нижним концом. С восклицанием «да будет счастье!» парень вскочил на ноги.
Вместе с братом, взвалив на плечи оружие, пошли. Сев верхом на два сухих еловых бревна, переправились через Вилюй. Заранее разведали время, когда враги ложились спать. Стараясь приурочить нападение к моменту их глубокого сна, они пошли, крадучись, по подножию крутой горки. Тойук-Булгудах обратился к брату с вопросом:
«Быркынгаа, что предпочтешь, рубить шалаши или орудовать тетивой?»
Быркынгаа спросил:
«Что значит рубить шалаши?»
Тойук-Булгудах ответил ему:
«Вот подбеги к урасам и разрубай их верхние скрепы. Когда покрышки спадут на лежащих внутри, не теряя духа, коли пальмой там, где заметишь сильное движение. Авось да попадут три удалых сокола, а я буду стрелять в бегущих!»
Так и сделали. Спавшие люди в панике стали выбегать наружу, кто держал один колчан без лука, кто успел захватить лишь лук без стрел. Всех истребили. Только один из врагов, выскочив из шалаша, стремительно кинулся к озеру и, перепрыгивая с одной льдины на другую, побежал по направлению к Сюльскому мысу. Быркынгаа хотел было его догнать, но не успел еще добежать до середины озера, как брат окликнул его и сказал:
«Стоит ли гнаться за одним человеком, велико ли будет его потомство, чтобы осмелиться прийти и отомстить нам? Истребляя всех без остатка, мы навлечем на себя кару судьбы. Пусть уходит!»
Омук [чужеплеменник] уже добежал до противоположного берега и поднялся на лиственницу со склоненной верхушкой. Сидя там в одних ровдужных штанах, он три раза издал рев медведя и крикнул:
«В далеком прошлом мы истребили здесь племя нюрбачан; из них бежала и осталась в живых только одна дева. Вы не ее ли потомки, дайте мне знать об этом? Кроме того, запомните: настанет пора, когда о случившемся забудете вы, но вспомню я. Тогда будьте настороже!»
Братья ответили ому:
«Да, мы потомки той девушки, трое мужчин и одна девица. Пришли и осели здесь по предназначению неумолимо твердого провидения, ты и не думай возвращаться!»
Трупы врагов бросили в реку, привели свою мать и стали жить, овладев оленями убитых.
Паспортные данные те же, что и у текста №. 242.
№ 247. Сношения с Тыгыном
На следующее лето они отправились к своему старшему брату Тыгыну. По рассказам, они получили от него и пригнали с собой 20 голов рогатого скота. По прибытии прожили благополучно еще три года.
Паспортные данные те же, что и у текста № 242.
№ 248. Прибытие на Вилюй новых беженцев
Однажды летом, в пору расцвета и обилия соков природы, за рекой послышался крик человека. Братья обратились к сестре.
«Девка, иди, прячась за толстые деревья, высмотри: кто там кричит, уж не тот ли тунгус [бежавший]? Неужели он мог вернуться?»
Девушка осторожно высмотрела: на том берегу стоял человек, держа на поводу коня белой масти, и взывал. Стали перекликаться.
«Откуда приехал и как твое имя?»
«Я прибыл из Якутской стороны, не вы ли будете семья Тойук-Булгудаха?»
«Да, мы — те самые!»
«Я бежал от этой войны, зовут меня Бордонг, перевезите меня!»
Быркынгаа перевез его на ветке. Он был один.
«Как вы приехали в этот край? Я прибыл с неимоверными трудностями!»
«Да и мы пробрались сюда с огромным трудом!»
«Как же вы привезли этого калеку? Я бы на вашем месте бросил его на произвол судьбы!»
Босхонг-Бэлгэтии, услышав эти слова, воскликнул: «Лах, лах» — и вышел во двор. Его братья сказали:
«О, боже, неужели он стал понимать человеческую речь? Иди-ка, девка, за ним и погляди, что он там делает?»
