XXXVIII 11 страница

Каждое утро после чая и после внимательного прочтения вчерашней газеты " граф" занимался с Антошкой два часа, после которых учитель, по-видимому, утомлялся гораздо более, чем ученик. Антошка читал вслух, писал с прописи и под диктовку. " Граф" поправлял чтение и -- чтобы показать, как надо выразительно читать, -- сам прочитывал иногда страничку-другую хрестоматии, приобретенной для Антошки в числе других учебных пособий. Читал " граф" недурно, и Антошка заслушивался, как складно выходили у " графа" басни. Но зато при исправлениях диктовки учитель, по-видимому, не особенно доверял себе и постоянно справлялся с книгой, причем не умел удовлетворять любознательности ученика, когда тот задавал вопросы: почему надо писать, например, " того", а не " тово".

-- Так, братец, следует писать, а я и сам не знаю почему! -- добросовестно признавался " граф".

-- Разве вас этому не обучали? -- удивился Антошка, полагавший что " граф" должен все знать.

-- Наверно, обучали, да я забыл. После тебе объяснят в школе, а пока запоминай, как в книге написано. Так и пиши.

" Граф", впрочем, купил грамматику и проштудировал ее, после чего уж мог давать некоторые объяснения, хотя далеко не на все вопросы любознательного Антошки.

Тем не менее он делал большие успехи: читал весьма недурно и писал довольно красиво, и ошибки его не особенно резали глаз. И " граф" не раз выражал одобрение, чем доставлял Антошке большое удовольствие. Вне классных занятий Антошка просто-таки пожирал книги, которые ему покупал " граф", руководствуясь в выборе указаниями студента и его сестры. Таким образом, Антошкой были прочитаны многие издания " Посредника" {377} и " Комитета грамотности" {377}, и затем он читал все, что попадалось ему под руку: и газеты и книжки, которые одолживались " графу" с хозяйской половины.

Хотя и далеко не систематическое, но чтение это вместе с беседами " графа" быстро развивали смышленого Антошку, уже хорошо подготовленного ранним знакомством с жизнью и с людьми благодаря прежним его профессиям -- нищенки и торговца спичками, и он хотел как можно скорее " всему научиться".

Увы! В арифметике Александр Иванович был еще менее силен, чем в грамматике, и напрасно он усердно прочитывал учебник. Он сознавал, что понимает в нем очень мало, и это весьма огорчало его, тем более что Антошка обладал блестящими математическими способностями и умел делать все четыре правила куда лучше своего учителя.

Но в этих затруднениях " графу" совершенно неожиданно помог молодой студент-технолог.

Его комната была рядом с комнатою жильцов, и до него иногда долетали и философские беседы и арифметические объяснения учителя. Он сильно заинтересовался и этим оригинальным " барином-демократом", и его сожителем, вопросы которого во время уроков ставили нередко в тупик учителя, и вообще их отшельнической жизнью и взаимной привязанностью.

Кто они? Что их связало? -- об этом никто из семьи не знал. И старый барин и его мальчик редко показывались, держали себя необыкновенно скромно и тихо и выходили со двора почти всегда вместе. Молодая горничная Агаша, прислуживавшая жильцам и носившая им обед в комнату, не могла нахвалиться ими, особенно старым барином.

Такой ласковый, никогда без нужды не побеспокоит, никуда не пошлет -- не то что прежние жильцы.

-- А этот мальчик, должно быть сын его! -- докладывала Агаша свои предположения барыне, пожилой, когда-то красивой женщине с сбитым набок чепцом, вечно занятой то на кухне, то чинившей белье, то убиравшей комнаты.

-- Совсем он не похож на него, Агаша. Верно, приемыш! -- отвечала госпожа Никифорова и прибавила: -- А впрочем, бог их знает! Жильцы они тихие, спокойные, и слава богу! А до остального нам дела нет.

Прошел месяц после переезда жильцов, и молодой студент, сухощавый блондин с серьезным лицом и вихрастой головой, встретив однажды Опольева в коридоре, подошел к нему и, поклонившись, проговорил молодым баском:

-- Студент Никифоров.

-- Опольев! Очень приятно! -- любезно отвечал Александр Иванович, протягивая руку.

-- Вам, кажется, несколько затруднительно заниматься математикой с вашим сожителем? -- продолжал студент несколько резким, умышленно грубоватым тоном.

