Часть первая 13 страница

К тому времени, когда церемония наконец завершилась, ей хотелось только одного: свалиться где-нибудь бесформенной массой. Она пыталась убедить Зака пойти с друзьями на выпускной вечер. «Ты запомнишь это на всю жизнь», — устало повторяла она, хотя оба знали, что это ложь. Умом она понимала, что должна заставить его пойти, сделать вид, что его жизнь продолжается и идет вперед, но ничего подобного она не ощущала.

Домой ехали молча. Она сидела, привалившись к окну, промерзнув до костей, хотя обогреватель сиденья был включен на максимум. За ее спиной сидел Зак и барабанил пальцами по подлокотнику, а когда они приехали домой, он пулей выскочил из машины и убежал к себе наверх. Наверняка хотел забыться за какой-нибудь видеоигрой.

— Там была Лекси, — сказал Майлс позже, когда они с Джуд остались одни на кухне.

Ее захлестнула ярость. Лекси, побывавшая в той машине, осталась цела и здорова, если не считать загипсованной руки.

— Надо же, какая смелая. Надеюсь, Зак ее не видел.

— Видел, — сказал Майлс, глядя на жену. — Не нужно так, Джуд. Будет только хуже.

— Хуже? Ты шутишь? Разве бывает хуже?

— Не заставляй Зака выбирать между тобой и Лекси. Он любит тебя, сама знаешь. Он всегда делал все, чтобы ты им гордилась. Не используй теперь это против него. Им с Лекси предстоит многое решить.

Джуд тяжело вздохнула и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь.

Следующие сорок восемь часов она не покидала постели, то спала, то плакала, проснувшись. Часами лежала, не открывая глаз, думая: «Приди ко мне, Миа», разговаривая с дочерью, но ничего не происходило. Ни дуновения ветерка по лицу, похожего на дыхание, ни мигания лампы на тумбочке. Ничего. Впрочем, она и сама не верила, что Миа может ее услышать.

Когда все-таки она выбралась ползком из кровати, то выглядела как бездомная старуха, нашедшая на улице дизайнерское платье и не снимавшая его несколько недель. Она знала, что Майлс ее не понимал. Прошлой ночью он посмотрел на нее с состраданием, когда она не сумела надеть ночную сорочку. Он не понимал, что она превратилась в хрупкую тростинку. Ей казалось, если она поднимет руку, та сломается.

Джуд переоделась в старый спортивный костюм. Не утруждаясь тем, чтобы принять душ или почистить зубы, она вышла из спальни, привлеченная ароматом кофе.

Майлс сидел на кухне за стойкой и пил кофе. При ее появлении он приосанился, улыбнулся с облегчением, что должно было согреть ее разбитое сердце, но не согрело.

Работал телевизор. Джуд не успела еще произнести ни слова, как услышала комментарии диктора новостей: «… убила свою подругу, сев пьяной за руль, всего за неделю до окончания школы».

Джуд не следовало смотреть на экран, но она посмотрела. От вида искореженного «мустанга» с разбитым ветровым стеклом ей чуть не стало плохо. Прежде она не видела этой фотографии, а потом на экране возникло лицо Лекси с широкой улыбкой.

«Президент местного отделения „Матери против пьяных водителей“ Норма…»

Майлс нажал на пульт, и экран почернел.

Она снова вспыхнула от гнева, в котором потонули все прочие чувства. Майлс о чем-то говорил, но она ничего не слышала, кроме оглушительного рева в своей голове. Налив себе в чашку кофе, Джуд вышла из кухни.

Как ей пережить все это? Как не рухнуть, когда однажды она столкнется на улице с Лекси?

Лекси, которая продолжает жить…

Джуд стояла в гостиной, охваченная дрожью, и думала, что ей делать. Может быть, лучше вернуться в постель?

Она закрыла глаза, пытаясь стереть из памяти то фото машины, которое только что показали по телевизору.

