Менедем Эретрийский

(№ 981). «Важности в нем [ Менедеме ] было столько, что, когда Антигон позвал к себе Еврилоха Кассандрийского с Клеиппидом, мальчиком из Кизика, Еврилох отказался от страха, что об этом узнает Менедем, ибо Менедем был резок и остер на язык.

Один юнец стал с ним вольничать; Менедем ничего не сказал, но взял прут и у всех на глазах начертил на песке изображение мальчика под мужчиной; юнец понял этот урок и скрылся.

Гиерокл, начальник Пирея, прогуливаясь с ним в храме Амфиарая, долго говорил ему о взятии Эретрии; Менедем ничего не ответил, а только спросил его: зачем было Антигону с ним спать?

Одному слишком наглому развратнику он сказал: «Ты забыл, что не только капуста вкусна, но и редька?»

А какому-то крикливому юноше заметил: «Примечай-ка лучше, что у тебя сзади?» (Диоген Лаэртский II 127-128 [Диоген 1979, с.144])

(№ 982). «Другом он был настоящим – это видно из того, как жил он душа в душу с Асклепиадом, которого любил не меньше, чем Пилад – своего друга. … Впоследствии мальчик, которого любил Асклепиад, пришел однажды на пирушку, и молодые люди его не хотели принимать, а Менедем велел впустить: Асклепиад, сказал он, даже из могилы открывает ему эти двери» (Диоген Лаэртский II 137-138 [Диоген 1979, с.147-148])

Исократ

(№ 983). «[ Речь написана от имени тирана Никокла ] Кроме того, я видел, что многие люди могут быть воздержными в различных отношениях, однако даже самые лучшие не могут противостоять влечению к мальчикам и женщинам. Поэтому я решил показать себя способным к воздержанию в такой области, где я мог, по-видимому, превзойти не только обычных людей, но и таких, которые гордятся своей добродетелью» (Начало 360-х гг. Исократ. Никокл (Речь III 39), пер. Э.Д.Фролова [Исократ 1965-69 (1965. № 3), с.233])

См. X 57-58. См. XV 245, 251.

XI 5 [Исократ 1965-69 (1967. № 1), с.228] (Алкивиад не был учеником Сократа)

(№ 984). «Народ понял это и не забыл и при перемене политического строя; но обращал свое внимание прежде всего на то, чтобы доверить правление людям, преданным демократии и обладающим теми же свойствами, что и прежние их правители, с тем, чтобы к полновластному правлению общественными делами не пробрались люди, которым никто не доверил бы никакого частного дела; (140) остерегались допускать к государственным делам людей, признанных всеми за бесчестных; не терпели даже голоса тех, кто постыдно торгует своим собственным телом и все же считает себя достойным подавать советы другим о том, как следует управлять государством, чтобы стать мудрее и добиться большего процветания…» (339 г. Исократ. Панафинейская речь (Речь XII 139-140), пер. И.А.Шишовой [Исократ 1965-69 (1967. № 4), с.212])

Речь XVI «Об упряжке» (в защиту Алкивиада Младшего) [Исократ 1965-69 (1968. № 4)].

Эсхин

I. Против Тимарха (345 г.)

(пер. Э.Д.Фролова [Эсхин 1962 (№ 3), с.217-252])

Содержание (№ 985).

«Афиняне, воевавшие с Филиппом из-за Олинфа, решили, наконец, заключить с Филиппом мир. Они постановили быть в союзе с ним и его потомками и отправили к нему десять послов с тем, чтобы они приняли от него клятвы. В числе этих послов были Демосфен и Эсхин. По возвращении посольства Эсхину предъявляется обвинение в недобросовестном выполнении посольских обязанностей. Обвинителями выступают оратор Демосфен и Тимарх, сын Аризела, из дема Сфетт, выдающийся государственный деятель, выступавший с речами перед народом и предложивший более сотни постановлений. Как раз недавно, будучи членом Совета, он предложил постановление, по которому всякий, кто вывозил оружие к Филиппу, подлежал наказанию смертью. Итак, когда жалоба была подана, Эсхин, прежде чем предстать перед судом, обвинил Тимарха в том, что он вопреки законам выступает с речами перед народом: на самом деле ему нельзя выступать с речами перед народом, поскольку он предавался распутству. Некоторые утверждают, что Тимарх удавился, не дожидаясь решения суда, другие же – что он был осужден и лишен гражданских прав. Так именно говорит Демосфен в речи «О преступном посольстве». Дело получило такую скандальную известность, что впредь, после этого суда, мужчин, занимающихся проституцией, стали называть «Тимархами».