-- И даже очень, молодой человек, -- несколько сконфуженно проговорил " граф". -- А вы почему это догадались? -- прибавил он.

-- За стеной слышно...

-- Быть может, мы вам мешаем?

-- Я не к тому... Я, видите ли, готов избавить вас от этих уроков и позаняться с мальчиком... Он очень способный...

Видимо обрадованный и несколько удивленный таким предложением, " граф", однако, поспешил ответить:

-- Премного вам благодарен, господин Никифоров, но я должен предупредить вас, что, к сожалению, я не в состоянии заплатить вам настоящей платы за уроки... Так, если небольшую плату...

-- Да мне никакой платы не нужно... С чего это вы взяли? -- перебил студент и сконфуженно покраснел.

-- То есть почему же не нужно?

-- А так, не нужно, вот и все. В противном случае разве стал бы я навязываться...

-- Но позвольте, молодой человек; у вас время дорого, я знаю. За что же вы будете терять его даром?

-- Это уж мое дело.

-- И, позволю себе заметить, вы ведь, кажется, и сами не очень-то богаты?

-- И вовсе даже не богат! -- рассмеялся студент, и лицо его при смехе сделалось необыкновенно добродушным.

-- Потому-то вы, вероятно, и предлагаете учить моего Антошку gratis? * -- усмехнулся, в свою очередь, и Опольев.

______________

* Бесплатно? (лат.)

-- Потому ли, или не потому, не все ли вам равно? Следовательно, и говорить об этом нечего. Не так ли Александр Иваныч?

-- Пожалуй, что и так! -- протянул, улыбаясь " граф". -- А ваше имя и отчество? -- осведомился он.

-- Николай Алексеич.

-- И я, Николай Алексеич, могу только поблагодарить вас! -- горячо проговорил Опольев, пожимая руку студента. -- Вы это очень деликатно делаете доброе дело... Спасибо вам за Антошку...

-- Не за что благодарить! -- ответил студент, несколько удивленный порывистостью и сердечностью тона этого " барина-демократа". -- Самое обыкновенное дело! Так с завтрашнего дня мы начнем заниматься с вашим Антошкой... Ежедневно один час после обеда у меня свободен... Посылайте его ко мне... А затем до свиданья... Спешу на урок...

И с этими словами студент крепко пожал руку Опольева и, кивнув вихрастой головой, хотел было уходить, как внезапно спросил:

-- Надеюсь, вам не родственник этот известный Опольев?

-- Этот прохвост мой родной братец.

Студент издал восклицание не то удивления, не то сожаления.

-- Но только я с ним вовсе не знаком... Я, видите ли... А впрочем, не смею вас задерживать... Когда-нибудь я сообщу вам биографические данные о своей особе, чтобы вы знали, с кем имеете дело! -- прибавил " граф", делая студенту прощальный жест рукой.

Вернувшись в свою комнату, Опольев весело воскликнул, обращаясь к Антошке:

-- Ну, брат, тебе решительно везет!.. У тебя будет настоящий учитель. Он тебя обучит арифметике по-настоящему, не то что я...

-- Кто это?

-- А сын хозяйки... студент. Даром предложил учить; говорит, что ты способный мальчик... Слышал за стеной, как мы с тобой занимались... Смотри, Антоша, старайся!

-- Еще как буду стараться, Александр Иваныч!

-- А добрый этот технолог, хотя и смотрит букой и напускает на себя серьезность. Не то что эти нынешние университетские студенты, особенно франты... Никто из них никогда не одалживал мне ни одной монетки... Я это хорошо помню. Еще издеваются. " Мы, мол, сами у вас бы заняли! ", или, бывало говорят: " Если есть сдачи со сторублевой, то получите пятачок взаймы!.." Одним словом, совсем готовые молодые мерзавцы...

-- И у меня, Александр Иваныч, редко-редко когда студент покупал бумаги или конвертов... Разве какой-нибудь бедно одетый студент...

-- А вот этот, сейчас видно, человек... И вся семья их, кажется, добрая...

-- То-то и мне сдается, что они добрые... И хозяйка сама и барышня... Третьего дня я встретил хозяйку в колидоре...

-- В коридоре, Антоша! -- поправил " граф".

-- Встретил, говорю, в коридоре, а она так ласково посмотрела на меня и спрашивает: " Что, мол, доволен, мальчик, моей стряпней?.." Небось злая какая так бы не смотрела и не спросила бы...

