Богослужение и Таинства 3 страница

Мы уже отмечали в обзоре жизни Малоазийских Церквей, что Послание это говорит об особенном процветании Ефесской Церкви. Первая часть Посла­ния написана к ним как к ученикам Апостола Павла, основателя их Церкви, а вторая половина как бы овеяна мыслью о безмолвствующем среди них Апос­толе Иоанне, она говорит о безмолвии и о тайнах Божиих, которые совершились и открываются в без­молвии. Кто это, как ни Апостол Иоанн, «кто приоб­рел слово Иисусово» и «истинно может слышать и Его безмолвие» (см. Послания к Ефесянам. 15). Хро­нология наиболее веских древних писателей, касав­шихся жизни Апостола Иоанна, подтверждает это понимание слов святого Игнатия (по святому Иринею, он в Ефесе дожил до времен Траяна; будучи моложе Спасителя, прожил, по святому Ипполиту, до НО лет; по Епифанию — дожил до 19-го года цар­ствования Траяна, то есть 117 лет; мученичество свя­того Игнатия было, вероятно, не раньше 106 года и не позднее 116 года). Не на исключительную ли ста­рость Апостола указывает конец Евангелия от Иоан­на, когда говорит, что некоторые думали, что он вов­се не умрет (Ин. 21)? Но обо всем этом мы говорим подробнее в очерке жизни Апостола Иоанна и в от­деле о Малоазийских Церквах. Здесь же отметим те черты Послания к Ефесянам, которые обрисовывают самого святого Игнатия и его образ мыслей.

Начинает святой Игнатий Послание с приветствий возвышенных и вместе с тем полных сердечности, и в духе Послания к Ефесянам Апостола Павла. К это­му примыкает благодарность за «родственное дело», дело любви, которое ефесяне в совершенстве испол­нили в отношении к нему — узнику, «надеющемуся по вашей молитве принять в Риме битву со зверя­ми». Благодарит он за присланное посольство в лице епископа Онисима, Вурра, Крока и других, «через которых я видел любовь всех вас». Поблагодарив со своей стороны, так как «любовь не позволяет» ему «молчать», святой Игнатий «решается убеждать их сходиться с теми мыслями Божиими», которые ему открыты. Он не приказывает, «как кто-либо знача­щий», ибо он еще не совершен во Христе Иисусе. Святой Игнатий с начала и до конца Послания вся­чески себя смиряет перед теми, кого Бог призывает его наставлять. Чувствуется, что окруженный привет­ствиями и похвалами святой Игнатий не дает себе забыться, напоминает себе и другим, что подлинный подвиг его еще впереди, что он может ослабеть, что он только в будущей «битве со зверями» посред­ством мученичества должен сделаться истинным уче­ником Божиим (Ефесянам. 1), что теперь он только начинает учиться, что он еще «в опасности». И вооб­ще, он только отребие Ефесской Церкви (не намек ли, что он напоен учениями христианскими среди ефесян?), он «последний из верующих» вверенной ему Церкви.

Таково смиренное самочувствие первого по значе­нию епископа и мученика начала II века. Но сила любви, побуждая его смирение, побудила его открыть то, что Сам Святой Дух Божий открывал святому Игнатию на пользу современной ему Церкви (Филадельфийцам. 7). Первое, что открывает он ефесянам, это то, что «епископы, поставленные по концам зем­ли, находятся в мысли Иисуса Христа» — поставле­ны по мысли и по воле Божией на пользу Церкви. Поэтому святой Игнатий решился всячески убеждать их, чтобы они «сходились с мыслию Божиею» (Фи-ладельфийцам. 3). «Ибо всякого, кого посылает Домовладыка для управления Своим домом, нам долж­но принимать так же, как Самого Пославшего» (Филадельфийцам. 6). Поэтому ясно, что и на епископа должно смотреть, как на Самого Господа.

Святой Ириней, верный ученик и истолкователь малоазийских старцев, в конце того же века дал не­обходимые пояснения и ограничения этого, на пер­вый взгляд преувеличенного утверждения (Против ересей. IV. 26). Здесь нет преувеличения, ибо святой Игнатий имеет в виду истинных носителей епископ­ского сана, каковыми являются далеко не все еписко­пы, но эти истинные епископы не иссякнут до кон­ца существования Церкви на земле, то есть до окон­чания мира — ибо без них нет Церкви (Ефесянам. 1, 5; Филадельфийцам. 1; Магнезийцам. 3).

