Аннотация 3 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Говорят, сам Рузвельт был очень позабавлен опечаткой, и даже позвонил в редакцию, чтобы ему прислали сотню номеров – дабы разослать друзьям. Однако номеров президент не получил: служба распространения «Washington Post» уже скупила все номера и уничтожила. Взамен было выпущено исправленное издание газеты.

А еще чуть погодя – в 1955 году – опечатка стала поводом для появления в Америке и Канаде новой рождественской традиции. Одна из газет города Колорадо-Спрингс напечатала рекламное объявление магазина Sears, Roebuck & amp; Company: позвонившим по номеру «горячей линии» был обещан разговор с самим Санта-Клаусом. Однако случилась опечатка: в номере были перепутаны цифры, и в объявлении оказался... секретный «красный» телефон командования ПВО Северной Америки (NORAD), находившегося тоже в Колорадо-Спрингс. Там-то 3 декабря 1955-го и стали раздаваться звонки.

Санта-Клаусу звонили, конечно, дети. Военные были шокированы, но решили детей не огорчать: сообщили, что Санта еще не прибыл, хотя радары ПВО уже засекли оленью упряжку. А потом так втянулись в игру, что в рождественскую ночь оповестили агентства новостей: именно силы ПВО помогли Санта-Клаусу перелететь через «коммунистические территории».

Обо всем этом рассказали газеты, инициатива военных пришлась по вкусу всем. На следующий год в командовании ПВО появился специальный телефон для «рождественской» связи.

А теперь NORAD ежегодно сообщает американцам и канадцам о прибытии Санта-Клауса. Первые сообщения гласят о том, что из района Северного полюса приближается «неопознанный объект», потом в этом объекте удается опознать сани и так далее. Причем сообщения носят практически официальный характер.

Есть даже специальный сайт, посвященный этой традиции, его адрес – www.noradsanta.org. В рождественские дни на этот сайт заходят миллионы посетителей со всех концов света.

Едва ли не самые обидные опечатки – это опечатки в подписи автора. Ну в самом деле, считаешь себя человеком до некоторой степени известным, а тут – на тебе!

Автору этих строк пришлось познакомиться с такими опечатками на собственном опыте. Одна из заметок в газете «Вечерний Петербург», напечатанная мною на заре журналистской деятельности, была подписана фамилией Щерих. Зловеще как-то получилось, да и обидно.

Утешать я себя мог двумя обстоятельствами: во-первых, опечатку никто, кроме меня, не заметил. А во-вторых, в той же газете случались эпизоды и похлеще. Один историк по фамилии... ну, скажем, Риц... принес в «Вечерку» свою статью. Ее напечатали. Но подпись гласила: Яиц. Уязвленный автор сунулся было в редакцию, заикнулся о поправке, но ему строго ответили: опровержений по таким поводам не печатаем. И не напечатали.

Мог бы я утешить себя и другими примерами, которых в ту пору не знал. Скажем, пушкинским «Икшп». Или тем, что известный писатель Серебряного века Борис Зайцев тоже начал свою литературную карьеру с опечатки в подписи. Газета «Курьер», опубликовавшая первый маленький его рассказик, вместо «Б. Зайцев» напечатала «П. Зайцев». «Хоть и П., а написал все-таки я», – сообщал много лет спустя писатель одной из своих корреспонденток.

Поэт Константин Бальмонт при одной из публикаций лишился мягкого знака: газета, напечатавшая его стихотворение, дала подпись «К. Балмонт».

В 1923 году отличился на том же поприще популярный еженедельный журнал «Красная нива». Да и как отличился! Он напечатал стихотворение известного поэта Сергея Клычкова, начинавшееся словами:

В самом стихотворении обошлось без опечаток. Только вот подпись под ним гласила: «О. Мандельштам». Это, правда, не вполне опечатка – скорее ошибка, и, стало быть, в нашем рассказе присутствует на «птичьих правах» – но уж больно примечателен эпизод сам по себе.

Иногда опечатка в фамилии накладывала отпечаток на всю судьбу автора. Такое случилось со знаменитым Афанасием Фетом. Тот вообще-то был по матушке Фёт, но в журнале «Отечественные записки» случилась опечатка – и под стихотворением «Посейдон» впервые появилась новая, оставшаяся навсегда подпись – Фет.

