💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Демосфен

(№ 993). «С самого детства он [ Демосфен ] был чахлый и болезненный; в насмешку над его бессилием товарищи прозвали его Баталом. Этот Батал, как говорят некоторые, был флейтист, чья порочная изнеженность послужила Антифану темою для злой комедии. Другие упоминают о поэте Батале, сочинявшем пиршественные песни слишком вольного содержания. Кроме того, сколько можно судить, словом «батал» обозначалась тогда у афинян одна не совсем удобопроизносимая часть тела» (Плутарх. Демосфен 4, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.2, с.323])

(№ 994). «(Закон) Если кто применит насилие в отношении другого человека, ребенка, или женщины, или мужчины, свободного или раба, или же совершит противозаконное действие в отношении кого-либо из указанных выше, по этому поводу любой афинский гражданин, полностью сохранивший гражданские права, может обратиться с иском к фесмофетам» (Демосфен XXI 47, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.79])

(№ 995). «(30) Полезно теперь, граждане афинские, коснуться деятельности Солона, установившего этот закон, и внимательно рассмотреть, какое внимание Солон уделил государству, осуществляя свою законодательную деятельность, насколько больше он заботился о нем, нежели о явлении, против которого был направлен его закон. Это же можно заметить по многим сторонам его деятельности и особенно по этому закону, запрещающему лицам, уличенным в развратном поведении, выступать с речами или вносить предложения на народном собрании. Ведь он видел, что большинство граждан не стремится использовать свое право на выступление, так что запрещение выступать он сам не рассматривал как серьезное ограничение в правах. Он мог назначить гораздо более тяжкие наказания, если бы цель его состояла лишь в преследовании подобных преступлений. (31) Но не к этому он стремился, истинная цель его запрета заключалась в заботе о вас и обо всем государстве. Ведь он знал, знал он, что лицам, ведущим столь постыдный образ жизни, наиболее враждебен тот государственный строй, при котором всем желающим предоставлена свобода слова и вытекающая отсюда возможность свободно разоблачать их пороки. Какой же это государственный строй? Разумеется, демократический! Солон считал весьма опасным такое положение, когда собирается вместе большое количество людей, красноречивых и дерзких, ведущих постыдный образ жизни и глубоко порочных. (32) Руководя народом, они смогут заставить его совершать множество ошибок. Помимо того, они могут попытаться и вовсе упразднить демократию (ведь в государствах с олигархическим строем людям, ведущим еще более постыдный образ жизни, чем Андротион, не разрешается даже дурно говорить о правительстве!). Или же они до такого состояния доведут народ, когда он станет совершенно порочным, состоящим из людей, полностью подобных им самим. Поэтому Солон прежде всего запретил подобным людям принимать участие в совещательных органах государства, чтобы обманутый ими народ не принимал ошибочных решений. А вот этот «прекрасный и благородный» [ калос к’агатос ] человек, проявив полнейшее пренебрежение ко всем указанным постановлениям, счел себя вправе не только выступать и вносить предложения (в то время как закон запрещал ему все это делать!), но и предлагать такие, которые противоречат законам» (Демосфен XXII. Против Андротиона о нарушении законов. Речь 355 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.145-146])

(№ 996). «(72) Обратите внимание, граждане афинские, также и на то, как он [ Андротион ] в течение всего этого времени уничтожал прекрасные и достойные завистливого подражания надписи – посвящения государству, приказав вырезать вместо них нечестивые и странные. … (73) И вот эти надписи, служившие причиной величайшего восхищения и побуждавшие к честолюбивому соревнованию, исчезли вследствие уничтожения самих венков. На фиалах же, которые вот этот человек, погрязший в разврате, изготовил для вас взамен этих венков, вырезана следующая надпись: «Изготовлены попечением Андротиона». Так имя человека, торговавшего своим телом и по этой причине в соответствии с законами лишенного права даже входить в храм, оказалось запечатленным на фиалах, помещенных в священном месте! Очень похоже на прежние надписи, не правда ли? И также побуждает к честолюбивому соревнованию?» (Демосфен XXII 72-73, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.158-159] (Параграф 73 совпадает с речью Демосфена XXIV 181 [Демосфен 1994-96, т.1, с.292])

