Chapter Two What We Saw From the Ruined House

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

After eating we crept back to the scullery (поев, мы прокрались назад в судомойню), and there I must have dozed again (и там я снова, должно быть, задремал), for when presently I looked round I was alone (потому что некоторое время спустя я, осмотревшись вокруг, /понял/, что был один). The thudding vibration continued with wearisome persistence (вибрирующий гул продолжался с утомительной настойчивостью). I whispered for the curate several times (я несколько раз шепотом /звал/ викария), and at last felt my way to the door of the kitchen (и, в конце концов, наощупь пробрался к двери в кухню). It was still daylight, and I perceived him across the room (/снаружи/ было еще светло, и я заметил его = викария в другом конце комнаты; to perceive — воспринимать, понимать; различать; across — поперек, в ширину; на той стороне), lying against the triangular hole that looked out upon the Martians (лежащего возле треугольного отверстия /в стене/, обращенного к марсианам; to look out — выглядывать; выходить /на какую-л. сторону/, быть обращенным /куда-л./). His shoulders were hunched (его плечи были ссутулены), so that his head was hidden from me (так что голова была скрыта от меня).

I could hear a number of noises almost like those in an engine shed (я слышал множество звуков, почти как в локомотивном депо; shed — навес, сарай; ангар, депо); and the place rocked with that beating thud (и весь дом качался от этого гула; place — место; дом, жилище; to beat — бить, колотить). Through the aperture in the wall I could see the top of a tree (сквозь отверстие в стене мне была видна вершина дерева) touched with gold and the warm blue of a tranquil evening sky (тронутая золотым и тепло-голубым /светом/ спокойных вечерних небес). For a minute or so I remained watching the curate (с минуту я стоял, смотря на викария), and then I advanced, crouching and stepping with extreme care (потом приблизился /к нему/, пригнувшись и ступая с чрезвычайной осторожностью) amid the broken crockery that littered the floor (по осколкам посуды, разбросанным по полу).

After eating we crept back to the scullery, and there I must have dozed again, for when presently I looked round I was alone. The thudding vibration continued with wearisome persistence. I whispered for the curate several times, and at last felt my way to the door of the kitchen. It was still daylight, and I perceived him across the room, lying against the triangular hole that looked out upon the Martians. His shoulders were hunched, so that his head was hidden from me.

I could hear a number of noises almost like those in an engine shed; and the place rocked with that beating thud. Through the aperture in the wall I could see the top of a tree touched with gold and the warm blue of a tranquil evening sky. For a minute or so I remained watching the curate, and then I advanced, crouching and stepping with extreme care amid the broken crockery that littered the floor.

I touched the curate’s leg (я дотронулся до ноги викария), and he started so violently (и он вздрогнул так сильно; to start — начинать; вздрагивать, содрогаться) that a mass of plaster went sliding down outside (что снаружи /от стены/ отвалился большой кусок штукатурки; to slide — скользить) and fell with a loud impact (и упал с громким стуком; impact — удар, толчок). I gripped his arm, fearing he might cry out (я сжал его руку, опасаясь, что он может закричать; to grip — схватить; сжать), and for a long time we crouched motionless (и долгое время мы сидели недвижимо). Then I turned to see how much of our rampart remained (потом я обернулся посмотреть, что осталось от нашего укрытия; rampart — крепостной вал; оплот, защита). The detachment of the plaster had left a vertical slit open in the debris (отвалившаяся штукатурка оставила вертикальную щель, в которую были видны руины; detachment — разъединение; отслоение, отъединение; open — открытый), and by raising myself cautiously across a beam (и, осторожно поднявшись по балке) I was able to see out of this gap (я смог взглянуть сквозь этот пролом) into what had been overnight a quiet suburban roadway (на то, что накануне вечером еще было спокойной деревенской: «пригородной» дорогой). Vast, indeed, was the change that we beheld (и правда, перемена, которую мы узрели, была разительной; vast — обширный, огромный).

The fifth cylinder must have fallen right into the midst of the house (пятый цилиндр, по-видимому, упал прямо посередине дома) we had first visited (в который мы заходили в самом начале: «который мы посетили первым»). The building had vanished (здание исчезло), completely smashed, pulverised, and dispersed by the blow (полностью раздавленное, разбитое, превращенное в пыль этим ударом; to pulverise — растирать, размельчать; to disperse — рассеивать).

I touched the curate’s leg, and he started so violently that a mass of plaster went sliding down outside and fell with a loud impact. I gripped his arm, fearing he might cry out, and for a long time we crouched motionless. Then I turned to see how much of our rampart remained. The detachment of the plaster had left a vertical slit open in the debris, and by raising myself cautiously across a beam I was able to see out of this gap into what had been overnight a quiet suburban roadway. Vast, indeed, was the change that we beheld.

The fifth cylinder must have fallen right into the midst of the house we had first visited. The building had vanished, completely smashed, pulverised, and dispersed by the blow.

The cylinder lay now far beneath the original foundations (теперь цилиндр лежал ниже его фундамента; original — первоначальный) — deep in a hole, already vastly larger than the pit (в глубокой воронке, намного более широкой, чем яма) I had looked into at Woking (в которую я заглядывал под Уокингом). The earth all round it had splashed under that tremendous impact (земля вокруг него расплескалась от этого страшного удара; tremendous — огромный, гигантский; страшный, ужасный) — “splashed” is the only word (“расплескалась” — единственное /подходящее/ слово) — and lay in heaped piles that hid the masses of the adjacent houses (и лежала грудами, которые почти скрыли близлежащие дома; to heap — нагромождать; сыпать, засыпать; to hide — прятать/ся/, скрывать/ся/; mass — масса; большая часть). It had behaved exactly like mud under the violent blow of a hammer (это было очень похоже на то, как если бы кто-то с силой ударил по грязи молотком; to behave — вести себя, поступать; exactly — точно, как раз). Our house had collapsed backward (наш дом завалился назад; to collapse — рушиться, обваливаться); the front portion, even on the ground floor (передняя его часть даже на нижнем этаже), had been destroyed completely (была полностью разрушена); by a chance the kitchen and scullery had escaped (по /счастливой/ случайности кухня и судомойня избежали /разрушения/), and stood buried now under soil and ruins (и теперь стояли = были похоронены под грунтом и развалинами; soil — почва, грунт), closed in by tons of earth on every side (заваленные: «закрытые» тоннами земли со всех сторон) save towards the cylinder (кроме /той/, которая была обращена к цилиндру). Over that aspect we hung now on the very edge of the great circular pit (с этой стороны мы висели на самом краю огромной круглой ямы; aspect — аспект, подход; сторона здания /выходящая на какую-л. сторону света/) the Martians were engaged in making (в которой марсиане что-то делали; to be engaged — быть вовлеченным /во что-л./; заниматься /чем-л./; making — создание, становление; производство, изготовление).