Девушка выглянула в двери: оказывается, он выхватил пальму, отрубил ею голову коня, только что прибывшего под седоком, и пил кровь, струившуюся из его горла. После этого он вдруг со смехом поднялся на ноги... обрел речь и стал слышать. Затем он обратился к пришельцу с такими словами:
«Брат мой, я в точности услышал твои слова. Ты, приехав, вернул мне ноги и открыл мой слух!»
Он был вне себя от радости.
Приезжий, Бордонг, женился на сестре братьев; от него произошли нынешние Бордонские наслеги. Бордонцы живут и на Мегежеке.
Паспортные данные те же, что и у текста № 242.
№ 249. Потомки беженцев
Быркынгаа имел трех сыновей, старшего из них звали Торбуох, среднего — Таркаайы, младшего — Омоллоон. Таркаайы был очень мужественный человек и замечательный охотник, Торбуох же был хорош на черную [домашнюю] работу.
Отец и мать умерли, когда Омоллоон был еще малолетним, и он остался на попечении своего старшего брата Таркая. Жена Таркая обижала Омоллоона и держала его в черном теле. Однажды в отсутствии своего брата Омоллоон сбил ее с ног, ножом истыкал ей ступню и насыпал в раны мелко искрошенный волос. После такой проделки он, боясь своего брата, сбежал. Нашел он каких-то тунгусов и, женившись на их девушке, ходил с ними на промысел. Проведя с тунгусами некоторое время, он истребил три или четыре их семьи и, взяв их оленей, бежал обратно на родину.
Здесь он женился и стал жить, поедая отборный скот из стада своего старшего брата. По этой причине последний, опасаясь его, переселился на речку Марху, а другой брат, Торбуох, прибыл в Хочинцы и стал здесь родоначальником торбуоховцев. Омолдонцы и теперь живут на Нюрбе.
Таким образом, потомки Быркынгаа составили нынешние наслеги омолдонские, таркайские и торбуоховские, от него же пошли и накасцы на Нюрбе.
У нас существует поговорка про сына Омоллоона Алакаан- Миикэ: «Ездящий с окровавленной головой человека на тороках». Есть и другая поговорка: «Житье Омоллоона, пиршество Таркаая». [Так говорят про богатое и веселое житье.]
Этот рассказ я слышал от старика Константина Егоровича Ачыйасова, якута Торбоховского наслега Хочинского улуса, который умер 5 лет назад 95 лет от роду. Он говорил, что это рассказ его деда. А дед Ачыйасова Афанасий умер 120 лет. Отец К. Ачыйасова дожил тоже до 100 лет.
Паспортные данные те же, что и у текста № 242.
№ 250. Тунгуска Джаархан — прародительница вилюйских якутов
К тунгусам, жившим вокруг озера Джэсиэй, пришли русские. Среди захваченных ими в плен людей была девушка 15 лет. Она бежала из плена, нашла верховья реки Вилюя и поплыла вниз. Добралась до Лены и здесь нашла местожительство отца Тыгына. По своей наружности она была очень видная женщина, звали ее Джаархан. Отец Тыгына сделал ее побочной женой. От нее родилось несколько сыновей, из них известны Босхонг-Бэлгэтии и Тойук-Булгудах. Тыгын же родился от старшей жены.
Попов Тимофей, 70 пет, Чонского наслега. Март 1925 г.
№ 251. Бегство на Вилюй детей Джаархан
Когда отец умер, Тыгын стал обижать и всячески притеснять своих братьев, сыновей матери-тунгуски. Ужиться с ним было невозможно.
Однажды старуха Джаархан говорит сыновьям:
«Теперь, когда отец ваш умер, Тыгын не даст житья. Нам необходимо бежать на реку Вилюй. В старые годы, плывя по ней, я заметила, что там обилие всякой дичи и зверя. Если ехать туда по прямой дороге, Тыгын обязательно проведает о нашем местожительстве, нужно избрать окольный путь. Поедем сначала [вверх] по Лене, а потом свернем на Вилюй».