Православная Церковь пребывала верной завету святого Игнатия: во все века повиновалась она святым епископам, пресвитерам, диаконам, которые «не сами собою» и не только «через людей» приняли это слу­жение обществу верующих, но, говоря словами свято-го Игнатия, «по любви Бога Отца и Господа Иисуса Христа» (Филадельфийцам. 1), повинуясь, как Госпо­ду, «богоносным» святым отцам и учителям Церкви, от Него посланным. Цель и смысл этого повиновения и единения с епископами, как неоднократно разъясня­ет святой Игнатий, дабы «все было согласно через единение», дабы возрастало единосознание; ибо «по­лезно вам быть, — подчеркивает святой Игнатий, — в невозмутимом единении между собою, чтобы всегда быть и в союзе с Богом» (Ефесянам. 4).

Ефесянам святой Игнатий не стал особенно под­робно и настойчиво развивать свои заветные мысли о значении единства церковного духа, созидаемого еди­нением и повиновением епископам. Он знал, что здесь на деле процветало это единение. Поэтому он больше похвалами напоминает им о тех великих духовных дарах, которые были, как он объясняет, плодами внут­реннего и внешнего единства Ефесской Церкви: «Ва­шим единомыслием и согласной любовью прославля­ется Иисус Христос». «Среди вас нет никакой ереси, вы и не слушаете никого, кроме Иисуса Христа, про­поведующего Истину», — «все вы спутники друг дру­га», «христоносцы», «богоносцы», «истиные камни храма Отчего», «которым любовь служит путем, воз­водящим к Богу». Чтобы закрепить эти достижения ефесян, святой Игнатий советует им одно: «Старай­тесь чаще собираться для Евхаристии и славословия Бога. Ибо, если вы часто собираетесь вместе, то низ­лагаются силы сатаны» (орудием которого служит вза­имное отчуждение, ненависть, страстность к людям) и «единомыслием вашей веры, — продолжает святой Игнатий, — разрушаются гибельные его дела. Нет ниче­го лучше мира, ибо им уничтожается всякая брань небесных и земных духов» (Ефесянам. 13).

Попутно святой Игнатий высказывает и другие чрезвычайно существенные мысли, указывает, что вне церковного единства нет хлеба Божия, то есть Евхаристии, «этого врачевства бессмертия», «дарующего вечную жизнь». Он говорит: «Кто не внутри жерт­венника (по связи речи — вне единения с епископом и Церковью. — С. М.), тот лишает себя хлеба Бо­жия» (Ефесянам. 5). Намечает он, каковы плоды от­падения от единства церковного: вместо кротости — гнев, вместо смренномудрия — велеречие, вместо мо­литвы — злословие, вместо твердости веры — заб­луждение, вместо тихости — грубость. Эта характери­стика находит себе жизненное подтверждение в исто­рии, особенно при начале всякого отпадения от Пра­вославия. Святой Игнатий призывает православных ефесян отвечать отпадшим не этими, а противопо­ложными свойствами: «...пусть кто-нибудь (с право­славной стороны) более потерпит неправду, понесет убыток, подвергнется уничижению» — «постараемся быть подражателями Господа» (Ефесянам. 10). Он зовет непрестанно молиться об отпавших, ибо, хотя для них недействительны церковные средства спасе­ния, — и для них есть Один Врач: «телесный и ду­ховный, рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом не подверженный страданию, Господь наш Иисус Христос» (Ефесянам. 7).