The cylinder lay now far beneath the original foundations — deep in a hole, already vastly larger than the pit I had looked into at Woking. The earth all round it had splashed under that tremendous impact — “splashed” is the only word — and lay in heaped piles that hid the masses of the adjacent houses. It had behaved exactly like mud under the violent blow of a hammer. Our house had collapsed backward; the front portion, even on the ground floor, had been destroyed completely; by a chance the kitchen and scullery had escaped, and stood buried now under soil and ruins, closed in by tons of earth on every side save towards the cylinder. Over that aspect we hung now on the very edge of the great circular pit the Martians were engaged in making.

The heavy beating sound was evidently just behind us (отчетливо слышался звук тяжелых ударов как раз позади нас), and ever and again a bright green vapour drove up (и время от времени /из ямы/ поднимался вверх ярко-зеленый пар) like a veil across our peephole (словно вуалью /накрывая/ наше смотровое окошко).

The cylinder was already opened in the centre of the pit (цилиндр, /лежащий/ в центре ямы, был уже открыт), and on the farther edge of the pit (и в дальнем конце ямы), amid the smashed and gravel-heaped shrubbery (среди раздавленных и засыпанных гравием кустов), one of the great fighting-machines, deserted by its occupant, stood stiff and tall against the evening sky (оставленная своим хозяином, неподвижно стояла одна из этих огромных боевых машин, возвышаясь на фоне вечернего неба; occupant — житель, обитатель; stiff — жесткий, крепкий; застывший, неподвижный; tall — высокий; возвышающийся). At first I scarcely noticed the pit and the cylinder (сначала я почти не обращал внимания на яму и на цилиндр), although it has been convenient to describe them first (хотя /мне/ было удобно описать их первыми), on account of the extraordinary glittering mechanism I saw busy in the excavation (поскольку я наблюдал за необычным сверкающим устройством, копавшим землю; on account of — из-за, вследствие; mechanism — механизм, устройство), and on account of the strange creatures (и за странными существами) that were crawling slowly and painfully across the heaped mould near it (которые медленно и с трудом ползали по грудам рыхлой земли рядом с ним).

The heavy beating sound was evidently just behind us, and ever and again a bright green vapour drove up like a veil across our peephole.

The cylinder was already opened in the centre of the pit, and on the farther edge of the pit, amid the smashed and gravel-heaped shrubbery, one of the great fighting-machines, deserted by its occupant, stood stiff and tall against the evening sky. At first I scarcely noticed the pit and the cylinder, although it has been convenient to describe them first, on account of the extraordinary glittering mechanism I saw busy in the excavation, and on account of the strange creatures that were crawling slowly and painfully across the heaped mould near it.

The mechanism it certainly was that held my attention first (эта машина, естественно, первой завладела моим вниманием; to hold — держать; владеть). It was one of those complicated fabrics (она была из тех сложных механизмов; fabric — ткань, материя; сооружение) that have since been called handling-machines (которые с тех пор называют операционными/автоматическими машинами = роботами; handling-machine — /в совр. языке/ погрузочно-разгрузочное устройство /но Уэллс имеет в виду робота, при том что роботов в его эпоху еще не было/; to handle — управлять чем-л., справляться с чем-л. руками; обращаться), and the study of which has already given such an enormous impetus to terrestrial invention (и изучение которых уже дало такой сильный: «огромный» толчок земным изобретениям; impetus — стремительность; толчок, импульс). As it dawned upon me first, it presented a sort of metallic spider (как мне сначала показалось, она была похожа на какого-то металлического паука; to dawn upon — осенять, приходить в голову; to present — являть, представлять /собою/) with five jointed, agile legs (с пятью суставчатыми проворными лапами), and with an extraordinary number of jointed levers, bars (и с огромным количеством суставчатых рычагов, планок; extraordinary — необычайный, удивительный; bar — кусок, брусок; планка, рейка), and reaching and clutching tentacles about its body (и передающих и хватающих щупалец вокруг корпуса; to reach — протягивать /руку/; передавать, подавать /разг./). Most of its arms were retracted (бó льшая часть /этих/ ее рук была втянута), but with three long tentacles it was fishing out a number of rods, plates, and bars (но тремя длинными щупальцами она извлекала множество прутьев, металлических листов и брусов; to fish — ловить, удить рыбу; вытаскивать, извлекать; plate — тарелка, блюдце; плита, лист /металла/) which lined the covering and apparently strengthened the walls of the cylinder (которые служили обшивкой и, очевидно, укрепляли стенки цилиндра; to line — класть на подкладку; обивать, обшивать изнутри).

The mechanism it certainly was that held my attention first. It was one of those complicated fabrics that have since been called handling-machines, and the study of which has already given such an enormous impetus to terrestrial invention. As it dawned upon me first, it presented a sort of metallic spider with five jointed, agile legs, and with an extraordinary number of jointed levers, bars, and reaching and clutching tentacles about its body. Most of its arms were retracted, but with three long tentacles it was fishing out a number of rods, plates, and bars which lined the covering and apparently strengthened the walls of the cylinder.

These, as it extracted them, were lifted out and deposited upon a level surface of earth behind it (вытащив, машина их поднимала и укладывала на ровную поверхность позади себя; to deposit — класть в банк; класть, размещать).

Its motion was so swift, complex, and perfect (ее движения были настолько быстры, сложны и совершенны) that at first I did not see it as a machine (что вначале я /даже/ не думал, что это машина), in spite of its metallic glitter (несмотря на ее металлический блеск). The fighting-machines were coordinated and animated to an extraordinary pitch (боевые машины были скоординированы до высшей степени и /казались/ одушевленными; animated — оживленный, живой; pitch — уклон, скат; степень, уровень), but nothing to compare with this (но /не шли/ ни в какое сравнение с этой). People who have never seen these structures (люди, никогда не видевшие этих устройств), and have only the ill-imagined efforts of artists or the imperfect descriptions of such eye-witnesses as myself to go upon (и судящие /о них/ лишь по убогим работам художников или неполным описаниям таких же очевидцев, как я сам; ill- /прист./ — плохо, недостаточно, не; to imagine — воображать представлять себе; effort — усилие; что-л. созданное, произведение; imperfect — несовершенный; неполный, с изъяном; to go upon — использовать /что-л./ в качестве свидетельства или отправного пункта), scarcely realize that living quality (едва ли /могут/ представить себе эту их особенность /походить/ на живой /организм/; quality — качество; свойство, характерная особенность).

