Богослужение и Таинства 2 страница

Той части христианства, которая пошла по следам святого Игнатия и крепко держалась церковного пути, нечего было опасаться. По слову святого Игна­тия, она могла выдержать «всякое насилие князя века сего и, избежавши его, приблизиться к Богу» (Магнезийцам. 1). Победа ей была вовеки обеспечена. Гонение приближало ее к цели, отрывало от мира, соединяло с Богом. Отпадения были для нее, по вы­ражению святого Игнатия, «очищением» (Филадель­фийцам. 3) от неверного и слабого — укрепляло внутреннее единство.

Так повернуть острие опасности, которая, казалось, грозила гибелью христианства, было делом, над кото­рым прежде всего потрудились малоазийские учители во главе со святым Игнатием и святым Поликарпом Смирнским. Они подготовлены были к тому самими Апостолами. По словам Златоуста, святой Игнатий «близко общался с Апостолами... с ними воспитывал­ся и везде при них находился, имел общение с ними и в речах и в неизреченном»⁷².

Апостолы поставили его епископом Антиохии Си­рийской.

В начале проповеди апостольской, когда она впер­вые коснулась язычников, Антиохия, эта столица Сирии (на востоке Римской империи), первый после Рима город, сделалась средоточием христиан из язычников. Отсюда, как мы знаем, вышла проповедь Апостолов Павла и Варнавы. Сюда возвращались они, чтобы дать отчет пророкам и учителям Анти­охии, как они исполнили дело, на которое их поста­вил Дух Святой через антиохийских наставников.

Антиохийская Церковь как бы от лица всех хрис­тиан из язычников несла ответ перед Апостолами и пресвитерами Иерусалима за допущение в Церковь необрезанных (Деян. 13-15).

Прошло первое поколение христиан. Не стало Апо­столов Петра и Павла. И Церковь Антиохийская как бы отходит в тень. Разрушение Иерусалима, казалось, должно было придать Антиохии тем большее значе­ние. Можно было ждать тем большего процветания Церкви Сирийской; можно было ждать сюда притока сил из недалекой Палестины. Но об этом ничего не слышно. Лет через сорок епископ Антиохии все еще говорит о Церкви Антиохийской как о «малом теле» (Св. Игнатий. Послание к Смирнянам. 11), — в то время как о Церкви Ефесской он упоминает как о «многочисленном обществе» (Послание к Ефесянам. 1). Антиохия послужила дверью для язычников, но через эту дверь поспешили войти язычники не Си­рии, а прежде всего Малой Азии, Рима. Если перво­начально немало слышно об успехах проповеди анти­охийских подвижников, то эти успехи их — вне Ан­тиохии и Сирии. Так было во времена Апостолов Павла и Варнавы. Так случилось и полвека спустя. Антиохия на грани II века прославилась своим епис­копом и мучеником — святым Игнатием. Но мучени­ком он стал в Риме. А как епископа и наставника мы знаем его почти исключительно по тем Послани­ям, которыми он укреплял дух Малоазийских Церквей. И это не случайно. В это время Малая Азия и Рим собирали в себя со всего мира всё наиболее зна­чительное в духовной жизни Церкви.

То, что мы знаем о святом Игнатии Богоносце, помимо его собственных Посланий, — это Мучени­ческие акты в нескольких вариантах (5-6), несколь­ко разрозненных преданий и замечаний у историков IV-V веков и святых отцов, начиная со II века (По­ликарп, Ориген, Ириней, Евсевий, Иоанн Златоуст и др.). Но нам нечего особенно сетовать: мы располага­ем бесценным сокровищем — семью письмами-посла­ниями самого святого Игнатия, которые лучше вся­ких чужих рассказов подводят нас вплотную к свято­му наставнику Антиохии и бросают яркий свет на жизнь современной ему Церкви. Эти Послания свя­того мученика высоко ценили еще современники свя­того Игнатия. «Вы можете получить из них великую пользу», — пишет, пересылая их филиппийцам, свя­той Поликарп, епископ Смирнский. Их не забывали и последующие поколения христианские. На них ссылается святой Ириней Лионский (конец II века), Ориген (III век), святой Афанасий Великий (IV век), святой Иоанн Златоуст (конец IV века) и многие другие. Ими воспользовался и лучший древний исто­рик Церкви — Евсевий Кесарийский (в IV веке), и блаженный Иероним (V век). И мы уже имели слу­чай пользоваться этими Посланиями, когда говорили о жизни Малоазийских Церквей в начале II века.