(№ 997). «(123) … Ораторы же стремятся провести такие законы, которые помогают избежать ответственности лицам, совершающим самые гнусные и опасные преступления. (124) В частном общении они обращаются с вами пренебрежительно, как будто они являются «прекрасными и благородными» людьми, хотя в действительности они ведут себя как самые скверные и неблагородные рабы. …

(125) … Разве пребывание в тюрьме не является для Андротиона семейной традицией? Вы сами знаете, что его отец не одно пятилетие провел в ней и сбежал оттуда, не дождавшись освобождения. (126) Или, может быть, Андротион должен быть освобожден от тюрьмы ради его честной юности? Однако и она должна служить причиной заключения его в тюрьму, и в не меньшей степени, чем украденные ныне деньги» (Демосфен XXIV. Против Тимократа 123-126. Речь 353 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.276])

(№ 998). «(61) Теперь, может ли вам прийти в голову, чтобы каждый из этих людей ненавидел бы Андротиона и выступал бы против его из-за этой эйсфоры? Разве дело не обстоит таким образом, что один из них питает к нему ненависть за оскорбление … третий – за оскорбление, будто отец этого человека занимался проституцией… да и все остальные, оклеветанные подобным же образом, также ненавидят Андротиона…» (Демосфен XXII 61, пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.154-155])

(№ 999). «Этот Филиск, проделавший такую же карьеру, что и упомянутый выше Харидем, захватывал с помошью войск Ариобарзана эллинские города. Врываясь в них, он совершил множество преступлений, уродовал свободнорожденных юношей, насиловал женщин, творил все то, что стал бы делать человек, захвативший власть, но воспитанный в беззаконии, при отсутствии всех благ, которые дает людям свободное демократическое государственное устройство» (Демосфен XXIII 141, речь 352 г. Пер. В.Г.Боруховича [Демосфен 1994-96, т.1, с.207-208])

(№ 1000). «(14) Он [ Конон ] скажет, что в городе есть много сыновей почтенных людей, которые, развлекаясь как то свойственно молодым людям, дают самим себе прозвища: один – «итифаллы», другие – «автолекифы»; что некоторые из них пылают любовью к гетерам и в том числе один из его сыновей, который из-за гетер часто дрался и бывал бит, и что это также свойственно молодым людям. …

(16) … Мы согласны, пусть сыновья этого человека будут «итифаллами» и «автолекифами»; я только молю богов, чтобы эта мерзость и все остальное в том же роде обратилось против Конона и его сыновей. (17) Ведь они как раз те люди, которые приобщают друг друга к таинствам Итифалла и позволяют себе такие поступки, какие приличным людям стыдно не то что делать, но даже говорить о них» (Демосфен LIV. Против Конона за нанесение побоев, пер. И.А.Шишовой [Демосфен 1994-96, т.2, с.199-200] Датировка речи не установлена, 356/55 или между 348 и 343 гг.

(№ 1001). «(10) … Всякий, кто только захотел бы проверить образ жизни Ферамена, может это узнать. Ведь он по собственной склонности делает то, за что каждый призвал бы на него проклятия. (11) Он враг своих родителей, но друг развратника Павсания; держит себя вызывающе, подобно мужчине, но терпит, как женщина…» (Демосфен. Письмо IV. О злословии Ферамена, пер. В.В.Вальченко [Демосфен 1994-96, т.2, с.400]) Письмо датируется 324/23 г.

(№ 1002). «[ О приближенных Филиппа ] (19) Таким образом остаются вокруг него грабители, льстецы да люди, готовые в пьяном виде плясать такие вещи, которые я сейчас не решаюсь перед вами назвать. Но очевидно, что это – правда, так как именно тех, кого отсюда все выгоняли, как людей гораздо более распутных, чем всякие гаеры, - например, известного государственного раба Каллия и подобных ему людей, мимов, потешающих смешными шутками, и сочинителей срамных песен с насмешками над своими же приятелями – вот таких людей он любит и держит около себя» (Демосфен II. Олинфская вторая речь, пер. С.И.Радцига [Демосфен 1994-96, т.3, с.30])