Во второй части Послания, которую можно на­звать частью умозрительной, святой Игнатий подхо­дит к плодам веры и любви, «которые суть начало и конец жизни». Он касается вершин христианского совершенства, которое явлено было Ефесу в лице Апостола любви и созерцания. Святой Игнатий как бы объясняет ефесянам всю высоту безмолвия и со­зерцания во Христе. Он касается тайн Божиих, кото­рые совершались и открываются в безмолвии, кото­рые истинно может слышать тот, кто приобрел «сло­во Иисусово». Святой Игнатий начинает раскрывать совершившееся «домостроительство нового человека», «через страдание и Воскресение Иисуса Христа, повере в Него и по любви к Нему» усвояемое. Но мысль его и созерцание как-то дважды и неожидан­но прерываются. Они отвлечены первый раз (Ефеся­нам. 16-18) теми, кто вместо «ведения Божия», кото­рое есть Иисус Христос, не признают тот Дар, Кото­рый истинно Господь послал, «намащаются зловон­ным учением князя века сего», которые не понимают и не принимают силу Креста Господня, отвергают эту основу нашего спасения и вечной жизни.

Вторично начав раскрывать тайны христианского спасения, он вновь обрывает ход своих мыслей, обе­щая в другом Послании продолжить их, «если Иисус Христос по вашей молитве удостоит меня и будет воля Его, — пишет он, — если Господь мне откроет, что вы все до единого, без исключения, по благода­ти Божией соединены в одной вере и в Иисусе Хри­сте, происшедшем по плоти от рода Давидова, Сыне Человеческом и Сыне Божием, так что повинуетесь епископу и пресвитерству в совершенном единомыс­лии, преломляя один хлеб, это врачевство бессмер­тия» (Ефесянам. 20).

В этом же Послании он успевает только наметить первые основания домостроительства в деле нашего спасения: «Девство Марии, Ее деторождение... и смерть Господа — три достославные тайны, совершив­шиеся в безмолвии Божием» (Ефесянам. 19). Так «получило начало то, что было приготовлено у Бо­га», «Бог явился по-человечески для обновления веч­ной жизни», и древнее царство стало распадаться — «расти же Божье Царство».

Это, сперва намеченное, потом как-то неожиданно прерванное устремление в глубину христианской жизни и мысли многое объясняет в древнехристиан­ской мысли. В Посланиях святого Игнатия, как и в Послании его ученика и друга святого Поликарпа, и в творениях всех тех, кто во II веке шли по пути подлинных учеников апостольских, заметно сознательное уклонение от раскрытия глубин христиан­ства, когда были в опасности и колебались самые его основания. «Многое разумею о Боге, но смиряю себя, чтобы не погибнуть от тщеславия», — пишет святой Игнатий (Траллийцам. 4). «Ужели я не могу вам на­писать о небесном?» Но он не делает этого, ибо прежде нужно было утвердить единство веры и жиз­ни во Христе Иисусе, «происшедшем по плоти от рода Давидова, Сыне Человеческом и Сыне Божием» (Ефесянам. 20), укрепить совершенное единомыслие и взаимное повиновение епископа, пресвитеров и всех членов Церкви, — что всё было в великой опас­ности в начале II века от надвигавшейся тучи «муд­рецов», совопросников, приспосабливающих христи­анство к мудрости мира и века сего, «бешеных псов, исподтишка кусающих», которые «коварно имеют обычай носить имя Христово, а между тем делают дела, недостойные Бога» (Ефесянам. 7).

