💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Волшебная гора. — мама, Расскажи про детство

— Мама, расскажи про детство...

Канули в прошлое семейные альбомы и дневники, но осталась Живая память — в семейных преданиях. Для детей они — именно предания, причем «старины далекой». Когда мама была маленькая, их еще и на свете не было. Раздвигаются горизонты времени. Оказывается, их не было, а все существовало. Без них.

Рассказы матери (отца, бабушки или дедушки) — первые уроки истории. Вместе с конкретными событиями они несут с собой дух незнакомой эпохи, ее признаки: тогда еще носили длинные юбки, тогда у базарных ворот стояли верблюды, навьюченные поклажей, тогда еще...

Если у ребенка в детстве не возникнет интереса к истории собственной семьи, если взрослые по каким-то «хитрым» причинам лишат их этого — не сформируется историческое мышление, не возникнет связь с домом, а значит, и с Родиной.

«Вы сегодня будете рассказывать про своего знакомого?» — спрашивают дети на занятиях. Кто же такой мой знакомый? Это — Орфей и Аполлон, Человек-Туча и Смешной дядя, которому не хватило места на пляже, и ему пришлось примо­ститься в шезлонге на облаке. «Знакомый» сближает мифологиче­ских героев и сказочных персонажей с детьми. Со знакомым можно быть накоротке.

Желание детей иметь дело со знакомыми естественно. Ближе всего им интимные, теплые отношения. Недаром к любимым взрослым они обращаются на «ты». Не от невоспитанности, а от доверчивости.

Таким же образом дети на «ты» с семейными преданиями. Они хранят их в памяти так же бережно, как и взрослые, они их корректируют, изменяют по своему усмотрению. Чаще всего они их «осмешняют». Больше всего им нравятся те, в которых взрослые чудачат, где происходят забавные приключения. Меньше им нравятся тенденциозные, дидактические рассказы, призываю­щие быть как бабушка или слушать папу, как «я всегда в детстве».

Признаться, я не ставлю высоких задач, когда рассказываю Ане и Пете о детстве. Мне самой очень нравится сидеть подле них, вспоминать вслух.

Светлые июньские ночи — самая прекрасная пора лета. Попробуй утихомирь детей! Они не могут уснуть засветло. Тьма медлит, и дети не сдаются — и набегались, и накупались, и наигрались, глаза сонные, да сна нет.

— Про Баку, — подсказывает Петя. Он уже бывал в Баку, жил в доме, где мы выросли, пускал пузыри с того самого балкона, на котором мы с моей великовозрастной тетей Марой разводили цыплят и играли в куклы. Баку Петю пленил: стеклянные галереи, увитые виноградом, набережная с катерами, ночные огни города, ярусами подымающегося в гору с моря, воздух с едва уловимым привкусом нефти. Аня в Баку не была. Но ей все равно, о чем пойдет речь, лишь бы вместе и не спать.

— В первом классе у меня была любимая подружка, Лиза Вартаньян.

— Та самая Лиза, которую мы искали и не нашли? — Петя помнит, как мы заглянули во двор, полный босоногих ребятишек, спустились по лестнице в подвал и оказались в галерее, освещенной электрическим светом, несмотря на раннее солнеч­ное утро. Навстречу нам вышла женщина, которая, увы, не слышала ни о какой Лизе Вартаньян.

«Может быть, ты перепутала?» — спросил Петя. Но я не перепутала. Это был тот самый двор, та самая галерея, где мы с Лизой вырезали кукол, раскрашивали их остро заточенными карандашами, куклы были персонажами самых невероятных спектаклей, которые мы показывали единственному зрителю — Лизиному папе. Это был тот самый дом, но все в нем стало другим...

Из окон Лизиной квартиры были видны только ноги прохожих. Ботинки, края брюк или подолы длинных юбок. Лиза казалась мне самой красивой девчонкой на свете — принцессой Ледяной Горы. Почему Ледяной Горы? Сейчас это понять трудно. Принцесса Ледяной Горы должна была бы быть русой, светлогла­зой, строгой, наверное. Лиза же скорее походила на Шахерезаду. В ушах золотые сережки, огромные карие глаза с длинными ресницами, губки бантиком...