Но мы еще мало сказали о самом святом Игнатии. Его второе имя или прозвище было Богоносец. Есть предание, записанное Анастасием библиотекарем (IX век) и Симеоном Метафрастом (X век), что он был тот ребенок, которого Спаситель, обняв, поста­вил в пример ученикам и благословил. Отсюда имя Богоносец — в смысле «Богом носимый». В его соб­ственных Посланиях нет на это указаний. Но Бого­носцем он себя называет.

Сохранилось семь его Посланий (если не считать еще восьми, подлинность которых требует особого рассмотрения). Послания эти знакомят нас с еписко­пом Антиохии уже на пути к смерти. Он уже немо­лод. Он знаменит в Церквах. Вероятно, известность эта и привела его к смерти, к осуждению его Траяном. По хронологии, которой располагал Евсевий Кесарий­ский, святой Игнатий, когда был осужден на смерть, в начале II века, уже лет 40 стоял во главе Антиохий­ской Церкви. По единодушному свидетельству Преда­ния (Постановлений апостольских, Златоуста, Феодо­рита и др.), он поставлен был епископом еще Апосто­лами, так же как и его предшественник Еводий. Свя­той Игнатий, по словам Златоуста, «близко общался с Апостолами... с ними воспитывался и везде при них находился, имея общение с ними и в речах и в неиз­реченном» (Похвала святому Игнатию).

Мученические акты и блаженный Иероним (в «Хронике») называют его учеником Апостола Иоан­на. Это подтверждается его близостью с Малой Ази­ей, особенно с Ефесской Церковью, дружбой со свя­тым Поликарпом, выдающимся учеником Апостола Иоанна. Да и трудно предположить, что, живя столько лет невдалеке от Ефеса, он не пользовался бы наставлениями Апостола, учение которого так близко было его духу. Всей своей личностью, своей мыслью и влиянием святой Игнатий · продолжал в Церквах, и прежде всего в Церкви Малой Азии, дело Апостола Иоанна — дело единения. Он так о себе и сам говорит: «...я делал свое дело, как чело­век, предназначенный к единению» (Филадельфийцам. 8). И в раскрытии учения о Христе, воплотив­шемся Слове Божием, в нем чувствуется прежде всего ученик Апостола Иоанна. Не напрасно называ­ет он ефесян, среди которых жил и учил Апостол Иоанн, своими «соучениками» — того Апостола, ко­торому они вместе внимали.О времени, предшествующем осуждению святого Игнатия, самое, по-видимому, достоверное, чем мы располагаем, это краткий рассказ Мученических актов в так называемой «Антиохийской редакции». Время ее составления историки теперь склонны относить к IV веку, но в основе ее, чего нет основания отрицать, лежат несомненно древнейшие сказания, например, официальные акты суда над святым Игнатием. Ибо этот рассказ вполне соответствует и всем остальным источникам того времени, и Посланиям самого свято­го Игнатия. О конце I века, времени царствования Домициана, по Апокалипсису мы знаем о мучениках в Малой Азии; известны «бедствия» (по словам Кли­мента Римского (Послание к Коринфянам. 1), потом — казни и ссылки в Риме (по свидетельствам Кли­мента; Флавия Домицилла и др.); преследования в Палестине; со слов Плиния догадываются о гонении в Вифинии (лет за 20 до его управления в 112 году); и вообще о Домициане как преследователе христиан оп­ределенно говорят Мелитон и Тертуллиан (ср.: Евсе­вий)⁷³. Примыкая к этим сведениям, Мученические акты сообщают об Антиохии следующее: «Святой Иг­натий, ученик Апостола Иоанна, правил Антиохийской Церковью как мудрый кормчий. С большой осторож­ностью вел он свой корабль посреди бурь; противо­борствовал им то молитвою и постом, то силою слова, то чистотою своего учения. Видя, наконец, успокоение от бури, он благодарил Бога за тишину, которой пользовалась Церковь. Но он казался недоволен со­бой: упрекал себя в малой любви к Иисусу Христу; он воздыхал о мученичестве и был убежден, что толь­ко мученическая смерть могла его сделать достойным приближения к Богу, Которому он служил».

