В плену стереотипов

Весомую поддержку прибалтийским независимцам оказали «демократы» России. Уже на I Съезде народных депутатов СССР (май — июнь 1989 г.) обнаружилось, что последние готовы блокироваться с кем угодно во имя борьбы с союзным центром и КПСС. Произошло своеобразное разделение труда: прибалтийские делегации, за исключением нескольких «интернационалистов», все свои выступления переводили в плоскость вопроса о независимости своих республик, демонстрируя вариант знаменитой антикарфагенской пропаганды, прочие же «демократы» дискутировали по общеполитическим сюжетам и солидаризировались с этой пропагандой. Российские «демократы» восприняли основные идеи национальных движений и вскоре стали самыми активными участниками развала СССР.

Руководству страны противопоставить этому альянсу, как оказалось, было нечего, кроме стандартных и неубедительных лозунгов в духе «перестройки». Это может вызывать удивление. И это тем более удивительно, что ученые в своих аналитических записках неоднократно предупреждали ЦК КПСС об угрозе национализма и многочисленных потенциальных очагах этнических конфликтов. Хорошо это знаю, поскольку сам участвовал в подготовке таких материалов. И даже когда разразился карабахский конфликт (а о его вероятности предупреждали примерно за полгода), вполне реалистичные на то время рекомендации о способах его урегулирования остались без внимания. Видимо, Горбачев и его окружение пребывали в плену традиционных идеологем об интернационализме, /459/ дружбе народов и т. п. и просто не верили в возможность чего-то подобного в стране победившего социализма. Что касается взглядов «демократов» на «национальный вопрос», то их, видимо, нельзя объяснить только тактикой блокирования с кем угодно во имя завоевания власти. Вполне вероятно, многие из них — из-за своего непрофессионализма и увлеченности свободолюбивыми идеями — просто не понимали несовместимости национализма и демократии. Как бы то ни было, почти все созданные в годы «перестройки» программы решения «национального вопроса» представляли собой улучшенные или ухудшенные варианты старой системы государственного национализма. Как и в других вопросах общественной жизни, здесь конкурировали две основные силы — КПСС и «демократы».

Позиция руководства КПСС отражена в таких документах, как «Резолюция XIX Всесоюзной конференции КПСС» (июль 1988 г.), платформа КПСС «(Национальная политика партии в современных условиях» (сентябрь 1989 г.), платформа «К гуманному, демократическому социализму», принятая XXVIII съездом КПСС (июль 1990 г.), некоторые другие. Во всех этих документах содержатся бесспорные положения о равноправии народов и граждан, о необходимости расширения полномочий республик, отстаивается мысль о важности сохранения единства СССР, указывается на недопустимость национализма. Главный же недостаток, которым они страдали, — признание субъектами межнациональных отношений не столько народов, сколько союзных республик и автономий.

Показательно, например, что в итоговом документе сентябрьского 1989 г. пленума ЦК КПСС эта проблема была обозначена лишь мимоходом, в числе многих других нюансов национальной политики: «Постоянно принимать в расчет отношения не только между национально-государственными образованиями внутри Союза, но и (но и! — С.Ч.) между нациями, народностями и национальными группами в республиках и регионах». Помнится, когда я поинтересовался мнением одного из ответственных работников ЦК КПСС по поводу этого «но и», он, нисколько, видимо, не ощущая ложности ситуации, ответил, что включение народов в число участников межэтнических отношений, хотя бы и во вторую очередь, — это уже крупное достижение партийной мысли.

В том же документе содержится и другое любопытное положение: установка на восстановление «ленинского принципа национального самоопределения в его подлинном значении». О «подлинном значении» говорить, наверное, можно, поскольку Ленин оставил на этот счет достаточно ясные указания, но дело-то в том, что ленинская формула самоопределения не имела универсалистского характера. Она была предназначена для конкретных целей преодоления национального неравноправия, существовавшего в дореволюционной России, и построения советского государства.