Выступление носит несколько театральный характер. В нем Эсхин выставляет себя человеком умеренным, чтобы привлечь к себе сочувствие слушателей; он поносит Тимарха и говорит о формах государственного устройства. Затем Эсхин переходит к главной части своего выступления, причем его рассуждения не относятся только к данному случаю, но вообще направлены против всех, кого судят за распутство. Суть этих рассуждений состоит в следующем: справедливым ли и точным ли образом установили древние те законы, которые касаются благопристойного поведения мальчиков, юношей и людей другого возраста? Правильно ли они поступили, запретив тем, кто предавался распутству, выступать с речами перед народом? И затем: поступает ли Тимарх вопреки законам, выступая с речами перед народом, несмотря на то, что он предавался распутству? С этим вопросом связан и другой: подлежит ли он обвинению в распутстве? Состоял ли он за плату в любовниках у Мисгола, искусного в такого рода делах? Состоял ли он в любовниках у Антикла? Был ли он во время своих посещений игорного дома взят на содержание Питталаком, общественным рабом города, и жил ли он у него в любовниках? Наконец, проводил ли он время в распутстве с Гегесандром, казначеем Тимомаха?»

Защитительная речь Демосфена не сохранилась, но о ней можно составить некоторое представление по репликам Эсхина. См. также новейший подробный комментарий к речи: [Fisher 2001].

См. Геллий XVIII 3 (о речи Эсхина против Тимарха)

Речь (№ 986).

… (3) Впрочем, что касается всего этого процесса, то ни город наш, ни законы, ни вы, ни я не виновны в том, что Тимарх оказался вовлеченным в него; нет, во всем виноват он сам. Ведь законы предупреждали его, чтобы он ввиду своего постыдного образа жизни не выступал с речами перед народом. …

(9) Итак, рассмотрим прежде всего отношение законодателя к учителям, которым мы по необходимости доверяем наших детей. … Тем не менее законодатель проявляет недоверие к ним и потому указывает в ясных и точных выражениях, во-первых, час, когда мальчику – сыну свободных родителей следует идти в школу, затем, с каким количеством товарищей приходить туда и когда именно уходить. (10) Он запрещает открывать учителям школы, а преподавателям гимнастики – палестры ранее, чем взойдет солнце, и предписывает закрывать их до захода солнца, относясь, таким образом, с величайшим подозрением ко всему, что связано с уединением и темнотой. …

(12) Закон: [ текст подложен ]

(13) … Так вот, закон ясно говорит: если кого-нибудь отдаст за плату в любовники его отец, или брат, или дядя, или опекун, или вообще кто-нибудь из тех, кто имеет над ним власть, то против самого мальчика не разрешается вчинять иск, а против отдавшего и взявшего разрешается: против первого потому, что отдал, а против второго потому, что взял. … Кроме того, он указывает, что мальчику, которого отдадут за плату в любовники, не обязательно по достижении совершеннолетия содержать своего отца или предоставлять ему жилище. Однако, когда отец умрет, сын должен похоронить его и совершить другие положенные обряды. …

Закон о сводничестве, который назначает страшное наказание, если кто-нибудь станет совращать свободного мальчика или женщину. (15) А еще какой? Закон о насилии, который одним понятием охватывает все преступления такого рода. В нем ясно написано: если кто-нибудь станет чинить насилие над мальчиком, - а так именно и поступает тот, кто за плату берет его к себе в любовники, - или над мужчиной, или над женщиной, над кем-либо из свободных или из рабов и станет творить беззаконие над кем-либо из них, то он подлежит суду по обвинению в насилии. …

(16) Закон: [ текст подложен ]

(19) … Если кто-нибудь из афинян, заявляет он [ законодатель ], станет предаваться распутству, то не дозволено ему будет избираться в коллегию девяти архонтов … и исполнять жреческие обязанности, поскольку его тело осквернено. Он не может, продолжает законодатель, ни быть общественным защитником, ни исполнять когда-либо какую-нибудь должность, ни в нашей стране, ни за ее пределами, ни ту, на которую назначают по жребию, ни ту, на которую избирают голосованием. (20) Он не может также ни исполнять обязанности глашатая, ни участвовать в посольствах, ни выступать в качестве обвинителя или платного доносчика против тех, кто участвовал в посольствах, ни высказывать когда-либо свое мнение ни в Совете, ни в народном собрании, даже если он очень искусен в красноречии. Если же кто-нибудь станет поступать вопреки этому, то он подлежит суду по обвинению в распутстве, причем законодатель установил в этом случае самые тяжкие наказания для виновных. …

(21) Закон: [ текст подложен ]

(22) Этот закон установлен для юношей, которые с легкостью погрешают против собственного тела; те, которые я огласил вам немного ранее, касались мальчиков, а те, о которых я намерен говорить теперь, относятся ко всем остальным афинянам. …