These, as it extracted them, were lifted out and deposited upon a level surface of earth behind it.

Its motion was so swift, complex, and perfect that at first I did not see it as a machine, in spite of its metallic glitter. The fighting-machines were coordinated and animated to an extraordinary pitch, but nothing to compare with this. People who have never seen these structures, and have only the ill-imagined efforts of artists or the imperfect descriptions of such eye-witnesses as myself to go upon, scarcely realize that living quality.

I recall particularly the illustration of one of the first pamphlets (особенно мне помнится иллюстрация в одной из первых брошюр) to give a consecutive account of the war (дающих последовательное описание войны; account — счет, расчет; описание, рассказ). The artist had evidently made a hasty study of one of the fighting-machines (художник, по-видимому, поспешно изучил = увидел издалека одну из боевых машин; hasty — быстрый, скорый; поспешный, поверхностный; to make a study — изучать), and there his knowledge ended (и на этом его знакомство /с ними/ заканчивалось). He presented them as tilted, stiff tripods (он представил = изобразил их наклоненными неуклюжими треножниками; stiff — жесткий, негибкий; неловкий, неуклюжий), without either flexibility or subtlety (лишенными как гибкости, так и ловкости; subtlety — тонкость, нежность; искусность, ловкость), and with an altogether misleading monotony of effect (и с совсем уж вводящим в заблуждение однообразием действий; monotony — монотонность; однообразие; effect — следствие, результат; действие). The pamphlet containing these renderings had a considerable vogue (брошюра, содержащая эти картинки: «изображения», была довольно популярна; considerable — значительный, большой; vogue — мода; популярность), and I mention them here simply to warn the reader against the impression (и я здесь упоминаю о них, чтобы просто предостеречь читателя против /неверного/ впечатления) they may have created (которое они могут произвести). They were no more like the Martians I saw in action (они были похожи на марсиан, виденных мною «в действии», не более) than a Dutch doll is like a human being (чем деревянная кукла: «голландская кукла» похожа на человеческое существо). To my mind, the pamphlet would have been much better without them (по-моему, брошюра была бы много лучше без них = без этих рисунков).

I recall particularly the illustration of one of the first pamphlets to give a consecutive account of the war. The artist had evidently made a hasty study of one of the fighting-machines, and there his knowledge ended. He presented them as tilted, stiff tripods, without either flexibility or subtlety, and with an altogether misleading monotony of effect. The pamphlet containing these renderings had a considerable vogue, and I mention them here simply to warn the reader against the impression they may have created. They were no more like the Martians I saw in action than a Dutch doll is like a human being. To my mind, the pamphlet would have been much better without them.

At first, I say, the handling-machine did not impress me as a machine (поначалу, как я /уже/ говорил, автоматическая машина представлялась мне не машиной; to impress — производить впечатление), but as a crablike creature with a glittering integument (а похожим на краба существом со сверкающим панцирем; integument — наружный покров, оболочка /скорлупа, панцирь/), the controlling Martian whose delicate tentacles actuated its movements (/при этом/ марсианин, чьи тонкие щупальца управляли ее движениями; to control — управлять, руководить; to actuate — приводить в действие) seeming to be simply the equivalent of the crab’s cerebral portion (казался просто эквивалентом мозга краба; portion — часть, доля). But then I perceived the resemblance of its grey-brown, shiny, leathery integument (затем я заметил сходство его серо-бурой блестящей кожистой оболочки) to that of the other sprawling bodies beyond (с оболочкой других ползающих вокруг /ямы/ тел; to sprawl — вытянуться, растянуться; расползаться /во все стороны/; beyond — вне, за пределами), and the true nature of this dexterous workman dawned upon me (и настоящая природа этого проворного работяги стала мне ясна: «пришла мне в голову»). With that realization my interest shifted to those other creatures, the real Martians (/после того, как я/ это понял, мой интерес = мое внимание переместилось на других существ, настоящих марсиан). Already I had had a transient impression of these (я уже имел о них некоторое представление; transient — кратковременный, мимолетный; impression — впечатление; представление), and the first nausea no longer obscured my observation (и первоначальное отвращение больше не мешало моим наблюдениям; nausea — тошнота; отвращение; to obscure — затемнять; загораживать, мешать). Moreover, I was concealed and motionless (кроме того, я неподвижно сидел в укрытии; to conceal — прятать, укрывать), and under no urgency of action (а не бежал панически; urgency — срочность, безотлагательность; action — действие).

At first, I say, the handling-machine did not impress me as a machine, but as a crablike creature with a glittering integument, the controlling Martian whose delicate tentacles actuated its movements seeming to be simply the equivalent of the crab’s cerebral portion. But then I perceived the resemblance of its grey-brown, shiny, leathery integument to that of the other sprawling bodies beyond, and the true nature of this dexterous workman dawned upon me. With that realization my interest shifted to those other creatures, the real Martians. Already I had had a transient impression of these, and the first nausea no longer obscured my observation. Moreover, I was concealed and motionless, and under no urgency of action.

They were, I now saw, the most unearthly creatures (как я теперь заметил, они были самыми неземными существами) it is possible to conceive (которые /только/ можно себе представить; to conceive — постигать, понимать; представлять, воображать). They were huge round bodies — or, rather, heads (они являли собой огромные круглые тела или, скорее, головы) — about four feet in diameter (около четырех футов в диаметре), each body having in front of it a face (у каждого тела впереди было лицо). This face had no nostrils (лицо не имело ноздрей) — indeed, the Martians do not seem to have had any sense of smell (у марсиан, кажется, нет чувства обоняния; indeed — в самом деле, в действительности /служит для усиления, подчеркивания/), but it had a pair of very large dark-coloured eyes (но имело пару очень больших темных глаз), and just beneath this a kind of fleshy beak (и прямо под ними что-то вроде мясистого клюва). In the back of this head or body (сзади этой головы или тела) — I scarcely know how to speak of it (даже не знаю, как лучше сказать: «я едва знаю = почти не знаю, как говорить о нем») — was the single tight tympanic surface (была одна тугая барабанная перепонка; surface — поверхность), since known to be anatomically an ear (которая «анатомически» являлась, как стало впоследствии известно, ухом), though it must have been almost useless in our dense air (хотя она, скорее всего, была почти бесполезной в нашей /более/ плотной атмосфере; dense — густой; плотный). In a group round the mouth were sixteen slender, almost whiplike tentacles (вокруг рта были /расположены/ шестнадцать тоненьких плетевидных щупалец; group — группа /людей, предметов/), arranged in two bunches of eight each (разделенные на два пучка, по восемь в каждом; to arrange — приводить в порядок; располагать в определенном порядке). These bunches have since been named rather aptly (эти пучки позже были названы довольно подходяще), by that distinguished anatomist, Professor Howes, the hands (выдающимся анатомом, профессором Хаузом, руками).