Как надо разуметь, что святой Игнатий противо­борствовал преследованиям молитвой, силой слова, чистотою учения, — это разъясняется подробно из его Посланий Церкви Малой Азии. Здесь же прибавим предание, сохраненное историком Сократом (IV-V века), в котором говорится, что святым Игнатием вве­дено было антифонное пение в церквах Антиохии. Ему было видение, что так славят Святую Троицу Ангелы на небе. Его любовь к пению сквозит в его Посланиях. Он любит музыкальные образы. И даже говоря о своей предстоящей смерти, он выражает рим­лянам, среди которых готовился умереть, одно пред­смертное желание: «Не делайте для меня ничего бо­лее, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жерт­венник уже готов, и тогда составьте любовию хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе, что Бог удостоил епископа Сирии призвать с востока на запад. Прекрасно мне закатиться от мира к Богу, что­бы в Нем мне воссиять» (Римлянам. 2). Частым об­щим молитвам, как частому соединению в единой Ев­харистии, он придавал великое значение для созида­ния христианского духа. Так, руководя Антиохийской Церковью, он дожил до времен Траяна.

Мы знаем по переписке правителя Вифинии Пли­ния и императора Траяна, каково было положение христиан в царствование Траяна... Траян их сам не преследовал, вернее, не разыскивал. Но если кто-ни­будь доносил на христианина, он считал своим дол­гом предавать этого христианина казни. Такова была практика Траяна и до 112 года (года его переписки с Плинием). Ибо, обращаясь за указаниями к импера­тору Траяну, Плиний не сомневался, что, согласно практике Траяна, нужно казнить христиан. Он спра­шивал у Траяна лишь о подробностях судопроизвод­ства. В первые годы II века Траян неоднократно бы­вал в Антиохии. Неудивительно, что в Антиохии, в этом старом и крупном центре христиан, нашелся враг и доносчик на христиан и прежде всего на зна­менитого главу христиан — святого Игнатия.

И вот, согласно преданию и в соответствии с исто­рической обстановкой, сам император Траян судитсвятого Игнатия. По-видимому, есть на это некоторое указание и в Посланиях святого Игнатия: хотя его мученичество было впереди, в Риме, и он это по скромности усиленно подчеркивает, но в одном месте он все же говорит, что «уже удостоился послужить к славе Божией». Не намек ли это на его исповедничество перед лицом самого императора? Встреча про­изошла между 105 и 115 годами. Траян незадолго до того настойчиво возобновлял воспрещение всяких тай­ных обществ (гетерий) и собраний. Христиане, под руководством святого Игнатия, самим своим существо­ванием и своими богослужениями неизбежно и посто­янно нарушали это предписание императора, которым он очень дорожил (см. переписку его с Плинием о всяких «товариществах» в Вифинии). Соответственно этому Мученические акты передают такой разговор святого Игнатия и императора Траяна. Траян:

— Кто ты, злой демон, что стараешься нарушить наши законы, да и других убеждаешь к тому же, что­бы они погибли несчастно?

— Никто, — отвечал святой Игнатий, — не назы­вает Богоносца злым демоном: злые духи бегут от рабов Божиих. Если же ты называешь меня злым для этих демонов, потому что я неприятен им, я со­гласен. Имея Христа, Пренебесного Царя, я разру­шаю их сети.

— А кто такой, — спросил Траян, — Богоносец?

— Тот, кто имеет Христа в сердце своем, — отве­чал Игнатий.

— Разве мы, думаешь ты, не имеем в душе богов, которые помогают нам против врагов?

