Chapter Six The Work of Fifteen Days

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

(Что произошло за пятнадцать дней; work — работа; результат труда)

For some time I stood tottering on the mound (некоторое время я стоял, пошатываясь, на этом холме /из обломков/) regardless of my safety (не заботясь о своей безопасности; regardless — не обращающий внимания /на/, невнимательный). Within that noisome den from which I had emerged (в том зловонном логове, откуда я выбрался; to emerge — появляться; выходить; noisome — вредный; нездоровый, вредоносный /напр., об обстановке, атмосфере/) I had thought with a narrow intensity only of our immediate security (я напряженно думал лишь о нашем скорейшем спасении: «безопасности»; narrow — узкий; ограниченный; intensity — интенсивность, напряженность; immediate — непосредственный, прямой; немедленный). I had not realized what had been happening to the world (я не понимал, что происходило с миром), had not anticipated this startling vision of unfamiliar things (не ожидал увидеть этих пугающих изменений; vision — зрение; вид, зрелище; unfamiliar — незнакомый, чужой; thing — вещь, предмет; явление, обстановка). I had expected to see Sheen in ruins (я ожидал увидеть Шин в руинах) — I found about me the landscape, weird and lurid, of another planet (а обнаружил вокруг таинственный и зловещий ландшафт другой планеты; lurid — огненный, пылающий; мрачный, жуткий).

For that moment I touched an emotion beyond the common range of men (в тот момент я испытал чувство, совершенно незнакомое человеку: «вне обычной сферы человека»; to touch — касаться, трогать; соприкасаться), yet one that the poor brutes we dominate know only too well (которое, однако, бедным животным знакомо очень хорошо; only — только /зд. служит для усиления/). I felt as a rabbit might feel returning to his burrow (я чувствовал себя так же, как мог бы чувствовать себя кролик, вернувшийся к своей норе) and suddenly confronted by the work of a dozen busy navies (и вдруг столкнувшийся /там/ с дюжиной работающих землекопов) digging the foundations of a house (роющих /землю/ под фундамент дома).

For some time I stood tottering on the mound regardless of my safety. Within that noisome den from which I had emerged I had thought with a narrow intensity only of our immediate security. I had not realized what had been happening to the world, had not anticipated this startling vision of unfamiliar things. I had expected to see Sheen in ruins — I found about me the landscape, weird and lurid, of another planet.

For that moment I touched an emotion beyond the common range of men, yet one that the poor brutes we dominate know only too well. I felt as a rabbit might feel returning to his burrow and suddenly confronted by the work of a dozen busy navvies digging the foundations of a house.

I felt the first inkling of a thing (я впервые почувствовал = у меня впервые появилось смутное ощущение того; inkling — осторожный намек; смутное подозрение) that presently grew quite clear in my mind (которое впоследствии стало совсем ясным = четко оформилось в моей голове), that oppressed me for many days (которое угнетало меня много дней), a sense of dethronement, a persuasion that I was no longer a master (чувство низвержения, убеждение, что я больше не хозяин /на планете/; dethronement — свержение с престола), but an animal among the animals, under the Martian heel (а животное среди других /таких же/ животных под пятой марсиан). With us it would be as with them (с нами будет так же, как и с ними), to lurk and watch, to run and hide (/нам придется/ таиться и быть настороже, убегать и прятаться); the fear and empire of man had passed away (страх перед человеком /пропал/ и царствие его закончилось; to pass away — проходить, прекращаться).

But so soon as this strangeness had been realized it passed (но как только /я/ осознал это: «эту странность», /мысль/ об этом ушла), and my dominant motive became the hunger of my long and dismal fast (и главным моим ощущением стал голод /после столь/ долгого и изнурительного: «угнетающего» поста). In the direction away from the pit (в стороне от ямы; direction — направление) I saw, beyond a red-covered wall (за стеной, покрытой красной /травой/, я увидел), a patch of garden ground unburied (клочок нетронутой земли в саду; unburied — непогребенный; to bury — хоронить, зарывать в землю). This gave me a hint (это дало мне намек = мне пришла в голову мысль), and I went knee-deep, and sometimes neck-deep, in the red weed (и я побрел /туда/, по колено, а иногда и по шею, /увязая/ в красной траве). The density of the weed gave me a reassuring sense of hiding (плотность травы придавала мне ободряющее ощущение скрытности; to reassure — заверять, уверять, убеждать; успокаивать; утешать).