Поначалу ей показалось, что стучит ее сердце, и она подумала, какой странный стук, а потом поняла, что кто-то стучится в дверь. Встрепенувшись, она пошла открывать, ожидая увидеть кого-то из подруг с запеканкой и очередным: «Мне так жаль», но на пороге стоял незнакомец, высокий элегантный седовласый человек в синем костюме в тонкую полоску.

— Здравствуйте, миссис Фарадей. Не знаю, помните ли вы меня. Я Деннис Аслан. Мне поручено выступить обвинителем в вашем деле. Моя племянница, Хелен, закончила школу вместе с Закари.

Джуд облегченно выдохнула, хотя до этой секунды не подозревала, что задержала дыхание.

— Да, Деннис. Конечно, я помню вас. Вы помогали при строительстве новой спортивной площадки в Ротари-парк.

— Да, верно. Простите, что заехал без звонка, но ваш телефон, видимо, отключен.

— Репортеры, — пояснила Джуд, отступая. — Без конца звонят и просят «прокомментировать нашу трагедию». Входите. — Она привела его в гостиную, которую сквозь гигантские окна освещало солнце. В этот ясный день вид на залив был особенно красив.

Деннис едва успел присесть, как в комнату вошел Майлс, одетый в шорты для бега.

— Майлс, — сказала Джуд, — это Деннис Аслан. Он выступит обвинителем в нашем деле.

Майлс посмотрел на гостя.

— Я даже не подозревал, что мы ведем дело.

Деннис поднялся с места.

— Об этом я и хотел с вами поговорить. Я испытываю большое давление от организации «Матери против пьяных водителей» и местной общественности, требующих обвинить Алексу Бейл в убийстве при вождении под воздействием алкоголя. Судебное разбирательство может вылиться в продолжительное и тяжелое испытание, потому мне хотелось бы знать, какова ваша позиция.

— Что будет с Лекси? — поинтересовался Майлс.

— Если ее осудят, она может получить больше пятнадцати лет тюремного заключения, хотя, скорее всего, такой исход — крайняя мера. Ее также могут признать невиновной или заключить с ней соглашение о принятии вины по менее тяжкому обвинению. Какой бы путь вы ни выбрали, тем не менее семье жертвы приходится тяжело.

Джуд поморщилась при слове «жертва».

— Думаю, никому не станет легче, если Лекси попадет в тюрьму, — сказал Майлс. — Нам нужно простить ее, а не наказывать. Быть может, другие подростки чему-то научатся на ее примере? Она могла бы…

— Простить? — Джуд не поверила своим ушам.

— А вы чего хотите, миссис Фарадей? — спросил Деннис.

Джуд знала, как бы она ответила раньше, до того, как все случилось: Майлс прав. Только прощение могло бы умерить ее боль.

Но она больше не была той женщиной.

— Справедливости, — наконец произнесла она, увидев, что Майлс разочарован. — Какая мать не захотела бы этого?

* * *

За девять дней, что прошли после выпускной церемонии, Лекси превратилась в потерянную душу. В понедельник утром она, как всегда, пришла на работу в кафе-мороженое и услышала, что уволена. Хозяйка говорила по-доброму, но увольнение есть увольнение. «Постарайся понять, — уговаривала ее миссис Солтер, — сейчас в городе все на тебя злятся. Если останешься здесь работать — это плохо скажется на бизнесе».

После этого Лекси не выходила из дома, читала одну книгу за другой. Вот и сейчас она читала, когда в дверь постучали.

— Лекси!

— Да?

— Пришел твой адвокат.

Лекси отложила книгу и вышла в гостиную.

— Против тебя выдвинуто обвинение, — сообщил Скот Джейкобз, прежде чем Лекси успела присесть. — Убийство при вождении под воздействием алкоголя и повреждение транспортного средства. Слушание назначено на среду. Мы заявим о твоей невиновности и узнаем дату заседания суда.