(29) … Ну, а в-третьих, о ком говорит законодатель? О тех, кто, по его выражению, занимался проституцией или предавался распутству. Ибо тот, кто тело свое продал на поругание, тот, по мнению законодателя, легко продаст и общее благо государства. …

(39) Обратите также внимание, афиняне, сколь сдержанно я намерен вести себя по отношению к этому Тимарху. Я опускаю все безобразия, которые он учинил над своим телом еще мальчиком: пусть все это будет лишено силы, как не имеют силы поступки, совершенные при Тридцати, или до Евклида, или если какой другой когда-либо устанавливался срок давности. Напротив, все, что он совершил уже сознательно, юношей, когда он доподлинно был знаком с законами нашего города, - это я включу в свою обвинительную речь, к этому я прошу вас отнестись со всею серьезностью.

(40) По выходе из детского возраста этот человек начал с того, что обосновался в Пирее в лечебнице Евтидика под предлогом обучения этому ремеслу, а на самом деле, решив торговать собою, как это показали в дальнейшем его поступки. Впрочем, о всех купцах, или других чужеземцах, или о наших гражданах, кто в ту пору воспользовался услугами Тимарха, я охотно умолчу, чтобы не говорили, что я слишком уж копаюсь во всем. Я расскажу лишь о тех, в чьих домах он жил на позор себе и нашему городу, предаваясь за плату таким делам, которыми закон запрещает заниматься под страхом недопущения впоследствии к ораторской трибуне.

(41) Есть тут, граждане афиняне, некий Мисгол, сын Навкрата, из дема Коллит, человек в прочих отношениях вполне порядочный; так что никто не смог бы его ни в чем упрекнуть, однако весьма приверженный к подобного рода делам и потому привыкший держать всегда при себе разных кифаредов и кифаристов. Все это я говорю не ради грязных подробностей, но чтобы вы знали, что это за человек. Так вот, этот Мисгол, узнав, с какой целью Тимарх проводит время в лечебнице, за определенную сумму сманил его оттуда и принял к себе. А был Тимарх тогда упитанным юнцом, охочим до мерзостей и вполне подходящим для того дела, которое решили: Мисгол – делать, а сам он – терпеть.

(42) На все это Тимарх решился без колебаний: он сразу изъявил готовность, хотя и не нуждался ни в чем необходимом. Ведь отец оставил ему весьма значительное состояние, которое он промотал, как я покажу в ходе своего выступления. Он решился на такой шаг только потому, что был рабом самых постыдных удовольствий: лакомых блюд, роскошных обедов, флейтисток, гетер, игры в кости и прочих таких же страстей, которым благородный и свободный человек не должен позволять брать над собою верх. Этот же мерзавец не постыдился бросить отчий дом и жить, в расцвете своей юности, у Мисгола, который не был другом их семьи и не приходился ему ни сверстником, ни опекуном, но, напротив, был совершенно чужим человеком, старше его по возрасту, необузданным в такого рода страстях…

(49) … Есть люди, которые от природы сильно отличаются по внешнему виду от других людей того же возраста. Некоторые, будучи молодыми, выглядят старше и солиднее своих лет, другие же, наоборот, будучи весьма пожилого возраста, кажутся совсем молодыми. К этим последним относится Мисгол. Ведь он мой сверстник и вместе со мной был в эфебах. В этом году нам исполнится по сорок пять лет. И вот, как вы видите, у меня уже столько седых волос, а у него их нет! Для чего я вам говорю об этом? Да для того, чтобы вы, увидев его, не удивлялись и не спрашивали про себя: «О Геракл! Но ведь он немногим старше Тимарха!» Однако такова уж природная особенность этого человека. Кроме того, он сблизился с Тимархом, когда тот уже был юношей…

(51) Впрочем, афиняне, если бы этот Тимарх остался у Мисгола и более не переходил ни к кому другому, то его поведение было бы еще в пределах нормы, если, конечно, понятие нормы вообще приложимо к поступкам такого рода. Тогда я решился бы обвинять его только в одном: в том, что законодатель прямо называет своим именем – в распутстве. Ибо тот, кто занимается такими делами с кем-то одним и получает за свои услуги плату, тот, мне кажется, и подлежит такому обвинению.

(52) Но если я, обходя молчанием таких необузданных развратников, как Кедонид, Автоклид и Терсандр, в чьих домах он жил на содержании, докажу вам также, что он отдавался за плату не только Мисголу, но и другим людям, переходя от одного к другому, то он, конечно, окажется тогда человеком, который не только предавался распутству, но и – клянусь Дионисом, не знаю, как я смогу целый день говорить обиняками! – занимался проституцией. Ибо тот, кто занимается такими делами без разбору, со многими и за плату, тот, мне кажется, и подлежит такому обвинению.

