Главная страница Случайная страница Разделы сайта АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже.
Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал.
Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее. ✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать». Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
Глава С. Нога и рука. Пекод из нантакета встречается с сэмюэлом эндерби из лондона- Эй, на корабле! Не видали ли Белого Кита? Это кричал Ахав, снова увидев судно под английским флагом, подходившеес кормы. Старик, подняв рупор к губам, стоял в своем вельботе, подвешенномна шканцах, так что его костяная нога была отлично видна чужому капитану, который, небрежно развалясь, сидел на носу в своей лодке. Это был смуглый, крупный мужчина, добродушный и приятный с виду, лет, вероятно, шестидесятиили около того, одетый в просторную куртку, которая висела на нем фестонамисинего матросского сукна; один рукав ее был пуст и развевался позади него, словно расшитый рукав гусарского ментика. - Не видали ли Белого Кита? - А это видишь? - раздалось в ответ, и чужой капитан поднял из складокодежды руку из белой кашалотовой кости, оканчивающуюся деревяннымутолщением, похожим на молоток. - Людей в мою лодку! - грозно приказал Ахав, расшвыривая весла. -Приготовиться к спуску! Не прошло и минуты, как он, не покидая своего маленького суденышка, былспущен вместе с командой на воду и вскоре подошел к борту незнакомца. Ноздесь ему встретилось непредвиденное затруднение. Охваченный волнением, Ахавзабыл о том, что с тех пор, как он остался без ноги, он ни разу еще неподнимался на борт другого корабля, кроме своего собственного, да и там дляэтой цели имелось особое очень хитрое и удобное приспособление, которое таксразу на другое судно не переправишь. А взобраться в открытом море из лодкина борт судна - дело нелегкое для всякого, кроме тех, разве, кто, каккитобои, упражняется в нем чуть не ежечасно; огромные валы то подбрасываютлодку к самому планширу, то вдруг опускают в глубину, почти до киля. Ипотому теперь, лишенный ноги, Ахав стоял под бортом чужого корабля, накотором не было, понятно, необходимого ему приспособления, и чувствовал себяснова беспомощным, жалким новичком и неумелой сухопутной крысой, бросаянеуверенные взоры на эту изменчивую высоту, подняться на которую у него едвали была хоть какая-то надежда. Выше уже как будто говорилось, что всякое затруднение, встречавшееся наего пути, которое проистекало, хотя бы косвенно, из приключившегося с нимоднажды несчастья, неизменно приводило Ахава в бешенство и ярость. А вданном случае все это еще усугублялось благодаря любезности двух офицеров счужого корабля, которые, перегнувшись за поручни возле отвесного рядаприбитых к бортовой обшивке планок, спускали ему красиво разукрашенныйверевочный трап; им и невдомек было поначалу, что одноногому человеку не подсилу воспользоваться их морскими перилами. Но замешательство продолжалосьлишь одну минуту, потому что капитан чужого корабля, с первого взглядаразобравшись, в чем дело, громко крикнул: " Понимаю, понимаю! - убрать трап! Живей, ребята, спустить большие тали! " Случаю угодно было, чтобы как раз дня за два перед этим они разделываликитовую тушу, и большие тали еще оставались на мачте, так что огромный гак, теперь уже вычищенный и высушенный, болтался над палубой. Его быстроспустили Ахаву, и тот, сразу же разгадав замысел, перекинул своюединственную ногу через крюк (это было все равно что сидеть на лапах якоряили в развилке яблони), затем, когда по знаку крюк стали поднимать, онуселся попрочнее и в то же время стал помогать подтягивать себя, перебираяруками бегучую снасть талей. Скоро его благополучно перенесли через борт иаккуратно опустили на шпиль. Протягивая в радушном приветствии свою костянуюруку, подошел чужой капитан, и Ахав, выставив вперед свою костяную ногу искрестив ее с его костяной рукой (точно две меч-рыбы, скрестившие своиклинки), протрубил, словно морж: - Так, так, дружище! ударим костью о