-- Умозаключение вполне правильное! -- протянул, улыбаясь, " граф". -- Что ж ты ответил?

-- Ответил, что очень даже довольный пищей и вообще всем... " Ну я, говорит, очень рада! " А барышня так раз даже спрашивала, отчего я такой маленький и здоров ли я... Тоже ласковая... Куда только это она каждое утро с книжками из дому уходит...

-- На Высшие курсы... Такое, братец, заведение есть для барышень, вроде университета. Окончат они ученье в гимназии и потом, если пожелают, могут на курсы... Там еще больше научатся...

-- Ишь ты! И зачем им столько учиться, барышням? -- полюбопытствовал Антошка.

-- Тоже и барышне иной раз нужно себе достать кусок хлеба... Не вышла замуж, смотришь, и не пропала: пошла в учительницы или в гувернантки. Ту, которая больше знает, скорее возьмут на место.

-- Значит, из небогатых... Наши хозяева тоже небогатые?..

-- Небогатые. Все они в трудах живут... И брат и сестра учатся да еще уроки дают... да мать, верно, получает какой-нибудь пенсион за службу мужа... Так и живут, один другому помогают.

Вскоре и " граф" и Антошка благодаря посредству студента, которому " граф" счел нужным сообщить некоторые биографические подробности о себе и об Антошке, познакомились с семьей Никифоровых. Вся семья отнеслась к жильцам очень тепло и участливо. Под конец третьего месяца жильцы уж обедали вместе с хозяевами и, случалось, по приглашению заходили пить чай. Эта семейная обстановка необыкновенно приятно действовала на прежних бродяг, тем более что семья Никифоровых была дружная, хорошая семья, все члены которой бодро и стойко несли тяготу жизни, стараясь помочь друг другу.

И сама хозяйка, эта милая хлопотунья Анна Васильевна, обожавшая своих детей, всегда за какой-нибудь работой, всегда добродушная и веселая, несмотря на заботы, как-то сумевшая после смерти мужа поднять детей, испытывая лишения и урезывая себя до последней крайности, и ее дочь Вера, кончавшая курс и в то же время бравшая, ради заработка, работу, -- красивая, стройная брюнетка лет двадцати шести, с строгими чертами несколько трагического лица, необыкновенно добрая, несмотря на свой, по-видимому, строгий и холодный вид, и студент Николай, вихрастый и не особенно красивый, близорукий блондин в очках, признающий одну науку и больше ничего, -- все они, ближе ознакомившись с жильцами и узнавши от Антошки, что сделал для него этот " граф", отнеслись к ним с сердечностью добрых людей, понимающих нужду, и считали их как бы своими. А студент просто-таки был в восторге от своего ученика -- до того Антошка поразил его своею понятливостью и быстротой математического соображения.

И как был доволен старый бродяга " граф", проводя вечера среди этой честной, работящей семьи, в которой -- он это чувствовал -- никто не ставил в вину его прошлого. В этой маленькой комнате, служившей и гостиной и столовой, за круглым столом, на котором тихо напевал свою песенку самовар, он, случалось, вел споры со студентом и философствовал, вызывая удивление своими необыкновенно меткими суждениями, выработанными тяжелой жизнью.

И, возвращаясь с Антошкой от хозяев, " граф" нередко говорил:

-- Ты мне счастье принес, Антошка... Не будь тебя, не видать бы мне, мой друг, таких хороших дней... Молчи... Я верно говорю! -- смеясь, прибавлял он, видя, что Антошка хочет протестовать против такого утверждения.

И, с удовольствием потягиваясь на мягкой постели, иногда произносил в виде сентенции:

-- Да, есть-таки хорошие люди на свете!

И как бы для большего убеждения старого озлобленного скептика, что действительно есть добрые люди, однажды Вера Алексеевна предложила ему работу.

Он не верил своим ушам.

-- Мне? Работу? Что ж я сумею сделать? -- как-то беспомощно произнес Опольев с грустной усмешкой.

-- Отлично сумеете, я уверена. Работа не трудная, но только кропотливая. Надо переписывать статистические таблицы. Хотите попробовать, Александр Иваныч?

-- Еще бы не хотеть!

О, эта девушка отлично понимала психологию человеческой души и знала, как приободрить и поднять бывшего пропойцу и нищего в его собственных глазах.