(53) Как бы то ни было, наступило время, когда Мисголу надоело тратиться на Тимарха и он выставил его из своего дома. Тогда его взял к себе на содержание Антикл, сын Каллия, из дема Евонимия. Этот последний сейчас отсутствует: он находится на Самосе вместе с клерухами [ то есть не может быть вызван как свидетель ]. Поэтому я перейду к последующим событиям. Когда Тимарх расстался с Антиклом и Мисголом, он не образумился и не обратился к более подобающим занятиям. Нет, он дни напролет стал проводить в игорном доме, где устанавливают помосты для бойцовых птиц, стравливают петухов и играют в кости. Впрочем, я думаю, что некоторые из вас и сами видели всё то, о чем я говорю, или, во всяком случае, слышали об этом от других.

(54) Среди завсегдатаев этого притона есть некий Питталак, общественный раб нашего города. Он был тогда при деньгах и потому, увидев Тимарха в этом заведении, взял его к себе на содержание. Причем этот мерзавец даже не поморщился, хотя ему предстояло выставить себя на позор вместе с общественным рабом нашего города! Его заботило только одно: заполучить человека, согласного оплачивать его мерзости. …

(55) И такие выходки, такие глумления, как я слышал, позволил себе над личностью Тимарха этот человек, что я, клянусь Зевсом Олимпийским, не рискну даже назвать их перед вами. …

Примерно в то же самое время, когда Тимарх находился у Питталака, прибывает сюда из Геллеспонта Гегесандр. …

(57) Располагая такими средствами, Гегесандр стал частенько захаживать к Питталаку, своему партнеру по игре в кости. Там он впервые увидел Тимарха, и тот ему очень понравился. Он воспылал к Тимарху сильной страстью и пожелал взять его к себе на содержание: по каким-то признакам он заключил, что природа того близка к его собственной. Итак, сначала он переговорил с Питталаком, прося его уступить Тимарха. Поскольку, однако, Питталак не соглашался, он обратился к самому Тимарху, и тут уж ему не пришлось тратить много времени: тот сразу же согласился. …

(58) Когда Тимарх оставил Питталака и перешел на содержание к Гегесандру, Питталак, несомненно, огорчился. …

[ Гегесандр отказывается давать свидетельские показания ] …

(70) Неужто все-таки мне придется прибегнуть к выражениям, более ясным, чем мне хотелось бы? Скажите мне, ради Зевса и других богов, афиняне, не кажется ли вам, что тот, кто позорил себя сношениями с Гегесандром, тем самым позволял проституировать себя человеку, который сам занимался проституцией? До каких, по-вашему, мерзостей не могут дойти эти люди, когда они напиваются и остаются одни? Не кажется ли вам, что Гегесандр стремился оправдать собственную скандальную связь с Леодамантом, о которой всем вам хорошо известно, и потому толкал Тимарха на самые невероятные мерзости с тем, чтобы по сравнению с выходками Тимарха его собственные поступки показались скромными? …

(74) … Вы знаете этих людей, которые сидят в публичных домах, людей, которые, по общему признанию, предаются этому грязному пороку. Каждый раз, когда им приходится заниматься своим ремеслом, они стараются хоть как-нибудь прикрыть свой позор и потому запирают двери на засовы. Тем не менее, если кто-нибудь спросит вас, когда вы проходите по улице: «Чем сейчас занят этот человек?» - то вы сразу же назовете его занятие, хотя вы и не видели, кто к нему зашел. …

(75) Конечно, точно таким же способом вам следует судить и о Тимархе. Вы должны спрашивать не о том, видел ли кто его при совершении таких дел, а просто – занимался он ими или нет. … Что можно сказать, когда молодой человек, отличающийся от других своею красотою, оставив отчий дом, проводит ночи в чужих домах, участвует в роскошных пиршествах, не внеся на них ни гроша, держит флейтисток и самых дорогих гетер, играет в кости и ничего при этом не платит, но, наоборот, другой платит за него? (76) Неужто обо всем этом требуется еще вопрошать богов? Не ясно ли, что тот, кто делает такие дорогие заказы другим, и сам по необходимости должен за все это доставлять известное «удовольствие» тем, кто потратил на него деньги? …

(80) … Всякий раз, когда Тимарх поднимался на трибуну в народном собрании, год назад, когда он был членом Совета, всякий раз, когда он упоминал о починке стен или башни или предлагал отвести кого-нибудь на суд, - вы сразу же начинали кричать и смеяться и сами называли своим именем дела, которые вы знали за ним…

(94) Тем не менее какой-нибудь логограф, составляющий для Тимарха защитительную речь [ подразумевается Демосфен ], утверждает, наверное, что я противоречу самому себе. Ведь, по его мнению, невозможно, чтобы один и тот же человек и занимался проституцией, и промотал отцовское состояние. Ибо совершать грех по отношению к собственному телу, полагает он, свойственно мальчику, тогда как промотать отцовское достояние может только взрослый человек. …