кость! У тебя рука, у меня нога! Рука, что никогда не дрогнет, и нога, что никогда не побежит. Где видел тыБелого Кита? и давно ли это было? - Белый Кит, - проговорил англичанин, вытянув на восток свою костянуюруку и устремив вдоль нее, точно в подзорную трубу, печальный взгляд. - Явидел его вон там, на экваторе, в прошлый сезон. - И это он лишил тебя руки? - спросил Ахав, слезая со шпиля и опираясьпри этом на плечо англичанина. - Да, во всяком случае он послужил тому причиной. А тебя он лишил ноги? - Расскажи же мне скорей, как это произошло. - Я в прошлом году в первый раз плавал на экваторе, - начал англичанин, - и о Белом Ките слыхом не слыхивал. Вот однажды спустили мы вельботы и ушлив погоню за небольшим китовым стадом голов в пять-шесть; моя шлюпка взялаодного из них на линь; ну и кит же это был, настоящая цирковая лошадь, онвсе кружил и кружил вокруг нас, так что моим ребятам оставалось толькосидеть смирно, расположив для равновесия свои зады по внешнему борту. Ивдруг прямо со дна морского всплывает огромный кит, голова и горб белые, какмолоко, и все в бороздах и морщинах. - Это он, это он! - воскликнул Ахав, переводя наконец дыхание. - А по правому борту возле плавника в боку у него торчали гарпуны. - Да, да! Это мои, мои гарпуны! - вскричал Ахав в страшном волнении. -Но продолжай! - Я бы рад, да ты мне не даешь, - добродушно заметил англичанин. - Нутак вот. Этот древний китовый прадед с белой головой и белым горбомврывается, подняв столбы пены, прямо в середину нашего стада и начинает вярости грызть мой линь. - Ага, понятно! Хотел перекусить его и освободить твою рыбу. Старыйприем. Я узнаю его! - Как это получилось, не знаю, - продолжал однорукий капитан, - нотолько пока он перекусывал пеньковые волокна, линь запутался за его зубы изацепился довольно прочно; но мы-то этого не знали; стали понемногу выбиратьлинь и подтягивать вельбот, как вдруг - бац! уткнулись прямо в его горб! атот кит, который был на лине, уходит преспокойно, вне себя от счастья. Ну, раз такое положение и раз перед нами оказался такой превосходный кит - этобыл самый большой и прекрасный кит, сэр, какого мне когда-либо приходилосьвидеть, - я порешил забить его, хоть он так весь и кипел от ярости. Апоскольку я опасался, а вдруг мой случайно закрепившийся линь распутаетсяили вырвется у кита из пасти вместе с зубом, за который он зацепился (потомучто у меня в вельботе не гребцы, а сущие дьяволы), опасаясь всего этого, говорю, я перепрыгнул в лодку моего первого помощника мистера Маунттопа -вот, рекомендую, капитан: Маунттоп; Маунттоп, - господин капитан; - Так вот, я перепрыгнул в лодку Маунттопа, которая в этот момент шла борт о борт смоей, и, схватив первый попавшийся гарпун, влепил его этому древнемупрадедушке. Но господи ты боже мой, сэр! в ту же секунду я совершенно ослеп, точно летучая мышь, на оба глаза, меня всего залепило и окутало чернойпеной, и только видно было сквозь нее, как китовый хвост навис над нами, отвесно поднявшись в воздух, словно мраморный обелиск. Тут уж табань нетабань - делу не поможешь, но как раз когда я нащупывал вслепую - это всамый-то полдень, когда солнце сверкало, словно все брильянты королевскойкороны, - когда я нащупывал, говорю, второй гарпун, чтобы швырнуть его заборт, хвост вдруг обрушивается вниз, точно башня Лимы, и разрезает мойвельбот надвое, обе половины разбив вдребезги, а затем и сам белый горбун, пятясь хвостом вперед, проплывает среди этих обломков, раскидав их, какничтожные щепки. Мы все попрыгали в воду. Чтобы избежать сокрушительныхударов его хвоста, я ухватился за рукоятку своего гарпуна, торчавшего у негов боку, и на мгновение повис на нем, точно рыба-прилипала. Но накатилвысокий вал, меня снесло, а кит, сделав мощный рывок вперед, камнем ушел вглубину; при этом второй гарпун, волочившийся позади меня на лине, зацепилменя вот здесь (он шлепнул себя ладонью чуть пониже плеча); да, да, вот вэтом самом месте, где я показываю, и уволок меня, как мне представлялось, прямо в преисподнюю; но