— Ты заблуждаешься, называя египетских демонов богами. Один есть Бог, сотворивший небо и землю, море и все, что в них, и Един Христос Иисус, Еди­нородный Сын Божий, Который да будет ко мне милостив.

— Ты говоришь о Распятом при Понтии Пилате?

— Да, о Том, — отвечал святой Игнатий, — Кото­рый распял на кресте мой грех вместе с виновником его и всю демонскую лесть, всю злобу осудил и по­верг к ногам тех, кто носили Его в сердце.

— Итак, ты носишь в себе Распятого?

— Да, (ношу), ибо написано: вселюся в них и похожду.

Траян произнес следующий приговор: «Повелеваем Игнатия, который говорит, что носит в себе Распято­го, отвести в оковах в Рим под воинскою стражею и там предать на съедение зверям для забавы народа».

В этом кратком разговоре сжато и верно обрисо­вываются беседующие. Замечания Траяна и его при­говор казались, вероятно, ему, уверенному в себе римлянину, исчерпывающими дело.

В ответ на исповедание святым Игнатием христи­анства Траян только уточнил, что это — вера в рас­пятого недавно римским чиновником Преступника. В ответ на уверенность в помощи носимого в себе Рас­пятого — приговор, по мнению Траяна, обнаруживал бессилие христианской веры и ее Бога. Встретились два самых замечательных в этом поколении предста­вителя Церкви и мира и разошлись, чтобы пойти каждый по своей дороге.

Святой Игнатий, выслушав приговор, воскликнул с радостным воодушевлением: «Благодарю Тебя, Гос­поди, что Ты удостоил меня засвидетельствовать со­вершенную любовь к Тебе (или: удостоил совершен­ной любви к Тебе) и удостоил чести быть связанным узами, подобно Апостолу Твоему Павлу».

В своих Посланиях святой Игнатий с нежностью называет свои узы «духовным жемчугом, в котором желал бы и воскреснуть» (Ефесянам. 11). Он сам себя заковал, со слезами помолившись Богу о своей Церкви, которая вся подверглась преследованию. Подробностей мы не знаем. По-видимому, расправа сглавой Антиохийской Церкви отвела удар, — уже по дороге в Рим, в Троаде, святой Игнатий получил из­вестие, что в его Церкви водворился мир и «восста­новилось» ее «малое тело» (Смирнянам. 11).

С охотой предал себя святой Игнатий отряду вои­нов, который должен был отвести его на смерть в Рим. Что он при этом чувствовал, мы узнаём из его Посланий: «Я пламенно желаю бороться со зверями, — писал он, — начало положено хорошо, сподоблюсь ли благодати — беспрепятственно получить мой жребий?» «Я желаю страдать, — пишет он, — но не знаю, дос­тоин ли». Он даже опасался сам того избытка ревно­сти о страдании, который в нем кипел. Он опасался тщеславия в своем подвиге и писал Церкви с просьбою молиться и очищать его дух. «Смиряю себя, чтобы не погибнуть от тщеславия. В настоящее время еще более мне нужно остерегаться и не внимать надмевающим меня, ибо, хваля меня, они наносят мне раны. Я желаю страдать, но не знаю, достоин ли. Рев­ности во мне многие не видят, а она сильно борет меня. Посему нужна мне кротость, которою низлагает­ся князь века сего» (К Траллийцам. 4). «Ваша молит­ва к Богу усовершит меня, чтобы я достиг назначен­ного мне милостию Божией жребия» (К Филадельфийцам. 5).

Но все опасения смиренной его души исчезают, когда ее касается благодать Того, ради Кого он в подвиге. «Для чего же я сам себя предал на смерть, в огонь, на меч, на растерзание зверям? Нет, кто под­ле меча — подле Бога, кто посреди зверей — посреди Бога: только бы это было во имя Иисуса Христа. Чтобы участвовать в Его страданиях, я терплю все это, и Он укрепляет меня» (Смирнянам. 4).

