Полани М. (1891-1976)

Майкл Полани английский физик, химик и философ, выходец из Венгрии. С 1923 по 1933 г. преподавал в Институте физической химии в Берлине, а после прихода к власти нацистов эмигрировал в Англию, где был профессором физической химии и социальных наук в Ман­честерском университете и членом Мертон - колледжа в Оксфорде. Он одним из пер­вых подверг кри­тике позитивистский тезис о беспредпо­сылочности научного знания и про­тивопоставлении филосо­фии науке, включая в сис­тему научного знания общекультурные ком­поненты и рассматривая научное знание как общественный институт. Большое внимание По­лани уделяет психологическим, личност­ным аспектам научной деятельности. Свои взгляды он изложил в книге «Личностное знание» (1957), в этом отношении критически относился к кон­цепции К. Поппера, считая, что он неправомерно строит эпистемологию без учета личностного характера всякого процесса научного открытия. Само название «Личностное зна­ние» противопоставлено известной работе Поппера – «Объективное знание». М. Полани автор еще работ: «Логика свободы» (1951), «Познавая и существуя» (1969) и др.

1. ЛИЧНОСТЬ И ПОЗНАНИЕ

«Идеал безличной, бесстрастной истины подлежит переосмыслению с учетом глубоко личностного характера того акта, посредством которого провозглашается истина» (По­лани М. Личностное знание. М., 1985. С.105)

«Личностная причастность познающего субъекта тому процессу познания, которому он вверяет себя, осуществляется в порыве страсти. Мы осознаем интеллектуальную кра­соту как ориентир для от­кры­тий и как признак истинности.

Любовь к истине действует на всех уровнях развития мышления. Кёлер наблюдал, как охотно шим­панзе повторяли те приемы, которые были ими ранее изобретены для до­бывания пищи; повторяли уже в виде игры, заменяя пищу камешками. Беспокойство, которое испытывает жи­вотное, когда за­дача его затрудняет.., иллюстрирует и связанную с ним* способность наслаждаться интеллектуаль­ным успехом. Эти эмоции выражают веру: мучиться проблемой – значит верить, что она имеет реше­ние, а радоваться открытию – значит принимать его как ис­тину» (Полани М. Личностное зна­ние. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.299-300)

Он считает, во-первых, что во всяком знании присутствует неявная убежденность в правоте ученого, исходные предпосылки его философских убеждений. Он дает пример Эйнштейна, ко­торый по свиде­тельствам, уже был в детстве убежден в принципе отно­сительности.

«Научные открытия достигались страстными и напряженными усилиями сменявших друг друга поколений великих людей: эти люди сумели покорить все современное че­ловечество силой своих убеждений. Так образовался наш научный взгляд на вещи, а логические правила дают лишь весьма худосочные резюме этого взгляда» (Полани М. Личностное знание. На пути к по­сткритической философии. М., 1985.с.246)

2. НЕЯВНОЕ ЗНАНИЕ

«Наука создается искусством ученого; осуществляя свои умения, ученый формирует научное знание. Поэтому, чтобы проникнуть в сущность того личного вклада, который совершает уче­ный, необхо­димо исследовать структуру умений…. Цель искусного дей­ствия достигается пу­тем следования ряду норм или правил, неизвестных как таковые человеку, совершающему это действие» (Полани М. Личностное знание. На пути к по­сткритической философии. М., 1985.с.82)

Полани здесь приводит пример пловца, действительно, когда пловец плывет, он не осознает сам про­цесс, благодаря которому он осуществляет процесс плавания, он де­лает это бессозна­тельно. «Писа­ные правила умелого действования могут быть полезными, но в целом они не оп­ределяют успеш­ность деятельности; это максимы, ко­торые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание.» (Полани М. Личностное знание. На пути к по­сткритической философии. М., 1985.с.83)

Очень важное значение имеет тут следование традиции, посредством следования учи­телю. «Наблю­дая учителя и стремясь превзойти его, ученик бессознательно осваивает нормы искусства, включая те, которые неизвестны самому учителю. Этими скрытыми нормами может овладеть только тот, кто в порыве самоотречения отказывается от кри­тики и всецело отдается имитации действий другого. Об­щество должно придержи­ваться традиций, если хочет сохранить запас личностного знания.» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритиче­ской философии. М., 1985.с.87)

«У меня есть периферическое сознание ощущений в кисти руки, определяемое фокусом созна­ния, ко­торый зафиксирован на забивании гвоздя.»(Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.90)

«Глаз «видит» даже отсутствующие детали, если они по смыслу подходят к общей кар­тине, а если какие-либо детали не имеют смысла, он их не видит; и таким же образом весьма малая внутренняя достоверность будет достаточна, чтобы придать высшую на­учную * ценность предполагаемому факту, если только он согласуется с крупным на­учным обобщением, в то время как самые упрямые факты будут отодвинуты в сторону, если для них нет места в уже сформировавшейся научной схеме.» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритиче­ской философии. М., 1985.с.201-202)

«Наука в большей степени опирается на значимость своего предмета, установившуюся еще в донауч­ный период. Ни зоологи не открыли существования животных, ни ботаники – растений: научная же ценность зоологии и ботаники есть лишь продолже­ние донаучного интереса чело­века к животным и растениям.» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.203)

«Парадигма науки, отвечающая идеалу абсолютной беспристрастности, в которой мир описывается путем точного задания всех его деталей, была выдвинута Лапласом. Он писал, что «ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу и относи­тельное положение всех ее составных частей.. обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движениями легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и буду­щее, так же как прошедшее, предстало бы перед его взором».»