— Невиновность? — переспросила Лекси, стараясь вникнуть в услышанное. Она даже не могла понять, что почувствовала в этот момент.

— Дело не в том, что ты была за рулем, что погибла Миа. Вопрос в юридической ответственности. Случилась авария, а ты не совершала преступления. Поэтому наш план…

Лекси не слушала все то, что последовало за «ответственностью». Внезапно она превратилась в собственную мать, пытавшуюся скрыться, убежать от того, что натворила.

— Нет, — сказала она резко.

Скот посмотрел на нее.

— Что «нет», Лекси?

— Я собираюсь признать себя виновной, — сказала она.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — вступила в разговор Ева.

Лекси прониклась к тете еще большей любовью за эти слова.

— Брось, Ева. Неужели мне должно сойти с рук убийство лучшей подруги? Я это сделала, и мы не можем себе позволить…

— Ты не признаешь себя виновной, — повторила Ева. — У меня есть деньги в пенсионном фонде.

— Ты позволяешь взять верх эмоциям, — сказал Скот. — Я вижу, что ты хороший человек и хочешь поступить как надо, но признание вины — это не выход. Убийство при вождении в нетрезвом состоянии — тяжкое преступление, и наказывается оно вплоть до пожизненного заключения. Поверь мне, тюрьма — не то место, где тебе нужно оказаться, Лекси. А при нынешних настроениях общественности нам придется сражаться за твою свободу.

Неужели она сможет заявить в суде о своей невиновности, когда все знают, что она виновна?

— И ты, тетя, и я понимаем, как по совести нужно поступить. Неужели ты не хочешь, чтобы я поступила правильно?

— Ты слишком молода, чтобы рассуждать об этом, Лекси. Ты совершила ужасный поступок. Призна ю. Но будет ли выходом тюрьма? Нет. Ты была там, навещала свою мать. — Ева подошла ближе и обхватила лицо Лекси сухими ладонями. — Я знаю, ты волнуешься обо мне, но не переживай. Мы можем себе позволить расходы, на какие придется пойти.

— Даже если бы ты признала себя виновной и мы согласились принять вину по менее тяжкому обвинению, — сказал Скот, — судья вовсе не обязан учитывать эту сделку. Он может приговорить к любому сроку по своему решению, оставаясь в рамках закона. В присутствии средств массовой информации он, возможно, захочет сделать из тебя пример, и тогда, Лекси, ты проведешь свою жизнь за решеткой.

— А я и есть пример, — тихо сказала Лекси. — Я самое плохое, что только бывает на свете, и пусть ребята это знают. Как можно предстать перед судом и заявить о своей невиновности?

— Неужели та ночь принесла тебе мало горя? — спросила Ева.

— Разговор окончен. Вы платите мне за мой совет, а он следующий: ты заявишь о своей невиновности.

Лекси вздохнула. Они говорили о законе и ее будущем. Все это на самом деле было лишено смысла, но они изо всех сил старались ее спасти. Она не хотела их разочаровывать. Особенно Еву.

— Ладно.

* * *

В зале суда Джуд заняла кресло между мужем и сыном. Зак сидел абсолютно прямо, о чем она часто просила его в прошлом. Теперь же не приходилось напоминать, чтобы он подтягивал штаны, носил ремень и убирал в своей комнате. Она знала, почему: он очень старался ничем ее не огорчать. Жил в страхе сказать что-то не то, сделать что-то не так, довести ее до слез. Особенно здесь, на виду у всех знакомых.

Места в зале заседания заполнились быстро. Как только стало известно об аресте Лекси и предъявлении обвинения, весь город старался попасть на это слушание. Люди выстраивались в очередь еще до рассвета, надеясь получить место. У каждого нашлось собственное мнение: некоторые считали Лекси жертвой; другие объявили ее опасной для общества. Третьи же обвиняли Джуд и Майлса — они, мол, плохие родители, недостаточно следили за своими детьми; это делали те родители, которые клялись, что их собственные дети никогда не пьют. Несколько молокососов считали, что все зло в проклятом возрасте — двадцать один год, а вот если бы пить разрешили с восемнадцати лет, то ничего бы подобного не произошло.