тут вдруг, хвала господу, лезвие прорезало кожу, прошлось у меня вдоль кости до самого запястья и вышло наружу; и я всплыл наповерхность; ну, а остальное вам расскажет вот этот джентльмен (кстати, капитан: доктор Кляп, судовой врач; Кляп, дружище: господин капитан). Давай, Кляп, расскажи нам свою порцию. Служитель Эскулапа, к которому теперь обращались столь панибратскимобразом, все это время стоял поблизости. С виду в нем не было ничего, чтоговорило бы о его джентльменской должности на судне; у него было дочрезвычайности круглое, но вполне разумное лицо; одет он был в шерстянуюблузу синего цвета, сильно вылинявшую, которая легко могла сойти заматросскую рубаху, а брюки у него были заплатанные; до этой минуты онразделял свое внимание между свайкой, которую держал в одной руке, икоробочкой пилюль в другой, бросая по временам критический взгляд накостяные конечности обоих покалеченных капитанов. Но когда капитанпредставил его Ахаву, он вежливо поклонился и поспешил исполнить полученноеприказание. - Рана была ужасная, - начал судовой врач, - и, послушавшись моегосовета, капитан Вопли положил нашего старичка Сэмми... - " Сэмюэл Эндерби" - это название моего корабля, - прервал егооднорукий капитан, обратившись к Ахаву. - Дальше, дружище. -...положил нашего старичка Сэмми на курс норд, чтобы выбраться изнепереносимой жары, стоявшей на экваторе. Но все было тщетно, я сделал чтомог, сидел с ним по ночам, был очень строг с ним в вопросах диеты... - Ох, страшно строг, - вмешался капитан; и вдруг изменившимся голосомдобавил: - Каждую ночь напивался вместе со мною горячим пуншем чуть недослепу, так что уж и сам не видел, куда накладывал повязку. И спатьотправлял меня, совсем упившегося, не раньше трех часов утра. О небо! Этоон-то сидел со мной по ночам и был строг в вопросах диеты! Вот ужсердобольная сиделка и строгий блюститель диеты, этот доктор Кляп (смейся, Кляп, сукин сын, смейся! Сам знаешь, что ты порядочный негодяй). Но плетидальше, дружище, я предпочитаю быть убитым тобою, чем спасенным кем-нибудьдругим. - Мой капитан, как вы, наверное, заметили, уважаемый сэр, - проговорилКляп с невозмутимо благочестивым видом, слегка поклонившись Ахаву, - любитиногда пошутить; он нередко сочиняет для нас забавные историйки в этом духе.Но я могу пояснить, между прочим - en passant, как говорят французы, - чтолично я, то есть Джек Кляп - лицо духовного звания (в недавнем прошлом) -сторонник абсолютной трезвенности, я никогда не пью... - Воду! - заключил капитан. - Он никогда ее не пьет. У него от нееприпадки делаются; пресная вода вызывает у него водобоязнь. Но продолжай, расскажи про руку. - Пожалуй, - спокойно согласился доктор. - Я как раз собиралсярассказать, сэр, когда капитан Вопли перебил меня своими остроумнымивоплями, что, несмотря на все мои старания и строгости, рана становилась всехуже и хуже; правду сказать, сэр, это была самая ужасная, зияющая рана, какую только можно увидеть в медицинской практике; два фута и несколькодюймов в длину. Я измерил ее лотлинем. Коротко говоря, в конце концов рукапочернела; я знал, чем это грозит, ну и отнял ее. Но к этой костяной руке яи пальцем не притронулся; такие вещи, - он махнул в сторону капитана своейсвайкой, - против всех правил. Это капитанская работа, не моя; он самприказал судовому плотнику снарядить себе такую и велел наладить на нее вотэтот молоток, чтобы выбивать из людей мозги, надо думать, как он однаждыпопробовал вышибить их из меня. На него иногда находят приступы бешенойярости. Вы видите это углубление, сэр? - тут он снял шляпу и, откинув назадволосы, обнажил у себя на черепе большую круглую впадину, ничем, впрочем, ненапоминавшую бывшей раны и не похожую на шрам. - Так вот, наш капитанрасскажет вам, откуда она у меня; он знает. - Нет, не знаю, - отозвался капитан, - обратитесь лучше к его матушке; он родился с этим. Ах ты, чертов Кляп, негодяй ты этакий. Ну найдется ли насвете второй такой Кляп, чтобы заткнуть черту глотку? Ты, сукин сын, Кляп, скажи, когда будешь