I felt the first inkling of a thing that presently grew quite clear in my mind, that oppressed me for many days, a sense of dethronement, a persuasion that I was no longer a master, but an animal among the animals, under the Martian heel. With us it would be as with them, to lurk and watch, to run and hide; the fear and empire of man had passed away.

But so soon as this strangeness had been realized it passed, and my dominant motive became the hunger of my long and dismal fast. In the direction away from the pit I saw, beyond a red-covered wall, a patch of garden ground unburied. This gave me a hint, and I went knee-deep, and sometimes neck-deep, in the red weed. The density of the weed gave me a reassuring sense of hiding.

The wall was some six feet high (стена была около шести футов высотой), and when I attempted to clamber it (и когда я попытался взобраться на нее) I found I could not lift my feet to the crest (обнаружил, что не могу поднять: «закинуть» ногу наверх; crest — гребень, хохолок /птицы/; гребень, вершина /кровли, насыпи/). So I went along by the side of it (поэтому я пошел вдоль нее: «вдоль ее стороны»), and came to a corner and a rockwork (и подошел к насыпи из камней на углу) that enabled me to get to the top (которая позволила мне взобраться наверх = перелезть через стену; to the top — наверх), and tumble into the garden I coveted (и свалиться в сад, в который я стремился /попасть/). Here I found some young onions (здесь я нашел молодой лук), a couple of gladiolus bulbs, and a quantity of immature carrots (две луковицы гладиолуса и много недозрелой моркови; mature — зрелый, спелый), all of which I secured, and, scrambling over a ruined wall (/затем/, собрав все это и перебравшись через разрушенную стену; to secure — охранять, защищать; завладевать), went on my way through scarlet and crimson trees towards Kew (продолжал свой путь меж алыми и темно-красными деревцами в направлении Кью) — it was like walking through an avenue of gigantic blood drops (это было похоже на прогулку по аллее из гигантских кровавых капель) — possessed with two ideas (/при этом/ мной владели две мысли): to get more food, and to limp, as soon and as far as my strength permitted (набрать побольше еды и убраться поскорее и подальше, насколько позволят силы; to limp — хромать; тащиться, плестись), out of this accursed unearthly region of the pit (с этой проклятой неземной территории /вокруг/ ямы; region — область, район; территория).

The wall was some six feet high, and when I attempted to clamber it I found I could not lift my feet to the crest. So I went along by the side of it, and came to a corner and a rockwork that enabled me to get to the top, and tumble into the garden I coveted. Here I found some young onions, a couple of gladiolus bulbs, and a quantity of immature carrots, all of which I secured, and, scrambling over a ruined wall, went on my way through scarlet and crimson trees towards Kew — it was like walking through an avenue of gigantic blood drops — possessed with two ideas: to get more food, and to limp, as soon and as far as my strength permitted, out of this accursed unearthly region of the pit.

Some way farther, in a grassy place, was a group of mushrooms (немного дальше, на травянистом месте, росло несколько грибов) which also I devoured (которые я тоже съел), and then I came upon a brown sheet of flowing shallow water (а затем я наткнулся на мелкое озеро с коричневой поверхностью: «воду»; sheet — простыня; широкая полоса, обширная поверхность), where meadows used to be (где раньше были луга). These fragments of nourishment served only to whet my hunger (те жалкие крохи еды лишь обострили мой голод; fragment — обломок; кусок, часть; nourishment — питание; пища, еда; to serve — служить; to whet — править, точить; обострять /чувство/, возбуждать /аппетит, желание/). At first I was surprised at this flood in a hot, dry summer (сначала меня удивило это обилие /воды/ в жаркое, сухое лето; flood — наводнение, паводок; изобилие, избыток), but afterwards I discovered that it was caused (но впоследствии я выяснил: «обнаружил», что причиной послужило) by the tropical exuberance of the red weed (тропическое изобилие красной травы). Directly this extraordinary growth encountered water (как только это странное растение встречало воду) it straightway became gigantic and of unparalleled fecundity (оно тотчас же становилось огромным и беспримерно плодовитым; parallel — параллельный; аналогичный, похожий). Its seeds were simply poured down into the water of the Wey and Thames (его семена просто упали в воды Уэя и Темзы), and its swiftly growing and Titanic water fronds (и оно быстро разрослось и своими листьями, /впитывающими/ воду) speedily choked both those rivers (тут же покрыло обе эти реки; to choke — душить; засорять, заглушать).