(Лаплас П. Опыт философии теории вероятностей. Популярное изложение основ тео­рии веро­ятно­стей и ее приложений., М., 1909. С.9)

«Всеобщая тенденция стремиться в науке к точности наблюдений и систематичности в ущерб содер­жательной стороне дела по-прежнему вдохновляется идеалом строго объ­ективного зна­ния, который содержался в парадигме Лапласа. Эта тенденция ведет в перспективе к еще более широкой дезорга­низации – к опасности, угрожающей всем ценностям не только науки, но и культуры в целом. Эта опасность определяется той концепцией человека, которая следует из парадигмы Лапласа.

Уайтхед писал, что интеллектуальные конфликты восемнадцатого и девятнадцатого ве­ков оп­ределя­лись тем фактом, «что в мир внедрилась некоторая общая идея, которой он не может вы­держать, но и обойтись без нее тоже не может». Научный педантизм с его непреклонной реши­мостью расчленить витальные факты нашей экзистенции по-преж­нему поддерживает этот кон­фликт, который, возможно, еще выльется в общую реакцию против науки как извращения ис­тины.»(Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.205)

«Подобно инструменту, знак или символ является таковым только для человека, кото­рый опи­рается на него, чтобы достичь или обозначить что-то. Эта опора представ­ляет собой акт са­моотдачи, при­сутствующий в каждом интеллектуальном свершении и стягивающий множество вещей к единому фокусу. Всякое действие, свя­занное с ассимиляцией каких-то ве­щей, которые благодаря присутствию их в периферическом сознании становятся нашим про­должением, является актом самоотдачи, спосо­бом реализации собственной личности.»(Полани М. Личностное зна­ние. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.97)

Критика сомнения.

«Сегодня мы снова должны признать, что вера является источником знания. Неявное согласие, интеллектуальная страстность, владения языком, наследование культуры, взаимное притяжение братьев по разуму – вот те импульсы, которые определяют наше виденье природы вещей и на которые мы опираемся, осваивая эти вещи. Никакой ин­теллект – ни критический, ни оригинальный – не может действовать вне этой системы взаимного общественного доверия» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.277)

«О естествоиспытателях можно сказать, что они более критичны, чем астрологи, лишь в той мере, в какой мы рассматриваем их представления о звездах и людях как более истинные, чем представле­ния астрологов. Точнее, если мы игнорируем свидетельства о том, что гороскопы иногда оправдыва­лись, то тем самым выразим убеждение, что такие случаи можно объяснить в пределах* научного взгляда на звезды и людей; либо как случайные, либо как просто несостоятельные. Именно таким об­разом в течение XVII и XVIII столетий научные убеждения противопоставлялись целой системе ве­рований в сверхъестественное и в авторитеты, которые эти верования проповедовали, подрывая до­верие к ней.» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической филосо­фии. М., 1985.с.287-288)

«..нет таких достоверных эвристических принципов, которые бы рекомендовали веру или со­мнение в качестве пути к открытию. Некоторые открытия стимулировались убе­ждением, что в самой основе существующего понятийного каркаса науки чего-то не­достает; другие – противоположным чувством: его содержание гораздо больше, того, что уже осознано. Первая позиция выглядит более скептиче­ской, но она как раз и более уязвима для сомнений, вызываемых чрезмерной приверженностью к су­ществующей научной ортодоксии.» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической фи­лософии. М., 1985.с.292)

3. СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ

«Наука в большей степени опирается на значимость своего предмета, установившуюся на зна­чимость своего предмета, установившуюся еще в донаучный период. Ни зоологи не открыли существования животных, ни ботаники – растений; научная же ценность зоологии и ботаники есть лишь продолжение донаучного интереса человека к животным и растениям» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.203)

«Рост современного разума внутри великих систем языковой артикулированности обеспечива­ется культурными институтами общества. Сложный социальный фонд зна­ний может передаваться и раз­виваться только с помощью обширной когорты специалистов. Их ведущая роль приводит к тому, что их мысли и чувства до некоторой степени совместно разделяются всеми членами общества. Еще плотнее в структуру об­щества вплетена гражданская культура. Законы и мораль любого общества принуж­дают его членов жить в их рамках. Общество, кото­рое принимает такое положение ве­щей в отношении мысли, тем самым также вверяет себя как целое определенным нор­мам, по которым мысль, находящаяся в обращении в этом обществе, принимается как законная.»(Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической фило­софии. М., 1985.с.334)

«Сложный социальный фонд знаний может передаваться и развиваться только с помо­щью об­ширной когорты специалистов. Их ведущая роль приводит к тому, что их мысли и чувства до некоторой степени совместно разделяются всеми членами общества. Еще плотнее в структуру общества вплетена гражданская культура. Законы и мораль лю­бого общества принуждают его членов жить в их религиях. Общество, которое принимает такое положение вещей в отношении мысли, тем самым также вверяет себя как целое определенным нормам, по которым мысль, на­ходящаяся в обращении в этом обществе, принимается как законная» (Полани М. Личностное знание. На пути к по­сткритической философии. М., 1985.с.334)

«Критическое знание, которое сегодня приблизилось к своему концу, было, по-видимому, наи­более плодотворной линией развития человеческого разума. Последние четыре или пять столе­тий, на протяжении которых был постепенно разрушен весь кос­мос средневековья, принесли интеллектуальные и моральные плоды, которых не знал ни один сравнимый по длительности период человеческой истории. Пламя, создавшее этот накал, питалось христианским наследием, а кислородом в этом процессе служил греческий рационализм; когда это топливо подошло к концу, стала догорать сама кри­тическая система» (Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.с.276-277)