Укрепленный Господом, он уже не опасается стре­миться к смерти, ибо чувствует в этом не свою толь­ко волю, а волю Божию: «Если волею Божией удос­тоен этого (мученического жребия), то не по моему сознанию, а по благодати Божией, которой желаю сподобиться во всей полноте, чтобы, при молитве вашей, прийти мне к Богу» (Смирнянам. 11). Из Послания к Римлянам, которое святой Игнатий на­писал из Смирны, с полдороги, мы узнаем, в какой пламень выросло это его благодатное устремление к Богу. Это сияющее, как драгоценный пламень, Посла­ние служит навеки ответом на попытки внешней си­лой подавить христианство.

Внешний повод к нему был такой. Святой Игна­тий по дороге в Рим, достигнув Смирны, окружен­ный проявлениями нежности и внимания малоазийс­ких христиан, стал опасаться, что и римские христи­ане его пожалеют — окажут ему, как он выражается, «неблаговременную» любовь и воспрепятствуют тем или иным путем его мученической смерти.

Это опасение принудило его вскрыть тайники сво­ей души. Оно нам обнажило, чем жило сердце, созрев­шее для мученического подвига. Пока святого Игна­тия чествовали как мученика, превозносили за его подвиг, он, смиряясь все больше, обнаруживал опасе­ния, — готов ли он на мученическую смерть, достоин ли, просил молитв... Но когда он почувствовал, что Бог его призывает, а люди делаются препятствием, то, как бурный поток, он устремился к своей цели. «Жи­вой пишу вам, горя желанием умереть. Моя Любовь распялась, и нет во мне огня, любящего вещество, но вода живая, говорящая во мне, взывает мне изнутри: «иди ко Отцу» (Смирнянам. 7). Этот призыв Духа Божия сделал ему вожделенным всё то, чем думала языческая власть положить предел христианству: «Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторже­ния, раздробления костей, сокрушение всего тела, лю­тые муки диавола пусть придут на меня — только бы достигнуть мне Христа» (Смирнянам. 5).

Ничтожны оказались все орудия борьбы язычества, все его ужасы оказались лишь путем к Богу. Что могли сделать они христианам, которые подобны святому Игнатию? Уже не врагам, а друзьям пишет он свою просьбу: «Умоляю вас, не оказывайте мне неблаговре­менной любви. Оставьте меня быть пищей зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелят меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым... О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностью бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добро­вольно не захотят, я их принужу. Простите мне: я знаю, что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, ничто не удер­жит меня прийти ко Иисусу Христу» (Смирнянам. 5, 6). «Дайте мне быть подражателем страданий Бога мо­его. Кто сам имеет Его в себе, тот пусть поймет, чего я желаю» (Смирнянам. 6). Язычники удивлялись, видя радость на лицах замученных и умиравших христиан. Послание святого Игнатия приоткрывает, чему радова­лись его собратия, почему шли на смерть победителя­ми. «Лучше мне умереть за Иисуса Христа, нежели царствовать над всею землей. Его ищу, за нас умерше­го. Его желаю, за нас воскресшего» (Смирнянам. 6). Святой Поликарп, современник и друг святого Игна­тия, выражает кратко сущность дела, когда пишет филиппийцам о святом Игнатии и ему подобных: «Они не нынешний век возлюбили, но Того, Кто за нас умер, и за нас Воскресшего Бога» (Филиппийцам. 9).

Смерти в Риме предшествовал тяжелый и долгий путь с отрядом десяти воинов, которые от благодея­ний, им оказываемых, делались только злее. Но они не ослабили силы духа великого старца. «Оскорбле­ниями их я больше научаюсь», — писал он о своих спутниках (Римлянам. 5).

В своем внешнем «бессилии» христианство еще раз явило свою внутреннюю мощь. Святой Игнатий, славный глава христиан, не живой ли урок «бесси­лия» христианства? Не говорил ли сам святой Игна­тий, что «носит в себе Распятого» и что «Христос поверг к ногам тех, кто носит Его в своем сердце, всю демонскую злобу» язычества? И вот еще раньше смерти «от Сирии и до Рима», на суше и на море, ночью и днем он унижается и оскорбляется кучкой солдат, ведущих его на смерть!