-- Но как же вы сами, Вера Алексеевна? Хотите лишить себя работы, чтоб дать мне? -- спрашивал " граф", стараясь под шутливым тоном скрыть свое волнение.

-- И не думаю. Мне дают этой работы сколько угодно.

-- В таком случае, я попробую на старости лет что-нибудь заработать...

И " граф" на другой же день засел за работу, кажется в первый раз во все время своей жизни.

И как же он работал. С каким благоговейным усердием. Эта была не работа, а какое-то священнодействие.

Через несколько дней он переписал несколько листов, и когда Вера Алексеевна, проверив его работу, нашла ее превосходной, " граф" радовался, как малый ребенок.

Десять или пятнадцать рублей заработка у него были обеспечены, пока ему служили глаза и не очень дрожали руки.

Мог ли " граф" когда-нибудь думать, что и он на что-нибудь годен?!

И это сознание, что он не совсем беспомощен, значительно подбодрило его, и он говорил Антошке:

-- Вот, брат, у нас и непредвиденный доход будет. Ведь это недурно, а?

-- Очень даже хорошо, Александр Иваныч, но только...

-- Что только?

-- Очень уж вы утомляете себя за этими таблицами... Вы бы поменьше их переписывали, Александр Иваныч. А то недолго и заболеть!

-- Вот вздор! Вовсе не утомляюсь... Напротив, теперь я чувствую себя куда здоровее, чем прежде! -- храбрился " граф".

XXXI

Май стоял замечательно теплый.

В одно из воскресений, в конце месяца, граф и Антошка, оба одетые по-праздничному, в довольно приличных костюмах, после вкусного пирога шли в приют общества " Помогай ближнему! " навестить Анютку. В корзине, которую нес Антошка, были большой кусок пирога, полфунта колбасы и коробка леденцов.

Они поднялись в хорошо знакомую им небольшую приемную со скамьями около стен. Там уж сидели по кучкам посетители -- преимущественно женщины плохо одетые -- вместе с девочками, которых они навешали.

И от этой приемной, чистой, аккуратно выметенной, и от этой словно проглотившей аршин надзирательницы, и от этих приютских девочек, словно бы похожих одна на другую благодаря казенным темным платьицам и чепчикам на головах, веяло чем-то мертвящим... Все здесь напоминало не то казарму, не то хорошо устроенное тюремное заключение, а эти девочки -- хорошо выдрессированных куколок с лицами, по большей части бледными, в выражении которых было что-то приниженно-лицемерное и в то же время несколько торжественно-праздничное. Не слышно было ни громкого разговора, ни веселого смеха, точно это сидели не дети, полные жизни, а какие-то крошки-монашки, приговоренные обществом " Помогай ближнему! " к неустанному покаянию, вероятно за то, что они имели счастье пользоваться милостями благотворительниц, во главе которых стояла непреклонная княгиня Мария Николаевна Моравская, обладавшая замечательными способностями накладывать печать казенщины и формализма на подведомственные ей благотворительные учреждения, которые она считала, конечно, образцовыми.

После добрых пяти минут ожидания к " графу" и Антошке подошла тихими, равномерными шажками маленькая девочка, чинная, тихая, с опущенными вниз глазами, совсем не похожая на ту востроглазую шуструю Анютку, которая прежде с особенной назойливостью приставала на улицах к " миленьким барынькам" и " добрым баринам", выпрашивая копеечку для " голодной маменьки", и строила недобрым прохожим, гонявшим ее прочь, самые оскорбительные гримасы, а подчас и запускала ругательные словечки, попрыгивая от холода на одной ножке.

Княгиня Моравская могла гордиться: разница между прежней Анюткой и этой степенной девочкой была такая же разительная, как между живым существом и мертвецом.

-- Здравствуй, Анюта, -- промолвил " граф".

-- Здорово, Анютка! -- приветствовал Антошка свою старую приятельницу, которой он всегда покровительствовал во время пребывания у " дяденьки".

-- Здравствуйте, Александр Иваныч. Здравствуй, Антоша! -- отвечала Анютка, делая перед Опольевым книксен.

-- Ишь как тебя выучили! -- засмеялся Антошка.

-- Нас всему учат! -- степенно заметила Анютка.

-- То-то и видно... Совсем ты вроде ученой обезьяны стала, Анютка! -- сочувственно заметил Антошка.