They were, I now saw, the most unearthly creatures it is possible to conceive. They were huge round bodies — or, rather, heads — about four feet in diameter, each body having in front of it a face. This face had no nostrils — indeed, the Martians do not seem to have had any sense of smell, but it had a pair of very large dark-coloured eyes, and just beneath this a kind of fleshy beak. In the back of this head or body — I scarcely know how to speak of it — was the single tight tympanic surface, since known to be anatomically an ear, though it must have been almost useless in our dense air. In a group round the mouth were sixteen slender, almost whiplike tentacles, arranged in two bunches of eight each. These bunches have since been named rather aptly, by that distinguished anatomist, Professor Howes, the hands.

Even as I saw these Martians for the first time (даже когда я впервые увидел этих марсиан) they seemed to be endeavouring to raise themselves on these hands (казалось, они пытаются приподниматься на этих руках), but of course, with the increased weight of terrestrial conditions, this was impossible (но конечно же, с возросшим весом в земных условиях это было невозможно). There is reason to suppose that on Mars (есть основание предполагать, что на Марсе) they may have progressed upon them with some facility (они могут передвигаться на них = на этих руках с определенной: «некоторой» легкостью; to progress — прогрессировать, развиваться; продвигаться вперед).

The internal anatomy, I may remark here (должен здесь отметить, что внутреннее строение: «анатомия» /марсиан/), as dissection has since shown (как впоследствии показало вскрытие), was almost equally simple (было едва ли не столь же примитивным; equally — одинаково; достаточно). The greater part of the structure was the brain (бó льшая часть организма была мозгом), sending enormous nerves to the eyes, ear, and tactile tentacles (посылающим мощные нервные /импульсы/ к глазам, уху и осязающим щупальцам; enormous — громадный, огромный; колоссальный). Besides this were the bulky lungs (кроме него были /еще/ объемистые легкие; bulk — груда, кипа; величина, объем), into which the mouth opened (в которые воздух попадал через рот; to open — открывать/ся/; вести в), and the heart and its vessels (и сердце с /кровеносными/ сосудами; vessel — сосуд, посудина; сосуд /анат./). The pulmonary distress caused by the denser atmosphere and greater gravitational attraction (легочное недомогание, причиненное более плотной атмосферой и более сильным «гравитационным» притяжением) was only too evident in the convulsive movements of the outer skin (было совершенно: «только более чем» очевидно по судорожным движениям кожи; evident — очевидный, явный; outer skin — эпидермис /биол./).

Even as I saw these Martians for the first time they seemed to be endeavouring to raise themselves on these hands, but of course, with the increased weight of terrestrial conditions, this was impossible. There is reason to suppose that on Mars they may have progressed upon them with some facility.

The internal anatomy, I may remark here, as dissection has since shown, was almost equally simple. The greater part of the structure was the brain, sending enormous nerves to the eyes, ear, and tactile tentacles. Besides this were the bulky lungs, into which the mouth opened, and the heart and its vessels. The pulmonary distress caused by the denser atmosphere and greater gravitational attraction was only too evident in the convulsive movements of the outer skin.

And this was the sum of the Martian organs (и это были все органы марсианина; sum — сумма, количество). Strange as it may seem to a human being, all the complex apparatus of digestion (странно, с точки зрения человека: «как это может показаться человеческому существу», что вся сложная система пищеварения; apparatus — прибор, инструмент; система органов /физиол./), which makes up the bulk of our bodies (которая составляет большую часть нашего тела), did not exist in the Martians (не существовала /в организме/ марсиан). They were heads — merely heads (они состояли из одной только головы). Entrails they had none (внутренностей у них не было). They did not eat, much less digest (они не ели и, соответственно, не переваривали /пищу/; much less — и того менее; не говоря о том, тем более). Instead, they took the fresh, living blood of other creatures (вместо этого они брали свежую живую кровь других существ), and injected it into their own veins (и вводили ее себе в вены). I have myself seen this being done (я сам видел, как это делалось), as I shall mention in its place (о чем упомяну в свое время; place — место; случай, представившаяся возможность). But, squeamish as I may seem, I cannot bring myself to describe (но, /хоть/ я и могу показаться брезгливым, я не в состоянии заставить себя описать то; squeamish — подверженный тошноте; брезгливый) what I could not endure even to continue watching (на что я даже не мог «продолжать» смотреть; to endure — вытерпеть, выдержать). Let it suffice to say, blood obtained from a still living animal (достаточно сказать, что кровь, полученная = взятая у все еще живых существ), in most cases from a human being (в большинстве случаев у людей), was run directly by means of a little pipette into the recipient canal (напрямую вводилась посредством маленькой пипетки в тело марсианина; recipient — получатель; canal — канал; проход, отверстие)....

And this was the sum of the Martian organs. Strange as it may seem to a human being, all the complex apparatus of digestion, which makes up the bulk of our bodies, did not exist in the Martians. They were heads — merely heads. Entrails they had none. They did not eat, much less digest. Instead, they took the fresh, living blood of other creatures, and injected it into their own veins. I have myself seen this being done, as I shall mention in its place. But, squeamish as I may seem, I cannot bring myself to describe what I could not endure even to continue watching. Let it suffice to say, blood obtained from a still living animal, in most cases from a human being, was run directly by means of a little pipette into the recipient canal....

The bare idea of this is no doubt horribly repulsive to us (одна только мысль об этом чрезвычайно омерзительна для нас; bare — голый, нагой; один только, малейший), but at the same time I think that we should remember (но в то же время я считаю, что мы должны /иногда/ задумываться: «помнить» о том) how repulsive our carnivorous habits would seem to an intelligent rabbit (какими омерзительными показались бы наши плотоядные привычки = наклонности кролику, /если бы он мог/ мыслить; intelligent — умный, сообразительный; разумный).