Видя своим пророческим взором приближение этой роковой для многих христиан опасности, святой Игнатий всей силой своего вдохновенного слова и любви охраняет и предостерегает дорогих ему мало­азийских собратьев. Вот главное, что проступает в большинстве его Посланий. Эта мысль, эта забота особенно ярко проступает там, где святой Игнатий видит эту опасность ближе. Этого сравнительно спо­койно он касается в Послании к Ефесянам, ибо здесь крепкая связь всех частей церковного тела требовала только охранения и поощрения. Здесь можно было даже восходить к высшему — недаром Ефес был из­бран местом жизни и проповеди Апостола Иоанна. Но в Послании к Магнезийцам, особенно к Траллий­цам и Филадельфийцам, и отчасти к Смирнянам, святой Игнатий бьет тревогу. Здесь он убеждает, про­сит, молит — и всё об одном: храните единство во Христе повиновением епископу и пресвитерам, без которых нет Церкви. Так, он пишет траллийцам: «Узы мои, которые ношу ради Иисуса Христа, желая прийти к Богу, умоляют вас: пребывайте в согласии вашем и взаим­ной молитве. Каждому из вас, особенно пресвитерам, следует покоить епископа в честь Отца, Иисуса Хри­ста и Апостолов. Послушайте меня с любовью, умо­ляю вас, чтобы я, написавши это, не был свидетелем против вас» (Траллийцам. 12). «Итак, прошу вас не я, а любовь Иисуса Христа, питайтесь одной христи­анской пищей, а от чуждого растения, каково ересь, отвращайтесь» (Траллийцам. 6). Эта просьба, эта за­бота проникает все послание к Траллийской Церкви. Судя по началу письма, казалось, чего опасаться? Святой Игнатий с похвалой отзывается о траллийцах: «вы со всем постоянством держите непорочный и согласный образ мыслей»; «вы повинуетесь еписко­пу, как Иисусу Христу». По-видимому, за траллийцев, как и за ефесян, нечего опасаться, — они крепки, единодушны, сплочены. Но святой Игнатий своим духовным взором прозревает грядущую опасность: «предостерегаю вас, мои возлюбленные, предвидя козни диавольские» (Траллийцам. 8). В чем же опас­ность? «К яду своего учения еретики примешивают Иисуса Христа, чем и приобретают к себе доверие: но они подают смертную отраву в подслащенном виде» (Траллийцам. 6). «Поэтому берегитесь таких людей. А это удастся вам, если не будете надмеваться и отделяться от Бога Иисуса Христа и епископа и апостольских заповедей» (Траллийцам. 7).

По тем намекам, которые рассеяны в Послании, можно несколько понять, как обрисовывается в глазах святого Игнатия лжеучение, угрожающее соблазнить траллийцев. Эти ученые будут претендовать на «пони­мание небесного», на «особое совершенство» (Траллий­цам. 4-6), но их путь не будет крестный путь Хрис­тов — они не являются «ветвями креста» Христова, по образному выражению святого Игнатия. Самих страданий Христовых они не принимают — «говорят, что Он страдал призрачно» и тем подрывают самый корень всего христианского пути. «Зачем же я в узах? — в не­годовании восклицает святой Игнатий, — зачем я пла­менно желаю бороться со зверями? Значит я напрасно умираю? Значит я говорю ложь о Господе?» (Траллий­цам. 10).

Вместо этих верований, наводящих сомнения на действительность жизненного дела Христа Спасителя и Искупителя и отводящих от нелегкого, но спаси­тельного христианского пути, святой Игнатий учит твердо держаться веры Евангельской. «Не слушайте, когда кто будет говорить вам не об Иисусе Христе, Который произошел от рода Давидова от Марии, ис­тинно родился, ел и пил, истинно был осужден при Понтии Пилате, истинно был распят и умер, в виду небесных, земных и преисподних, — Который истин­но воскрес из мертвых, так как Его воскресил Отец Его, Который подобным образом воскресит и нас, верующих в Иисуса Христа, ибо без Него мы не имеем истинной жизни» (Траллийцам. 9).

Своим исповеданием веры во Христа Иисуса, Ко­торый истинно родился, ел и пил, истинно умер и воскрес, святой Игнатий готовил траллийцам проти­воядие против зарождавшегося гностицизма. Именно гностицизм возносился надменно в «небесное», забы­вая Христа, истинно жившего, страдавшего и вос­кресшего на земле, увлекая мечтательными призрач­ными зонами. Христос, по их учению, — один из многих эонов, небесных существ, призрачно явился на земле, призрачно жил в теле и страдал, и весь путь гностицизма — путь призрачного познания, меч­тательное проникновение в небесное — помимо жиз­ненного подвига христианского с самоотречением до смерти по примеру Того, Кто, по словам святого Иг­натия, «в страдании Своем призывает к Себе нас, как членов Своих» (Траллийцам. 11). Еретическиепопытки избежать пути креста святой Игнатий назы­вает «зловонным учением князя века сего» (Ефеся­нам. 17).

