Глава 11. — Как она? – шепотом спрашиваю я у Гермионы, неотлучно сидящей у постельки больной Кэри.

— Как она? – шепотом спрашиваю я у Гермионы, неотлучно сидящей у постельки больной Кэри.

После незабвенного купания в ледяном пруду дочка умудрилась заболеть – ее маленькое тельце пышет жаром, Кэри тяжело дышит и все время кашляет. Гермиона уже извелась – поит ее зельями, которые я едва успеваю варить, и все время смотрит на старенькие маггловские наручные часы. Стрелка будто прилипла к отметке 2 – глубокая ночь, Мунго начнет работать только с пяти утра.

— Плохо, — в голосе Гермионы звенят слезы. – Очень плохо. Нужно еще Жаропонижающего, Драко.

— Корни вереска кончились, — я хмурюсь. – Да и нельзя пить его в таких количествах. Какая у нее температура?

— Последний раз была тридцать восемь и девять, — Гермиона трогает лобик Кэри, блестящий от пота. – Мерлин великий, защити…

— Ничего, осталось всего три часа продержаться, — успокаивающе трогаю за плечо безутешную женщину. – Милая, не плачь. Хочешь, я схожу за корнями? В Косом переулке есть круглосуточная аптека…

— Мама, — хрипит Кэри и Гермиона подхватывает ее на руки:

— Да, мое солнышко, да, мой котенок, все хорошо, все будет хорошо…

Не могу сдерживаться больше – бросаю Гермионе ее мантию и спешно переодеваюсь сам, напяливая ботинки прямо на босу ногу. Кэри нельзя больше оставаться в мэноре – я неплохой зельевар, но не колдомедик. Я не могу спасти ее одним Жаропонижающим, а если протянуть, могут наступить необратимые изменения… Мерлин, что же делать?..

Бежим вниз: Кэри у меня на руках, но я почти не чувствую ее веса, только жар, волнами идущий от ее разгоряченного тельца. Аппарировать нельзя – я так нервничаю, что могу расщепить всех нас на мелкие кусочки, поэтому приходится спешно снимать блок с камина.

Мунго темен и тих: глубокая ночь. Дежурный медик на посту спит, уронив голову в лимонной шапочке на руки – возле него тревожно мигает маленькая алая лампочка. Будь состояние моей дочери хоть немного лучше, я бы трижды подумал, чтобы оставлять ее на попечение такого безалаберного целителя, но сейчас время равняется жизни. Грубо пихаю целителя в плечо: он просыпается и трет отекшие глаза:

— А? Да? Что?

— Между прочим, я – мерзкий Упиванец, — сообщаю я и волоку целителя за шиворот наверх, в приемное отделение, передав Кэри Гермионе, от страха уже ломающей руки.

Затеплив слабенький Люмос, целитель сканирует состояние Кэри и хмурится. Гермиона при виде его насупленных бровей чуть ли не с ума сходит: хватает за грудки и кричит, срывая голос:

— Что с ней? Твою мать, отвечай, иначе я тебе мозги вышибу!

— Она недавно контактировала с какими-то тропическими растениями? – все еще сонным голосом спрашивает целитель, водя над Кэри палочкой. Дочка хрипит и кашляет – мне кажется, она вот-вот выкашляет собственные легкие.

— Какие растения, ты… Кувшинка!

Передо мной встает четкая картинка: я тяну Кэри из воды, а вокруг ее маленькой босой ножки обвивается хищный, смертоносный стебель, пытающийся затянуть ее глубже. Конечно, кувшинки не обладают такой способностью, это все подстава!

— Я могу сказать только одно: это не воспаление легких, — целитель снимает Диагностические чары. – Скорее всего, растение, с которым контактировала ваша дочь, впрыснуло в нее яд замедленного действия. Я раньше не сталкивался с подобным и вряд ли могу помочь…

От души бью колдомедика по зубам: на костяшках остаются царапины.

— Где я тебе возьму герболога, ты, тварь? – ору я, не замечая, что Гермиона виснет у меня на руке. – Если она умрет, я из тебя душу безо всякого дементора выну, сволочь! Лечи ее сейчас же, зелья, заклинания, ну хоть что-нибудь!

— Если не ввести противоядие, она умрет через час, — пожимает целитель плечами. – Наш герболог в отпуске, а заменяющая ее мисс Шеллар вряд ли знает что-нибудь о таком редком растении…

— Драко, я знаю, кто нам поможет. Нам нужно подойти к окну, я пошлю Патронуса.