The physiological advantages of the practice of injection are undeniable (физиологические преимущества способа инъекции неоспоримы; to deny — отрицать), if one thinks of the tremendous waste of human time and energy (если подумать об огромных затратах человеком времени и энергии) occasioned by eating and the digestive process (вызванных процессами питания и пищеварения; to occasion — служить поводом; вызывать, причинять). Our bodies are half made up of glands and tubes and organs (наше тело наполовину состоит из желез, сосудов и органов; tube — труба, трубка; канал, проток /анат./), occupied in turning heterogeneous food into blood (занятых превращением разнородной пищи в кровь). The digestive processes and their reaction upon the nervous system (процесс пищеварения и его воздействие на нервную систему; reaction — реакция; воздействие, влияние) sap our strength and colour our minds (подрывают наши силы и влияют на /работу/ мозга; to colour — красить, окрашивать; накладывать отпечаток, влиять). Men go happy or miserable as they have healthy or unhealthy livers (люди счастливы или несчастны /в зависимости от того/, здорова ли у них печень), or sound gastric glands (в порядке ли желудочные железы; sound — крепкий, здоровый). But the Martians were lifted above all these organic fluctuations of mood and emotion (а марсиане были подняты над этими органическими колебаниями настроения и эмоции; to lift — поднимать, возвышать; above — над; fluctuation — колебание, неустойчивость).

bare [beq], carnivorous [kQ: 'nIv(q)rqs], heterogeneous [" het(q)rq(u)'dZi: nIqs]

The bare idea of this is no doubt horribly repulsive to us, but at the same time I think that we should remember how repulsive our carnivorous habits would seem to an intelligent rabbit.

The physiological advantages of the practice of injection are undeniable, if one thinks of the tremendous waste of human time and energy occasioned by eating and the digestive process. Our bodies are half made up of glands and tubes and organs, occupied in turning heterogeneous food into blood. The digestive processes and their reaction upon the nervous system sap our strength and colour our minds. Men go happy or miserable as they have healthy or unhealthy livers, or sound gastric glands. But the Martians were lifted above all these organic fluctuations of mood and emotion.

Their undeniable preference for men as their source of nourishment (очевидный выбор людей как источника питания; undeniable — неоспоримый; явный; preference — предпочтение; выбор) is partly explained by the nature of the remains of the victims (частично объясняется природой останков тех жертв) they had brought with them as provisions from Mars (которых они захватили с собой с Марса в качестве провианта). These creatures, to judge from the shrivelled remains (эти существа, если судить по высохшим останкам) that have fallen into human hands (которые попали в руки людей), were bipeds with flimsy, silicious skeletons (были двуногими с хрупким кремневым скелетом) (almost like those of the silicious sponges (почти как у кремневых губок)) and feeble musculature (и неразвитой мускулатурой; feeble — слабый, немощный), standing about six feet high and having round, erect heads (шести футов высотой, с круглыми поднятыми головами), and large eyes in flinty sockets (и большими глазами в кремнистых впадинах). Two or three of these seem to have been brought in each cylinder (они были привезены, кажется, по двое или по трое в каждом цилиндре), and all were killed before earth was reached (и всех их умертвили прежде, чем /цилиндры/ достигли Земли). It was just as well for them (для них это было и к лучшему; just as well — тем лучше, к лучшему), for the mere attempt to stand upright upon our planet (поскольку при малейшей попытке встать во весь рост на нашей земле) would have broken every bone in their bodies (все кости в их телах были бы сломаны).

undeniable [" AndI'naIqb(q)l], preference ['pref(q)rqns], nourishment ['nArISmqnt]

Their undeniable preference for men as their source of nourishment is partly explained by the nature of the remains of the victims they had brought with them as provisions from Mars. These creatures, to judge from the shrivelled remains that have fallen into human hands, were bipeds with flimsy, silicious skeletons (almost like those of the silicious sponges) and feeble musculature, standing about six feet high and having round, erect heads, and large eyes in flinty sockets. Two or three of these seem to have been brought in each cylinder, and all were killed before earth was reached. It was just as well for them, for the mere attempt to stand upright upon our planet would have broken every bone in their bodies.

And while I am engaged in this description (и пока я занимаюсь этим описанием), I may add in this place certain further details (я могу здесь: «в этом месте» добавить некоторые дополнительные подробности) which, although they were not all evident to us at the time, will enable the reader (которые, хотя и не были в то время нам понятны: «очевидны», позволят читателю) who is unacquainted with them to form a clearer picture of these offensive creatures (незнакомому с ними = с марсианами, составить более ясное представление об этих отвратительных существах; picture — картина, рисунок; представление, мысленный образ).

In three other points their physiology differed strangely from ours (/еще/ три другие особенности совершенно отличали их физиологию от нашей; point — точка; отличительная черта, особенность). Their organisms did not sleep (их организм не спал = не нуждался в сне), any more than the heart of man sleeps (так же, как не нуждается в нем человеческое сердце; any more — как и; не более чем). Since they had no extensive muscular mechanism to recuperate (поскольку у них не было развитого мышечного аппарата /и им не нужно было/ восстанавливать энергию, /затраченную им/; extensive — обширный, большой; to recuperate — восстановить силы), that periodical extinction was unknown to them (то периодическое прекращение /деятельности/ им было неизвестно; extinction — потухание, угасание; прекращение). They had little or no sense of fatigue, it would seem (казалось, у них не было чувства усталости; little — немного, мало). On earth they could never have moved without effort (на Земле они не могли передвигаться, не /приложив/ усилий), yet even to the last they kept in action (при всем этом, они продолжали действовать до последнего). In twenty-four hours they did twenty-four hours of work (они работали двадцать четыре часа из двадцати четырех), as even on earth is perhaps the case with the ants (как на Земле работают, наверное, муравьи; to be the case — иметь место, происходить; case — случай, обстоятельство; положение дел).

And while I am engaged in this description, I may add in this place certain further details which, although they were not all evident to us at the time, will enable the reader who is unacquainted with them to form a clearer picture of these offensive creatures.

In three other points their physiology differed strangely from ours. Their organisms did not sleep, any more than the heart of man sleeps. Since they had no extensive muscular mechanism to recuperate, that periodical extinction was unknown to them. They had little or no sense of fatigue, it would seem. On earth they could never have moved without effort, yet even to the last they kept in action. In twenty-four hours they did twenty-four hours of work, as even on earth is perhaps the case with the ants.