Их было немало во II веке, и они были разнооб­разны. Но святой Игнатий дает один общий признак, по которому различаются учения и люди мира сего от учений и людей Божиих: «Есть как бы две моне­ты, — говорит он, — одна Божия, другая мирская, и каждая из них имеет на себе собственный образ: не­верующие — образ мира сего, а верующие в любви — образ Бога Отца через Иисуса Христа. Если мы че­рез Него не готовы добровольно умереть по образу страданий Его, то жизни Его нет в нас» (Магнезийцам. 5). Так он писал Церкви Магнезийской, которой, как и Церкви Филадельфийской, опасность грозила несколько иная, чем Церкви Траллийской.

Глава: СВЯТОЙ ПОЛИКАРП, ЕПИСКОП СМИРНСКИЙ

Недалеко от Ефеса, в той же Асийской провинции образовалась и окрепла Смирнская Церковь. О ней не слышно во времена Апостолов Петра и Павла. «Мы еще не знали Бога», — пишет святой Поликарп Смирнский о времени проповеди Апостола Павла. Но начиная с последних годов I века, когда был на­писан Апокалипсис, она уже становится рядом с Ефесской Церковью, вместе с ней духовно процветая и возглавляя церковную жизнь Малой Азии. Живя в Ефесе, Апостол Иоанн Богослов вместе с другими Апостолами (свидетельство святого Иринея, Тертул­лиана, Иеронима) в ближайшем соседнем крупном городе Смирне поставил епископом своего выдающе­гося ученика святого Поликарпа⁷⁶.

Устами того же Апостола Господь предрек об учас­ти Смирны, что она обогатится мучениками. «Не бойся того, что тебе надобно будет претерпеть, — пи­шет Тайнозритель в Смирну. — Вот, диавол будет ввергать некоторых из вас в темницу, чтобы искусить вас... Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2, 10).

Смирнская Церковь в середине II века прослави­лась своими мучениками и особенно мученичеством своего славного епископа святого Поликарпа. Хотя и при жизни Апостола Иоанна Смирнская Церковь «терпела скорбь и нищету» (это было время Домициа­на), но была все же, по словам Апокалипсиса, «бога­та». Чем она была богата, рассказывает лет двадцать спустя святой Игнатий Богоносец, преемник Апосто­ла Иоанна, свидетельствуя об укреплении и углубле­нии христианской жизни Малой Азии (106-115годы). Ефесяне и смирняне у него постоянно поми­наются наряду друг с другом. «Да почтит их Господь Иисус Христос, на Которого они надеются плотию, душою, верою, любовию, единомыслием», — пишет он в Послании к Филадельфийцам о ефесянах и смирнянах. Обе эти Церкви особенно ему близки, а в Смирне особенно им был любим святой епископ Поликарп.

Он пишет ефесянам из Смирны: «Пишу вам, бла­годаря Бога и любя Поликарпа, как и вас». Ефесских христиан (учеников Апостола Иоанна) и Смирнского епископа Поликарпа любил и ценил святой Игнатий. Как и Ефесскую Церковь, святой Игнатий привет­ствует Смирнскую Церковь посланием, полным люб­ви и похвалы. Он обращается к ней, как «облагоде­тельствованной» всяким «дарованием», «не лишенной ни единого дара», «исполненной веры и любви» (см. 1-ю часть).

Но как ни богата была Смирнская Церковь вся­ким дарованием духовным, все же она, видимо, силь­но уступала в искренности духа Церкви Ефесской.

В Послании святого Игнатия к смирнянам чув­ствуется большое опасение, как бы они не потерпели вред от действовавших в Смирне «зверей в челове­ческом образе», вредных лжеучителей. Имен их, как неверных, святому Игнатию «не рассудилось напи­сать» (это были докеты — один из видов нарождаю­щегося гностицизма). Удар еретиков был направлен на самые источники жизни, которую так бережно на­саждал и углублял Апостол Иоанн в Малой Азии.