Всех многочисленных лошадей, которых имели, погнали с собой, взяли также и брата-калеку. Настала зима, и лошади погибли в дороге, будучи не в силах добывать корм из-под снега. Осталась лишь одна пегая кобылица. На эту кобылицу взвалили калеку, но и она, добравшись до Олёкминска, в местности под названием Ала-Биэ [Пегая Кобыла], остановилась в изнеможении. Кобылицу, а с ней и калеку пришлось оставить. Пошли дальше.
Набрели на одно рыбное озеро и остановились здесь, чтобы запастись пищей. Наловили рыбы, насушили впрок и сами наелись. Мать говорит сыновьям:
«Ребята, идите-ка к оставленному брату и похороните его!»
Пошли обратно и нашли его живым: он сидел на суку дерева и говорил «кыдылаан, хадылаан», тогда как раньше был совсем немой. Пегая кобылица спокойно паслась тут же, она уже насытилась и отдохнула. Посадили брата на кобылицу и возвратились к своему стойбищу. Прожили еще здесь некоторое время, чтобы еще просушить рыбы. Здесь калека каким-то образом достал пальму, распорол живот одной из женщин [по-видимому, два брата ехали с женами, может быть и со слугами] и нализался ее крови.После этого он выздоровел, стал говорить и владеть ногами.
Паспортные данные те же, что и у текста № 250.
№ 252. Преследование беглецов Тыгыном
Однажды старуха сказала:
«Дети, почему-то я чувствую сильное беспокойство, которое случается к приходу новых людей? По-видимому, ваш старший брат догонит нас, и не иначе, как с целью убить!»
В ответ на это старший сын Тойук-Булгудах говорит: «Постой-ка, я пойду их встречать!»
С этими словами он пошел, добрался до текущей поперек его пути речки и сел здесь на пень по-господски. [Надо полагать, подбоченившись.] Вот подъехали сам Тыгын и его сыновья Чаллаайы, Бётюйэ-Сююрюк, всего семь человек. Увидев сидящего Тойук-Булгудаха, они сказали:
«Вы отъедете не ранее, как увидите свою кровь!»
И одну за другой стали пускать в него стрелы. Тойук-Булгудах, сидя на пне, все пущенные стрелы ловил попеременно то правой, то левой рукой, сопровождая это пением:
«Стрела ваша с орлиными перьями чинно-важно прилетела, а вот стрела с перьями коршуна быстро-стремительно прилетела, а вот с перьями сарыча, распластавшись, летит!..»
У противников вышел весь запас стрел. Тогда Тыгын оставшийся в руках бесполезный лук перебросил через речку Джербэ; вслед за ним бросили и остальные семь человек. При этом они дали торжественное обещание с заклинанием, что впредь не возвратятся и не будут преследовать их. Возвратились назад. Все оружие ушедших Тойук-Булгудах притащил в табор.
Паспортные данные те же, что и у текста № 250.
№ 253. Борьба с тунгусами
Поехали дальше. Вышли на верховье речки Кэмпэндээйи и по ней вышли на реку Вилюй. Старуха говорит сыновьям:
«Постройте-ка большой плот, поплывем вниз. Ниже я видела большое озеро, разыщем его и будем там жить, питаясь рыбой».
Сделали так и поплыли вниз. Старуха порылась в своей шкатулке для швейных принадлежностей и вытащила волосяную нить. Она говорит:
«Давно, когда я плыла по этой реке, из своих волос сучила нить и на ней отмечала узлами устье каждой речки... Вот проплывем еще несколько поворотов и доедем до того озера...» Наконец она велела пристать к берегу и говорит:
«Такое прекрасное место не может быть без людей, нужно ночью потихоньку разведать».