— Неинтересно, — заявляет Аня, — лучше сразу сказку про принцессу!

— Если ты будешь перебивать, мама ничего не расскажет, — говорит Петя строго.— Не интересно — не слушай!

— Мамы у Лизы не было. Зато было множество бабушек и тетушек, с головы до ног одетых в черное. Надо сказать, я их побаивалась. Поначалу. Но потом я заметила, что у них добрые глаза, что они смотрят приветливо, и перестала бояться. Главным человеком в доме был Лизин папа — часовщик. Его ранило на фронте, он был без ног и сидел в коляске.

— В детской коляске! — смеется Аня. Разве взрослые катаются в колясках?

— Это другая коляска, помнишь, когда мы были в Кемери, то видели людей в креслах на колесах.

— Это такая, да?

— Да. Такая. В доме у часовщика, разумеется, было полно часов. Он был часовой доктор. Посмотрит на поломанные часы в специальное зеркальце — оно у него было на лбу...

— Приклеено? — не понимает Аня.

— Нет, у Лизиного папы вокруг головы, курчавой-прекурчавой, был бархатный обод гранатового цвета, на ободе — зеркальце.

— Как же он лбом смотрел?

— Ну и вредная ты, Ань, когда ты говоришь, тебя не перебей. Сразу обижаешься.

Аня затихает, натягивает одеяло на подбородок.

— Дом был полон часовых звуков — все тикало, куковало, трещало, било. Каких только там не было часов — с маятниками, с кукушками, огромные, совсем крошечные. Стоило Лизиному папе понять, в чем дело, почему часы остановились или неправильно показывают время, — он прикасался к ним маленькой отверткой, и, бывало, пружина вылетала из них с оглушитель­ным треском. Он вставлял новую, закрывал крышку циферб­лата — теперь вещь исправна.

Еще у него было множество пузырьков с разноцветными маслами и жидкостями. - Это Анина страсть — пузырьки из-под духов и одеколонов. Она наполняет их водой, делает духи для кукол. Флакон из-под духов — величайшая находка и в нашем с Марой детстве. Какие сложные обмены мы осуществляли — три маленьких пузыречка на один большой флакон с притирающейся пробкой. Без пробки цена флакона резко падала...

— Что еще было интересным: черные старухи по очереди вносили в мастерскую чай в огромном подстаканнике, похожем на Девичью Башню. Одна несла чай, другая, следом за ней, — блюдце с сахарной головой. Сахар — гора. Осколок льда с горы. Так начиналась наша с Лизой эпопея про принцессу. Сахарная махина натолкнула нас на мысль сначала о Ледяной Горе, а потом и о ее принцессе. Очень скоро старухи выплывали из комнаты с пустым стаканом и нетронутым сахаром. Зачем они носили сахар туда и обратно? А может, кусок уменьшался и мы просто не замечали? Как сделать гору? Да просто одолжить сахар на время представления. Но Лиза сказала, что со сцены сахар не будет виден.

— У вас и сцена была настоящая? — Анино терпение лопнуло. Что-то мать рассказывает, да все не по делу. Когда же начнется настоящее — сказка? Меж тем темнеет, и пора сворачиваться, но теперь уже я не могу остановиться. Вижу все, как на экране.

— Сценой служил стол. В мастерской. А готовились к представлению мы за «галерейным» столом — длиннющим, во всю стену. Стол — это было наше царство. Бери что хочешь, делай что хочешь. Нужна пружина для мышачьего хвоста? Пожалуйста. Лизин папа отдавал нам отработанные железки, завитки стали. У нас был даже воск, мягкий, шоколадный, из него мы лепили. Лепили в основном просто так, для себя, театр же у нас был картонный, рисованный, вырезной.