Местные репортеры и два представителя национальной прессы слонялись по коридору перед залом.

Джуд не смотрела по сторонам, ей не хотелось видеть ни друзей, которыми она обзавелась за эти годы, ни женщин, с которыми она болтала во время школьных вечеринок или встречая в магазинах. Многие из них не раз ей звонили, и она даже брала трубку, но разговоры редко затягивались. Джуд просто не знала, о чем говорить. К тому же ее не волновало, что представительницы общества «Матери против пьяных водителей», собравшие пресс-конференцию как раз этим утром, потребовали тюремного заключения для Лекси.

Лекси.

Одного имени было достаточно, чтобы Джуд взвилась от гнева или отчаяния. Она очень старалась не думать о девушке, которая все это сотворила, которая убила ее дочь. Девушке, которую когда-то любил ее сын. Девушке, которую когда-то любила она сама.

— Простите, что опоздала, — сказала Каролина, занимая свободное место рядом с Заком.

Судья стукнул молотком, призывая к порядку.

На галерке притихли.

— Мисс Бейл, — сказал судья, — вы знаете, в чем вас обвиняют?

За столом ответчика поднялись Лекси и ее адвокат. Она выглядела невероятно хрупкой и маленькой. Волосы неухоженные, неукротимые в своей кудрявости. Дешевые черные брюки, чуть коротковатые.

— Да, ваша честь, — ответила Лекси.

— И что вы скажете на обвинение в убийстве при вождении под воздействием алкоголя?

Лекси выдержала паузу.

— Виновна, ваша честь.

В зале на секунду наступила мертвая тишина, а затем поднялся шум. Оба юриста вскочили с мест и принялись одновременно что-то доказывать, стараясь перекричать друг друга.

— В мой кабинет, — приказал судья. — Немедленно. Вы тоже, мисс Бейл.

Лекси последовала за своим адвокатом, слыша, как за спиной яростно перешептывается публика.

Зак повернулся к Джуд:

— Не понимаю. Что она делает?

Джуд сидела, застыв, и старалась дышать бесшумно, но у нее плохо получалось, а еще она пыталась ничего не чувствовать и никак не реагировать на происходящее. Это была какая-то уловка, хитрость, чтобы завоевать сочувствие. Она бы не смогла ответить Заку, даже если бы знала, что сказать. Наконец юристы вернулись в зал. Люди притихли.

Судья занял свое место и обратился к Лекси:

— А по части обвинения в повреждении транспортного средства?

— Виновна, ваша честь, — сказала Лекси.

Судья кивнул.

— Мисс Бейл, мой долг напомнить вам, что у вас есть право на суд присяжных в данном случае. Вы сознаете, что, признавая себя виновной, вы лишаетесь этого права?

— Сознаю, ваша честь.

— И вы понимаете, что признание вины означает следующее: вас осудят за это преступление без судебного разбирательства и, возможно, подвергнут незамедлительному заключению под стражу?

— Понимаю, ваша честь, — повторила она, на этот раз увереннее.

— Хотя дело необычное, учитывая его ужасные последствия, суд готов вынести окончательное решение. Мисс Бейл, у вас есть заявление для суда?

Лекси коротко кивнула и поднялась.

— Да, ваша честь.

— Можете пройти к трибуне, — распорядился судья.

Лекси заняла указанное место и осмотрела публику. Взгляд ее устремился на Зака.

— Я выпила, села за руль и убила свою подругу. Мой адвокат утверждает, что вина или невиновность — вопрос юридический, но он неправ. Разве я могу чем-то искупить содеянное? Это главный вопрос. Не могу. Не могу. Я могу лишь ответить за это и сказать, как глубоко, глубоко сожалею. Я люблю… Зака и его родителей. Я люблю Мию. Я всегда буду их любить, и я молюсь, чтобы однажды они услышали эти слова и не испытали боли. Благодарю вас. — Она вернулась к столу ответчика и опустилась на стул.