подыхать, мы сунем тебя в рассол; нужно сохранить тебядля грядущих веков, подлец ты этакий. - А что сталось с Белым Китом? - не выдержал наконец Ахав, нетерпеливодожидавшийся финала интермедии, которую разыгрывали два англичанина. - О! - воскликнул однорукий капитан, -да, да! Он нырнул тогда, и мынадолго потеряли его из виду; дело в том, что я ведь не знал в то время - яуже говорил, - что это был за кит, сыгравший со мной такую штуку. И толькопотом, когда мы снова спустились к экватору, мы услышали рассказ о Моби Дике- как его называют некоторые, - и тогда я понял, что это был он. - Встречал ли ты его потом? - Дважды. - Но не мог загарпунить? - А я и не пытался; хватит с него одной моей руки. Что бы я стал делатьбез обеих? Что попало на зуб Моби Дику, то пропало, я так полагаю. Уж онесли схватит, то заглотает. - Что же, отлично, - вмешался Кляп. - Дайте ему вместо наживки вашулевую руку, чтобы добыть правую. Известно ли вам, джентльмены, - он отвесилточно по поклону каждому из капитанов, - известно ли вам, джентльмены, чтопищеварительные органы кита столь непостижимо устроены божественнымпровидением, что он не в состоянии переварить полностью даже однучеловеческую руку? Ему-то это известно отлично. То, что вы считаетекровожадностью Белого Кита, это всего лишь его неловкость. Ведь у него и вмыслях не бывает проглотить вашу руку или ногу, он делает это, просто чтобыприпугнуть вас. Но иногда с ним случается то же, что произошло как-то содним старым цейлонским факиром, моим бывшим пациентом; он делал вид, будтоглотает ножи, но в один прекрасный день действительно уронил себе в желудокнастоящий нож, и он пролежал там целый год, а то и больше; потом я дал емурвотного, и нож вышел из него, по кусочкам, понятное дело. Он не в состояниибыл переварить нож и включить его в состав тканей своего организма. Так что, капитан Вопли, если вы проявите расторопность и готовность заложить руку зато, чтобы честь честью похоронить вторую, в таком случае, рука ваша. Толькодайте киту в ближайшем будущем приступиться к вам еще раз, и вся недолга. - Ну нет, Кляп, благодарю покорно, - отозвался английский капитан. -Пусть угощается на здоровье той рукой, что ему досталась, раз уж тут всеравно возражать бесполезно, ведь я тогда не знал, с кем имею дело; но вторуюон не получит. Хватит с меня белых китов; однажды я за ним погнался, ибольше не хочу. Убить его, конечно, большая честь, я знаю; и спермацета внем одном - целый трюм, но поверьте мне, лучше всего держаться от негоподальше, вы согласны со мной, капитан? - и он скользнул взглядом покостяной ноге. - Да, это было бы лучше всего. И все же охота за ним не прекратится.Есть такие проклятые вещи, от которых держаться подальше хоть и лучше всего, но, клянусь, не легче всего. Он влечет и притягивает, словно магнит! Какдавно видел ты его в последний раз? Каким курсом он шел? - Спаси меня бог, и да сгинет подлый дьявол! - вскричал Кляп и, пригнувшись, забегал вокруг Ахава, по-собачьи принюхиваясь, - ну и кровь уэтого человека! скорей принесите градусник; да она на точке кипения! а пульстакой, что доски трясутся!.. сэр! - и, выхватив из кармана ланцет, онпотянулся к руке Ахава. - Прочь! - взревел Ахав, отшвырнув его к борту. - Гребцы по местам! Каким курсом он шел? - Боже милостивый! - воскликнул английский капитан, к которому былобращен последний вопрос. - Что же это происходит? Он шел на восток, мнекажется, - и шепотом Федалле: - Что ваш капитан, он помешанный? Но Федалла, приложив палец к губам, скользнул за борт, чтобы сесть влодке за рулевое весло, в то время как Ахав, притянув к себе огромный блок, отдал приказание чужим матросам приготовиться к спуску талей. В следующее мгновение он уже стоял на корме своего вельбота, иматросы-манильцы взмахнули веслами. Напрасно окликал его английский капитан.Повернувшись спиной к чужому судну, а лицом, застывшим, точно гранит, ксвоему собственному, Ахав неподвижно стоял на корме, пока не поравнялся с" Пекодом". Данная страница нарушает авторские права? |