Парни пошли осматривать этот край и увидели на возвышенном берегу Нюрбы сорок тунгусских шатров, вытянувшихся в красивый ряд. Пришли обратно и говорят матери:
«Насчитали сорок шатров, людей, оленей множество».
В ответ на это старуха сказала:
«Беда, нас, наверное, побьют! Попытаемся вернуться назад. Если бы знали, что здесь живут люди, остановились бы выше по реке».
Всех взяло раздумье. Наконец Босхонг-Бэлгээти, который после выздоровления стал необычайно силен и проворен в беге, сказал:
«Зачем трусить и прятаться от этих людей, ночью в темноте нужно напасть па них. Я зажгу большой берестяной пук и пробегу, держа его, вдоль урас и буду опрокидывать их, а вы из этих семи луков откройте по ним стрельбу.
Приняли его предложение и начали срывать с деревьев бересту. Сшили большую посудину, набили ее берестой.
Была темная осенняя ночь. Босхонг-Бэлгээти зажег бересту и, взяв увесистую дубину, одним ударом стал опрокидывать тунгусские урасы, а остальные братья избивали людей стрелами и пальмами. Перебили многих. Оставшиеся в живых с горьким плачем, бросив своих оленей, убежали. Убитых оказалось до ста человек. Братья завладели стадами оленей убитых и ушедших тунгусов.
Мать-старуха сказала сыновьям:
«Эти люди, несомненно, имеют свой народ, от которого они происходят и с которым находятся в родстве. Они могут возвратиться с ними... Побьют нас всех, нужно возвратиться и поселиться выше по речке».
Вернулись по совету матери и поселились по озерам в пределах современного Хочинского улуса.
Про народ тумат я не слышал, наверное, говорят о долганах.
Паспортные данные те же, что и у текста № 250.
№ 254. Следы древних насельников реки Чоны
По реке Чоне во многих местах над озерами встречаются старинные ямы, расположенные по углам четырехугольника. Их ширина [диаметр] приблизительно от двух до трех аршин, глубина около аршина. Можно думать, что это следы домов рыбаков, которые жили над озерами. На правом берегу Чоны, около озера Бёрё-Кюёл, имеются следы десяти домов. Насколько мне известно, такие же ямы находятся в следующих местах: на возвышенности над озером Элгээн, в местности Туой-Хайа около озера Мунду-Кюёл, среди соснового бора, еще есть на правом берегу Чоны.
По-видимому, эти рыбаки заваливали свои дома с четырех сторон дерном. Четыре ямы по углам всегда располагаются снаружи земляных бугров, обозначавших, вероятно, стены домов.
В местности Лонгхочо на Чоне же, в 25 верстах ниже почтового дома, на правом берегу я как-то нашел обломок большого бронзового или медного ножа и передал его Егору Молоткову [якут 2-го Жарханского наслега Хочинского улуса]. Нож обоюдоострый, немного загнутый, кривой.
Паспортные данные те же, что и у текста № 250.
№ 255. Тыгын и Бэрт-Хара
Бэрт-Хара по происхождению был бурят, он прибыл с матерью и жил в лесу.
У Тыгына было несколько сыновей — Чаллаайы, Орукунай- Сююрюк, Бётюйэ-Сююрюк и Усун-Дураптай. Однажды Орукунай-Сююрюк с братьями, гоняясь за лосями, набрели в лесу на хижину Бэрт-Хара. Вошли в юрту. Там сидела одна старушка с седыми волосами. Спрашивают ее, кто она и откуда прибыла. Она ответила:
«Прибыла я из бурятской земли с одним сыном. Он ушел на охоту за лосем».
Сыновья Тыгына в юрте увидели большой лук с 12 метами для натягивания. Поразились величине лука. Чаллаайы попробовал было натянуть тетиву, но едва довел ее только до седьмой меты, хотя напрягал все свои силы. Спрашивают у старухи:
«Этот лук — самый главный из тех, которые носит твой сын?»