Судья взглянул на разложенные перед ним бумаги.

— У меня здесь ходатайство «Матерей против пьяных водителей» с просьбой о вынесении такого приговора, который наглядно показал бы нашей молодежи все трагические последствия происшедшей по вине мисс Бейл аварии и неотвратимость справедливого наказания. Этот трагический случай должен стать назиданием для всех подростков, чтобы они знали, что их ждет в подобных обстоятельствах. А теперь хочу обратиться к семье погибшей. — Судья поднял взгляд и мягко улыбнулся. — Знаю, это неожиданно, но не хотел бы кто-нибудь из вас выступить с заявлением?

Майлс посмотрел на Джуд. Обвинитель предупреждал, что им разрешат высказаться в конце судебного заседания, поэтому они продумали заранее, что скажут, но предполагалось, что заседание состоится не раньше чем через несколько недель.

Джуд неуверенно пожала плечами.

Майлс поднялся и постоял секунду. На его скуле едва заметно дернулся желвак, что и выдало глубину его переживаний. Глядя на него сейчас, никто бы не заподозрил, что с недавних пор он стал плакать во сне.

Он поправил бледно-розовый галстук и прошел к трибуне, глядя на своих друзей и соседей.

— Уверен, все здесь знают, что для моей семьи это было невероятно трудное время. Нет слов, чтобы выразить горе от нашей потери. И все же я удивлен заявлением Лекси Бейл. Полагаю, ее адвокат советовал ей не делать этого. Я знаю Лекси. Последние несколько лет она была нам как родная. Знаю, если бы только было можно, она бы поступила иначе, и я не настолько наивен, чтобы считать ее виновной, а моих собственных детей безупречными. Мне бы следовало категорически запретить им пить, вместо того чтобы вспоминать мои годы ученичества в старших классах. Мне бы следовало быть с ними пожестче и убедительнее преподать им урок насчет алкоголя. Здесь разыгралась большая трагедия, в которой виноваты многие. Вина падает не на одну Лекси.

Он посмотрел на Лекси.

— Я прощаю тебя, Лекси, если это хоть чего-то стоит, и я восхищен твоим решением признать вину. Не уверен, что посоветовал бы собственным детям поступить так же. Благодарю вас, ваша честь, за возможность высказаться, — наконец произнес Майлс, глядя на судью. — Прошу вас только отнестись к Лекси как к девочке, совершившей ужасную ошибку и поплатившейся за нее, а не как к хладнокровному убийце. Тюрьма — не решение проблемы. Это будет еще одна трагедия, которых и так случилось предостаточно. — Он сошел с трибуны и вернулся к себе на место.

Джуд не принимала решения выступить. Она чувствовала себя марионеткой, которую дергают за ниточки. Она шла резко, неловко. Она даже не знала, о чем будет говорить, пока не оказалась на трибуне, глядя на людей, знакомых ей всю жизнь. На ее глазах росли вместе с ее собственными их дети, она ходила на их дни рождения. У некоторых были младшие дети, которым еще предстояло узнать, что такое вечеринки с выпивкой.