(95) … Ведь до тех пор, пока хватало имущества эпиклеры, на которой женился Гегесандр, содержатель нашего Тимарха, и денег, которые он вывез из своего путешествия вместе с Тимомахом, друзья предавались всевозможным беспутствам и роскошествам. Когда же все это было растрачено, проиграно в кости и промотано, когда сам Тимарх стал постарше и никто, естественно, не хотел уже тратить на него деньги, тогда как мерзкая и нечестивая натура его продолжала требовать все тех же удовольствий и вследствие исключительной разнузданности своей толкала его от одного излишества к другому, беспрестанно возвращая к привычному образу жизни, тогда уже он начал проедать и отцовское достояние. (96) Собственно, он даже не проел, но, если можно так выразиться, разом проглотил это состояние. …

(106) … Ведь, будучи еще таким молодым человеком, каким вы его видите, он побывал уже чуть ли не на всех должностях. При этом ни одной должности он не получал по жребию или в результате голосования, но все их покупал вопреки законам. Б о льшую часть его служебной карьеры я опускаю и упомяну лишь о двух или трех должностях, которые он исполнял. …

(110) …когда Тимарх был членом Совета, Гегесандр, брат Кробила, был казначеем священной казны богини Афины. Общими усилиями, на чисто товарищеских началах, они пытались украсть у государства тысячу драхм. …

И вот во время народного собрание Памфил встал и заявил: «Афиняне! Муж и жена пытаются украсть у вас тысячу драхм» (111) Вы удивились: «Как это – муж и жена? И что все это значит?» Тогда Памфил, помолчав немного, сказал: «Вы не понимаете, что я имею в виду? Муж – это в настоящий момент вон тот Гегесандр, который прежде сам был женой Леодаманта, а жена – вот этот Тимарх. А каким образом они пытаются украсть деньги, я вам сейчас расскажу».

… (117) [ Начало раздела опровержения ].

(119) Не в меру речистый Демосфен, несомненно, утверждает, что вы должны либо отменить существующие законы, либо не обращать никакого внимания на мои речи. С наигранным удивлением он спрашивает у вас, неужто вы все забыли, что каждый год Совет сдает на откуп налог на проституцию. Люди, берущие на откуп этот налог, не предположительно, а точно знают тех, кто занимается этим ремеслом. …

(120) … Мне стыдно будет за наш город, если Тимарх, этот советник народа, человек, осмеливающийся разъезжать с посольствами по Элладе, не попытается сразу же отвести от себя такое страшное обвинение, но станет требовать, чтобы ему указали места, где он предавался своему пороку, и откупщиков, которые когда-либо получали с него налог за проституцию. …

(123) Напротив, речи, которые внушает тебе Демосфен, достойны не свободного человека, а проститутки, спорящей лишь о местах, где она предавалась распутству. …

(124) … Вот и выходит, что своим проворством по части разврата ты [ Тимарх ] многие помещения превратил в притоны. Поэтому не требуй, чтобы тебе указали места, где ты предавался пороку, а лучше докажи, что ты вообще этим не занимался.

(125) Будет использован, по-видимому, и другой аргумент, сочиненный тем же самым софистом [ Демосфеном ]. Этот последний утверждает, что нет ничего несправедливее молвы. …

(126) … Точно так же, полагает он, если Тимарх был красавцем и подвергается сейчас насмешкам вследствие клеветы, а не из-за своих поступков, то, конечно, по этой причине он еще не должен подвергаться страшной опасности. …

(130) Итак, вспомните, граждане, какая молва ходит между вами о Тимархе. Разве не спрашиваете вы сразу же, как только произносится это имя: «Какой Тимарх? Проститутка?» …

(131) Ведь и с прозвищем Демосфена молва не ошиблась. Ибо это она, а не кормилица прозвала его Баталом, дав ему такое имя за изнеженность и противоестественный разврат. В самом деле, если бы кто-нибудь сорвал с тебя эти нарядные плащики и мягкие хитончики, в которых ты пописываешь свои речи против друзей, и пустил их без предупреждения по рукам судей, то они, я думаю, были бы в затруднении установить, чья одежда попала к ним в руки: мужчины или женщины.

(132) На стороне защиты выступит, как я слышу, и кто-то из стратегов. Гордо закидывая голову и постоянно прихорашиваясь, как человек, привыкший посещать палестры и школы философов, он попытается высмеять весь этот процесс в целом, утверждая, что моим стремлением было открыть не судебное разбирательство, а эру страшного невежества.