Похожее произошло уже много позже с американским поэтом Эдвардом Эстлином Каммингсом: в первом сборнике стихов его имя и фамилия были напечатаны с маленькой буквы. Эту опечатку поэт бережно сохранил во всех сборниках – как свой фирменный знак.

Ну а самая известная опечатка такого рода случилась в радищевском «Путешествии из Петербурга в Москву». В этой книге хватало всяких опечаток, хоть и набиралась она под постоянным наблюдением автора, в его собственном доме. Не случайно при первом российском переиздании книги (в 1888 году) издатель А. С. Суворин особо оговорил, что воспроизводит текст «со всеми опечатками подлинника».

Но именно это переиздание и принесло новую, примечательнейшую опечатку. На титульном листе книги было обозначено: «Сочинение А. И. Радищева». Хотя тот звался, как известно, Александром Николаевичем. Из положения вышли оригинально: отпечатали и раздали покупателям второй титульный лист. Правильный.

Не знаю уж, какими словами ругался тогда Алексей Сергеевич Суворин: он-то прекрасно знал, как зовут Радищева. И приложил огромные усилия, дабы власти разрешили ему переиздание крамольной книги. И вдруг такой казус!

А вдвойне забавно, что эта опечатка была повторена еще в одном издании «Путешествия». В 1937 году радищевская книга вышла в библиотеке журнала «Огонек» – 50-тысячным тиражом! На титульном листе ее стояло знакомое: А. И. Радищев. Не с суворинской ли книги перепечатывали?

Ну а что же российская пресса стародавних времен? Какие-то ее опечатки читателю уже известны, но это лишь самое начало поистине бесконечного списка...

Уже первый ежемесячник России – «Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах» – вел неравную борьбу с вездесущим «бесом». Списки опечаток публиковались там постоянно: то за последний номер, то даже за одну отдельно взятую статью. Позже такая практика стала обычной и в других периодических изданиях.

Знаменитый в начале XX века журнал «Старые годы» рассылал подписчикам ежегодное приложение: «Алфавитный указатель. Оглавление. Главнейшие опечатки». Стоит заметить: только главнейшие! Так что известный юморист советских лет Эмиль Кроткий зря шутил: «Годовые подписчики журнала получали в качестве приложения к нему перечень допущенных за год опечаток». Не гротеск – суровая реальность!

Вот еще пример: знаменитый в середине XIX века журнал «Москвитянин». Опечаток там было превеликое множество.

Скажем, вместо «с тремя жирафами» журнал однажды напечатал «с тремя эпиграфами». А давая поправки к статье Сергея Аксакова, озаглавил эти поправки так: «допущенные проступки». Вообще-то полагалось бы «допущенные пропуски», но «Москвитянин» опечатался, причем сделал это весьма самокритично.

А вот цитата из Николая Семеновича Лескова. Взяв в руки первый номер известного журнала «Гражданин», выпускавшегося князем Мещерским, он написал другому знаменитому писателю, Алексею Писемскому: «Издание серо, неопрятно и преисполнено опечаток».

Лесков же рассказал о газете «Киевский телеграф», редактор которой Альфред фон Юнк (в транскрипции Лескова – Юнг) был горячим энтузиастом своего дела. Цитата из Лескова довольно обширна, но сокращать в ней, право же, нечего. Вот она:

«Газету эту цензор Лазов считал полезным запретить „за невозможные опечатки". Поправки же Юнгу иногда стоили дороже самых ошибок: раз, например, у него появилась поправка, в которой значилось дословно следующее: „во вчерашнем №, на столбце таком-то, у нас напечатано: пуговица, читай: богородица". Юнг был в ужасе больше от того, что цензор ему выговаривал: „зачем-де поправлялся! "

– Как же не поправиться? – вопрошал Юнг, и в самом деле надо было поправиться.

Но едва это сошло с рук, как Юнг опять ходил по городу в еще большем горе: он останавливал знакомых и, вынимая из жилетного кармана маленькую бумажку, говорил:

– Посмотрите, пожалуйста, – хорош цензор! Что он со мною делает! – он мне не разрешает поправить вчерашнюю ошибку.

Поправка гласила следующее: „Вчера у нас напечатано: киевляне преимущественно все онанисты, – читай оптимисты".