Она ответила:
«Эй, это игрушка его! Он стрелял из него, будучи еще маленьким».
Услышав эти слова, сыновья Тыгына почувствовали большое смущение. Они попросили старуху передать сыну, чтобы он пришел к ним гостить и завести близкое знакомство. Пошел Бэрт- Хара.
Около Дома Тыгына был большой курган. Бэрт-Хара залег тут. Тыгын был очень богат, имел множество лошадей. Вот гонят табуны Тыгына. Бэрт-Хара выстрелил из лука и свалил сразу семь голов. Удивились сыновья Тыгына удальству Бэрт-Хара. Придя домой, рассказывают об этом отцу. Пробуют сами стрелять в бегущих коней. Чаллаайы мог уложить одним выстрелом только четыре головы. Тыгын попросил своих сыновей пригласить Бэрт- Хара и принять его с почетом.
У Тыгына была одна дочь, посвященная духам, по имени Алангха-Удаган, которую не бранили и не обижали, точно так же как якуты берегут от грубого обращения лошадей, посвященных духам. Эта девица была красивой наружности. Тыгын предложил Бэрт-Хара жениться на ней, если ему удастся осилить ее. Он согласился и женился.
Бэрт-Хара стал жить у Тыгына. Во всякой охоте он также опережал всех. Возненавидели его и решили убить. Однажды, когда с Орукунай-Сююрюком он гнался за лосем, тот всадил стрелу ему в спину. Умер Бэрт-Хара.
Попов Тимофей, 70 лет, Чонского наслега. Март 1925 г.
№ 256. Маччага и Куомарыкы
По преданиям, не особенно давно жил у нас якут по имени Маччага с братом Куомарыкы, который был женат на тунгуске. Местожительство их было там же, где теперь стоит Чонский почтовый дом. Куомарыкы был промысловик, с тунгусами ходил в тайгу. Он присоединился к четырем урасам тунгусов из рода Чаапагын и вместе с ними ходил па диких оленей. Он был глуповатый и озорной человек. Однажды он остался в урасе с тунгусскими парнями и затеял стрельбу из луков. Говорит:
«Если я стану от вас в десяти саженях, вы меня из лука не убьете».
«Как не убьем, вот попробуй-ка стать», — возражают тунгусы. Слово за слово, затеялся спор. Куомарыкы говорит:
«Ну вот я стану, стреляй, но с тем условием, если промажешь, то и ты станешь, я буду стрелять».
Куомарыкы занял место и просит стрелять. Тунгус выстрелил и угодил ему в спину. Парень упал. Беда, умирает человек! Выдернули стрелу из раны и повезли его в дом брата. Сам Маччага вернулся домой вечером и видит, брат уже умирает. Побранил он тунгусов:
«Вы дураки, убили человека!»
Брат уже умер, но Маччага решил скрыть это обстоятельство от тунгусов. Когда они пришли справляться о здоровье брата, он сказал:
«Нет, не умрет, уже принимает пищу».
Похоронил умершего внутри своей урасы. Тунгусы перекочевали на другое место. В первую же ночь Маччага подкрался к их урасам и всех перебил. Эти тунгусы были люди богатые оленями. Всех оленей Маччага угнал с собой.
То лето он провел в местности Туой-Хайа [на Чоне] с большими предосторожностями, боясь мести со стороны тунгусов. Наконец, явились они в большом количестве и стали разыскивать его. На противоположном берегу Чоны Маччага заметил одного тунгуса с рыжими волосами. Он стоял под прикрытием толстого дерева, из-за него была выставлена только одна нога. Маччага, поднявшись на горку, пустил стрелу через реку, метясь в ногу. Тунгус взвыл от боли и пошел, едва опираясь на раненую ногу.