Some way farther, in a grassy place, was a group of mushrooms which also I devoured, and then I came upon a brown sheet of flowing shallow water, where meadows used to be. These fragments of nourishment served only to whet my hunger. At first I was surprised at this flood in a hot, dry summer, but afterwards I discovered that it was caused by the tropical exuberance of the red weed. Directly this extraordinary growth encountered water it straightway became gigantic and of unparalleled fecundity. Its seeds were simply poured down into the water of the Wey and Thames, and its swiftly growing and Titanic water fronds speedily choked both those rivers.

At Putney, as I afterwards saw (у Патни, как я позже увидел), the bridge was almost lost in a tangle of this weed (мост практически: «почти» затерялся/исчез в сплетениях этой травы; tangle — спутанный клубок; сплетение, путаница), and at Richmond, too, the Thames water poured in a broad and shallow stream (и у Ричмонда тоже воды разлились широким и мелким потоком) across the meadows of Hampton and Twickenham (по лугам Хэмптона и Туикенхэма). As the water spread the weed followed them (по мере того, как разливалась вода, трава следовала за ней), until the ruined villas of the Thames valley (пока разрушенные виллы в долине Темзы) were for a time lost in this red swamp (не исчезли в этом красном болоте; for a time — на время, временно; to lose — терять; исчезать, пропадать), whose margin I explored (берег которого я осматривал; margin — поле /страницы/; край, берег), and much of the desolation the Martians had caused was concealed (и многое из того опустошения, которое причинили марсиане, скрылось /от глаз/: «было скрыто»).

In the end the red weed succumbed almost as quickly as it had spread (в конечном счете, красная трава погибла почти так же быстро, как до этого разрослась; to succumb — не выдержать, уступить; погибнуть). A cankering disease, due, it is believed, to the action of certain bacteria (язвенная болезнь, /вызванная/, как полагают, действием каких-то бактерий; bacteria — мн. ч. от bacterium — бактерия, микроб), presently seized upon it (в скором времени охватила ее; to seize — хватать; охватить). Now by the action of natural selection (в настоящее время из-за «действия» естественного отбора), all terrestrial plants have acquired a resisting power against bacterial diseases (все земные растения приобрели силу сопротивления = способность сопротивляться болезням, /вызванным/ бактериями) — they never succumb without a severe struggle (они никогда не погибают без серьезной борьбы), but the red weed rotted like a thing already dead (но красная трава разлагалась, как будто была уже погибшей).

At Putney, as I afterwards saw, the bridge was almost lost in a tangle of this weed, and at Richmond, too, the Thames water poured in a broad and shallow stream across the meadows of Hampton and Twickenham. As the water spread the weed followed them, until the ruined villas of the Thames valley were for a time lost in this red swamp, whose margin I explored, and much of the desolation the Martians had caused was concealed.

In the end the red weed succumbed almost as quickly as it had spread. A cankering disease, due, it is believed, to the action of certain bacteria, presently seized upon it. Now by the action of natural selection, all terrestrial plants have acquired a resisting power against bacterial diseases — they never succumb without a severe struggle, but the red weed rotted like a thing already dead.

The fronds became bleached (/ее/ листья становились блеклыми), and then shrivelled and brittle (затем сморщенными и ломкими). They broke off at the least touch (при малейшем прикосновении они отламывались), and the waters that had stimulated their early growth (и вода, которая на ранней /стадии/ стимулировала их рост) carried their last vestiges out to sea (уносила их последние остатки в море).

My first act on coming to this water was, of course, to slake my thirst (подойдя к воде, первым моим делом было, конечно, утолить жажду). I drank a great deal of it (я выпил ее очень много) and, moved by an impulse, gnawed some fronds of red weed (и, движимый внезапным порывом, сунул в рот несколько листков красной травы; to gnaw — грызть, глодать); but they were watery, and had a sickly, metallic taste (но они были водянистыми и имели противный металлический вкус; sickly — хворый, хилый; тошнотворный, отвратительный). I found the water was sufficiently shallow for me to wade securely (я обнаружил, что было достаточно мелко, чтобы я мог спокойно перейти вброд), although the red weed impeded my feet a little (хотя красная трава немного и опутывала мне ноги; to impede — препятствовать, мешать, задерживать); but the flood evidently got deeper towards the river (но поток явно становился глубже /по мере приближения/ к реке), and I turned back to Mortlake (и я повернул назад к Мортлейку). I managed to make out the road (я сумел разобрать дорогу) by means of occasional ruins of its villas and fences and lamps (по попадающимся время от времени развалинам вилл, изгородям и фонарям; by means of — посредством, при помощи), and so presently I got out of this spate (и таким образом вскоре выбрался из этого половодья; spate — внезапный разлив реки; половодье) and made my way to the hill going up towards Roehampton (и направился к холму, следуя в направлении Рохэмптона) and came out on Putney Common (и вышел на пустошь близ Патни).

