Принцип механицизма в медицине.

Восприятие природы личности пациента врачом во многом определяется казалось преодоленной механистической психологией. Доверие автомату и технике (даже в аристотелевском смысле «филигранно отточенного ремесла») нередко проистекает из убежденности врача в механистической природе процессов (в том числе и патологических процессов), происходящих в организме больного.

Пожалуй, со времен открытия процесса кровообращения, в сознании врача постепенно укоренялось убеждение в том, что человек представляет собой синтез живого, растущего, неповторимого существа (организма) и биологической машины, вне зависимости от собственной уникальности, подчиняющейся непреложным законам физиологической механики. Логическим выводом из этого убеждения является уверенность врача в том, что механизм способен помочь ему в излечении «механизма».

В эпоху Нового времени, чтобы спасти общество от распада и не утратить своего влияния, культурная элита сделала ставку на рациональность. Все, что утверждается, должно быть обосновано или доказано. Не столько истинность, сколько правильность занимает умы философов. Онтология как основа рационального, социального и морального порядка сдавала позиции гносеологии. Вопрос " что" сменился вопросом " как". Наиболее яркое выражение он находит в кантовской формулировке об условиях возможности познания. Теперь споры и конфликты решаются не ссылкой на Бога или природу, а на достоверность, понимаемую математически. Истина – это продукт познания, всякие внешние изменения рассматриваются как аномалии или случайности и учитываются теорией вероятности. Представители гуманитарных наук тоже занимаются рефлексией, а не ставят вопрос о " природе" общества и человека. Началась критическая эпоха, эпоха Просвещения, в рамках которой ссылки на разум являются окончательными. Конечно, переориентация с природы на разум происходила постепенно. Однако совершенно отчетливо эта тенденция прослеживается в обществе модерна – золотом времени рациональности.

В диалоге " Пробирщик" Галилей пожалуй " впервые" дает четкое описание особенности научного метода. Его суть в количественном подходе. Наука - это измерение. Галилей дистанцируется от " симпатической магии" Фичино и Бруно, которые использовали для описания мира качественные метафоры. Они представляли его как некий симфонический оркестр, где разные инструменты издают звуки, которые сливаются во вселенский концерт и играют мелодию мира. Космос подобен живому существу, он устроен по принципу симпатии, созвучия и гармонии многообразных и качественно различных частей, образующих единство.

Механико-математическое описание мира, наоборот, стремится свести качественные разнообразия до минимума, редуцировать их к количественным параметрам и структурным различиям. Единство многообразия мыслится как количественное различие исходных элементов - атомов. Можно критиковать атомистическую картину мира как машины и противопоставлять ей качественный подход как более " человеческий". Можно ссылаться на более сложные, чем изучает физика, сферы бытия, где важную роль играют качественные различия, непреодолимые количественными изменениями. Но нельзя отрицать успехов науки, которая доказала свою эффективность не только при исследовании неорганической природы, но и живых систем, а также социальной и, наконец, психической реальности. Последняя цитадель качественного подхода – «науки о духе» – пала под напором структурализма, представители которого связывают развитие мысли с социально-экономическими отношениями.

Но, наверное, более плодотворно не противопоставлять, а дополнять количественный и качественный методы познания. Действительно, внутри науки время от времени появляются ученые, замечающие недостатки редукционизма. Обычно опыты построения " качественной науки" считаются маргинальными, и хорошим примером является история победы " кислорода" над " флогистоном". Однако бывает и так, что отход от редукционизма способствует формированию новых областей знания. Но это не исключает их синтеза. Так физика, химия и биология сегодня образуют некое единство, в котором физические атомы уже не являются исходными кирпичиками мироздания. На первый план выходи понятие информации, о которой уже нельзя уверенно сказать, материальна она или идеальна. Приходится согласовывать противоположности, раскрывать взаимосвязь количественных и качественных изменений.

Взаимоотношения человека и механизма берут свое начало в изобретении колеса и пружины. Хотя со времени самодвижущейся игрушки они крайне усложнились, мы помним дни, когда «забавные фигурки, соединенные чаще всего с часовым механизмом, развлекали публику, и свидетельствовали эти механические диковины роскошь и богатство владельцев, а еще безграничные возможности человеческой смекалки и мастерства» [82., с.12].

Некогда китайский император из сказки Андерсена «Соловей» отказался от услуг механической игрушки, заменявшей ему живую птицу. Сегодня механизмы во многом «заменили нас», в том числе и в медицине. Аппараты искусственного дыхания и кровообращения, аппарат гемодиализа и искусственной почки – все эти механизмы позволяют проводить многочасовые операции и сохранять жизнь тяжело больным пациентам.

Широкое распространение получили и такие механизмы, как инфузомат – аппарат для внутривенного дозированного введения лекарства. Их современные аналоги – не требующие контроля со стороны медицинского персонала подкожные автоматические помпы, управляемые компьютером, имплантированным в тело пациента, и дозировано длительно вводящие по катетеру необходимые больному препараты.