In the next place, wonderful as it seems in a sexual world (во-вторых, как это ни покажется удивительным для мира двуполых /существ/; sexual — половой), the Martians were absolutely without sex (марсиане были совершенно бесполыми), and therefore without any of the tumultuous emotions (и поэтому не имели никаких бурных эмоций) that arise from that difference among men (которые возникают среди людей из-за этого различия). A young Martian, there can now be no dispute (молодой марсианин, теперь в этом не может быть сомнений; dispute — диспут; спор, разногласия), was really born upon earth during the war (действительно родился на Земле во время войны), and it was found attached to its parent (и был найден прикрепленным к своему родителю), partially budded off, just as young lily-bulbs bud off (частично отпочковавшись, в точности как отпочковываются молодые луковицы лилий), or like the young animals in the fresh-water polyp (или как молодые организмы: «животные» пресноводного полипа).

In man, in all the higher terrestrial animals (у человека и всех высших земных животных), such a method of increase has disappeared (такой способ размножения /давно/ исчез; increase — возрастание, увеличение; размножение; to disappear — исчезать); but even on this earth it was certainly the primitive method (и даже на Земле это, несомненно, /очень/ примитивный способ). Among the lower animals (среди низших животных), up even to those first cousins of the vertebrated animals, the Tunicates (вплоть до ближайших родственников позвоночных — оболочников), the two processes occur side by side (эти два процесса происходят = эти два способа существуют параллельно; side by side — рядом, бок о бок; одновременно), but finally the sexual method superseded its competitor altogether (но в итоге половой способ совершенно вытеснил своего конкурента). On Mars, however, just the reverse has apparently been the case (однако на Марсе, по-видимому, /развитие/ шло в противоположную сторону; reverse — обратное, противоположное; case — дело; случай).

In the next place, wonderful as it seems in a sexual world, the Martians were absolutely without sex, and therefore without any of the tumultuous emotions that arise from that difference among men. A young Martian, there can now be no dispute, was really born upon earth during the war, and it was found attached to its parent, partially budded off, just as young lily-bulbs bud off, or like the young animals in the fresh-water polyp.

In man, in all the higher terrestrial animals, such a method of increase has disappeared; but even on this earth it was certainly the primitive method. Among the lower animals, up even to those first cousins of the vertebrated animals, the Tunicates, the two processes occur side by side, but finally the sexual method superseded its competitor altogether. On Mars, however, just the reverse has apparently been the case.

It is worthy of remark that a certain speculative writer of quasi-scientific repute (стоит отметить, что некий писатель-теоретик сомнительной в научных /кругах/ репутации; speculative — созерцательный; теоретический, гипотетический; quasi- /в сложных словах/ — квази-; полу-; quasi /нареч./ — как будто, якобы), writing long before the Martian invasion (писавший задолго до вторжения марсиан), did forecast for man a final structure not unlike the actual Martian condition (предсказал человеку окончательное строение /тела/, не очень отличающееся от нынешнего строения марсиан; unlike — непохожий; actual — фактический, реальный; существующий в данный момент; condition — состояние, положение). His prophecy, I remember, appeared in November or December, 1893 (это его предсказание, /как/ я помню, появилось в ноябре-декабре 1893 года), in a long-defunct publication, the Pall Mall Budget (в давно уже неиздающемся “Пэл-Мэл баджит”; defunct — умерший, усопший; несуществующий, исчезнувший; publication — публикация, издание), and I recall a caricature of it in a pre-Martian periodical called Punch (и я припоминаю карикатуру на это /в выходящем/в домарсианский /период/ журнале “Панч”; periodical — периодическое издание, журнал; to call — звать, окликать; называть, именовать). He pointed out — writing in a foolish, facetious tone (он = этот писатель указывал в нелепом, комическом тоне; foolish — глупый; дурацкий, нелепый) — that the perfection of mechanical appliances must ultimately supersede limbs (что усовершенствованные механические устройства должны в конечном счете заменить /человеку/ конечности); the perfection of chemical devices, digestion (усовершенствованные химические препараты — пищеварение; device — устройство; средство); that such organs as hair, external nose, teeth, ears, and chin (такие органы как волосы, внешний нос, зубы, уши и подбородок; external — наружный, внешний) were no longer essential parts of the human being (больше не будут неотъемлемой частью человеческого организма: «существа»; essential — существенный; непременный, обязательный; неотъемлемый, присущий), and that the tendency of natural selection (и что цель естественного отбора; tendency — тенденция, стремление; цель, идея) would lie in the direction of their steady diminution through the coming ages (лежит в направлении их неуклонного исчезновения в течение последующих веков; steady — устойчивый; неизменный, неуклонный; diminution — уменьшение, убавление). The brain alone remained a cardinal necessity (главным органом: «основной необходимостью» останется один только мозг).

It is worthy of remark that a certain speculative writer of quasi-scientific repute, writing long before the Martian invasion, did forecast for man a final structure not unlike the actual Martian condition. His prophecy, I remember, appeared in November or December, 1893, in a long-defunct publication, the Pall Mall Budget, and I recall a caricature of it in a pre-Martian periodical called Punch. He pointed out — writing in a foolish, facetious tone — that the perfection of mechanical appliances must ultimately supersede limbs; the perfection of chemical devices, digestion; that such organs as hair, external nose, teeth, ears, and chin were no longer essential parts of the human being, and that the tendency of natural selection would lie in the direction of their steady diminution through the coming ages. The brain alone remained a cardinal necessity.

Only one other part of the body had a strong case for survival (еще только у одной части тела будут веские причины для дальнейшего развития: «для выживания»; strong — сильный; веский, убедительный; case — случай, обстоятельство; доводы, аргументы), and that was the hand, “teacher and agent of the brain” (и это будет рука — “учитель и помощник мозга”; agent — агент, представитель). While the rest of the body dwindled (в то время как остальные /части/ тела будут атрофироваться; to dwindle — сокращаться, уменьшаться), the hands would grow larger (руки будут становиться крупнее = более развитыми).

There is many a true word written in jest (много правдивых слов написаны в виде шутки), and here in the Martians we have beyond dispute the actual accomplishment of such a suppression (и в этом у марсиан мы, бесспорно, в действительности наблюдаем: «имеем» подобное подавление; actual — подлинный, действительный; accomplishment — выполнение; завершение) of the animal side of the organism by the intelligence (животной стороны организма разумом). To me it is quite credible (мне кажется вполне вероятным) that the Martians may be descended from beings not unlike ourselves (что марсиане могут происходить от существ не /очень/ отличающихся от нас; to descend — спускаться, сходить; происходить), by a gradual development of brain and hands (постепенно развивая мозг и руки) (the latter giving rise to the two bunches of delicate tentacles at last (последние, в конце концов, переродились в два пучка тонких щупалец; to give rise to smth. — давать начало чему-л.; приводить к каким-л. результатам)) at the expense of the rest of the body (за счет остальных /частей/ тела). Without the body the brain would, of course, become a mere selfish intelligence (без тела мозг, конечно же, должен стать абсолютно эгоистичным «разумом»; mere — простой, не более чем; абсолютный, полный /устар./), without any of the emotional substratum of the human being (без какой бы то ни было эмоциональной основы, /заложенной/ в человеческом существе; substratum — нижний слой; основание, основа).