The fronds became bleached, and then shrivelled and brittle. They broke off at the least touch, and the waters that had stimulated their early growth carried their last vestiges out to sea.

My first act on coming to this water was, of course, to slake my thirst. I drank a great deal of it and, moved by an impulse, gnawed some fronds of red weed; but they were watery, and had a sickly, metallic taste. I found the water was sufficiently shallow for me to wade securely, although the red weed impeded my feet a little; but the flood evidently got deeper towards the river, and I turned back to Mortlake. I managed to make out the road by means of occasional ruins of its villas and fences and lamps, and so presently I got out of this spate and made my way to the hill going up towards Roehampton and came out on Putney Common.

Here the scenery changed from the strange and unfamiliar (здесь ландшафт изменился: из странного и незнакомого) to the wreckage of the familiar (/превратился/ в развалины знакомого; wreckage — обломки): patches of ground exhibited the devastation of a cyclone (на небольших участках земли виднелись /следы/ разрушения, как после циклона; to exhibit — показывать, демонстрировать), and in a few score yards I would come upon perfectly undisturbed spaces (а /пройдя/ несколько десятков ярдов, я натыкался на совершенно нетронутые участки; score — два десятка), houses with their blinds trimly drawn and doors closed (дома /стояли/ с аккуратно спущенными шторами и закрытыми дверями), as if they had been left for a day by the owners (как будто были оставлены владельцами /всего/ на один день), or as if their inhabitants slept within (или внутри спали их обитатели). The red weed was less abundant (красная трава была здесь не в таком изобилии); the tall trees along the lane were free from the red creeper (высокие деревья вдоль дороги были свободны от красных ползучих растений). I hunted for food among the trees, finding nothing (я /пытался/ разыскать пищу среди деревьев, но не нашел ничего; to hunt — охотиться; разыскивать), and I also raided a couple of silent houses (также я обследовал пару беззвучных домов; to raid — совершать налет; вторгаться), but they had already been broken into and ransacked (но они были уже взломаны и обшарены /до меня/; to break into — вломиться; взломать). I rested for the remainder of the daylight in a shrubbery (/весь/ остаток дня я отдыхал в кустарнике), being, in my enfeebled condition, too fatigued to push on (будучи слишком ослабленным и утомленным, чтобы двигаться дальше; to enfeeble — ослаблять, лишать сил; feeble — слабый; condition — условие; состояние).

Here the scenery changed from the strange and unfamiliar to the wreckage of the familiar: patches of ground exhibited the devastation of a cyclone, and in a few score yards I would come upon perfectly undisturbed spaces, houses with their blinds trimly drawn and doors closed, as if they had been left for a day by the owners, or as if their inhabitants slept within. The red weed was less abundant; the tall trees along the lane were free from the red creeper. I hunted for food among the trees, finding nothing, and I also raided a couple of silent houses, but they had already been broken into and ransacked. I rested for the remainder of the daylight in a shrubbery, being, in my enfeebled condition, too fatigued to push on.

All this time I saw no human beings (все это время я не видел ни людей: «человеческих существ»), and no signs of the Martians (ни следов /пребывания/ марсиан). I encountered a couple of hungry-looking dogs (мне встретились две голодные на вид собаки), but both hurried circuitously away from the advances I made them (но при моей попытке приманить их обе поспешили обойти меня стороной; circuitous — окольный, кружной; advance — движение вперед, продвижение; сближение /с кем-л.; попытка завязать более тесные отношения/; advances —заигрывания, ухаживания). Near Roehampton I had seen two human skeletons (возле Рохэмптона я увидел два человеческих скелета) — not bodies, but skeletons, picked clean (не тела, а /именно/ скелеты, дочиста обглоданные; to pick — собирать, подбирать; обгладывать) — and in the wood by me I found the crushed and scattered bones of several cats and rabbits (а в лесу /неподалеку/ я нашел раздробленные и разбросанные кости нескольких кошек и кроликов) and the skull of a sheep (и череп овцы). But though I gnawed parts of these in my mouth (но хотя я и глодал некоторые из них «во рту»), there was nothing to be got from them (на них /уже/ ничего не оставалось).