(№ 1003). «Свидетель всех этих дел вам, само собой, не нужен, только насчет того, что Фринон отправил сына, позови мне свидетелей. Его-то Эсхин не судил за то, что он собственное дитя послал к Филиппу для постыдных дел, но если кто-нибудь в молодости был красивей других и, не предвидя возникающих из-за этого подозрений, жил более вольно, тех Эсхин притягивал к суду за блуд» (Демосфен. Речь о предательском посольстве (XIX) 233, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.105])

(№ 1004). «(285) … Знайте же, не потому он погубил Тимарха, что заботился о ваших детях, как бы сберечь их скромность (они и так скромны у вас, афиняне, и да не постигнет наш город столь злая беда, чтобы он нуждался в таких опекунах юношества, как Афобет и Эсхин), (286) а потому, что Тимарх как член совета внес предложение карать смертью всякого, кто будет пойман на поставках Филиппу оружия и корабельного снаряжения. И вот доказательство: долго ли выступал Тимарх с речами? Долго. И все это время Эсхин жил в городе и нимало этим не возмущался, не считал пагубным, чтобы такой человек говорил к народу, пока сам не побывал в Македонии и не нанялся на службу. Возьми теперь постановление Тимарха и прочти его. (Читается постановление). (287) Значит, человек, ради вас предложивший во время войны не возить Филиппу оружия, а нет – так платиться за это жизнью, погиб, подвергшись всем оскорблениям, а тот, кто выдал врагу оружие ваших союзников, обвиняет его, говорит о его разврате, между тем как бок о бок с ним – о Земля и все боги! – стоят двое свояков, при одном виде которых вы бы подняли крик: гнусный Никий, сам нанявшийся в Египет к Хабрию, и проклятый Кирибион, идущий в шествиях без маски! Да в этом ли дело? Ведь перед его глазами был Афобет, родной брат. Да, вспять потекли в тот день реки всех речей о разврате!» (Демосфен XIX 285-287, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.116-117])

О Питталаке (Демосфен XIX 245 [Прим. // Ораторы Греции 1985, с.441])

(№ 1005). Псевдо-Демосфен. Любовная речь (№ 61)

(Пер. В.В.Вальченко [Демосфен 1994-96, т.2, с.323-336])

«(1) Ну что же, коль скоро ты хочешь послушать речь, то я познакомлю тебя с ней и прочту. Однако прежде всего тебе нужно узнать о цели ее написания. В своей речи автор желает восхвалить Эпикрата; он, по его мнению, является самым привлекательным среди многих благородных юношей города и еще более превосходит своих сверстников разумом, чем красотой. Но так как автор видел, коротко говоря, что большинство сочинений о любви принесло тем, в честь кого они написаны, больше позора, чем славы, то поостерегся совершить такой промах, и, как утверждает, написал о том, в чем твердо был убежден в душе, а именно, что истинно любящий не может ни совершить, ни потребовать чего-нибудь постыдного.

(2) Так вот, если ты ждешь от меня речь главным образом о любви, то она об этом и написана; в остальном же частью посвящена восхвалению самого юноши, а частью – увещаниям относительно образования и направления жизни. Все это изложено в том виде, как это обычно делается в записках. Ведь речи, предназначенные для устного произнесения, должны быть составлены просто и естественно, как если бы кто говорил без подготовки, те же, которые рассчитаны на больший срок жизни, требуют искусной и тщательной разработки; первым подобает быть убеждающими, последним – показными. Но для того, чтобы мне не [ с.324 ] пришлось сказать ничего неожиданного для тебя и чтобы не выражать только личное мнение о предмете, удели внимание самой речи; ее сейчас ты услышишь, ведь пришел и сам Эпикрат, которого я хотел видеть в качестве слушателя.

(3) Я замечал, что некоторые из тех, кого любят и кто обладает красотой, не находят правильного применения ни одному из этих счастливых качеств, но, с одной стороны, превозносятся красивой наружностью, с другой же, избегают общения с влюбленными. И они настолько неверно судят о собственном благе, что из-за тех, кто губит дело, также дурно расположены к желающим сблизиться на основе целомудренной воздержанности. Поэтому, казалось мне, такие люди не только не понимают своей пользы, но и приучают остальных к порочному общению,

(4) и те, кто мыслит возвышенно, не должны следовать безрассудству этих последних; поскольку поступки сами по себе строго не делятся на прекрасные и постыдные, но имеют это различие по большей части в зависимости от свойств совершающих их, то неразумно было бы одинаково судить об одних и других. Кроме того, нет ничего более нелепого, чем то, когда восхищаются теми, у кого очень много искренних друзей, но при этом отвергают влюбленных, хотя только им и свойственно сближаться не со всеми, но с добродетельными и благоразумными.