Only one other part of the body had a strong case for survival, and that was the hand, “teacher and agent of the brain.” While the rest of the body dwindled, the hands would grow larger.

There is many a true word written in jest, and here in the Martians we have beyond dispute the actual accomplishment of such a suppression of the animal side of the organism by the intelligence. To me it is quite credible that the Martians may be descended from beings not unlike ourselves, by a gradual development of brain and hands (the latter giving rise to the two bunches of delicate tentacles at last) at the expense of the rest of the body. Without the body the brain would, of course, become a mere selfish intelligence, without any of the emotional substratum of the human being.

The last salient point in which the systems of these creatures differed from ours (последняя характерная особенность, которой организм этих существ отличается от нашего; salient — выдающийся, выступающий; бросающийся в глаза, характерный; system — система; организм) was in what one might have thought a very trivial particular (заключается в том, что могло бы показаться совершенно незначительной деталью). Micro-organisms, which cause so much disease and pain on earth (микроорганизмы, которые вызывают болезни и /причиняют/ столько страданий на Земле), have either never appeared upon Mars (то ли никогда не появлялись на Марсе) or Martian sanitary science eliminated them ages ago (то ли санитарная наука марсиан давным-давно уничтожила их). A hundred diseases, all the fevers and contagions of human life (сотня болезней, различного рода лихорадки и инфекции, /отравляющие/ жизнь человека), consumption, cancers, tumours and such morbidities (туберкулез, рак, опухоли и все прочие заболевания; morbidity — болезненность; заболеваемость), never enter the scheme of their life (никогда не проникали в их жизненный уклад = были им совершенно незнакомы). And speaking of the differences between the life on Mars and terrestrial life (и, говоря о различии между жизнью на Марсе и на Земле), I may allude here to the curious suggestions of the red weed (я могу = намерен упомянуть здесь о любопытном обстоятельстве /появления/ красной травы; suggestion — вероятное или возможное обстоятельство; weed — сорная трава).

The last salient point in which the systems of these creatures differed from ours was in what one might have thought a very trivial particular. Micro-organisms, which cause so much disease and pain on earth, have either never appeared upon Mars or Martian sanitary science eliminated them ages ago. A hundred diseases, all the fevers and contagions of human life, consumption, cancers, tumours and such morbidities, never enter the scheme of their life. And speaking of the differences between the life on Mars and terrestrial life, I may allude here to the curious suggestions of the red weed.

Apparently the vegetable kingdom in Mars (несомненно, что растительное царство Марса), instead of having green for a dominant colour (вместо того, чтобы иметь основным цветом зеленый), is of a vivid blood-red tint (окрашено в яркий кроваво-красный цвет; tint — краска; оттенок). At any rate, the seeds which the Martians (intentionally or accidentally) brought with them (во всяком случае, семена, которые марсиане (намеренно или случайно) привезли с собой) gave rise in all cases to red-coloured growths (во всех случаях давали всходы красного цвета; growth — рост, развитие; культура /разводимое растение/). Only that known popularly as the red weed, however (однако только растение, известное всем под названием красной травы; popularly — популярно; всенародно), gained any footing in competition with terrestrial forms (смогло утвердиться: «добилось устойчивого положения» в соперничестве с земными видами; footing — точка опоры; прочное, устойчивое положение). The red creeper was quite a transitory growth (красный ползун не смог прижиться на Земле: «был временной культурой»; creeper — ползучее растение), and few people have seen it growing (и лишь немногие люди видели его: «видели, как он рос»). For a time, however, the red weed grew with astonishing vigour and luxuriance (однако красная трава некоторое время удивительно быстро росла и буйно развивалась; vigour — сила, энергия; luxuriance — изобилие, достаток; буйный рост или развитие).

It spread up the sides of the pit by the third or fourth day of our imprisonment (она разрослась по краям ямы на третий или четвертый день нашего заточения; to spread — распространять/ся/; покрывать, устилать), and its cactus-like branches formed a carmine fringe to the edges of our triangular window (и ее кактусообразные побеги образовали карминного цвета бахрому по краям нашего треугольного оконца). And afterwards I found it broadcast throughout the country (и впоследствии она мне встречалась, распространившись по всей стране; to broadcast — передавать по радио, вещать; широко распространять), and especially wherever there was a stream of water (и особенно там, где протекала вода: «где был поток воды»).

Apparently the vegetable kingdom in Mars, instead of having green for a dominant colour, is of a vivid blood-red tint. At any rate, the seeds which the Martians (intentionally or accidentally) brought with them gave rise in all cases to red-coloured growths. Only that known popularly as the red weed, however, gained any footing in competition with terrestrial forms. The red creeper was quite a transitory growth, and few people have seen it growing. For a time, however, the red weed grew with astonishing vigour and luxuriance. It spread up the sides of the pit by the third or fourth day of our imprisonment, and its cactus-like branches formed a carmine fringe to the edges of our triangular window. And afterwards I found it broadcast throughout the country, and especially wherever there was a stream of water.

The Martians had what appears to have been an auditory organ (марсиане имели, как /впоследствии/ оказалось, орган слуха), a single round drum at the back of the head-body (одну круглую барабанную перепонку на задней /части/ головы-тела; drum — барабан; барабанная перепонка), and eyes with a visual range not very different from ours (и глаза, по дальности обзора не сильно отличающиеся от наших) except that, according to Philips, blue and violet were as black to them (кроме этого, по мнению Филипса, синий и фиолетовый цвета для них были черным; according to — в соответствии с; по /чьим-л./ словам). It is commonly supposed that they communicated by sounds and tentacular gesticulations (существует распространенное предположение, что они общаются между собой посредством звуков и движений щупалец; common — общий; общепринятый, распространенный; gesticulation — жестикуляция); this is asserted, for instance, in the able but hastily compiled pamphlet (так утверждает, к примеру, толковая, но составленная наспех, брошюра; able — умелый; способный) (written evidently by someone not an eye-witness of Martian actions (очевидно, написанная кем-то, кто не был свидетелем действий марсиан)) to which I have already alluded (о которой я уже упоминал), and which, so far, has been the chief source of information concerning them (и которая до сих пор является основным источником информации, касающейся их). Now no surviving human being saw so much of the Martians in action as I did (в настоящий момент нет человека, который так долго: «много» наблюдал за марсианами, как я; to survive — выживать, оставаться в живых). I take no credit to myself for an accident (я не ставлю себе в заслугу этот случай; to take credit for smth. — ставить себе в заслугу что-л.), but the fact is so (но факт остается фактом: «является таковым»).