Поток морозного воздуха отрезвляет меня – мне больше не хочется изувечить целителя, который фактически подписал нашей малышке смертный приговор. Гермиона достает палочку и с третьего раза наколдовывает Патронуса – веселую серебристую выдру. Срывающимся от волнения голосом она диктует ей послание:

— Найти Невилла Лонгботтома, Хогвартс. Невилл, моя дочь в Мунго, она умирает, нам нужны твои мозги!

Выдра уплывает в ночной туман, а я устало приваливаюсь к стене лбом, благословляя ее прохладу. Гермиона садится на подоконник и нервно ломает руки: от страха у нее даже появилась аллергия, она расчесывает свою нежную кожу чуть ли не до крови. Мне приходится резко сжать ее ладони и жадно поцеловать, чтобы отвлечь. Она отвечает неожиданно пылко и страстно, но даже ее поцелуи пропитаны страхом.

— Знаю, Счастье, знаю. Я тоже очень боюсь, — я сгребаю ее в охапку, заставляя прижаться теснее.

Не знаю, сколько мы сидим, обнявшись – время остановилось для нас. Каждая минута, каждая секунда стали дольше, будто невидимый часовщик попридержал пружину мира. Через толстую стену смотровой я слышу, как натужно кашляет Кэри – и сердце у меня ноет и рвется туда, и который раз я упрекаю себя за то, что было невнимателен на гербологии, считая ее ниже своего чистокровного достоинства.

— Я не опоздал? – будто из ниоткуда рядом возникает Лонгботтом.

Он сильно изменился за эти годы: возмужал и вытянулся. Больше я не вижу в нем забавного хомячка, которого было так просто безнаказанно обижать на рекреациях – теперь он не просто «Лонгботтом, мать вашу, вы опять добавили сок фикуса в Перцовое зелье?». Теперь это уважаемый и всеми любимый Герой войны, лауреат ордена Мерлина II степени и по совместительству профессор гербологии. И сейчас он – последняя надежда Кэри на жизнь.

— Невилл! – Гермиона отлипает от меня и тянет старого друга в смотровую. – Посмотри, прошу!

Нельзя не сказать, что Лонгботтом не удивляется мне, нервно переминающемуся рядом, но он ничем не выказывает своего удивления – молча делает забор крови и, встряхнув за шкирку снова уснувшего колдомедика, тащит нас в лабораторию. Там ему приходится просидеть минут пятнадцать – и всякий раз, как длинная стрелка на часах меняет положение, в моей душе медленно что-то умирает.

— Русалочья кувшинка, — изрекает Лонгботтом, добавив очередной реагент в пробирку. – С ума сойти. Они же перевелись, как вид! Малфой, ты обязан показать мне, где ее нашел!

— Да забирай ты хоть все озеро вместе с этой проклятой травой, — ору я. – Только спаси мою дочь!

— У меня в Хогвартсе был образец зелья, которое нужно употреблять при отравлении ядом русалочьей кувшинки, — Лонгботтом трет затылок. – Но там нужен один редкий ингредиент, который я сейчас, посреди ночи, просто не найду… Хотя, если ты сможешь достать хотя бы несколько чешуек химеры, я мог бы попробовать…

— Заткнись, — грубо обрываю я, вставая. – Я ее достану. Костьми лягу, но достану. Сколько у меня времени?

— Двадцать минут, плюс-минус…

— Так плюс или минус? – бессильно бешусь я я и аппарирую в Косой переулок.

На недавно выпавшем снегу остаются мои четкие следы – я бегу в дальний конец переулка, где за стеной, невидимая от непосвященных глаз, прячется круглосуточный магазинчик редких и даже запрещенных ингредиентов. Знай об этом заведении Поттер или кто-то из его подчиненных, ее бы трижды уже закрыли, но из нынешнего выпуска о ней осведомлены лишь я и Забини – он покупает там траву.

Чешуя обходится мне в крупную сумму галеонов – пока я выписываю чек, мои руки трясутся, как у алкоголика. Сунув фиал с чешуйками в карман, бегу обратно – может, удастся проветрить больную голову. В таком состоянии аппарация чревата серьезным расщепом, а мне еще не хватало для полной радости пришивать обратно руки или ноги.

Тишина. Ни один магазинчик не работает. Только придурки-Уизли батрачат всю ночь, будто кто-то придет за их фокусами так поздно. Окошки их магазинчика тускло светятся – то ли свеча, то ли фонарь. У меня нет времени обращать внимания на «Приколы Уизли». Бегу дальше. Скоро аппарировать.

Мои глаза вдруг перестают видеть, и я чувствую резкую боль в боку, чуть ниже ребер. Что-то мокрое и липкое заливает меня, дурнота свинцовой плитой наваливается сверху, прижимая к земле.