-- Такие слова нехорошо говорить, Антоша. Это только мужики такие слова говорят! -- нарочно громко проговорила девочка, оглядываясь на " аршин" в темном платье, сидевший неподалеку.

-- Не приставай к ней, Антошка... У них тут этого нельзя! -- вступился " граф". -- Ну, садись около нас, Анюта... Рассказывай, как живешь... Хорошо тебе тут?.. Да вот возьми гостинца.

-- Очень хорошо... Благодарю за гостинец, Александр Иваныч.

-- Ой, врешь, Анютка! -- проговорил Антошка. -- Ничего тут у вас нет хорошего...

-- Зачем я буду лгать? Лгать грешно!.. -- выговорила Анютка словно затверженный урок и снова посмотрела на надзирательницу.

-- Да ты не бойся этой рыжемордой, Анютка... Чего ты все на нее смотришь?.. Она не услышит...

-- Она все слышит, -- почти шепотом произнесла девочка.

-- И бьет? -- так же тихо спрашивал Антошка.

-- У нас не бьют! -- с обиженным видом сказала Анютка.

-- Не бьют? -- удивился Антошка. -- Значит, порют.

-- И не порют.

-- А как же у вас наказывают?

-- Без обеда наказывают... Одну в комнате оставляют... Заставляют молитвы читать...

-- И тебя так наказывали? -- допрашивал Антошка.

-- Нет... я хорошо себя веду; меня редко наказывают.

-- А кормят хорошо? Сыта по крайней мере? -- спросил " граф".

-- Хорошо... Только в постные дни не очень... Только вы об этом никому не говорите, а то достанется! -- опять шепотом проговорила Анютка.

-- Кому ж я буду говорить, дурочка! -- ласково шепнул " граф" и, поглядев с грустной улыбкой на Анютку, прибавил: -- Ну и дрессирует же здесь вас, бедненьких, моя кузина...

-- Какая кузина?

-- Да княгиня Моравская.

Анютка широко раскрыла глаза и, видимо, не поверила, чтобы княгиня Моравская могла быть кузиной господину, который запанибрата с Антошкой.

Однако она промолчала.

-- Она часто бывает у вас?

-- Часто. В неделю два раза.

-- И вы любите ее?

-- Как же не любить? Она наша благодетельница. Мы за нее каждый день молимся.

-- Гм... Похвально... Похвально! Кто же это заставляет вас за нее молиться? -- спрашивал " граф".

-- Начальница.

-- Эх, кузина... кузина! -- прошептал сквозь зубы " граф", и по его губам скользнула ироническая улыбка.

" А ведь тоже думает, что вырывает людей из когтей порока! " -- пронеслось у него в голове.

Они поговорили еще с Анюткой с четверть часа, и говорить больше решительно было не о чем. И Анютка, видимо успевшая заслужить себе реноме благонравной девочки и боявшаяся надзирательницы, не особенно охотно отвечала на щекотливые вопросы, а больше бросала украдкой быстрые и жадные взгляды прежней Анютки на корзинку с гостинцами.

-- Ну прощай, Анюта, -- промолвил " граф", целуя девочку. -- Бледненькая ты очень... Это нехорошо... Здорова?

-- Я, слава богу, здорова...

-- Даже и " слава богу"!.. -- усмехнулся словно бы про себя " граф". -- Да... скоро тут вас обрабатывают... Будь здорова, девочка.

Антошка потряс руку Анютки.

Они поднялись и хотели было уходить, как вдруг двери приемной стремительно распахнулись, в них показалась в форменном картузе голова испуганного швейцара, который громко крикнул: " Ее сиятельство! " -- и в то же мгновение скрылся.

Сидевший неподвижно " аршин" в темном платье вскочил точно ужаленный и бросился через приемную к выходу, крикнув посетителям: " Встаньте! " Какая-то девочка убежала за начальницей.

В приемной воцарилась мертвая тишина. Все поднялись со своих мест.

Только один " граф" как-то особенно плотно уселся на скамейку и заложил нога на ногу, расположившись в самой непринужденной позе. Однако он был, видимо, взволнован предстоящей встречей с кузиной -- она его встречала на улице года три тому назад и могла легко узнать -- и нервно оправлял волосы и свою седую подстриженную бородку...

-- Господин! Встаньте... Княгиня сейчас идет! -- кинула ему на ходу пролетевшая начальница.