— Зачем только я позволила своим детям пойти на ту вечеринку? … — тихо произнесла она, чувствуя, как внутри у нее что-то сломалось. — Зачем только они напились, почему Миа не пристегнула ремень? Если бы только они мне позвонили, я бы приехала и забрала их. — Джуд умолкла, а потом, собравшись с силами, продолжила: — Я больше никогда не обниму свою дочь. Не сделаю ей прическу в день свадьбы, не возьму на руки ее первенца. — Она достала из кармана кольцо, которое купила Мии в честь окончания школы. Золото ярко сверкнуло под люминесцентными лампами, пустые лапки напоминали скрюченные пальцы. — Это кольцо я собиралась подарить дочери на выпускном в честь окончания школы. Думала, что розовая жемчужина будет красиво в нем смотреться, но хотела, чтобы она сама выбрала камень. — Тут голос ее затих, а силы улетучились. Она посмотрела на Лекси, которая сидела и плакала. Эти слезы должны были что-то означать для Джуд, она это понимала, но они ее не тронули. Сожалением Мию не вернуть. — Я не могу простить Лекси Бейл. Хотела бы, но не могу. Быть может, правосудие мне поможет. По крайней мере, это послужит уроком какому-нибудь подростку, который, выпив, решит сесть за руль после вечеринки и поехать домой. — Она направилась к своему месту, стараясь не замечать явного разочарования Майлса.

— Миссис Ландж, вы хотите что-либо сказать? — обратился судья к Еве.

Тетушка Лекси медленно пошла к трибуне. Она не поднимала головы и смотрела под ноги.

— Я необразованная женщина, ваша честь, но я понимаю, что правосудие и месть две разные вещи. Лекси хорошая девочка, но она совершила неправильный поступок. Я горжусь ею, потому что она мужественно встала здесь и признала свою вину. И я умоляю вас быть милосердным при вынесении приговора. Она может совершить много хорошего в этой жизни. Я боюсь того, что сделает с ней тюрьма. — Ева перевела дыхание, стараясь справиться с волнением, и вернулась на место.

Судья оглядел зал.

— Кто-нибудь еще?

Джуд почувствовала, как сын заерзал, а затем медленно поднялся с места.

По залу пробежал шумок. Джуд поняла почему. Зак очень изменился: ожоги, бритая голова, обесцвеченная кожа вокруг глаз, а самое главное для тех, кто хорошо знал сына, — его печаль. Прежнего мальчишки, который так часто улыбался, больше не было. Его место занял бледный, изменившийся двойник.

— Закари? — произнес судья.

— Виновата не только она, — сказал он, не выходя к трибуне. — В ту ночь я должен был вести машину. Я дал маме слово, я пообещал не пить. Но все равно выпил, да, я выпил. Если бы она не села за руль, то вести машину пришлось бы мне. Это я должен пойти в тюрьму вместо нее.

Он опустился на место.

— Прошу вас встать, мисс Бейл, — сказал судья. — Пьяные подростки за рулем стали для этой страны настоящей бедой. Токсикологическая экспертиза подтвердила, что вы находились в состоянии алкогольного опьянения, когда решили сесть за руль машины. В результате погибла девушка — трагедия для семьи и всего общества. — Он посмотрел на Зака. — Моральная ответственность за катастрофу лежит не только на вас, но юридически ответственность за преступление несете вы. Совершенно очевидно, что никакой срок тюремного заключения не восполнит потерю Мии, не принесет утешения семье Фарадеев. Но я уверен, что для других подростков это послужит примером и они поймут, как рискуют, когда, выпив, садятся за руль. Я приговариваю вас к шестидесяти пяти месяцам заключения в исправительном учреждении.

И стукнул молотком.

* * *

Лекси услышала, как вскрикнула тетя.

К ней подошли охранники, один из них завернул ей руки за спину и защелкнул на запястьях наручники. Она почувствовала объятие тети, но сама не смогла обнять ее в ответ, а от того, что произошло за последние недели, ей стало особенно горько.

Впервые она по-настоящему, всерьез испугалась. До сих пор она думала только о своей вине и искуплении, но как же ее тело? Каково это — провести больше пяти лет за решеткой?

— Лекси, — заливаясь слезами, спрашивала Ева, — зачем?

— Ты взяла меня к себе, — сказала Лекси. Даже сейчас, во время этих событий, для нее это было очень важно. Но слова ей давались с трудом. — Я не могла позволить, чтобы ты попусту растратила на меня свои сбережения.

— Попусту?

— Я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

Ева бурно разрыдалась.