(5) Ну, а кто вообще никогда не видел прекрасной вершины такой любви или решительно приговорил себя к неспособности целомудренно наслаждаться общением с другими, то и неудивительно, что он имеет такой образ мыслей. У тех, кто настроен так, как ты, и хорошо осведомленных, как заметно благодаря чистой любви увеличилось число дружеских связей, какие все это время поддерживались с тщательнейшей осмотрительностью, не возникает даже мысли о том, что их можно подозревать в каких-нибудь неблаговидных делах.

(6) Поэтому меня особенно побуждала к написанию речи возможность достичь двух прекрасных целей. Во-первых, рассказав о присущих тебе добродетелях, я одновременно рассчитываю показать, что ты достоин восхищения и что я, влюбленный в тебя, обладающего такими достоинствами, отнюдь не безумец; и, во-вторых, подавая тебе советы, - а это в высшей степени необходимо, [ с.325 ] - я надеюсь, с одной стороны, выразить свидетельства моей любви, с другой же, - указать на основания нашей взаимной дружбы.

(7) Однако мне хорошо известно, как нелегко, рассказывая о тебе, передать твои выдающиеся природные качества, и как еще опаснее – дать совет, ибо советчик должен нести ответственность за того, кого он убедил. Но те, я считаю, кто по праву удостоился похвального слова, должны на деле далеко превосходить силу красноречия своих хвалителей; давая же совет, я постараюсь не ошибиться, ибо знаю, что безрассудные и окончательно испорченные невоздержанностью люди совершенно ничего не могут взять даже из самых удачных советов, и напротив, те, кто ведет скромную и добродетельную жизнь, умеют успешно воспользоваться и посредственным советом.

(8) С этой надеждой я и приступлю к речи. Но, я думаю, все вы, пожалуй, согласитесь со мной: в этом возрасте особенно подобает отличаться красотой тела, воздержанностью в желаниях, мужественностью того и другого, способностью вести приятные речи. Но всем этим, что является даром природы, судьба наградила тебя столь щедро, что ты неизменно вызываешь всеобщее удивление, прочее же ты сам собственными стараниями довел до такого совершенства, что в этом отношении тебя не мог бы упрекнуть ни один разумный человек.

(9) И все же, за что кто-то удостаивается величайших похвал? Разве не за то, что его любят боги, а люди восхищаются как им самим, так и его счастливой судьбой? В целом о твоих добродетелях уместно, пожалуй, подробнее рассказать потом; теперь же я попытаюсь правдиво показать то, что должен сказать в похвалу твоим достоинствам особо.

(10) Я начну прежде всего с похвального слова тем твоим свойствам, по которым с первого взгляда все узнают тебя, - с наружной красоты и цвета кожи, отчего блестят и отдельные части и все твое тело. Мысленно я не нахожу ничего подходящего, с чем можно было бы это сравнить, однако мне приходит на ум просить читающих эту речь поглядеть на тебя и рассмотреть, чтобы я, который не в состоянии описать тебя похоже, мог удостоиться снисхождения.

(11) Но с чем можно было бы сравнить то, что, будучи смертным, вызывает у созерцающих непреходящее желание, [ с.326 ] воспринимается зрением, но не приносит насыщения, исчезает из вида, но хранится в памяти, обладает достоинством богов, но имеет человеческую природу, цветет красотой, но не дает повода для обвинений в изъяне? Однако же твою наружность нельзя упрекнуть и в том, что уже случалось с красотой многих юношей.

(12) Всю привлекательность их внешности портила либо нескладность фигуры, либо какое-то несчастье решительно отрицало прекрасно созданное природой. Едва ли мы найдем в тебе подобный недостаток: какой-то из богов, заботившийся о твоей наружности, хранил тебя столь бережно от недугов такого рода, что, наделив безупречным внешним видом, он расположил в тебе все замечательным образом.