Пока я читала Лизе сказку — я придумала ее накануне, и мама мне ее перепечатала — Лиза слушала молча, навивая локон на палец. По ее лицу никогда не догадаешься — нравится ей или нет, крутит локон и слушает. А вдруг не понравится, тогда что?

— Ей, конечно, понравилась, — говорит Петя — мой защитник.

— Не так, чтобы очень. Но ставить эту сказку она согласилась.

— Расскажи, какую? Ты нарочно так делаешь... Не оправдываться же перед дочкой, что я не нарочно, что так складывается рассказ, рассказ — диктатор, а я — его слуга.

— Гору я предложила сделать из ватманской бумаги. Свернуть кульком, а сверху облить канцелярским клеем.

Гора не стояла, валилась на бок. Глядя на гору ваньку-встаньку, Лиза качала головой, и ее локоны дрожали, как пружинки от часов. Мы сообразили отрезать угол, гора теперь стояла, но была похожа на клоунский колпак. «В конце концов она волшебная, и может быть любой», — рассуждала я вслух. Мое рассуждение Лизе явно не понравилось. «Тогда возьми табуретку и напиши на ней «Ледяная Гора»!» — Запахло ссорой. Ссориться я не хотела. Ссориться — значит, идти домой, а мне так нравилось у Лизы. Я вертела гору и так, и сяк, и наконец сообразила — нужно ослабить кулек. Мы его распустили на несколько сантиметров, гора стала покатой и обширной. На том и сошлись. Облитая клеем гора сверкала и переливалась, как сахарная голова. Пока не высохла. Застывший клей стал матово-желтым. Ну и что? А если это гора в тумане?

Мы водрузили готовое изделие на печку. Какая печка? Кафельная, в изразцах. На выступе — курчавый фарфоровый мальчик. Глаза смотрят вбок, указательный палец приник к губам. Словно говорит: «Тихо, только без ссор!»

Пока мы рисовали и вырезали принца, принцессу и дракона...

— Какого еще дракона? — сонный шепот дочери останавливает рассказ.— Я не хочу дракона!

— Его победит принц, одной левой расправится с его головами... Так вот, уже темнело за окном... (за нашим так настоящая ночь!) и значит, за мной придет Мара и заберет, и мы не успеем показать спектакль. Пришлось нести в мастерскую наскоро раскрашенных принца с принцессой, а дракона просто окатить зеленой гуашью. Самым добротным изделием оказалась гора. Итак, Лизин папа развернулся на коляске, приготовился смотреть спектакль. На сей раз моя очередь была рассказывать, а Лизина — показывать кукол.

— Жила-была принцесса. Хозяйка Ледяной Горы. (Лиза показывает принцессу.) Покой ее нарушал вредный дракон (из-за горы появлялся дракон). Принцесса была круглой сиротой, и заступиться за нее было некому. Дракон извергал огонь из своих пастей и растапливал гору. Вот уже превратились в воду кровать и подушка с одеялом (как это показать, мы с Лизой не догадались), вот уже растаяли конфеты и пирожные... Но той порой мимо проезжал принц (вот он, наш спаситель! Только не едет, а идет пешком, лошади-то мы не сделали), вынул он острый меч из ножен и зарубил злодея.

— А потом женился на принцессе и увез ее из этой лужи, да? — радуется Аня.

— Да. И в этот момент, под звук аплодисментов — Лизин папа умел громко хлопать — входит сердитая Мара. «Ты знаешь, который час!» И действительно, я смотрю на часы — перевалило за полночь... «Ну-ка марш домой!»

Лиза подарила мне гору. Мара обозвала мою гору барахлом и скользким кульком. Она всю дорогу ее обзывала, но я ни за что не хотела выкидывать гору в мусорный ящик. Правда, потом она все равно затерялась, при переезде.

— Она как будто бы потерялась, а мы как будто бы найдем. А сами сделаем, — слышу я уже из-за перегородки заговорщицкий шепот.— У нас же есть и клей, и бумага...