Теперь нам предстоит познакомиться с тем, како­вы были плоды этого живого урока «бессилия хрис­тианства», плоды, не предвиденные мудростью рим­ских правителей.

Можно было везти святого Игнатия прямо морем, через Антиохийский порт — Селевкию, мимо Кипра и Крита, приблизительно так, как повезли Апостола Павла лет 50-60 до того. Это было много ближе и скорее. Но отряд воинов, с которыми был связан святой Игнатий, выбрал окружной путь, через Ма­лую Азию попеременно сушей и морем. Антиохия, Малая Азия, Македония, Рим — почти вся Церковь увидела святого Игнатия в его узах.

Вот впечатления святого Иоанна Златоуста, засви­детельствовавшего дошедшее до него живое предание Церкви, от этого путешествия святого Игнатия. Рас­сматривая смерть святого Игнатия и других пастырей этого времени как борьбу диавола против Церкви, в которой он стремился лишить ее пастырей, святой Златоуст говорит: диавол «не позволял умерщвлять епископов в тех городах, в которых они предстоятельствовали, но убивал их, уводя в чужую страну. А делал он это как попытку уловить лишенных необхо­димого, так и в надежде ослабить их трудностью пути, что сделал он и с этим блаженным мужем. Он вызвал его из нашего города (слово свое памяти свя­того Игнатия Златоуст говорил в Антиохии) в Рим, назначая ему длиннейшие двойные расстояния... наде­ясь и длиннотою пути и множеством дней низвергнуть мужество его, — но не знал того, что он имел сотрудником и спутником своим в таком путеше­ствии Иисуса и потому становился еще более силь­ным, представлял больше доказательств присущей ему силы и больше скреплял Церкви. В попутных городах христиане стекались со всех сторон, ободря­ли подвижника и провожали его с великим запасом для пути, подвизаясь вместе с ним молитвами и мо­лениями. И сами они получали немало утешения, видя мученика, идущего на смерть с такою готовно­стью, с какою естественно было идти призываемому в Царские Небесные чертоги. Из мужественной рев­ности и светлого взора его они самим делом убежда­лись, что то, на что он шел, было не смерть, но не­которое отшествие, переселение и восхождение на небо. Этому научал он и словами и делами все горо­да, какие проходил... он прошел дивным учителем не только для жителей Рима, но и для всех городов, лежащих на пути... он совершил путь, как какое-ни­будь солнце, восходящее с востока и текущее на за­пад...». Как горячее солнце, согревал он всех мало­душных и слабых.

Из слов святого Иоанна Златоуста, родом, как и святой Игнатий, антиохийца, которому хорошо знако­ма была местность, видно, что святому Игнатию при­ходилось делать «длиннейшие двойные расстояния», путь, которым вели святого Игнатия, был не кратчай­ший, но окружной. Его провели «сушею и морем», как писал сам святой Игнатий (Римлянам. 5): сперва морем, потом они шли сухим путем через Атталию — Филадельфию — Смирну, потом опять морем; потом сушею через Македонию и опять морем до Италии. Медленность передвижения по крупному тракту дала возможность христианам Сирии предупредить Церкви Малой Азии, что они могут повидать великого старца.

Малоазийцы широко и с любовью воспользовались этим. Даже Церкви, которые были ему не по пути, и те выходили его приветствовать туда, где можно было его увидеть. Хотя со святым Игнатием было десять солдат — десять леопардов, по отзыву самого свято­го, — и как они были ни злы, они, согласно обычаю (или закону), не препятствовали порученному им уз­нику общаться с окружающими.

Перед лицом смерти святого Игнатия особенно ясно почувствовалось единство жизни христианской, разлившейся во всем мире. Епископ Сирии оказался свой, родной среди малоазийцев, в Македонии, в Риме. Это было зрелище, совершенно неизвестное язычеству: многих оно поражало и привлекало, иных раздражало (ср.: Тертуллиан. Апология. 39; «Окта­вий»)⁷⁴. «Как они любят друг друга», — говорили язычники с удивлением. «Между ними какая-то как бы любовная связь». Многим язычникам столь не­привычное явление казалось чем-то болезненным и даже преступным и развращенным, казались немыс­лимы чистые и сильные чувства среди посторонних друг другу людей.