(13) Так, особенно подчеркнув красоту твоего лица и глаз, божество тем самым еще более подтвердило свою благосклонность к тебе. Оно достаточно позаботилось о тебе не только для того, чтобы можно было увидеть очевидное, но так как добродетель некоторых людей не познается по их поступкам, то оно при помощи самого внешнего облика обнаружило прекраснейшие свойства твоего характера: для тех, кто тебя видел впервые, ты выглядел скромным, для всех – мужественным и рассудительным.

(14) И самое удивительное вот что: если скромные люди чаще всего воспринимаются слабыми, величественные – высокомерными, мужественные – дерзкими, а спокойные – тупоумными, то благосклонная судьба все это противоположное уравняла в тебе и в должной мере объединила, как если бы она пожелала исполнить обет или подать всем пример в создании существа, но не обычного, а с бессмертными чертами.

(15) Если бы только можно было описать словами твою красоту, или если бы она была единственным твоим преимуществом, заслуживающим похвалы, то мы, по нашему убеждению, прославляя достоинства твоей внешности, не должны были бы умолчать ни об одном из них. Теперь же я опасаюсь, как бы нам не отбить у присутствующих охоту слушать остальное и не наговорить понапрасну красивых слов.

(16) Но кто бы мог выразить словами совершенство твоей красоты, какую не могут превзойти произведения искусства самых лучших мастеров? И в этом нет ничего удивительного: ведь они имеют [ с.327 ] вид застывших фигур, так что остается неясным, какое выражение души придал им художник, напротив, необычайную красоту твоего тела во всем, что бы ты ни делал, подчеркивают движения самой сущности твоей души. Итак, о многом умолчав, я должен был в этих словах воздать хвалу твоей наружной красоте.

(17) Относительно порядочности я, очевидно, имею прекрасный повод сказать, что хотя на твоих ровесников возводят клевету, тебе выпало заслужить лишь похвалу. Ты не только ни в чем не поступился своей честью, но и избрал более мудрый образ жизни, чем можно было бы ожидать от человека твоего возраста. И самое большое тому доказательство – твое обхождение. Когда тебе приходилось сталкиваться с множеством людей, имевших самые разнообразные обычаи, и когда затем все они склоняли тебя к общению на привычный им лад, ты столь прекрасно держал себя в этих обстоятельствах, что все они, восхищенные, чувствовали дружеское расположение к тебе.

(18) Это – признак людей, живущих по правилам чести и человеколюбия. Впрочем, кое-кто при всеобщем одобрении уже получил совет и последовал ему: не должно вступать в близкие отношения с первым встречным, ведь если кто в любви угождает низким людям, то его неизбежно порицает людская молва, а если он всячески бережется слухов подобного рода, то всегда вызывает неудовольствие своих друзей.

(19) Я же полагаю, ты заслуживаешь от меня похвалы главным образом за то, что если остальные не считают возможным угодить нравам всех поклонников, то ты настолько отличаешься от них, что завоевал сердца всех самых суровых и разборчивых людей, и, с одной стороны, никому не дал повода для подозрений в нечистых делах, с другой же, благодаря своему обхождению ни у кого не вызвал досады, происходящей от различия умонастроений.

(20) Потому-то с влюбленными, если и об этом нужно сказать, ты, мне кажется, ведешь себя столь благородно и разумно, что, в то время как большинство вообще не может пристойно общаться с теми, кто оказал им предпочтение, тебе в высшей степени удалось снискать всеобщую любовь. Это – самое очевидное доказательство твоей добродетели. Ведь все, что ни есть справедливого и прекрасного, [ с.328 ] ты никого ничем не обошел, но при этом никто даже и не помышляет о вещах, причиняющих чувство стыда: столь большую возможность для тех, кто стремится к прекрасному, предоставляет твоя непорочность, и такую нерешительность она рождает в тех, кто склонен к наглости.