Сейчас потеряю сознание. Сейчас потеряю…

Из последних сил аппарирую, не заботясь о расщепе – моя рука, похолодевшая, все еще стискивает в кармане драгоценный фиал.

В себя я прихожу уже в своей постели: надо мной плачет Гермиона. Ее теплые слезы капают мне прямо на лицо, она их даже не вытирает – ее руки заняты моим боком, который все еще довольно ощутимо саднит.

— Драко, — она неистово целует мое лицо, когда видит, что я очнулся. – Драко, мой хороший, потерпи, я сейчас…

«Надо почаще попадаться ночным грабителям», — хмыкаю я мысленно и устраиваюсь так, чтобы она могла без труда промывать мою рану.

— Я успел? – спрашиваю я, когда Гермиона накладывает тугую повязку на рану. – Чешуя… Кэри в порядке?

— Ты мой герой, Драко, — она продолжает гладить меня по боку, несмотря на то, что рана уже перевязана. – Мой герой, мой любимый мистер капитан…

Какая-то щемящая нежность наполняет меня после этих немного шутливых слов. По ее интонации заметно, что беды не произошло – значит, я все-таки успел.

— Теперь у меня долг жизни и перед Поттером, и перед Лонгботтомом, — искусанными от боли губами улыбаюсь я, а Гермиона вдруг всхлипывает и крепко обнимает меня. – Оу, милая, осторожнее!

Растревоженная рана дала о себе знать: кровь снова начинает медленно просачиваться через повязку.

— Я глупая, — Гермиона истерически смеется. – Я глупая, глупая, я…

Она долго смеется, ударяясь периодически в слезы, целует меня, а я эгоистично чувствую себя счастливым – моя дочь на краю жизни и смерти в больнице, а я могу думать только о длинноволосом Счастье, целующим мои уставшие глаза…

…

Уже утром чувствую толчки в плечо – разлепляю сонные веки и спрашиваю:

— Гермиона, что? Случилось что-то?

— Драко, мне страшно, — она сидит на кровати, обняв колени, и покачивается. – Драко, что-то случилось, я чувствую. С Кэри что-то случилось.

— С чего ты взяла? – обвиваю ее руками за талию, утыкаясь губами в манящее меня местечко между ее грудей, обтянутых ночнушкой. – Она в руках колдомедиков, Лонгботтом напоил ее антидотом, что может быть не так?

Гермиона ломает руки:

— Драко, Я ЗНАЮ, что-то нехорошее случилось! Почему ты не веришь?

В ее голосе начинают звенеть истерические нотки. Бурча что-то о «нервных женщинах, которым наплевать на состояние раненых, измученных героев», одеваюсь. Гермиона только накидывает поверх шелковой ночнушки халатик и мы снова аппарируем в Мунго, к тому самому колдомедику.

— Что, опять? – он поднимает голову с рук. – Вы же ее забрали меньше, чем пятнадцать минут назад – хотите сказать, снова что-то случилось? Мистер, на вас не накладывали заклинание «мелких пакостных случайностей»?

— Послушай, ты, — я хватаю его за шиворот, и только сейчас до меня доходит смысл сказанных им слов. – Стоп. Мы ее забирали? Ты о чем?

— Разбудили, — бурчит целитель, высвобождаясь из захвата. – Девочку забрали, даже документы оформлять не стали, а сейчас корчат из себя невесть что… Уходите, раз все в порядке! Я спал за последние трое суток два раза по четыре часа, мне делать нечего, кроме как с вами возиться!

Но я уже не слушаю – хватаю Гермиону за руку и аппарирую в «Нору», прямо в столовую. Мы сразу натыкаемся на Поттера – он одиноко цедит виски за пустым огромным столом.

— Малфой? – удивленно спрашивает шрамоголовый. – Что случилось?

— Твой рыжий дружок кое-что нам должен! – взбегаю по хлипкой лестнице наверх, следом лезет Поттер. – Где его спальня?

Поттер кидается к одной из двери и распахивает ее. В пустой спальне царит темнота, постель, на которую явно не ложились этой ночью, одинока и пуста. Окно распахнуто, по спальне гуляет мороз, оставляя на предметах обстановки маленькие искорки инея.

— Он должен был быть сегодня в магазине Джорджа! – вспоминает Поттер. – Да что случилось?

Я вдруг понимаю, как связаны мое ночное проишествие, похищение Кэри и Уизли, которого я очень сильно не люблю. Бессильно сжимаю кулаки – если он хоть пальцем тронет мою дочь, я заставлю его умолять мерзкого Упиванца о смерти.