После этого события Маччага перекочевал с Чоны в теперешний Мэйикский наслег [от Чоны в 400 верстах ниже по р. Вилюю] и в местности Бутугас-Арыылара построил себе крепость, срубив из бревен двухэтажный амбар, чтобы можно было отстреливаться сверху и снизу. Вооруженные тунгусы, собравшись в большом числе, пришли и окружили эту крепость. Потому-то это место до сих пор именуется у нас Сэрии-Киирбит [место, куда пришло войско].
Маччага заперся в своем амбаре, не выходит и кричит им:
«Сколько бы лет вы ни стояли, карауля меня, вам не удастся убить меня. Стоя тут, напрасно поедите всех своих оленей. Я убил ваших людей за дело, досадуя за убитого брата. Покончим лучше дело миром: ради того лишь, что вы, собравшись, пришли сюда, я согласен выдать вам двух девиц».
Посоветовались тунгусы и решили, что самого Маччага им действительно не взять, и если он согласен мириться, то гораздо выгоднее принять его условие. Получили двух девиц и ушли.
Потомки Маччага и до сих пор живут в той местности в составе Нерюктейского наслега.
Попов Тимофей, 70 лет, Чонского наслега. Март 1925 г.
№ 257. Легенда об урочище Сэрии-Киирбит
По поводу названия Сэрии-Киирбит, приурочиваемого к одной местности на правом берегу Вилюя в пределах 1-го Нерюктейского наслега Хочинского улуса, среди местных якутов рассказывается такое предание.
Когда-то внезапамятную эпоху с мест, расположенных выше, пришло войско вэто самое урочище, теперь называемое Сэрии- Киирбит. Местные якуты вооружились и вступили в бой с пришлым войском. Оба стана, заняв противоположные стороны небольшой равнины, открыли перестрелку из луков. Рассказывают, что до сих пор в этой местности находят наконечники стрел, вонзившиеся врастущие деревья. Затем будто бы павших в бою похоронили в общей яме.
Из кого состояло пришлое войско, каков был результат боя, когда это событие имело место, об этом в народном предании не сохранилось ясных указаний. Хотя весьма возможно, что иные старцы из старожилов могли бы передать это предание с большими подробностями. Надо заметить, что через урочище Сэрии- Киирбит пролегает сухопутная дорога из Чоны через местности Большая и Малая Ботобуя в центральный район Хочинского улуса. Река Вилюй в этом районе имеет направление с запада на восток, на западе она описывает большую дугу, ввиду чего дорога с Чоны в Хочинцы через хребты намного ближе, чем по руслу Вилюя. Если упомянутое выше легендарное войско шло из Чоны, то оно должно было вступить в долину Вилюя именно у урочища Сэрии-Киирбит.
Попов Александр Дмитриевич, 34 лет, Нахарского наслега. Ноябрь 1930 г., г. Иркутск.
№ 258. Эринчэ и Молуок
Рассказывают, что в старину жили тунгусы, известные под именем эринчэ. Кожа на их лицах была прошита. В те времена среди якутов также жил старик по имени Чокороон с сыном Молуок, по православному Егор. Этот Егор охотился в районе реки Чоны. Там он нашел одну тунгусскую семью из упомянутых эринчэ. Старик отец имел двух отдельно живущих сыновей и одну дочь. Молуоку полюбилась эта тунгуска, и он, обещая жениться, вступил с ней в любовную связь и жил вместе с ее отцом. Охотился с ними на лисиц и белок.
Старик отец и его сыновья невзлюбили Молуока, полагая, что он истребляет их добычу. Посоветовавшись между собой, они решили перебить якутов ночью во время сна. Этот разговор услышала дочь и передала любовнику.
В одной юрте вместе с Молуоком жил и его зять, якут. В эту ночь старик тунгус пошел ночевать к сыновьям. Молуок, зная о предстоящем нападении, заранее наточил свой топор, на ту нару, где обычно спал, положил одежду и накрыл сверху одеялом так, чтобы произвести впечатление спящего человека. Сам залез под нару.