(21) В самом деле, ведь если очень многие, когда были молодыми, пытались утвердить за собой имя порядочных людей молчанием, то ты настолько выдаешься врожденной добродетелью, что уже своими речами и приветливостью приобрел о себе ничуть не меньшую славу, чем при помощи всего остального: такая убедительность и такое изящество свойственны тебе, когда ты рассуждаешь серьезно и когда говоришь в шутку. Ибо ты добродушен, но не наивен, красноречив, но не коварен, благожелателен, но не без достоинства, вообще говоря, такой, какой мог быть сын Аретэ и Эрота.

(22) Теперь о твоей мужественности – ведь и об этом здесь нельзя умолчать, и не потому, что твои природные свойства не допускают более полного развития или последующее время не предоставит еще больше возможностей для написания хвалебных речей в твою честь, но потому, что прекрасно – удостоиться хвалы в этом возрасте, в каком и остальным надлежит быть безупречными. О твоей мужественности с приведением многочисленных примеров мог бы рассказать и кто-нибудь другой, а особенно имея в виду твои упражнения, очевидцами которых были очень многие люди.

(23) Однако нужно прежде всего сказать о том, как прекрасно ты поступил, отдавшись этому роду состязаний. Правильный выбор в юношеском возрасте того, чем следует заниматься, есть главный признак добродетельного характера и здравого рассудка. Поэтому решительно нельзя обойти похвалой твоего образа действий. Хорошо зная о том, что в прочих соревнованиях имеют право участвовать и рабы, и чужеземцы, а состязания на колесницах являются преимуществом только полноправных граждан, к тому же, лучших из них, ты посвятил себя этому виду состязаний.

(24) Кроме того, рассудив, что упражнения в беге нисколько не способствуют приобретению мужества и крепости духа, а кулачные бои и подобное этому наносят ущерб внешнему виду и умственным [ с.329 ] способностям, ты избрал самое возвышенное и прекрасное поприще, к тому же более всего соответствующее твоим наклонностям, ибо эти состязания из-за обращения к оружию и напряженного бега сравнимы с действиями на войне, а по своему великолепию и красоте снаряжения подобны отблеску могущества богов.

(25) Вдобавок к этому, они представляют собой восхитительное зрелище, состоящее из множества меняющихся картин, и потому оцениваются самыми высокими наградами; ведь помимо победного венка, уже сами состязания и подготовка к ним являются немалой наградой для тех, кто в надлежащей мере стремится к доблести. Величайшее тому доказательство – произведение Гомера, где у него таким способом воюют друг против друга эллины и варвары. Ведь еще и теперь во время игр этот обычай сохраняется не только в самых незначительных эллинских городах, но и в самых могущественных.

(26) Итак, твой выбор в высшей степени прекрасен и вызывает восхищение у всех людей. Но так как ты считал, что никакой пользы не приносят ни жажда доблести, ни тело, совершенное от природы, если душа не подготовлена для достижения честолюбивых целей, то с самого начала обнаружил это усердие не только своими упражнениями, но и не вызвал разочарования на деле, прочие же свои способности и мужество характера ты с блеском показал на публичных состязаниях».

(27) Хотя я и медлю с началом рассказа о событиях тогда происшедших, опасаясь за слабость передачи, однако я о них не умолчу; ведь достойно порицаний нежелание сообщить о том, что доставляет нам удовольствие видеть. Вместе с тем, если бы я захотел подробно рассказать о всех состязаниях, то, пожалуй, речь у нас оказалась бы слишком длинной. Но если я упомяну только об одних, где ты отличился больше всего, то я одновременно коснусь и всех прочих и не злоупотреблю терпением слушателей.

(28) Когда были запущены упряжки и одна шла впереди твоей, а другая позади, ты, опередив ту и другую, над обеими одержал убедительную победу и в награду получил венок, по сравнению с которым, хотя победа сама по себе была прекрасна, твое спасение оказалось более прекрасным и неожиданным. В то время как упряжка твоего противника в борьбе, [ с.330 ] не имевшей перевеса, столкнулась с твоей, и когда все решили, что несущихся коней невозможно сдержать, ты, хотя и видел, что некоторые из присутствующих – несмотря на то, что еще ничего страшного не произошло – находятся в сильной тревоге, не растерялся и не оробел, но благодаря своему мужеству показал себя лучшим в управлении упряжкой, а благодаря быстроте опередил своих соперников, дела которых до этого шли успешно.