Он укажет в качестве примера прежде всего на ваших благодетелей – Гармодия и Аристогитона, - и будет подробно рассказывать об их верности друг другу и о том, сколь полезным оказалось это обстоятельство для нашего города. (133) Как утверждают, он не удержится, чтобы не процитировать стихи Гомера и имена героев. Он будет петь гимны пылкой дружбе, которая, по преданию, связывала Патрокла и Ахилла. Он будет прославлять перед вами красоту, как будто и без него ее не считали с давних пор благом, когда она сочетается со скромностью. Действительно, заявляет он, если кое-кто захочет опорочить телесную красоту и представить ее несчастьем для тех, кто ею обладает, то ваше общее решение окажется тогда в противоречии с вашими личными желаниями.

(134) Ведь это будет нелепо, полагает он, если сначала, когда вам предстоит стать отцами, вы все будете желать своим еще не родившимся сыновьям обладать от природы благородной внешностью и быть достойными нашего города, а затем, когда они действительно родятся такими, что ими может гордиться город, вы, послушавшись, как видно, Эсхина, будете клеймить их позором, если своей исключительной красотой и прелестью они поразят кого-либо и вызовут соперничество из-за своей любви.

(135) И тут, как я слышу, он набросится на меня со всевозможными упреками и будет спрашивать, не стыдно ли мне, кто сам постоянно болтается в гимнасиях и влюбляется в молодых людей, делать из этой любви к юношам тему для грязных нападок и обвинений. Напоследок же, как мне сообщают некоторые, он попытается вызвать среди вас смех и разного рода шуточки, обещая показать вам, сколько любовных стихов я посвятил разным лицам, и представить свидетельства о всевозможных оскорблениях и побоях, которым я подвергся из-за своих любовных дел.

(136) Однако, я вовсе не порицаю хорошую любовь и не утверждаю, что все, кто отличается красотой, занимаются проституцией. Я не отрицаю также, что сам был склонен к любви: я остаюсь таким еще и теперь. …

(137) Вообще я считаю, что любить красивых и скромных юношей свойственно мягкой и возвышенной душе, тогда как бесчинствовать в компании с субъектом, нанятым для этого за деньги, характерно для наглого и грубого человека. Равным образом я утверждаю, что бескорыстно делить с кем-нибудь его любовь – это прекрасно, а соглашаться за плату заниматься проституцией – это позор.…

(139) И снова тот же самый законодатель [ Солон ] говорит: «Раб не должен ни любить, ни преследовать свободного мальчика под страхом публичного наказания пятидесятью ударами кнута». Однако он не запрещает гражданину любить, навещать и сопровождать свободного мальчика. По его мнению, от этого мальчику не будет никакого вреда; напротив, люди будут видеть в этом свидетельство его скромности. Впрочем, поскольку сам мальчик еще не волен в своих поступках и не способен отличить действительно преданного человека от притворяющегося таким, законодатель обращается с наставлениями к влюбленному. Он советует отложить речи о любви до тех пор, пока мальчик не достигнет разумного возраста. Сопровождать и присматривать за ним повсюду – вот в чем он видел лучшую охрану и защиту скромности мальчика.

(140) Именно поэтому чистое и благородное чувство, - назовем ли мы его любовью или склонностью, - сделало благодетелей нашего города, всех превзошедших своею доблестью, Гармодия и Аристогитона, такими героями, что похвалы людей, прославляющих их подвиги, кажутся всегда недостаточными.

(141-150) [ Об Ахилле и Патрокле ]

(155) Чтобы не затягивать своего выступления, излагая мнения поэтов, я назову вам теперь ряд имен людей пожилых и вам хорошо известных, а также юношей и мальчиков. Одни из них благодаря своей красоте имели раньше много поклонников, другие, кто в настоящее время молод, имеют их еще и сейчас. Однако никто из них никогда не навлекал на себя таких обвинений, каким подвергается Тимарх. С другой стороны, я перечислю вам имена людей, которые самым постыдным образом открыто занимались проституцией. Припомнив поведение тех и других, вы сможете тогда отнести Тимарха к той категории, которая ему подходит.

(156) Сначала я назову имена тех, кто прожил свою жизнь честно и благородно, так, как подобает свободному человеку. Вы знаете, афиняне, Критона, сына Астиоха, Периклида из дема Перитеды, Полемагена, Панталеонта, сына Клеагора, Тимесифея – скорохода. Эти люди обладали редкой красотой не только среди наших граждан, но и во всей Элладе. Они имели больше всего поклонников, отличавшихся исключительным благоразумием. Однако, как бы то ни было, никто никогда не порицал их.