— Будь сильной, — сказала она. — Постараюсь навещать тебя как можно чаще. Я тебе напишу.

— Время вышло, — сказал охранник, и Лекси почувствовала, как он потянул ее за собой. Ее вывели из зала, после чего они прошли длинный коридор и поднялись на два пролета и попали в тесную комнатушку с цементными стенами, без окон, с одной металлической скамьей и металлическим унитазом без сиденья. Пахло мочой, пУтом и засохшей рвотой.

Лекси не захотела присесть, так и осталась стоять в ожидании.

Ждать пришлось недолго. Вскоре охранники вернулись. Они вывели ее из здания суда и направились к ожидавшей их полицейской машине.

— Везем тебя прямо в тюрьму, — сказал Лекси один из них.

Тюрьма. Исправительный центр для женщин штата Вашингтон.

Лекси молча кивнула.

Охранник надел ей кандалы на щиколотки, пристегнул наручники к цепи, обмотанной вокруг талии.

— Пошли.

Она заковыляла за ним, низко опустив голову. В полицейской машине ее пристегнули к заднему сиденью. Цепь на талии больно впивалась в спину, поэтому пришлось сидеть, наклоняясь вперед, чуть ли не упираясь носом в решетку, отделявшую офицеров на переднем сиденье. Завернув за угол, машина остановилась на светофоре.

По переходу Фарадеи пересекали улицу; их словно вырезали из бумаги, такие они были тонкие, хрупкие, согбенные. Зак с поникшими плечами, опустив голову, шел за родителями. Лекси видела его бритую голову и обожженную скулу, его трудно было узнать.

Но вот на светофоре зажегся зеленый свет, и машина тронулась.

* * *

Тюрьма оказалась монолитом из серого бетона за оградой из тонкой проволоки. А вокруг — зеленые деревья, синее небо. На таком красивом фоне здание выглядело еще более темным и грозным.

Приближаясь к той жизни, о которой она никогда не задумывалась, Лекси вдруг пронзительно остро пожалела, что не воспользовалась советом адвоката и не заявила о своей невиновности.

В тюрьме ее сначала поместили в огромную клетку. Стальные решетки, стены из плексигласа и женщины в хаки, сбившиеся в стайки, — вот что увидела Лекси.

Она закрыла глаза, попыталась отрешиться от действительности.

Наконец за ней пришел охранник, отпер клетку и повел куда-то. Она стояла, окаменев, пока он снимал отпечатки пальцев. Потом ее поставили перед фотоаппаратом, сделали снимок. После чего кто-то крикнул: «Следующий!» — и она снова двинулась вперед, шаркая, углубляясь в звенящее, пульсирующее чрево тюрьмы.

Охранник завел ее в какое-то помещение.

— Она ваша.

Вперед шагнули две женщины.

— Раздевайся, — велела одна, опуская пухлую ладонь на рацию, прикрепленную к поясу.

— П-прямо здесь?

— Мы можем помочь…

— Я сама. — Руки Лекси тряслись, пока она расстегивала ремень.

Надзирательница отобрала у Лекси ремень — потенциально опасный предмет — и свернула его.

С трудом сглотнув, Лекси расстегнула брюки, перешагнула через них. Потом сбросила черные туфли без каблуков и белую рубашку. Ей понадобилась вся ее храбрость, чтобы завести руки за спину и расстегнуть лифчик.

Когда она полностью разделась, более грузная надзирательница выступила вперед.

— Открой рот.

Лекси исполняла одно унизительное указание за другим. Она открывала рот, высовывала язык, приподнимала груди, кашляла, растопыривала пальцы. Потом ее заставили повернуться и согнуться пополам.

— Разведи в стороны ягодицы.

Она послушно исполнила и это.

— Ладно, заключенная Бейл, — сказала надзирательница.

Лекси медленно выпрямилась и снова повернулась к ней лицом. Она не могла смотреть женщине в глаза, поэтому уставилась на грязный пол.