Через некоторое время Алексей Алексеевич Лазов, однако, кажется, разрешил эту, в самом деле необходимую, поправку. Но был и такой случай цензорского произвола, когда поправка не была дозволена. Случилось раз, что в статье было сказано: „не удивительно, что при таком воспитании вырастают недоблуды". Лазов удивился, что это за слово? Ему объяснили, что хотели сказать „лизоблюды"; но когда вечером принесли сводку номера, то там стояло: „по оши6ке напечатано: недоблуды, – должно читать: переблуды". Цензор пришел в отчаяние и совсем вычеркнул поправку, опасаясь, чтобы не напечатали чего еще худшего».

Трудно проверить примеры, приведенные Лесковым: точных дат он не указывает. Но вот другие примеры, извлеченные из газеты Юнка автором этих строк. Особо колоритная поправка была напечатана 18 ноября 1859 года: «В прошлом номере К. Т. во внутренних известиях вкралась грубая опечатка, которую спешим оговорить, тем более, что мы уважаем вполне талант г. Щедрина. На стр. 170 в 3-м столбце напечатано: „после паршивых очерков г. Щедрина", а надобно читать „после правдивых очерков" и проч.»

Наверное, не надо пояснять, что «г. Щедрин» – это знаменитый сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин.

А еще «Киевский телеграф» печатал «фронтов» вместо «форпостов», «каменистые» вместо «знаменитые», «парижский» вместо «пражский», «Хуозес» вместо «Хуарес», «Рруссия» вместо «Пруссия». И простодушно признавался: «Мы стараемся исправить все ошибки, какие заметили, но иногда совершенно невозможно уследить за ними».

На фоне «Киевского телеграфа» другие киевские газеты – и современные ему, и более поздние – конечно же, теряются. Но и там бывали примечательные опечатки. «Киевлянин», например, в 1911 году порадовал читателей таким удивительным сообщением про знаменитого пианиста Ференца Листа: «смерть застала Листа в Бейруте, куда он прибыл на вагнеровские торжества». Номером позже появилось извинение: «вкралась досадная опечатка: Лист умер в Байрейте, а не в Бейруте».

Целую вереницу опечаток «выловил» на страницах петербургской прессы 1880-х годов выходивший тогда журнал «Обзор графических искусств»: «В Парголове начали заниматься разъедением кукурузы» (конечно, разведением); «Поскудная лавка на бойком месте передается на выгодных условиях» (лавка, разумеется, посудная); «Статья была подписана нахальными буквами князя Мещерского» (вообще-то начальными буквами, то есть инициалами – но уже упомянутого выше Мещерского не любили многие, и опечатка вполне могла быть не случайной); «На голове молодого офицера ловко сидела белая шавка» (шапка). Последняя опечатка особо примечательна: не могла ли она дать жизнь анекдоту про корону – корову – ворону? Очень уж похоже...

Опечатки случались самые разные. Как догадаться, например, о ком именно сообщила в 1890 году популярная столичная газета «Новости дня»? Новость в ее изложении звучала так: «Учитель уездного Боровского училища (в Калужской губернии) г. Цанковский составил проект постройки аэростата. Проект этот рассматривался в Техническом обществе в Петербурге. Проверив математические выкладки г. Цанковского, общество нашло, что они произведены верно и что идеи г. Цанковского правильны; но в денежной субсидии, которой домогался г. Цанковский для осуществления своего проекта, общество ему отказало на том основании, что прожектером не приняты во внимание все могущие возникнуть при осуществлении проекта трудности...» Все в сообщении верно, кроме четырежды повторенной опечатки в фамилии: «Цанковский» – это на самом деле Константин Эдуардович Циолковский!

А знаменитое суворинское «Новое время» прокололось однажды со спортивным термином. Осенью 1911 года оно сообщило: «Пишут из Стокгольма, что правительством получена ваза, пожертвованная Государем Императором для предстоящих альпийских игр...»

Что-то далековато от Альп проходили альпийские игры! Потому что были они не альпийскими – олимпийскими.

...Весна уже вкралась в последние дни апреля, незаметно и проворно, как вкрадывается увлекательная опечатка в газетную передовицу.

