Обращение от меня лично в защиту чести и достоинства

1.

Мне не приходилось встречать в печати внятно изложенных претензий частного лица к государственной власти. Может быть, люди, оскорблённые властью, не всегда находят для выражения своей правоты нужные слова. Может быть, им просто не хватает профессионализма, которым владею я благодаря своим трудовым навыкам: я – писатель, драматург, эссеист и поэт. Каждого из этих качеств могло не хватить на данное Обращение, однако взятые в совокупности, они привели меня к подобной форме изложения.

2.

Человек государственный, а попросту – чиновник, со свойственной этим людям вспыльчивостью может уже на этом месте воскликнуть: «Пусть обращается в суд!». Я отвечу данному лицу: в суд на родное государство обращаться не собираюсь по двум причинам. Первое. Объект моих претензий столь размыт и всеохватен, что вычленить из него, например, региональные власти или ЖКХ с МВД не представляется возможным. Второе. Суть моих претензий к государству не имеет формы иска уголовного или гражданского. Суть эта идеоло­гиче­ская, сущностная, и относится скорее к духовной сфере. К тому же к суду у меня есть свои претензии –

– может быть, я и до них доберусь.

3.

Ещё несколько предварительных уточнений. Я не обращаюсь к Президенту лично не потому, что я его не уважаю. Напротив, наш Президент, возможно, из всей государственной власти наиболее для меня уважаем, если воспользоваться здесь этим частным, не государственным, чувством. Однако обращаться к нему лично по почте я категорически отказываюсь, потому что это напоминает донос главе государства на вверенную ему народом государственную машину. Это я как бы призываю его «раскрыть глаза и ужаснуться тому, что вокруг него». Однако сам он это знает лучше меня. А молчит, может быть, только потому, что ни один из граждан внятно в печати этого не озвучил. «Может быть, им нравится так жить?», – думает Президент в иные минуты. Нет, мне так жить не нравится. И здесь я должен ответственно заявить вот ещё что: «Я в данном Обращении всего лишь пользуюсь своими профессиональными навыками письменной речи, но ни в коем случае не хочу выделиться из остальных своих сограждан. Я – рядовой российский гражданин, не больше. Но и не меньше».

4.

Переходим к делу.

Как известно, функционирование государства всегда сопровождается ужасными жертвами среди населения. Основным отличием демократической власти от тоталитарной является безусловное раскаяние в совершённых злодеяниях. Можно назвать это ритуалом. Пусть. Но демократия невозможна, пока этот ритуал не будет исполнен полностью. В России до сих пор мы стоим в этом вопросе с поднятой ногой, и не движемся ни вперёд, ни назад. Что надо сделать? Надо безусловно вернуть все старые названия всему, что переименовано Советской властью. И не думать о том, что название Кенигсберг значительно уступает по благозвучию Санкт-Петербургу. Из новых названий надо безусловно отмести названия типа Кировск или Артём. Ничем особым эти граждане не прославились. У нас есть значительное число людей полузабытых, но очень достойных! Вот их и надо вводить в топонимику.

Я уделяю так много места как бы формальному вопросу потому, что формальные вопросы не менее важны, чем экономические и общекультурные. Повторяю: всякий ритуал должен быть исполнен до конца – иначе он теряет смысл. А страна теряет единство и – в конечном итоге – разваливается на Дальневосточную, Сибирскую и Уральскую республики, Северороссию, Московию и Югороссию. Мы всё ещё иногда видим русских, плачущих кровавыми слезами в странах СНГ и Балтии. Мы хотим продолжать резать семьи и отдельных людей?

5.

Далее. Россия, как известно, страна мазохистов. У нас любят хлестать себя бичами собственного невежества, убожества и бесперспективности. Всё это – театр. Россия – страна высокомерная, снисходительная, аристократическая, не признающая собственных ошибок. Но одну признать придётся. Итоги приватизации, проведённой в начале 90 годов прошлого века, глубоко преступны и до сих пор требуют корректировки. Могут, например, быть выпущены именные акции, обеспеченные государственными гарантиями. Иначе останется реальным развал на шесть или более государств (с одновременным переделом собственности и арсеналов – подумайте, как это произойдет – здесь драматург не нужен).

6.

По степени важности вслед за предыдущими толкаются ещё целые толпы вопросов. Некоторые из них безусловно информируют об идиотизме власти, о необходимости помещения некоторых её представителей в психиатрические лечебницы, возможно, и пожизненно.

Вот вопрос городов. Города у нас, я вам скажу… Говорить не надо. Только вздрогнем при воспоминании о парадных, площадках, мусоропроводах, тротуарах, мостовых, диких кустах и травах, пустырях, о небе в конце концов! Потому что небо над городами – больное. А всё ведь меняется просто, практически бесплатно. Подробно говорить не стану, другие вопросы наваливаются.

7.

Вопрос села. Я не говорю: «вопрос земли», потому что такая постановка вопроса спекулятивна и используется уже не сумасшедшими, как в предыдущем случае, а демагогами и негодяями. Я вам скажу, что наши просторы значительно превосходят по ценности нефть, газ и даже японское качество изделий. Наши просторы сто2ят так дорого, что никакие Евросоюзы к ним даже прицениться не в состоянии. Чтобы не быть голословным, приглашаю к себе на дачу: эта земля стоит даже сегодня более полусотни тысяч долларов. А что на ней? Ольха, болотце, горка. И ручки, приложенные к каждому её изгибу. Так что вопрос земли не существует.

Существует вопрос сельской местности, которая необъятна и тем самым вызывает восторг.