Основным направлением в «совершенствовании межнациональных отношений» объявлялось преодоление сверхцентризма и унитаризма, обеспечение экономической самостоятельности республик и национальное самоопределение в политических формах. Нетрудно заметить, что здесь присутствуют все или почти все необходимые предпосылки идеологии сепаратизма. В указанных документах как нельзя лучше проявились неспособность партийных функционеров и «партийной науки» адекватно оценить характер политических процессов в стране, критически взглянуть на обветшалые идеологические стереотипы, традиционное избежание постановки принципиальных вопросов, ориентация на политическую конъюнктуру.

В то время мне, как и многим моим коллегам из различных научных учреждений, приходилось заниматься подготовкой аналитических и рекомендательных материалов для ЦК КПСС по вопросам национальной политики, участвовать во всевозможных конференциях, совещаниях, заседаниях. От этой деятельности у меня осталось ощущение полной безысходности. В условиях, когда в стране набирали силу националистические и сепаратистские тенденции, когда настоятельно требовалось противопоставить им новую и действительно демократическую концепцию национальной политики, партийные идеологи и функционеры были, кажется, озабочены единственной мыслью ничего принципиально не менять ни в политике, ни в «ленинской теории наций». Партийная мысль оказалась способной лишь на окопные бои с наступавшим национализмом.

Взгляды «демократов» принципиально не отличались от программных установок КПСС, за исключением того, что они выражались в гораздо более радикальных формах, т. е. абсолютизировали принцип национального самоопределения «вплоть до отделения». Дело заключалось, конечно, не в том, кто у кого «списал». В теории и психологии национальных отношений господствовала парадигма (этно)нации как главного структурного элемента социального миропорядка. В признании этой парадигмы сходились сторонники самых разных политических и методологических установок. Один из лидеров эстонского движения за независимость Лауристин утверждала, что «нужно такое национально-государственное устройство, которое бы основывалось на полном признании прав наций и суверенитете». Аналогичную точку зрения высказывал философ А.Л. Бутенко, писавший о необходимости обеспечения полновластия нации (понимая ее явно в этническом смысле), верховенства ее прав, включая право на неограниченный суверенитет. Видный представитель советско-марксистской философии и теоретик в области национальных отношений Э.В. Тадевосян решительно осуждал любые сомнения по поводу принципа «социалистического федерализма».

Главное в этом подходе — признание «священных прав» нации. Все остальное, касавшееся способов и степени перераспределения власти между Москвой и союзными республиками, отражало лишь различные политические установки на сохранение или ликвидацию союзного государства, но отнюдь не разные методологические парадигмы.

Позиция «демократов» в национальном вопросе впервые была сформулирована в «Тезисах к платформе Межрегиональной группы народных депутатов СССР», разработанных после I Съезда народных депутатов страны. А еще лучше эту позицию выразила Г.В. Старовойтова в своем выступлении в Ленинграде на конференции демократических движений страны 16 сентября 1989 г. Здесь Старовойтова прямо заявила, что нация является основой создаваемого в СССР гражданского общества, и поэтому право нации на самоопределение должно рассматриваться как приоритетное, «даже выше идеи государственного суверенитета».

Точка зрения Старовойтовой примечательна тем, что она принадлежит профессиональному обществоведу, и, значит, недоразумения по причине незнания предмета здесь быть, наверное, не может. Перед нами — вполне осознанный подход, демонстрировавшийся главным специалистом «демократов» по национальному вопросу, ставшим позднее советником президента России. Итак, основа гражданского общества — не граждане и не индивидуальные права, а нация, причем понимаемая не как согражданство, а как этнополитическая общность. На деле это означало признание приоритетности групповых прав над правами человека, построение системы политико-правовых норм на основе биологического признака национального происхождения. Возвышение же прав нации над государственным суверенитетом выглядит как не очень искусный пропагандистский фокус: учитывая цели национализма, это на деле означает утверждение безграничного права на сепаратизм, желательность раздела любого многонационального государства (в данном случае — СССР) на государства (государства же!) мононациональные. Вспомним также, что в среде «демократов» и романтически настроенных ученых была популярна идея ликвидировать иерархичность национально-территориальной структуры СССР и преобразовать его в агломерацию 130 национальных государств (по числу народов, зафиксированных переписью населения 1989 г.).