О любопытной опечатке – вернее, о некоторых следствиях этой опечатки – рассказывает в книге «Освещенные окна» Вениамин Каверин: «Никто не помнит в наше время о спиритических сеансах, которые в предвоенное время устраивались почти в каждом доме. Известно было, например, что, когда в газете „Псковский голос" губернатор барон Медем был назван „баран Медем", в семействе вице-губернатора имя преступника (хотя газета извинилась за опечатку) пытались выяснить с помощью спиритического сеанса».

Последствия опечаток бывали и более драматическими – как случилось в 1912 году в Саратове. Столичная газета «Речь» поместила тогда такое сообщение:

В сегодняшнем номере местной копеечной газеты в одну из статей вкралась опечатка, придавшая фразе кощунственный характер. Союзники потребовали у администрации конфискации номера, угрожая в противном случае разгромом редакции. На базаре союзники отнимали у газетчиков номера газеты и рвали их на клочки. На базар был послан наряд полиции для предупреждения беспорядков. Администрация газету конфисковала».

К цитате необходимо примечание: «союзники» – это члены Союза русского народа, ура-патриотической и крайне консервативной организации. А вот что за опечатка вызвала такое их недовольство, «Речь» не сообщила. Да и мы можем только гадать...

КЛАССИКИ ПО-АНГЛИЙСКИ: ОТ НАБОКОВА ДО ДЖОЙСА

В день нашей свадьбы появилось маленькое интервью со мной в светской рубрике рамздэльской газеты, с фотографией Шарлотты: одна бровь приподнята, а фамилия с опечаткой: Гейзер. Несмотря на эту беду, реклама согрела фарфоровые створки ее сердца... Шарлотте я сказал, что светскую рубрику блестки опечаток только красят.

Газеты – опечатки – Набоков. Владимир Владимирович, блестящий стилист и уроженец Петербурга, давно признан классиком не только нашей, но и американской литературы. По крайней мере, «Лолита» была при рождении романом англоязычным. Поэтому короткую главку, посвященную опечаткам у зарубежных классиков XX столетия, можно начать именно с Набокова.

Опечатки вообще волновали Владимира Владимировича. Разнообразные упоминания о них можно увидеть в романе «Пнин» или в «Бледном пламени» (см. цитату выше по тексту). А в рассказе «Сестры Вэйн» действует герой, чудаковатый библиотекарь Порлок, который посвятил последние годы своей жизни поиску примечательных опечаток в старых книгах. Набоков приводит пример опечатки, полюбившейся Порлоку: вместо «hither» (ближайший во времени) – «hitler».

А еще Набоков мог посреди интервью достать из кармана листок и зачитать список опечаток, допущенных в последнем издании его сочинений.

Совсем иначе относился к опечаткам Герберт Уэллс. То есть воспринимал-то он их по-набоковски болезненно, но, зная об этой своей реакции, старался собственных книг не читать. «Перечитывая свои старые книги, то и дело натыкаешься на опечатки... Я никогда не перечитываю самого себя, разве уж когда это совершенно необходимо». Это цитата из его письма петербуржцу Льву Успенскому.

Хьюберт писал очень много стихов, а Корнелия печатала их на машинке. Все стихи были очень длинные. Он очень строго относился к опечаткам и заставлял ее переписывать заново целую страницу, если на ней была хоть одна опечатка. Она часто плакала, и до отъезда из Дижона они несколько раз старались иметь ребенка.

Эрнест Хемингуэй. «Мистер и миссис Эллиотт»

Эрнест Хемингуэй недаром упоминает об опечатках, да еще в таком ироническом контексте: ему это явление было известно не понаслышке. И не только в пору работы в прессе. Скажем, его знаменитая книга «И восходит солнце» (The Sun Also Rises) содержала в первом издании 1926 года две приметных опечатки. Слово «stopped» разжилось лишней буквой – «stoppped» – а на суперобложке книги слова «В наше время» (In Our Time) слились и исказились: получилось «Внаши времена» (InOur Times). Коллекционеры продают сегодня это издание за 8 тысяч долларов, и не в последнюю очередь цену ему придают опечатки...

Хемингуэевским суперобложкам вообще везло на опечатки. Когда в 1929 году вышел роман «Прощай, оружие», на супере вместо имени героини Catherine Barkley значилось: Katherine Barclay.