Мы узнаем от святого Игнатия, что они удаляют­ся от Евхаристии и молитвы, так как не признают, что Евхаристия есть Плоть Спасителя нашего Иису­са Христа, которая пострадала за наши грехи, но ко­торую Отец воскресил по Своей благодати. Они учи­ли, что Спаситель пострадал «призрачно», «не испо­ведуют Его носящим плоть»; они отрицали действительность Христова воплощения, всю Его жизнь во плоти, страдания и Воскресение. Святой Игнатий ярко показывает, какою мертвечиной пахнет от этих «бесплотных» христиан. Превращая в видимость, в призрак, обесценивая земную жизнь и дела Спасите­ля во плоти, эти еретики не способны были ценить, любить и освящать и человеческих дел во плоти. У ефесян, истинных христиан, наоборот, по словам свя­того Игнатия, «духовно» было и то, что они делали «по плоти».

Не таков был плод еретических умствований. «По­смотрите, — пишет в Смирну святой Игнатий, — на тех, которые иначе учат о пришедшей к нам благода­ти Иисуса Христа, — как они противны воле Божи­ей! У них нет попечения о любви, ни о вдовице, ни о сироте, ни о притесняемом, ни об узнике, ни об освобождении от уз, ни об алчущем, ни о жажду­щем», и по учению и по жизни призрачно все их христианство. «Сами они призраки», — говорит о них святой Игнатий. Еретики, отрываясь от источника вечной жизни — смерти и Воскресения Спасителя, «умирают в своих прениях и умствованиях».

Святой Игнатий противопоставляет им «учение пророков и особенно Евангелие, в котором нам от­крыты страдания Христа и совершенно ясно Его Воскресение». Поэтому проповедники, самовидцы и свидетели Евангельских событий — Апостолы «смерть презирали и явились выше смерти».

Страдания и Воскресение Спасителя вдохновляли и даровали силу и жизненный смысл подвигу самого свя­того Игнатия. Он писал: «Чтобы участвовать в Его страданиях (в которых, — как он говорит в другом ме­сте, — наше воскресение. — С. М.), я терплю все это, и Он укрепляет меня, потому что соделался человеком совершенным». Земная жизнь, подвиги, страдания ма­ленькие и большие — не призрак, они не бесплодны, ибо их плод — соединение со Христом и Богом — вечная жизнь. К этому же призывает святой Игнатий смирнян. Вот начало борьбы за чистоту и полноту апо­стольского предания в Церкви, за Православие.

Святой Игнатий всячески остерегает смирнян от еретиков, не только внутренне, через убеждение, но и внешне учит ограждаться от них, как от великой опасности для Христова дела.

«Надобно удаляться от таких людей, — пишет он в Смирну, — и ни наедине, ни в собрании не говорить о них». Более того: «...не дай Бог вспоминать их, пока не раскаются они и не признают страдания Христа, которое есть наше воскресение... Не только не должно принимать (их) к себе, но, если возможно, и не встре­чаться с ними, а только молиться за них, — не раска­ются ли они как-нибудь».

Святой Игнатий, полный любви и ревности, берег смирнян от лжеучений как от заразительной, прилип­чивой болезни. Ефесяне, как более опытные в хрис­тианской жизни, выросшие под руководством апос­тольским, сами ограждались и прогоняли всяких лжеучителей. В Смирне же лжеучения находили не­которую почву. Святой Игнатий учит вырывать их с корнем, ибо самые мысли еретиков имеют свойство подавлять и ослаблять любовь, жизнь христианскую.

Лучшее предохранение от всяких заблуждений для всех Церквей, и особенно для Смирнской, которая имела святого Поликарпа, святой Игнатий видел в единении вокруг своего епископа. «Бегайте разделе­ния, как начала зол... Внимайте же епископу, дабы и Бог внимал вам. Я жертва за тех, которые повинуют­ся епископу, пресвитерам и диаконам. И пусть участь моя будет одинакова с ними. Вместе подвизайтесь, вместе совершайте путь свой, вместе терпите, вместе успокаивайтесь, вместе вставайте, как Божии домо­строители и домочадцы и слуги».

Всей силой своей любви и авторитета святой Иг­натий укреплял в Смирне значение и влияние святого Поликарпа. В пророческом духе он предвидел, как послужит Церкви этот возлюбленный ему епископ. Смирнская Церковь во главе со святым Поликарпом вместе с Ефесской Церковью были во II веке опло­том христианства.