Но " граф" продолжал сидеть к ужасу Анютки и к удивлению всех присутствовавших.

Распахнулись двери, и в приемной появилась княгиня и тихо пошла, оглядывая в pince-nez публику и ласково кивая в ответ на поклоны посетителей и низкие книксены девочек.

И начальница и " аршин", следовавшие за княгиней, давно делали знаки " графу", чтоб он встал, но он как будто не замечал их и взглядывал на княгиню.

" Однако сохранилась. До сих пор и свежа и хороша... Видно, режим помогает! " -- подумал Александр Иванович.

-- Садитесь, прошу вас, садитесь! -- говорила между тем княгиня своим низковатым контральто, обращаясь к посетителям и останавливаясь около девочек, чтобы потрепать их по щечкам, далеко не похожим на ее румяные пышные щеки. -- А это к кому пришел этот господин? -- обратилась княгиня к начальнице, заметив сидящего посетителя.

-- К Анюте Бастрюковой...

-- Я и не знала, что ее кто-нибудь навещает... Родной?

-- Кажется, нет, княгиня... Этот господин приходит с мальчиком, знакомым Анюте...

Чуть-чуть шелестя платьем, княгиня направилась к Анютке.

Когда княгиня приблизилась, " граф" поднялся.

-- Ну, как ты поживаешь, Анюта?.. Надеюсь, хорошо?.. И ведешь себя хорошо? -- спрашивала княгиня, трепля своею белой пухлой рукой девочку.

-- Анюта одна из лучших девочек... И учится прекрасно.

-- Спасибо тебе, девочка... Радуешь ты меня...

Княгиня уже давно взглядывала на " графа" и не узнавала в этом представительном, прилично одетом господине с изысканными манерами того обтрепанного нищего в порыжелой шляпе, которого несколько раз встречала на улице. В чертах этого господина, по-видимому бывавшего в обществе, она припоминала что-то хорошо и близко знакомое когда-то раньше и досадовала, что не могла припомнить.

Взгляд, нечаянно скользнувший по Антошке, которого княгиня сразу узнала, несмотря на его костюм, мгновенно напомнил ей и прежнего ее поклонника, красавца улана Шурку, и несчастного отверженца, писавшего ей письма с просьбами трех рублей. Оба эти лица почему-то слились в одном представлении.

Она еще раз взглянула на " графа", который не спускал с нее своих темных, чуть-чуть насмешливо улыбающихся глаз, и после нескольких секунд колебания, слегка смутившаяся, обратилась к Опольеву, и предусмотрительно на английском языке, уверенная, что этого языка никто не поймет:

-- Я вас совсем не узнала. Очень рада встретиться с вами и видеть вас бодрым и здоровым... В последнее время я так много слышала о вас от Нины! -- подчеркнула она и протянула руку.

В голосе княгини звучала участливая нотка.

-- Меня не мудрено не узнать... А вас я сейчас узнал... Вы так мало переменились с тех пор, как я имел честь встречаться с вами еще тогда... в обществе! -- с рыцарской любезностью отвечал когда-то светский донжуан, почтительно пожимая руку княгине и склоняя свою седую кудрявую голову по всем правилам хорошо воспитанного светского человека прежних времен.

И по-английски он не разучился говорить.

-- Ну и я постарела. Годы идут и не возвращаются! -- промолвила княгиня, чуть-чуть краснея.

И словно бы боясь, чтоб разговор не продолжался на интимные темы, продолжала уже по-русски и несколько деловым тоном председательницы общества " Помогай ближнему! ":

-- А вы с вашим питомцем навещаете мою девочку? Это очень мило с вашей стороны.

И " граф" тотчас же понял, чего хочет княгиня, и отвечал:

-- Старая знакомая моего питомца, княгиня.

-- Как же... Тогда ведь мы всех бедняжек освободили благодаря указаниям этого мальчика... А этот солдат куда-то исчез... Посмотрите, какая стала славная девочка эта Анюта и как она полюбила приют. Ты любишь приют, девочка? Говори правду... Не бойся...

-- Очень люблю...

-- Вот видите... А ваш мальчик так его боялся... И вы написали мне тогда такое письмо...

-- Простите, княгиня, если оно было резко, -- снова заговорил по-английски Александр Иванович, -- но вы меня лишали дорогого существа и хотели отнять его чуть ли не силою...