Свой приметный след в истории опечаток оставил и выдающийся шотландец Джеймс Джойс, автор романа «Улисс» и ряда других книг. Отдельное издание его «Поминок по Финнегану», вышедшее в 1940-е годы в Лондоне, содержало список опечаток длиною в 28 страниц. А знаменитый «Улисс» печатался поначалу фрагментами в журнале «Little Review» – и число опечаток в этой публикации было огромно. Один американский критик, объясняя причины своей первоначальной нелюбви к «Улиссу», сказал: просто в «Little Review» роман печатался с таким множеством опечаток, что это помешало мне разглядеть шедевр.

Не помогло бы этому критику и первое отдельное издание романа, вышедшее в Париже в 1921 году. Сама издательница Сильвия Бич насчитала в нем от одной до шести опечаток и ошибок на страницу. Оно, впрочем, и неудивительно: слишком уж сложный у Джойса язык!

А вот еще одно имя, имеющее к сложностям языка самое прямое отношение. Хотя и совсем другое, чем Джойс. Русский немец Мориц Ильич Михельсон выпустил на исходе XIX столетия двухтомник «Русская мысль и речь» – фразеологический справочник общим объемом в полторы тысячи страниц. Уникальный это был справочник, мало в чем уступавший произведениям другого русского немца, Владимира Даля.

Изумленный читатель мог обнаружить среди россыпей русской речи, собранных Михельсоном, такие перлы: ругательное выражение «до дня упрячу» (конечно же, имелось в виду «до дна»), слова «подлинный мир» (надо «подлунный»). А к фразе «Там, где нет ни плача, ни воздыханий» стояло такое примечание: «в надгробной жизни». Что это за надгробная жизнь, в которой нет плача, читатель мог узнать только из списка опечаток: жизнь на самом деле имелась в виду загробная.

И еще одна опечатка от Михельсона: «град ручательств». Нельзя, конечно, исключить правдивость этих слов: скажем, уважаемый всеми человек попал в сложное положение, он нуждается в ручательствах, и эти ручательства сыплются на него со всех сторон. Но вообще-то Михельсон имел в виду ситуацию более прозаическую и обиходную – «град ругательств»...

Увы, справочники и прочие научные издания всегда находились в той же опасности, что и менее ученые книги. Как порезвился в них «бес опечатки»!

В книге Дмитрия Ивановича Менделеева «Бакинское нефтяное дело в 1886 году» число опечаток, кажется, было невелико. Но одна из них обрела долгую жизнь. Там среди прочего стояла такая фраза: «Крайне обязан также горному инженеру Семену Кузьмичу Квитке...» Но случилась опечатка, и благодарность была принесена не Квитке, а Квитко. И доныне во множестве энциклопедий, монографий, журналов упоминается инженер Квитко...

Перешагнем полстолетия с лишком. В 1947 году в московском Издательстве иностранной литературы увидел свет русский перевод книги Энрико Ферми «Молекулы и кристаллы». Среди опечаток в ней оказалась одна примечательная: утверждалось, что квантовые переходы молекул сопровождаются «испусканием свиста». Имелся в виду, конечно же, не свист, а свет.

Из воспоминаний сотрудника издательства Александра Гусева:

«Почти криминалистическое исследование провели. По всей редакционно-издательской цепочке. Выяснилось, что впервые „свист" прозвучал в рукописи переводчика, представленной в редакцию. Опечатка той, самой первой машинистки, которая печатала с рукописного оригинала. И никто не заметил. А читали: редактор, опять машинистка, считчик, корректор-вычитчик, наборщик, корректоры типографии и издательства, вновь редактор, переводчик. Это в верстке, потом все то же в сверке, в чистых листах, в сигнале. Пропустили все...»

Сигнальный экземпляр уже был готов, дело оставалось за тиражом. Но книгу великого физика Ферми подписывал в свет другой великий физик – академик М. А. Леонтович, заведовавший физической редакцией издательства. И он настоял:

«...„Надо давать в список, – сказал Михаил Александрович. – Опечатки, они разные бывают, одни глупые, другие, как вот эта, я бы сказал, талантливая. Но давать надо все, что заметили".

