Персефона

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Персефона

Белый кирпич – это великолепно для камина, а вот о гриппе могу только сказать, что справляться с ним не умею.

Говоря по правде, я плохо справляюсь и с преподаванием. Ходит слух, что на этой неделе у меня должен появиться Призрак: Бестер уже нацелился и, вероятно, посетит мой класс. Что я буду делать, если он придет на мои занятия с «особо отстающими»?

Сегодня, в связи с изучением мифов, я написала на доске стихи Эдны Миллей: «Молитва Персефоне». Ты помнишь их?

При виде стихов они заохали – чего ж еще делать. Но когда я спросила, кто говорит (возлюбленный о возлюбленной, мать о ребенке), Вивиан Пейн робко подняла руку: «А может быть, учитель?»

Но, впрочем, не в этом главное. Главное – ученики. Как нам нужно, чтобы они нас понимали, и в то же время мы не можем быть слишком близкими. Отношения учителя с учеником – это что‑ то вроде хождения по канату. Знаю, как осторожно должна я выбирать слова и жесты. Понимаю, как трудно балансировать между дружелюбием и фамильярностью, достоинством и отчужденностью. Я особенно ощущаю все это при попытке завоевать Фероне. Не могу понять, почему это так много для меня значит. Может быть, потому, что он, как и я, мятежник в своем роде? Может быть, потому, что его так обидели? Он слишком ярок, слишком умен, чтобы затеряться в толпе.

Я хочу узнать его, всех их. Помочь им можно, только говоря на их же языке. Да и что у нас есть, кроме слов? Я всегда с жадностью читаю ребячьи сочинения, вытряхиваю записки из ящика пожеланий, слушаю.

Ты задаешь наивные вопросы, дорогая. Ты спрашиваешь, к примеру, почему я «кочую». Да потому, что Мэри Льюис проводит два урока в моей классной комнате. Почему не в своей? Потому что там занимается другой «кочевник». Мы делим пополам и доску для объявлений, и классную доску. Кстати, мне всегда любопытно посмотреть, что там, на ее половине.

Мэри говорит, что она предпочитает мою 304‑ ю, потому что в ней передвижные парты, в ее же классе – маленькие, прикрепленные к полу со времен начальной школы, поэтому нашим подросшим ученикам некуда девать ноги.

Я тоже. Он умен, остроумен и, конечно, очень красив. Эта приподнятая бровь! Но есть в нем что‑ то скользкое. Он буквально не выносит соприкосновения с ребятами, и один вид набитого битком коридора вызывает у него содроганье. Он всегда ждет, когда схлынет коридорное течение, и только тогда выходит из класса. Все девочки без ума от него. «Что мне в нем нравится, – сказала одна из моих учениц, – так это легкость, с какой он проходит по классу и небрежно садится на стол».

Только ты и мама не забываете меня. Она постоянно тревожится о том, как я живу одна в большом городе, как обхожусь без настоящей кухни. И все шлет мне вырезки из джонсборских газет: нападение, изнасилование, убийство. И на полях – одно и то же: «Будь осторожна». Ей кажется, что только в стенах школы я в безопасности.

P. S. Знаешь ли ты, что только 21% городского бюджета Нью‑ Йорка выделяется на образование, тогда как в небольших городах – до 70%?