After sunset I struggled on along the road towards Putney (после заката я продолжал тащиться по дороге к Патни; to struggle on — продолжать бороться /за существование/; продолжать с трудом делать что-л.), where I think the Heat-Ray must have been used for some reason (где, я полагаю, по какой-то причине /марсиане/ использовали тепловой луч). And in the garden beyond Roehampton I got a quantity of immature potatoes (и в огороде за Рохэмптоном я набрал недозрелого картофеля; garden — сад; огород; quantity — количество), sufficient to stay my hunger (достаточного для того, чтобы утолить мой голод; to stay — останавливать; утолять /боль, голод/). From this garden one looked down upon Putney and the river (с этого места были видны Патни и река). The aspect of the place in the dusk was singularly desolate (вся округа в сумерках была в необычном запустении; aspect — аспект, сторона; /внешний/ вид; desolate — покинутый, одинокий; заброшенный, запущенный): blackened trees, blackened, desolate ruins (почерневшие деревья, темные, заброшенные развалины), and down the hill the sheets of the flooded river (а у подножия холма широкие полосы разлившейся реки), red-tinged with the weed (окрашенные травой в красный цвет). And over all — silence (и повсюду тишина). It filled me with indescribable terror (меня переполнял неописуемый ужас; indescribable — неопределенный, смутный; неописуемый) to think how swiftly that desolating change had come (при мысли /о том/, насколько быстро произошла эти разрушительная перемена).

All this time I saw no human beings, and no signs of the Martians. I encountered a couple of hungry-looking dogs, but both hurried circuitously away from the advances I made them. Near Roehampton I had seen two human skeletons — not bodies, but skeletons, picked clean — and in the wood by me I found the crushed and scattered bones of several cats and rabbits and the skull of a sheep. But though I gnawed parts of these in my mouth, there was nothing to be got from them.

After sunset I struggled on along the road towards Putney, where I think the Heat-Ray must have been used for some reason. And in the garden beyond Roehampton I got a quantity of immature potatoes, sufficient to stay my hunger. From this garden one looked down upon Putney and the river. The aspect of the place in the dusk was singularly desolate: blackened trees, blackened, desolate ruins, and down the hill the sheets of the flooded river, red-tinged with the weed. And over all — silence. It filled me with indescribable terror to think how swiftly that desolating change had come.

For a time I believed that mankind had been swept out of existence (некоторое время мне казалось, что человечество сметено с лица земли), and that I stood there alone (и что я стоял там /совершенно/ одинокий), the last man left alive (последний человек, оставшийся в живых). Hard by the top of Putney Hill (у самой вершины Патни-Хилла; hard /нареч./ — настойчиво, упорно; близко, рядом) I came upon another skeleton (я наткнулся еще на один скелет), with the arms dislocated and removed several yards from the rest of the body (/его/ руки были оторваны и лежали в нескольких ярдах от «остального» тела; to dislocate — передвигать, смещать; to remove — передвигать, перемещать). As I proceeded I became more and more convinced (по мере того, как я проходил дальше, я убеждался все больше; to proceed — продолжать /путь/) that the extermination of mankind was, save for such stragglers as myself (что уничтожение человечества, за исключением таких одиночек, как я; straggler — отставший /солдат/), already accomplished in this part of the world (уже /полностью/ завершилось в этой части планеты: «мира»). The Martians, I thought, had gone on (марсиане, как мне думалось, ушли) and left the country desolated (оставив эту опустошенную местность), seeking food elsewhere (искать пропитание где-то в другом месте). Perhaps even now they were destroying Berlin or Paris (возможно, в данную минуту они разрушают Берлин или Париж), or it might be they had gone northward (а может быть, они подались на север).

For a time I believed that mankind had been swept out of existence, and that I stood there alone, the last man left alive. Hard by the top of Putney Hill I came upon another skeleton, with the arms dislocated and removed several yards from the rest of the body. As I proceeded I became more and more convinced that the extermination of mankind was, save for such stragglers as myself, already accomplished in this part of the world. The Martians, I thought, had gone on and left the country desolated, seeking food elsewhere. Perhaps even now they were destroying Berlin or Paris, or it might be they had gone northward.