Я пытался объяснить то, что объясняли мне наши производственники. Что это задержит выпуск, что, мол, план есть план, что умному и так понятно, что, мол, принято давать лишь те, что меняют смысл и т. д.

Он слушал серьезно, как всегда, когда узнавал что-то новое для себя. Потом сказал: „Это же хорошая книга. Как все, что написал Ферми. Ферми надо издавать все. Эти книги надолго. И как же можно не давать список опечаток, если уж их заметили. А задержка – это же дни, а книга – на годы. Здесь уступать нельзя"...»

Исправление было внесено в список опечаток.

И еще один случай из тех же лет. В 1949 году в Москве вышел в свет солидный и объемистый сборник «Наука и жизнь». Уровень сборника понятен из одного факта: его открывал своей статьей президент Академии наук СССР Сергей Иванович Вавилов. Другие материалы были не менее учеными. Но и опечатки удались на славу! Там, где речь шла о световых волнах, читатель мог узреть такое выражение: «область слишком чистых волн». Имелись в виду, конечно, частые волны. А в статье о геологии был такой абзац:

«С первого взгляда все кажется очень просто. Стоит только что-то определить, затем произвести какие-то математические вычисления, и точный вывод уже готов – быстро и легко определен возраст природы. На практике же получается совсем не так».

И действительно, совсем не так. Речь ведь на самом деле шла о возрасте породы, камня, а никак не природы. Да и мыслимое ли это дело для геолога – определить возраст природы?

К чести ученых авторов и издателей, они поспели обнаружить ошибки в процессе печати – и внести их в список опечаток на последней странице. Туда попала и еще одна поправка, не имевшая к опечаткам никакого отношения, но весьма характерная для того непростого времени.

Шел 1902 год. Еще не поднимались в воздух первые самолеты.

Шел 1902 год. Еще не поднимались в воздух самолеты, кроме изобретенного в 1882 году русским конструктором А. Ф. Можайским».

Как же, забыть о Можайском! В годы борьбы с космополитизмом изобретатель был одним из тех русских героев, кого подняли на щит. И не беда, что аэроплан Можайского на самом деле не смог взлететь – приоритет должен быть за нами!

А вот еще разряд изданий, требующий от издателей высшей точности и аккуратности: статистические справочники. Одна перепутанная цифра – и картина меняется полностью! За примером далеко идти не надо.

В 1889 году Министерство внутренних дел провело однодневное статистическое исследование поднадзорной проституции в стране – и его итоги были напечатаны отдельным томом. Интереснейшая получилась книга, с десятками таблиц и сотнями цифр. Происхождение, образование, среднее количество проституток в борделях, даже возраст дефлорации – каких только сводок в ней не было! А вот национальный состав: как и можно было ожидать, среди проституток России было больше всего русских, а за ними с отставанием шли польки, еврейки, немки. Всего же национальностей насчитали тогда 46, включая испанок, турчанок, датчанок и самоедок.

Статистики постарались на славу. Но типографское воплощение их труда несколько снизило ценность добытой информации. Потому как число опечаток в книге явно превысило норму.

Краше всех вышла одна из сводных таблиц. В ней черным по белому было обозначено: в Санкт-Петербургской губернии 876 публичных домов, в Пермской – 383. А по Средней Азии и вовсе: в Самаркандской области 2610 борделей (прописью: две тысячи шестьсот десять), в Ферганской чуть поменьше – 1512, а уж в Семипалатинской области всего ничего – 510.

Сногсшибательные цифры, но вообще-то очень загадочные: из других таблиц нетрудно увидеть, что во всей Российской империи статистики насчитали 1216 домов терпимости.

Разгадка, разумеется, читателю ясна: опечатки! Домов терпимости было не 876 и 383, а всего-то 87 и 38. Не 2610, 1512 и 510, а 26, 15 и 5.

Что и говорить, заметная разница. Не знаю уж, был ли наказан за это редактор книги, младший редактор Центрального статистического комитета МВД А. Дубровский...

Что ж, опечатки попадаются в самых солидных, самых авторитетных, самых ученых изданиях. И имеют иногда неожиданные последствия. Долгое время считалось, например, что у небольшого российского города Луга есть два герба: один «под эгидой» Псковской губернии, другой – Костромской губернии. Но как же такое могло случиться? Конечно, границы губерний время от времени менялись, город мог переходить из одной губернии в другую – но чтобы Луга да в Костромскую? Ведь куда ближе Костромской Новгородская, Тверская, даже Ярославская!