Ночью вошел эринчэ [старик], прошелся по юрте и прошептал: «Эти якуты промышляют у нас и ничего не платят!»
С этими словами он с размаху ударил пальмой по постели Молуока, полагая, что он спит на месте. Последний в этот момент скакнул за камелек. Эринчэ кинулся за ним с пальмой, ткнул, но угодил в стену. Пока он вытаскивал застрявшую пальму, Молуок топором раскроил ему череп. Потом кинулся и зарубил его жену, старуху. Дочь тунгуса, его любовница, спряталась за полки. Молуок хватил и ее, но каким-то образом лезвие топора только поранило ее лицо. Думая, что покончили в юрте со всеми, Молуок с зятем направились к жилищу сыновей убитого старика. И там перебили всех без исключения. Одна женщина успела было выскочить во двор и побежала, но ее догнали и зарубили. 12-летняя девочка стала умолять убийц, прося пощадить, но Молуок принудил зятя убить и ее.
Возвратившись к себе в юрту, убийцы нашли двери запертыми изнутри. Оттуда раздался выстрел. Стреляла оставшаяся в живых дочь тунгуса. Мужчины попробовали было поджечь юрту, бросив через трубу камелька в огонь фунт пороха в банке, но тунгуска брошенную банку поймала в руки. Тогда оба пошли в лес отдохнуть.
В это время тунгуска вышла из юрты, заложила в нарты четырех лучших оленей и помчалась в центр Хочинского улуса. Мужчины пустились за ней в погоню, но та опередила их на двое суток и принесла жалобу на убийц улусному голове. Головой в то время был известный богач Моонньо-Кулуба. Дело передали исправнику. Рассказывают, что храбрая тунгуска все событие пересказала исправнику в песне. В старину у нас в Хочинцах распевали, заикаясь, особую песню и говорили, что это, мол, песня дочери Эринчэ.
Молуока поймали и отправили в тюрьму в Якутск. Старик Чокороон с чернобурой лисицей поехал хлопотать за сына. Рассказывают, что ему удалось выручить сына за малолетством, обвинив во всем своего зятя. Чокороон жил в Эльгейцах. Сын Молуока, говорят, жив и теперь.
Попов Василий Федорович, 45 лет, 2-го Бордонского наслега. Март 1925 г.
№ 259. Тунгусские имена в Хочинском улусе
У нас в Хочинском улусе есть известное урочище Тойбохой, где находится управа. По народным преданиям, Тойбохой было имя одной шаманки-тунгуски, знаменитой богачки. Она имела огромное количество оленей. От многих дымокуров, которые разводились для ее оленей, пошли вокруг озера лесные пожары и оголили много земли, которая превратилась в поляны.
У нас в Хаданском наслеге есть озеро Сабытар. Это тоже, по преданиям, имя одной тунгусской шаманки. Однажды эта шаманка, превратившись в гагару, пряталась в озере от преследований других шаманских духов. Ее убил один шаман.
Название селения Сунтаар тоже происходит от имени тунгусской шаманки. Ее дух до сих пор известен местному населению. По вечерам остерегаются произносить ее имя. Иные говорят, что Сунтаар — имя старика шамана.
Попов Михаил Иннокентьевич, 35 лет, Хаданского наслега. Октябрь1926 г., г. Томск.
№ 260. Вилюйские якуты, осевшие в Туруханском крае (О происхождении шорохинских якутов)
Давно когда-то, по существующему у нас преданию, семь якутов Бордонского наслега поехали в центр России [дословно — на юг], чтобы высудить себе места по реке Чоне. Они поехали по реке Катанге. Один из них, по рассказам, умер на Катанге в местности Монастырь [Монастырь — старое название г. Ново-Туруханска, расположенного при устье Нижней Тунгуски], а остальные шестеро поплыли вниз и поселились в Туруханске.