(157) Далее, из юношей и тех, кто еще и сейчас находится в детском возрасте, я укажу прежде всего на племянника Ификрата, сына Тисия из дема Рамнунт, тезку нашего Тимарха, которого сейчас судят. Обладая красивой внешностью, этот юноша совершенно непричастен ни к каким позорным делам. Когда недавно, на Сельских дионисиях, во время комедийных представлений в Коллите, комический актер Парменонт, произнес, обращаясь к хору, какой-то сатирический стишок, где говорилось, что есть страшные развратники – «типа Тимарха» - никто даже не подумал отнести это на счет юноши. Напротив, все подумали о тебе: до такой степени это занятие стало твоим уделом. Далее, я укажу на Антикла, участника состязаний в беге, и на Фидия, брата Мелесия. Я могу назвать еще многих, но не буду, чтобы не показалось, чтобы я расхваливаю их из какой-то лести.

(158) Что же касается людей, ведущих такой же образ жизни, как и Тимарх, то я постараюсь избежать ненужной вражды и упомяну лишь о тех, чье мнение меня заботит меньше всего. Кто из вас не знает Диофанта, прозванного Сиротою? Это он привел одного чужеземца на суд к архонту, парэдром которого был Аристофонт из дема Азения, и пожаловался, что тот не заплатил ему четыре драхмы за известные услуги. При этом он ссылался на законы, требующие, чтобы архонт заботился о сиротах, - он, кто сам нарушил законы, касающиеся чистоты нравов!

А кто из граждан не возмущался поведением Кефисодора, прозванного Сыном Молона, который самым бесславным образом погубил свою цветущую красоту? Или поведением Мнесифея, прозванного Сыном Повара, и многих других, о которых я сознательно умалчиваю? (159) …

Как бы то ни было, поскольку мы охарактеризовали на отдельных примерах, с одной стороны, тех, кто благодаря своей скромности внушает любовь, а с другой, тех, кто погрешает против самого себя, вы можете теперь ответить мне на вопрос, который я вам поставил: к какой категории вы отнесете Тимарха? К тем, кто внушает любовь, или к тем, кто занимается проституцией? …

(165) Откуда взялась и как могла укорениться эта привычка говорить, что некоторые предавались распутству «по договору»? Я вам сейчас объясню. Рассказывают, что один из наших граждан – имени его я не буду называть, чтобы не вызывать к себе ненужной вражды, - … предавался распутству в соответствии с соглашением, положенным на хранение у Антикла. Поскольку он не был простым человеком, но принимал участие в общественных делах, он подвергся поношению, так что из-за него весь город привык пользоваться этим выражением. Вот почему иногда спрашивают, по договору ли происходило дело. …

(166) Хотя все эти вопросы столь ясны и определенны, Демосфен, несомненно, найдет тысячу отговорок и уверток. … Так, много места будет уделено Филиппу, примешано будет также и имя его сына Александра. … (167) Допускать несправедливые выпады против Филиппа – поступок невежественный и неуместный; однако это прегрешение еще не так значительно, как то, о котором я собираюсь сказать. Ведь тут по крайней мере он будет возводить хулу на настоящего мужчину, он, кто сам мужчиною никогда и не был! Иное дело, когда он пытается, пользуясь всякого рода двусмысленностями и иносказаниями, набросить гнусное подозрение на сына Филиппа: в этом случае он выставляет на посмешище весь наш город.

(168) Думая, что он может повредить мне при сдаче отчета, с которым я должен выступить по поводу посольства, он всячески стремится опорочить меня. По его словам, когда он недавно рассказывал Совету о юном Александре, о его игре на кифаре на одной из наших пирушек, о его словечках и репликах, которыми он обменивался с другим мальчиком, и, таким образом, докладывал Совету обо всем, что ему удалось узнать, я возмущался теми шутками, которые он отпускал по поводу юноши, как будто сам я был не простым членом посольства, а родственником Александра. …

(170) … Когда Демосфен растратил отцовское достояние, он начал бегать по всему городу, охотясь за мальчиками – сиротами из богатых домов, чьи отцы умерли, а имуществом управляли матери. Оставив в стороне многих других, я упомяну лишь об одной из его несчастных жертв. (171) Как-то он заприметил богатый дом, порядок в котором оставлял желать много лучшего: главой дома была спесивая и глупая женщина, а имуществом распоряжался молоденький и полубезумный сиротка – Аристарх, сын Мосха. Демосфен прикинулся влюбленным в Аристарха и склонил юношу к такой, позволительно сказать, дружбе. Показав Аристарху список своих учеников, он преисполнил его пустых надежд, пообещав тотчас же сделать первым из ораторов. (172) Он дал Аристарху такие советы и научил его таким делам, за которые ученику пришлось отправиться в изгнание из отечества. При этом Демосфен присвоил себе три таланта, которые Аристарх отложил на жизнь в изгнании и передал ему на хранение. … [ с.248 ] …