По дороге в Рим святой Игнатий сам побывал в Смирне. Здесь его окружила любовь Поликарпа и прибывших сюда ефесян. Его «успокоили» во всем. Окруженный любовью Малоазийских Церквей, он почувствовал себя не одиноким в своем подвиге.

«Приветствую вас из Смирны вместе с находивши­мися при мне Церквами Божиими, которые утешили меня во всем, телесно и духовно», — писал он. Смирняне окружили любовью не только самого Игнатия, «возлюбив его узы», но и успокоили его двух диако­нов Филона и Агафонада, которые вскоре за тем дого­няли святого Игнатия, чтобы послужить ему и сооб­щить радостную весть, что в его Антиохийской Церк­ви водворился мир, кончилось гонение. Все это было сопряжено с немалою опасностью: со слов святого Иг­натия явствует, что в других Церквах не все пожелали принять их. Но смирняне вместе с ефесянами снаряди­ли для заботы о святом некоего Вурра, который, по словам святого Игнатия, был «истинно образец служе­ния Богу». Вплоть до приезда Филона и Агафонада Вурр старательно, не боясь опасности разделить участь святого мученика, исполнял свое служение и вернулся в Смирну с посланием от него из Троады. (Здесь до­гнали святого Игнатия Филон и Агафонад.)

Далеко не все тогда имели мужество и усердие смирнян и ефесян. Не говоря уже о Палестине, где некоторые отколовшиеся от Церкви христиане преда­ли старца — епископа Симеона, в самой Малой Азии многие вифинские христиане в эти годы проявили мало мужества.

Почти каждое послание святого Игнатия свиде­тельствует о любви его к святому Поликарпу. Выделяя его из всех епископов, он по отъезде из Смирны пишет ему особое послание (помимо послания Смирнской Церкви). Из всего видно, что святой Игнатий в святом Поликарпе прозревал того человека, кото­рый, как способный знать волю Божию, поведет Цер­ковь не только Смирнскую, но и Вселенскую по угодному Богу пути. Поэтому он пишет ему с осо­бенным вниманием и любовью, стараясь усовершить и углубить путь его жизни, делясь с ним своим мно­голетним опытом епископа. Святой Поликарп не был преемником святого Игнатия по кафедре, но святой Игнатий ему как бы вручил то руководящее положе­ние во Вселенской Церкви, которым сам пользовался.

Он внимательно присмотрелся к личности святого Поликарпа. Откровенно и просто он иное одобряет в нем; а иное учит совершенствовать и испросить у Бога. Святой Игнатий одобряет его твердость в бла­гочестии, его терпение в любви; он учит искать еще большего — быть снисходительнее, любить не одних добрых, но и худых учеников, принимать всех ласко­во, не смущаться людей, учащих иному (еретиков), достигать большего разумения, чтобы проникнуть в сокровенное. Указывая ему, чему сам святой Поли­карп должен учить свою паству, советует избегать «ухищрений» ума, которыми вскоре так богат стал этот век процветания гностицизма — самой ухищрен­ной из всех ересей; призывает его больше заботиться и учить об устроении жизни и души.

В своих надеждах на святого Поликарпа святой Игнатий не ошибся. Действительно, объединившись вокруг своего славного епископа, Смирнская Церковь выстояла во всех бурях и опасностях, которыми изо­биловал II век. Святой Игнатий писал святому По­ликарпу: «...как кормчему нужны ветры или обурева­емому — пристань, так настоящему времени нужен ты, чтобы достигнуть Бога». Когда это писалось, свя­той Поликарп еще только начинал свое долголетнее

служение. После кончины святого Игнатия в течение полувека, или около того, именно святой Поликарп отражал от Церкви бесчисленные попытки замутить чистоту апостольских учений.

«Великому борцу свойственно принимать удары и побеждать», — писал ему святой Игнатий. Святой Поликарп стоял 86 лет твердо, как наковальня, по которой бьют: об его «твердое, как камень, благочес­тие» разбилось немало враждебных христианству сил.

Среди всяких «мудростей» гностицизма, среди «вдохновенных» и «ухищренных» лжепророков — Маркионов, Марков, Валентинов — он пронес спо­койно свою простую, твердую и вместе полную глу­бины веру. Этот муж, «пророческий и апостольский», как называли его современники, послужил примером и руководством для всей Церкви.