Зато многие, испытав на себе и на своих близких силу христианской любви, сами обращались в хрис­тианство (Иустин. II Апология).

С исключительным вниманием встречен святой Иг­натий в Смирне. Смирна с Ефесом, которых разделя­ли не более шестидесяти верст, были центром Малой Азии, где тогда всего более пустило корни и процве­тало христианство. В Смирну собрался повидать свя­того Игнатия целый собор окружных епископов и вы­дающихся христиан. Здесь был близкий святому Иг­натию по духу святой Поликарп, епископ Смирнский, видный ученик Апостола Иоанна; сюда собрались епископы и представители окружных Церквей и, что особенно было дорого святому Игнатию, сюда прибы­ли ефесяне — его «соучители», соученики Апостола Иоанна. «Когда вы услышали, что я связан в Сирии за общее имя и упование, вы поспешили видеть меня», — писал им святой Игнатий (Ефесянам. 1).

Прибыв в Смирну, ефесяне вместе со святым По­ликарпом проявили особую заботливость о святом мученике. «Они успокоили меня во всем вместе с Поликарпом, епископом Смирнским», — отмечает, выделяя их из остальных Церквей, святой Игнатий (Магнезийцам. 15).

В Смирне много усердия и заботы о святом Игна­тии и его спутниках проявили женщины. Это видно из многочисленных приветствий им в конце Посла­ния к Смирнянам, которое пишет святой Игнатий. Это подтверждает и сатирический рассказ Лукиана Самосатского о «Перегрине Протее», многие черты которого, как думают, взяты из жизни святого Игна­тия. С особым благоговением относились к Перегри­ну «старые женщины и вдовы».

В Смирне «не постыдились и не погнушались», говоря словами самого святого Игнатия, узами муче­ника и его спутников люди самого разнообразного общественного положения: жена эпитропа⁷⁵ и Анна — сестра блюстителя общественного порядка в Смирне.

Правда, бывали и такие случаи, когда, например, в Филадельфии, находились «не почтившие» спутников святого Игнатия. Вспомним и Вифинию, где многие христиане старательно порывали свою связь с хрис­тианами в минуту опасности.

О некоторых собравшихся повидать святого Игна­тия в Смирне сохранились его собственные отзывы. Так, например, об Олибии, епископе Траллийском, он пишет траллийцам: «В вашем епископе самая наруж­ность весьма поучительна, а кротость исполнена си­лы. Думаю, что сами неверующие уважают его» (Трал­лийцам. 3). «Вот я, — пишет он в Ефес, — во имя Божие принял многочисленное общество ваше в лице Онисима, мужа несказанной любви, вашего по плоти

епископа. Любите его, умоляю вас Иисусом Христом, и все будьте подобны ему: ибо благословен Тот, Ко­торый даровал вам быть достойными иметь такого епископа...» (Ефесянам. 1).

Не говоря уже о святом Поликарпе, с которым его связывала, видимо, давняя дружба, святой Игнатий в эти немногие дни свидания в Смирне сблизился с це­лым рядом епископов и мирян и через них мог вой­ти в круг жизни целых Церквей. Проводы идущего на смерть старца, силою веры и любви этого замечатель­ного человека, получили неожиданное и глубокое зна­чение. Не изнемогающего от тяжелого пути старика встретили малоазийцы, — хотя мы знаем, что от Си­рии до Рима ночью и днем, на суше и на море терпел он тяжелый путь, терпел и от отряда воинов, его со­провождавших... Не подавляла его и ожидаемая казнь. Напротив: это ожидание воодушевляло и просветляло его дух. «Теперь только начинаю быть учеником (Хри­стовым)», — пишет он с дороги (Римлянам. 5). Рев­ность по Боге, любовь, которой в нем всегда, видимо, был избыток, теперь, под влиянием пережитого, стала как бы переливаться через край. «Живой пишу вам, горя желанием умереть» (Римлянам. 7).