-- Но для его же пользы...

-- Вы думаете, княгиня?..

-- Уверена.

-- А я так уверен, что в ваших приютах дрессируют будущих лицемеров... Взгляните, как все эти девочки забиты... Надеюсь, вы извините свободу чужого мнения? Не правда ли? А затем позвольте, княгиня, искренно поблагодарить вас за помощь, которую вы оказывали лично мне, и пожелать вам всего лучшего... Имею честь кланяться, княгиня! -- прибавил " граф" по-русски и почтительно склонил голову.

-- Мы с вами разных взглядов... Дай бог и вам всего хорошего, а главное, мира душевного и здоровья!

Княгиня протянула руку " графу", ласково кивнула Антошке и пошла дальше.

Несколько времени " граф" и Антошка шли молча по улице.

Наконец Антошка спросил:

-- По-каковски это вы говорили с этой княгиней, Александр Иваныч?

-- По-английски...

-- Должно быть, отчекрыживали ее?

-- Положим, не " отчекрыживал", как ты выражаешься, а кое-что ей сказал! -- отвечал, улыбаясь, " граф".

-- Насчет приюта?

-- Именно. А почему ты догадался?

-- Да как же... Совсем Анютка какая-то глупая стала в этом самом приюте... Прежде она не такая была. Уж на что у этого " дяденьки" били ее, а все там она когда и веселая бывала... А здесь -- порченая какая-то... Видно, что эти самые княгини да графини только людей портят...

-- Ты, брат, прав... Портят... Но только думают, что спасают...

-- Глупые они, что ли?

-- Нет, Антошка... Они и не глупые иногда, и бывают добрые, но сами тоже порченые, как ты говоришь... Ну, куда же мы пойдем сегодня с тобой? -- круто переменил " граф" разговор. -- На набережную смотреть пароходы или отправимся на острова?.. День-то чудесный...

-- На острова бы недурно... Только как бы вы не устали, Александр Иваныч...

-- Слава богу, немало хаживал... Идем на острова. А оттуда можно и на пароходе. На днях за статистику получу деньги! -- не без гордости прибавил " граф".

Часа через полтора они уже сидели на скамейке на Елагином Острове и мирно беседовали, наслаждаясь чудным свежим воздухом. По временам проезжали экипажи, и оба они смотрели на разряженных в ярких летних платьях дам и на изящных кавалеров.

Антошка расспрашивал " графа", кто это такие: князья, или графы, или просто обыкновенные господа.

-- А вон, смотрите, Александр Иваныч... Один господин в большой коляске сидит... Должно, какой-нибудь богатый... Только лошади что-то не шибко бегут.

" Граф" взглянул на пожилого, видного брюнета в изящном темном пальто и в цилиндре на голове. И господин, в свою очередь, пристально и долго смотрел на " графа". Их глаза встретились, и оба они тотчас же отвели взгляды.

-- Коляска проехала.

-- Знаешь, кто это ехал в коляске?

-- Кто?

-- Братец мой... Константин Иванович Опольев! -- проговорил " граф" с чувством озлобления.

-- Ну? И он признал вас?

-- Кажется...

-- И небось не поклонился?

-- Станет он кланяться!.. Поклонись даже я ему, так он отвернулся бы... Но только он этого никогда не дождется...

" Граф" помолчал и после паузы прибавил:

-- И у этого человека такая прелестная дочь!

-- Красивый ваш брат, Александр Иваныч! -- заговорил Антошка.

-- Да... сохранился.

-- И важный?

-- Важный.

-- А богатый?

-- Очень...

-- Ишь ты! -- воскликнул Антошка, словно бы выказал в этом отношении досаду, что такой нехороший человек и важный и богатый, тогда как Александр Иваныч из-за этого самого человека терпел...

-- И любит он Нину Константиновну? -- снова спросил Антошка.

-- Верно, любит...

-- А как же она может любить такого отца... Или не знает, как он с вами поступил?..

-- И дай бог, чтоб не знала... Ну, однако, поедем, Антошка, домой... Пожалуй, не к добру нам эта встреча с родственниками...

И действительно, встреча с братом оказалась не к добру.

Через неделю, первого июня, вместо обычного приезда Нины явилась горничная ее с деньгами и объявила, что Нина Константиновна " очень расстроены... имели крупный разговор с папенькой".