Второй век кишел людьми, которые, по меткому выражению святого Иринея, «не став еще людьми, хотели быть богами», стремились возвещать и позна­вать тайны более глубокие, чем благовестие Христо­во. Это были часто даровитые люди с некоторой фи­лософской подготовкой и вкусом. В христианстве они увидели преимущественно философскую или бо­гословскую систему, но недостаточно разработанную, и принялись ее дополнять и исправлять, каждый по своему разумению.

К началу II века святой Ипполит Римский насчи­тывает уже тридцать две таких попытки «исправить» христианство. Некоторые из этих попыток привлекли немало последователей. Так, Маркион (около середи­ны II века), положивший начало учению о двух Бо­гах — христианском и ветхозаветном, добром и злом, — по словам святого Иустина, своего современника, «убедил множество людей», и «во всех сторонах мно­гие слушают его»⁷⁷. Большим успехом пользовался и Валентин, другой гностический мудрец (140-160 годы), исследовавший небо вдоль и поперек так, чтовнимавшим ему вся божественная жизнь до и после сотворения мира становилась яснее, чем земная, в которой, по справедливому замечанию святого Ири­нея, часто приходится сознаваться в незнании.

Валентин едва не попал в епископы одной из крупнейших христианских Церквей (Римской или Александрийской). В общем, каждая из этих тридца­ти двух систем навербовала большее или меньшее количество приверженцев, терзая Церковь.

«Как овцы, умыкаемые волками, — писал святой Иустин об увлекавшихся этим учением христианах II века, — они глупейшим образом предают себя на съедение этих атеистических учений и демонов».

Но так же быстро, как эти еретики II века появи­лись, — так же быстро они теряли всякое значение и постепенно вовсе исчезали. Скорой победе христиан­ства над этими искажениями немало послужила лич­ность святого Поликарпа Смирнского.

Произволу человеческих мыслей и систем он твер­до противопоставил Божественное откровение Хрис­тово, проповеданное изначала Апостолами. «Обратим­ся, — учил он, — к преданному изначала слову» (Филиппийцам. 7). Он его сам слышал из уст Апос­толов, и это было то самое учение, которое соблюда­лось Церковью. Он свидетельствовал его в течение всей своей святой и долгой жизни.

Гностики и другие еретики II века, не будучи уче­никами Апостолов, похвалялись, что они получили от них особо углубленное, тайное учение, неизвестное Церкви.

Им противостали малоазийские наставники (стар­цы) во главе со святым Поликарпом, действительные ученики Апостолов. Они засвидетельствовали, что апостолы учили не иному, чем Церковь. Произволь­ным и ухищренным еретическим толкованиям Ново­заветного Писания они противопоставили то церков­ное его понимание, которое приобрели, будучи учебниками Апостолов и обращаясь «со многими из ви­девших нашего Господа» (святой Ириней)⁷⁹.

Гностики думали проникнуть в небесное, изъяс­нить происхождение и рождение (развитие) Самого Бога, Его Мысли и Слова, Жизни Христа, но, гово­ря словами святого Иринея, «не великое что-либо и сокровенное таинство» открывали, а попросту перено­сили на Единородное Слово Божие и на всю Боже­ственную жизнь свойства земной жизни, составляя понятие о Боге «по человеческим страстям». Уподоб­ляя Слово Божие произносимому слову человеческо­му или звукам и слогам, они думали этим все объяс­нить. Они скрывали свои объяснения, как великую тайну; гордились ими, как высшим, по сравнению с Церковью, достижением. Святой Поликарп, близкий ученик Иоанна Богослова, мог, подобно другу своему святому Игнатию, сказать: «Ужели не могу написать вам о небесном...» Ведь сами гностики (Валентин, Гераклеон и др.) выставляли себя истолкователями учения именно этого Апостола. Но святой Поликарп, истиннейший ученик, знал подлинные духовные по­требности христианского устроения, избегал углуб­ляться без нужды в то, что, умножая знания, не ум­ножало любви и подлинного роста христианского духа. Тем более он удалялся произвольных ухищре­ний человеческого ума.