Там, рассказывают, есть одна якутская деревня.
Данилов Семен Семенович, 62 лет, 2-го Бордонского наслега. Апрель 1925 г., р. Чона.
№ 261
В старину в 1-м Бордонском наслеге нашего улуса жил, по рассказам, очень богатый и родовитый якут по имени Бээкээн. Он исполнял обязанности наслежного князца. У него был очень энергичный и строптивый сын Чокороон, имя которого вошло даже в местную поговорку; говорят: «о, это кровь Чокороона» или «он тоже упрям и непреклонен, как Чокороон». Их потомки ныне составляют фамилию Новиковых.
Во времена Бээкээна на Вилюе был исправник, известный среди местного населения по прозвищу Рыжий.
Бээкээн по какому-то поводу вел тяжбу, разрешение которой зависело от исправника. Однажды в Эльгейцах происходил улусный сход, на котором присутствовал сам исправник. Бээкээн во время заседания обратился к исправнику за справкой по своему делу. Последний дал какой-то неудовлетворительный ответ. Тогда Бээкээн, держа под мышкой шапку и рукавицы, стал расхаживать пред исправником. Едва выслушав его заключительное слово, он демонстративно возразил ему:
«Итак, господин начальник, вы сказали, что мое дело может направиться, если изменится к лучшему ваше душевное расположение? Однако вы зря тратите свои слова!»
Так сказав, Бээкээн потряс в воздухе высоко поднятым указательным пальцем, направленным в небеса, и добавил: «Пока существует [на свете] солнце-государь, я останусь не послушен вашим словам!»
Вслед за этим Бээкээн стремительно выхватил свой должностной кортик и, поворачивая так и сяк, поиграл в воздухе его металлическим блеском.
Исправник, выслушав слова Бээкээна, составил на него протокол, в котором говорилось, что этот наслежный князец в присутствии всего улусного съезда, желая очернить его должностное звание и имя, обвинил его в задержании дела ради лихоимства и что, кроме того, грозил ему оружием. После этого протокола рыжий исправник по своему ли приговору или по указу, полученному из Якутска, подверг Бээкээна телесному наказанию.
Бээкээн, думая, что местные власти поступили с ним самоуправно и вопреки законам, решил ехать с жалобой к самой императрице Екатерине. И вот он со свитой из 30 человек на 30 верховых конях прибыл к верховьям Нижней Тунгуски. Сделав плот, он со своими людьми поплыл вниз, намереваясь через Туруханск проехать в центр России [дословно — в южную страну].
Немного не доехав до теперешнего города Туруханска, Бээкээн схватил какую-то желудочную болезнь и умер. Его люди, доплыв до Туруханска, стали совещаться и рассуждать:
«Теперь если мы после смерти нашего старца вернемся на родину, то нам все равно не несдобровать. Чокороон-удалец спросит: „Куда девали моего отца? " — и не даст нам житья. Да и русское начальство, проведав, что мы ездили с Бээкээном, возможно, начнет преследовать. Вот почему подобру-поздорову лучше остаться нам здесь и жить, замешавшись среди русских». Так они, как рассказывают, и поселились в Туруханском крае.
Здешние якуты рассказывают, что потомки тех людей будто бы и по сию пору живут там, о чем гласит молва, идущая из дальних краев.
У Чокороона был сын по имени Егор. Он однажды на Чоне истребил каких-то тунгусов.
Этот рассказ я слышал от 70-летнего старика, известного по имени Тимир-Григорий, якута 3-го Бордонского наслега Сунтарского улуса, по фамилии Ноговицын. Он приходится правнуком упомянутому Бээкээну, так как родился от дочери Чокороона.
Тимофеев-Терешкин М. Н., 44 лет, 2-го Нерюктейского наслега Сунтарского улуса.
|
|