Таковы были его чувства в тяжелой дороге. Они не могли не возвышать дух окружавших и провожав­ших его; тем более что стремление к смерти не было для святого Игнатия пренебрежением жизнью и жи­выми. Это было устремление к Богу истинной жизни и любви. Поэтому одновременно он пишет Церквам: «Я весь изливаюсь в любви к вам» (Филадельфий-цам. 5). И это не были пустые слова. Его Послания, благодарственные и учительные, которые он пишет Церквам и епископам, проявившим заботу о нем, лучше всяких уверений свидетельствуют, как внима­тельно входил он в духовные нужды Церквей, погру­жался в их жизнь. В Смирне, где он побывал лично, он многих и помнит, и знает по имени; знает целы-ми семьями (например, дом Тавии, которой желает «утверждаться в вере и любви» (Смирнянам. 13); он помнит жену эпитропа со всем ее домом и детьми (Поликарпу. 8) и т. д.). Но и о тех Церквах, среди которых он не был, он успел расспросить, узнать. Ему известно их поведение, образ мыслей, он радует­ся успехам одних, озабочен опасностями, окружаю­щими других. «Узнал я, — пишет он траллийцам, — что вы со всем постоянством держите непорочный и согласный образ мыслей, не во внешнем только пове­дении, но как природное ваше свойство. Это открыл мне епископ ваш Поливий» (Траллийцам. 1). В Ефес он пишет: «Узнал я, что некоторые пришли оттуда (с еретической стороны) к вам с злым учением; но вы не позволили рассеивать его между вами, заградивши ваш слух» (Ефесянам. 9). Приветствуя эту их твер­дость/святой Игнатий говорит: «Оттого-то я и раду­юсь тому, что удостоился письменно беседовать с вами и разделить с вами радость мою». «Сам Онисим (их епископ) чрезвычайно хвалит ваше благочин­ное о Боге поведение» (Ефесянам. 9, 6).

Повидавшись с епископами и другими представите­лями христиан, внимательно осведомившись о положе­нии в Церквах, святой Игнатий пишет каждой Церк­ви соответственно ее нуждам и ее духовной силе.

К ефесянам, как окрепшим в духовной жизни, он пишет о тайнах христианской веры и собирается в другом Послании еще углубить свою беседу.

Совершенно иначе пишет он траллийцам — он их оберегает как младенцев в духовном и отказывается говорить о небесном, чтобы не отяготить их.

Хотя, конечно, некоторые мысли, основные для святого Игнатия, объединяют все эти Послания.

Из Смирны святой Игнатий пишет четырем Церк­вам: Ефесской, Магнезийской, Траллийской и Рим­ской. Покинув Смирну, из Троады он пишет еще три Послания: два в Смирну — Смирнской Церкви и отдельно ее епископу Поликарпу и третье — Церкви Филадельфийской. Писал ли он еще кому, это оста­ется спорным вопросом. Об этом мы надеемся пого­ворить в иной связи. Через все семь указанных По­сланий проступает его особая близость с Церковью Ефесской и со святым Поликарпом, с теми, которые, как и он, напоены были учениками Апостола Иоан­на. Все ему дороги, все Церкви утешили его во всем телесно и духовно (Траллийцам. 12); но с учениками Апостола Иоанна, ефесянами и святым Поликарпом он связан какими-то особенно тесными узами. Об ефесянах он прежде всего вспоминает, когда пишет приветствия Церквам (Магнезийцам. 15); это они прежде всего, с Поликарпом, епископом Смирнским, успокоили его всем; и любит он их, по его собствен­ным словам, так же, как и Поликарпа («любя Поли­карпа, как и вас» — Ефесянам. 21). Ефесянами он пользуется, чтобы рассеять свои Послания: они для него едут из Смирны в Рим, из Троады в Смирну. Ефесян Крока и Вурра он неоднократно с нежностью выделяет из числа тех, кто обслуживает его нужды. Все Послание к Ефесянам проникнуто особой тепло­той и вместе возвышенностью мысли.