(185) Неужели в то время, как ваши отцы проводили столь строгое различие между постыдным и прекрасным, вы отпустите безнаказанным этого Тимарха, который повинен в самых грязных занятиях? Будучи сам мужчиною и обладая телом мужчины, он предавался порокам, свойственным только женщине! Кто из вас отныне сможет наказать женщину, застигнутую на месте преступления? Разве не сочтут такого человека последним невежей, если он на женщину, грешащую естественным путем, сердится, а мужчиною, который творит над собою бесчинства вопреки природе, пользуется в качестве советника? [ с.250 ] …

(189) Кому из вас неизвестно мерзкое поведение Тимарха? Ведь даже если мы не бываем в гимнасиях, мы все равно узнаем занимающихся гимнастикой, глядя на их прекрасную выправку. Точно так же, даже если мы не присутствуем при делах развратников, мы все равно узнаем этих людей по их бесстыдству, наглости и образу жизни. …

(№ 987). «Тимарх, уйдя из суда, повесился» (Псевдо-Плутарх. Жизнеописания десяти ораторов. VI Эсхин 17 [Эсхин 1962 (№ 4), с.245]

Следует помнить, что в трагедиях вешались исключительно женщины, мужчинам полагалось бросаться на меч.

II. «О предательском посольстве» (речь 343 г.)

(№ 988). «(88) … Так неужели вы, афиняне, не отнесетесь со снисхождением к тому, что я обозвал его [ Демосфена ] блудодеем, у которого нет на теле чистого места вплоть до уст, откуда исходит голос, если я со всей очевидностью докажу, что и все остальные его обвинения по поводу Керсоблепта – тоже ложь?» (Эсхин. О предательском посольстве 88, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.142])

(№ 989). «(99) … Демосфена сопровождали двое и несли два мешка. В одном из них, как он сам говорил, был талант серебра. Поэтому сотоварищи стали вспоминать его постыдные клички: ведь мальчишкой он за бесстыдное поведение и разврат был прозван «Бабень», потом, когда вышел из детского возраста и вчинил каждому из своих опекунов иск на десять талантов, его прозвали Гадюкой, а став взрослым, он получил кличку, обычную для подлецов: ябедник» (Эсхин. О предательском посольстве 99, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.144]

(№ 990). «(144) … Демосфен имел дерзость сказать, будто я обвиняю себя своими же словами. Я, дескать, сказал на суде над Тимархом, что молва об его развратной жизни дошла до всех, а Гесиод, превосходный поэт, говорил:

И никогда не исчезнет бесследно молва, что в народе

Ходит о ком-нибудь: как там никак, и Молва ведь богиня.

И это самое божество явилось теперь обвинять меня, ибо все говорят, что я получил от Филиппа деньги. (145) Но вам отлично известно, афиняне, что есть большая разница между молвой и наветом. Молва ничего общего не имеет с клеветой, а клевета и навет – родные брат и сестра. Я определю вполне ясно и то и другое. Когда большинство граждан само по себе, без ложного повода, говорит о чем-то как о происшедшем событии – это молва, а когда один человек наговаривает толпе на другого, виня его в чем-то и клевеща во всех народных собраниях и советах, - это навет. Молве мы как богине приносим жертвы от лица народа, а занимающихся наветами как злодеев привлекаем к суду. Так что нельзя путать самое прекрасное с самым позорным» (Эсхин. О предательском посольстве 144-145, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.152])

(№ 991). «(166) … Ты [ Демосфен ] вошел в благоденствующий дом Аристарха, сына Мосха – и погубил его. У изгнанного Аристарха ты взял три таланта, лишив его средств на дорогу в ссылку, и не устыдился молвы, которую сам же и пустил: будто ты был поклонником его юности и красоты. Но это неправда: истинная любовь с подлостью несовместима» (Эсхин. О предательском посольстве 166, пер. С.А.Ошерова [Ораторы Греции 1985, с.156-157])

III. «О венке» (речь 330 г.)

(№ 992). «(162) А рассказывают моряки с «Парала» и послы, ходившие к Александру, вот какую историю, очень похожую на правду. Есть такой Аристион из платейского рода, сын Аристобула, торговца зельями, которого, может быть, и из вас кто-нибудь знает. В юности своей он отличался красотою и долго жил в Демосфеновом доме; что он там делал или что с ним делали – это дело темное, и мне о том непристойно говорить. Вот о нем и говорят, будто он вкрался в доверие к Александру и стал с ним близок (благо там не знали, кто он есть и какого поведения) и будто через него-то Демосфен отправил Александру письмо, полное всяческой лести и снискавшее ему прощенье и мир» (Эсхин. Против Ктесифонта о венке 162, пер. М.Л.Гаспарова [Ораторы Греции 1985, с.192])