The Martians had what appears to have been an auditory organ, a single round drum at the back of the head-body, and eyes with a visual range not very different from ours except that, according to Philips, blue and violet were as black to them. It is commonly supposed that they communicated by sounds and tentacular gesticulations; this is asserted, for instance, in the able but hastily compiled pamphlet (written evidently by someone not an eye-witness of Martian actions) to which I have already alluded, and which, so far, has been the chief source of information concerning them. Now no surviving human being saw so much of the Martians in action as I did. I take no credit to myself for an accident, but the fact is so.

And I assert that I watched them closely time after time (и я утверждаю, что время от времени пристально следил за ними; closely — близко; внимательно), and that I have seen four, five, and (once) six of them (и что я видел, как четверо, пятеро и (один раз) шестеро из них) sluggishly performing the most elaborately complicated operations together (совместно выполняли, с /присущей им/ медлительностью, самые искусные и сложные действия) without either sound or gesture (без какого бы то ни было звука или жеста). Their peculiar hooting invariably preceded feeding (их специфическое уханье постоянно предшествовало /процессу/ питания); it had no modulation (оно было монотонным: «оно не имело модуляции»), and was, I believe, in no sense a signal (и означало, как я полагаю, не какой-то /определенный/ сигнал; sense — чувство; значение), but merely the expiration of air preparatory to the suctional operation (а /было/ просто выдыханием воздуха, подготавливающим /организм/ к процессу всасывания /крови/; preparatory — подготовительный). I have a certain claim to at least an elementary knowledge of psychology (я претендую на знание психологии, по крайней мере, элементарной; claim — требование; претензия, притязание), and in this matter I am convinced (и в /отношении/ этого вопроса я убежден) — as firmly as I am convinced of anything (настолько же твердо, насколько и во /многом/ другом) — that the Martians interchanged thoughts without any physical intermediation (что марсиане обменивались мыслями без какого-либо вмешательства физических /органов/). And I have been convinced of this in spite of strong preconceptions (и мне пришлось увериться в этом, несмотря на сильную предвзятость; preconception — предвзятое мнение, предрассудок). Before the Martian invasion (перед вторжением с Марса), as an occasional reader here or there may remember (что, наверное, редкий читатель может припомнить), I had written with some little vehemence against the telepathic theory (я написал /статью/ против телепатической теории с некоторой излишней горячностью; vehemence — сила; горячность, страстность).

assert [q'sq: t], suctional ['sAkS(q)nl], knowledge ['nOlIdZ], vehemence ['vi: Imqns]

And I assert that I watched them closely time after time, and that I have seen four, five, and (once) six of them sluggishly performing the most elaborately complicated operations together without either sound or gesture. Their peculiar hooting invariably preceded feeding; it had no modulation, and was, I believe, in no sense a signal, but merely the expiration of air preparatory to the suctional operation. I have a certain claim to at least an elementary knowledge of psychology, and in this matter I am convinced — as firmly as I am convinced of anything — that the Martians interchanged thoughts without any physical intermediation. And I have been convinced of this in spite of strong preconceptions. Before the Martian invasion, as an occasional reader here or there may remember, I had written with some little vehemence against the telepathic theory.

The Martians wore no clothing (марсиане не носили одежды; to wear). Their conceptions of ornament and decorum were necessarily different from ours (их понятия об украшениях и приличиях, как и следовало ожидать, отличались от наших; necessarily — обязательно, непременно); and not only were they evidently much less sensible of changes of temperature than we are (очевидно, они не только были намного менее чувствительны к изменениям температуры, чем мы), but changes of pressure do not seem to have affected their health at all seriously (но и перемены давления, казалось, вообще серьезно не влияют на их здоровье). Yet though they wore no clothing (хотя они не носили одежды), it was in the other artificial additions to their bodily resources (у них были другие искусственные дополнения к их физическим возможностям; addition — прибавление, дополнение; resource — способ, средство; возможность) that their great superiority over man lay (в чем заключалось их огромное преимущество перед людьми; to lie — лежать; находиться, заключаться /в чем-л./). We men, with our bicycles and road-skates (мы, люди, с нашими велосипедами и роликовыми коньками), our Lilienthal soaring-machines, our guns and sticks and so forth (с нашими летательными аппаратами Лилиенталя, с пушками, рычагами и тому подобным; to soar — парить, высоко летать; stick — палка, трость; рычаг, рукоятка), are just in the beginning of the evolution (находимся лишь в начале эволюции) that the Martians have worked out (которую марсиане уже прошли; to work out — разрабатывать; отработать). They have become practically mere brains (они, в сущности, стали чистым разумом: «одними лишь мозгами»), wearing different bodies according to their needs (надевающим различные оболочки соответственно своим потребностям; to wear — носить, быть одетым /во что-л./; body — тело; корпус) just as men wear suits of clothes (так же, как люди надевают комплекты одежды) and take a bicycle in a hurry or an umbrella in the wet (и берут = пользуются велосипедом, когда спешат, или зонтиком, когда сыро).

The Martians wore no clothing. Their conceptions of ornament and decorum were necessarily different from ours; and not only were they evidently much less sensible of changes of temperature than we are, but changes of pressure do not seem to have affected their health at all seriously. Yet though they wore no clothing, it was in the other artificial additions to their bodily resources that their great superiority over man lay. We men, with our bicycles and road-skates, our Lilienthal soaring-machines, our guns and sticks and so forth, are just in the beginning of the evolution that the Martians have worked out. They have become practically mere brains, wearing different bodies according to their needs just as men wear suits of clothes and take a bicycle in a hurry or an umbrella in the wet.

And of their appliances, perhaps nothing is more wonderful to a man than the curious fact (и касательно этих приспособлений, наверное, нет ничего удивительнее для человека, чем тот любопытный факт) that what is the dominant feature of almost all human devices in mechanism is absent — the wheel is absent (что главная деталь почти всех земных: «человеческих» механических приспособлений — колесо — /в их машинах/ отсутствует); among all the things they brought to earth there is no trace or suggestion of their use of wheels (среди всего, что они доставили на Землю нет и намека на использование ими колес; trace — след; признак; suggestion — предложение, совет;