Причина рождения второго герба – опечатка. И не где-нибудь, а в авторитетнейшем Полном собрании законов Российской империи. В Костромской губернии числился «город Лух с уездом», и вот этому-то Луху и был присвоен герб. Но составители Полного собрания напечатали название города неверно: вместо «Луху» – «Луге». Так Лух герба лишился, а Луга его приобрела.

Решено было не допустить ни одной ошибки. Держали двадцать корректур. И все равно на титульном листе было напечатано: «Британская энциклопудия».

Ну а что же энциклопедии? Может быть, они сумели устоять в борьбе с «бесом опечатки»? Не верить же, в самом деле, смешной выдумке Ильи Ильфа – разве может в английском языке появиться слово «энциклопудия»?

Это и вправду выдумка. Но по сути вопроса Ильф прав: в отношении опечаток энциклопедии и энциклопедические словари тоже грешны. Как заграничные, так и отечественные.

Оставим за скобками забытые ныне энциклопедии, хотя и в них можно найти немало любопытного. (Во «Всенаучном (энциклопедическом) словаре» 1878 года, например, написано, что Генрих Гейне «как прозаик был остроумным и метким стариком». В перечне опечаток поправлено: не стариком – сатириком...) Но вот знаменитый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, флагман отечественных энциклопедий.

Берем первый том этого 86-томного издания. Сколько тут пищи для собирателя опечаток! Скажем, приводятся сведения об австрийских депутатах – и сообщено, что четыре депутата избираются «от торговых и промышленных камер». Попробуй догадаться, что в виду имеются торговые и промышленные палаты!

В том же томе статья про мыслителя и хироманта Агриппу Неттесгеймского содержит такую фразу: «поступив в военную службу, получил в чине капитана звание ревизора». Ревизор в средневековой армии – это что-то особенное! А вот в типографии, печатавшей этот том, ревизия вполне могла быть, отчего и наборщику слово запало в душу. Только помянутый Агриппа получил звание не ревизора – рыцаря.

А еще в этом томе – новгородский архиепископ Мемарий (на самом деле Макарий), «северные» источники (вместо «серные»), «темнокоричневые» племена (конечно, «темнокожие»). И совсем замечательный «вторичный пропиленный алкоголь». Он на самом деле – вторичный пропильный. Но на слух простого человека «пропиленный» звучит как-то вернее...

В других томах Брокгауза тоже опечаток немало – но и не так уж много, как в первом. Вот как раз тот случай, когда первый блин вышел комом! Не случайно издатели после выхода первых 8 томов сменили редакторскую группу энциклопедии, и дальше дело пошло на лад...

Впрочем, и в других томах Брокгауза можно встретить примечательное: «р. Лимпило» (на самом деле это известная всем с детства река Лимпопо), «ноги» вместо «ночи». Есть и сообщение про Верхоленские золотоносные россыпи: они-де находятся в среднем течении реки Лены «и по притокам Бея». Загадочный Бей проясняется в списке опечаток: вместо «Бея» надо читать всего-то-навсего «ея». То есть по притокам самой Лены. Хороша, наконец, информация про Вилюйский округ: оказывается, средняя летняя температура там минус 14 градусов по Цельсию. Морозно! В списке опечаток поправлено: не минус, а плюс четырнадцать.

С Брокгаузом по размаху и авторитету может сравниться только одна отечественная энциклопедия – Большая советская. Разумеется, все три ее издания тоже знакомы с опечатками. И хотя таких красочных, как у Брокгауза, сыскать не удалось, но примечательные все-таки есть.

В первом томе первого издания БСЭ наборщики, например, спутали буквы русского и латинского алфавитов. Вот и получилось: самолет «Conbur» (на самом деле «Сопвич»), а авиамотор, наоборот, «Сив» (надо бы по-английски – «Cub»).

Среди опечаток второго издания БСЭ есть такая: перечисляя все университеты СССР с датами их основания, энциклопедия назвала и Черниговский, основанный в 1875 году. В Чернигове университета, однако, не было, это опечатка. Университет был Черновицкий.