(29) Ты также оказал столь большое влияние на изменение нравов, что, хотя большинство поговаривало и было убеждено во мнении, на конных ристалищах-де самое приятное зрелище, это – крушение колесниц, все зрители, напротив, испытывали страх, как бы с тобой не случилось чего-нибудь подобного: такую благожелательность и дружественность вызывало у них твое благородство.

(30) И это естественно: ведь замечательно – прославиться в каком-нибудь одном отношении, но еще замечательнее – объединить в себе всё, что могло бы служить к славе всякого честолюбивого человека. Это можно видеть вот откуда: мы найдем, что Эака и Радаманта боги любили за справедливость, Геракла, Кастора и Полидевка – за мужество, Ганимеда, Адониса и подобных им – за красоту. Поэтому меня удивляют не те, кто ищет твоей дружбы, а те, кто не выказывает такого желания. Ведь если некоторые удостоились близости богов, обладая лишь одним из упомянутых преимуществ, то, пожалуй, большим оказалось стремление всякого смертного добиться дружбы того, кто предстает обладателем всех достоинств.

(31) По праву можно восхвалить твоих отца, мать и всех родственников, - так далеко превосходишь ты своих сверстников в доблести, но еще большей похвалы заслуживают те, кого ты, одаренный такими качествами, избрал из всех и признал достойными своей дружбы;

(32) не знаю лишь, должно ли их называть влюбленными или же истинными знатоками. Мне также представляется, что судьба, презирающая низких людей и благосклонная к порядочным, желая взволновать сердца последних, с самого начала наградила тебя красотой не для того, чтобы разочаровать их в надежде на удовольствие, а чтобы побудить к добродетели, ведущей к блаженству. [ с.331 ]

(33) Хотя еще немало я мог бы сказать о тебе, но, по-видимому, на этом мне следует закончить свое похвальное слово, ибо я опасаюсь, как бы обо мне не решили, что я, изображая тебя, выхожу за пределы человеческой природы. Как кажется, впечатление от описания словом столь значительно уступает непосредственному наблюдению, что никому не приходит в голову не верить воспринимаемому зрением, а похвалу тому же предмету, пусть она страдает недостатками, не находят правдивой.

(34) Итак, сказав об этом, я попытаюсь дать тебе советы, вняв им, ты сможешь сделать свой образ жизни еще более достойным. Однако я не хотел бы, чтобы ты дальнейшую мою речь рассматривал как нечто внешнее и понимал бы ее так, как если бы я говорил из желания блеснуть красноречием, а не ради твоей пользы; я хочу, чтобы ты не ошибся в том, что является истинным, и, распоряжаясь собой, нечаянно не принял порок за благо.

(35) Не порицаем же мы тех, кто безвестен и незаметен, если даже они совершают неблагородные поступки, а напротив, пренебрежение хотя бы чем-нибудь одним из того, что доставляет почесть, приносит таким известным людям, как ты, позор. К тому же, кто допустил ошибку в своем суждении относительно прочих вещей, тот не избрал наилучшее только в одном случае. Но кто неправильно понял или оставил без внимания совет относительно принципов поведения, тот за свое неведение расплачивается в течение всей своей жизни.

(36) Всего этого тебе нужно избежать; ты должен обратить внимание на то, что в человеческих делах имеет самое большое значение и при счастливом исходе приносит нам наибольший успех, а при неудаче на всю жизнь причиняет непоправимый ущерб. Вне всякого сомнения, следует проявить особую заботу о том, что дает решительный перевес в том и другом случае.

(37) И, конечно, мы найдем, что это – дух, который стоит во главе всех человеческих дел; его же может правильно воспитать и развить лишь одна философия. Поэтому, считаю я, ты должен приобщиться к ней, не колеблясь и не страшась труда, которого она требует; ведь праздность и беспечность не способствуют постижению даже того, что лежит на самой поверхности, тогда как терпение и трудолюбие [ с.332 ] приводят к достижению всех благ;

(38) и поэтому самой большой глупостью является, когда люди все свои честолюбивые помыслы обращают на приобретение богатства, физической силы и на подобное и при этом терпят большие лишения, - ведь все это преходяще и обычно находится в подчинении духа, - а о совершенствовании самого духа, пребывающего в них, стоящего над всем остальным и целиком определяющего жизненный путь, они не заботятся.