Надзирательница вручила ей стопку одежды: потертые белые теннисные туфли, штаны и рубаху цвета хаки, поношенный белый лифчик и две пары застиранных трусов.

Лекси поспешно оделась. Лифчик не подходил по размеру, трусы натирали кожу, носков вообще не было, но, разумеется, она ничего не сказала.

— Выбирай осторожно, с кем водиться, Бейл, — произнесла надзирательница голосом, никак не вязавшимся с ее грубой внешностью.

Лекси понятия не имела, что следует ответить.

— Пошли, — сказала женщина, указывая на дверь.

Лекси последовала за ней из приемного отделения обратно в тюрьму, где стоял оглушительный шум, свист, топот. Не поднимая глаз, она шагала, чувствуя, как подпрыгивает под ногами пол оттого, что сотни женщин в камерном блоке одновременно топают.

Наконец они дошли до ее камеры, тесного пространства, ограниченного с трех сторон бетонными стенами, а с четвертой — крепкой металлической дверью с маленьким окошечком, предназначенным, вероятно, для того, чтобы надзирательницы могли смотреть, что происходит внутри. В камере была двухъярусная кровать с тонкими матрасами, унитаз, раковина и маленький столик. На нижней койке сидела тощая девица с татуировкой в виде креста на шее. При появлении Лекси она оторвалась от журнала.

Дверь с лязгом захлопнулась, но Лекси по-прежнему слышала топот и свист, разносившийся по всему блоку. Она скрестила руки на груди и стояла, дрожа.

— Я на нижней, — сказала девица, оскалив коричневые неровные зубы.

— Ладно.

— Меня зовут Кассандра.

Лекси только сейчас заметила, какая у нее молодая сокамерница. Морщинки на лице и темные круги под глазами старили девушку, но Кассандре, вероятно, было чуть за двадцать.

— А я Лекси.

— Мы здесь на карантине. Просидим вместе недолго. Ты ведь знаешь?

Лекси ничего не знала. Она постояла так еще с ми нуту, затем забралась на шаткую койку, пахнущую потом других женщин, легла на грубое серое одеяло и, уставившись в грязный серый потолок, невольно вспомнила мать, тот единственный ужасный визит в тюрьму, когда она пошла ее навестить.

«Вот и я здесь, мама. Совсем как ты».

До аварии Джуд могла бы сказать, что способна вынести все, что угодно, но теперь горе полностью завладело ею. Умом она понимала, что нужно с ним как-то справиться, и тем не менее не представляла, что для этого сделать. Она была как пловец в открытом море, который видит, что к нему приближается огромная волна. Ее мозг отдавал команду: «Плыви», но непослушное тело зависло на месте, словно разбитое параличом.

Для окружающих суд явился окончанием истории. Правосудие свершилось, пора возвращаться к будням. Со всех сторон Джуд ощущала теперь давление, все требовали от нее излечения.

А она вместо этого как будто погрузилась в серую вязкую массу. Только так можно описать ее жизнь. У нее началась депрессия, какой она прежде не знала и даже не подозревала, что такая существует. Ее перестало что-либо интересовать, она ничего не хотела, ничего не ждала и ничего не делала.

За последние шесть недель все знакомые, один за другим, потихоньку от нее отдалились. Она понимала, что разочаровала своих друзей и родственников, но ей все было безразлично. Все ее чувства или безвозвратно ушли, или оказались похороненными в плотном тумане, практически растворились в нем. Временами, правда, у Джуд случалось просветление — она могла отправиться в магазин или на почту, но при этом всегда рисковала очнуться неизвестно где: перед прилавком с глянцевыми фиолетовыми баклажанами, с письмом в руке, совершенно не помня, как она сюда добралась и что ей здесь понадобилось. Дважды она отправлялась в магазин в пижаме, а один раз надела туфли от разных пар. Простая задача превращалась для нее в неприступный Эверест. О том, чтобы приготовить обед, вообще не шла речь.