(39) Прекрасно – прославиться высочайшими достоинствами, полученными от судьбы, но намного прекраснее – быть причастным ко всякому славному делу благодаря собственному усердию. Первого иногда удавалось достигать и людям незначительным, но последнее доступно лишь человеку, отличающемуся добродетелью.

(40) Однако для основательного и подробного изложения содержания философии нам представится в будущем, как я полагаю, более благоприятная возможность. Но коснуться ее вкратце нам сейчас ничто не мешает. В первую очередь тебе следует хорошенько уяснить главное, а именно, что в основе всякого образования лежат знание и некое упражнение и что к философии это относится более всего. Чем серьезнее окажутся те, кто посвятил себя ей, тем лучше они смогут познать ее сущность.

… [ с.333-334 ] …

(51) Не могу и я судить иначе и призываю тебя обратиться к философии, если ты еще помнишь о своем врожденном даре. Потому-то я и распространялся об этом в начале своей речи и совсем не для того, чтобы похвалой твоим природным свойствам приобрести твое расположение, но чтобы тем больше побудить тебя к занятиям философией, если только ты придаешь ей какое-нибудь значение и в непомерной гордости своими настоящими достоинствами не пренебрегаешь будущими.

(52) Коль скоро ты выделяешься среди своего окружения, то приложи все старание, чтобы [ с.335 ] превзойти остальных; более того, прими за лучшее первенствовать среди всех и считай, что гораздо полезнее показать такое стремление, нежели выдаваться среди посредственных людей. Не посрами своих способностей и не обмани надежды тех, кто ждет от тебя великих свершений, но пытайся собственным усердием превзойти ожидания любящих от всего сердца тебя людей.

(53) Имей в виду, что прочие речи, если они заслуживают внимания, приносят славу своим авторам, но советы доставляют пользу и честь тем, кто дал себя убедить; суждения относительно прочих вещей раскрывают наши чувства, но избрание способа действий обнаруживает всю сущность нашего характера. Как ты решишь об этом деле, так все решат и о тебе; помни, что тот же суд испытанием ждет и меня, воздавшего тебе такую хвалу.

(54) Поэтому будь достоин ее и охрани меня от упреков за дружбу с тобой. Я не стал бы с таким пылом призывать тебя к занятиям философией, если бы не помышлял об этом прекрасном залоге моей благосклонности к тебе и если бы не видел, что государство, испытывая недостаток в благородных мужах, часто прибегает к услугам случайных людей и вследствие их ошибок терпит величайшие беды.

(55) В своих предписаниях тебе я руководился горячим желанием, чтобы твоя добродетель послужила на пользу государства, а ты сам удостоился от него почестей. Я не верю, что тебе предстоит жизнь заурядного человека, но уповаю на то, что государство поручит тебе управлять каким-нибудь делом, к тому же настолько значительным, насколько оно будет соответствовать твоим выдающимся способностям, и тем скорее пожелает подвергнуть тебя испытанию. Итак, полезно заранее иметь такой образ мыслей, чтобы потом не поступить дурно.

(56) Моей целью было сказать, что, по моему убеждению, ты должен делать для собственной пользы, твой же долг – поразмыслить над этим. Необходимо также, чтобы остальные, ищущие твоей дружбы, не довольствовались приятным времяпровождением и беседами с тобой и не склоняли тебя к ним, но прилагали все усилия к тому, чтобы придать твоей жизни как можно больший блеск. За это они могут и сами удостоиться большой похвалы, и стать источником величайших благ для тебя.

(57) Я не порицаю [ с.336 ] теперь никого из твоих близких друзей. Ведь мне представляется немаловажным в твоем счастье и то, что судьба не столкнула тебя ни с одним бесчестным поклонником, но ты отдавал предпочтение таким, каких выбирают в друзья из своих сверстников. Все же я прошу тебя принимать всех их ласково и дружелюбно, но уступать тем из них, кто обладает наибольшей мудростью, с тем чтобы и они, и остальные сограждане держались о тебе еще более высокого мнения. Будь счастлив»