Также среди механических имплантов, спасающих человека от внезапной смерти, следует назвать кардиостимуляторы и водители сердечного ритма. Первые из них навязывают сердцу необходимый для пациента ритм сердечных сокращений, а вторые посылают электрический импульс, восстанавливающий работу сердечной мышцы в случае остановки сердца.

А начиналась история механизмов, действительно, с игры. Медный шар, наполненный водой, снабженный трубками для отвода пара и закрепленный над раскаленными углями со свистом вращался, привлекая внимание прохожих в древней Александрии. Вопрос в том, догадывался ли изобретатель этого механизма Герон, что в его руках – паровой двигатель?

В ту эпоху аристотелевский термин τ ε χ η ν – прародитель нынешней «техники» использовался для описания «автоматизма» циклов и законов природы, действующих независимо от нашей воли.

Автоматизм (физиологический, психологический, социальный, рациональный) лежит в основе нашего существования. Мы поступаем и двигаемся, не задумываясь, подчиняясь законам природы, общества, опыту, инстинктам. Рассудок, нередко призывающий нас к амехании – вдумчивому, осознанному существованию, побуждающий нас проснуться, оценить собственные действия, снова найти себя; тот же самый рассудок снова толкает человека к повторяющимся, ситуациям и поступкам. «Так заведено…» - оправдываемся мы, снова действуя, как заведенные. Вспоминаются слова Платона, об автоматизме фатума, как функции природы, окрестившего человека «послушной куклой богов»[32].

Автомат Герона Александрийского целиком соответствовал своему названию, которым он обязан прилагательному α σ τ ο μ α τ ο ς, означающему «случайный, случающийся сам по себе». Всегда ли помнит об этом врач, доверяющий анализ крови автомату, пусть и совершенному, современному, работающему по программе, написанной человеком?

Τ ε χ η ν получило свое логическое развитие в физиологии с открытиями Везалия, Галена и Гарвея. Оказывается, жизнь и функции нашего тела, разумеется, зависящего от внешней среды и обстоятельств, также носят «технический» характер. Как и все в природе, мы рождаемся, растем, делимся, поедаем, выделяем, стареем и умираем тоже «сами по себе». Кровь, текущая в наших артериях и венах или воздух в наших легких не зависят от нашей воли. Этот вывод, и позволил Рене Декарту присвоить организму человека звание «биологического автомата» или природной машины. Тем яснее то обстоятельство, что некоторые функции природной машины с недавних пор берут на себя рукотворные механизмы. Однако их работа была бы невозможна без ещё одного картезианского наблюдения. Декарт считается первооткрывателем реакции организма на внешнее раздражение, названной им рефлекс (reflexe – отражать). Рефлекс, снабженный механизмами возбуждения и торможения (Сеченов) позволяет нам сдержать крик или терпеть боль. Рефлексы, делятся на безусловные (врожденные) и условные (являющиеся следствием усвоенного нами опыта). Они превращают «биологический автомат» из случайного в приспосабливающийся к условиям, в которые он был поставлен (Павлов).

Немаловажно и то обстоятельство, что заболевания, носящие психосоматический характер, являются реакцией тела и духа на внушение и самовнушение, на ситуацию, ставшую типичной или принесшую травму, даже в случае, если в момент происходящего мы не отдавали себе отчета в травматизме ситуации. На такую гибкость вряд ли способен автомат, созданный нашей головой и руками.

Тем не менее, обуреваемые тщеславием инженеры стремятся достичь все большего человекоподобия своих механизмов. Стальной Колосс, день и ночь обходивший границу Крита в гомеровской Одиссее, нынче смотрит на нас с телеэкранов, со страниц комиксов. Уже Фрэнсис Бэкон в «Новом органоне» поведал нам о «заводных людях», изумлявших посетителей лионской ярмарки, но на поверку оказавшихся актерами, «игравшими» механизмы.

Самым известным из создателей автоматов XVIII века был Жак Вокансон (1709-1782). В его салоне бывали Вольтер, братья Гримм, герцог Решилье, Бюффон, Рамо. Они были одними из первых, кто увидел первый автомат Вокансона «Игрок на флейте». Эта кукла, размером с человека, умела исполнять дюжину мелодий. При этом она доподлинно играла на флейте, её пальцы ходили по отверстиям флейты, изо рта вырывалась струя воздуха, губы и небо двигались как у человека. Флейтист Вокансона рассматривался как первая удачная попытка создания искусственного человека. Недаром Вокансону покровительствовал сам Людовик XV. Идея создания искусственного человека, имела во Франции долгую историю и восходила к философским трактатам Декарта. Рассматривая механику в качестве метанауки, Декарт моделировал законы природы по типу закона механики: «Мир – часы, однажды заведенные невидимым часовщиком»[62., с.143]. За XVIII век было создано необыкновенное количество механических кукол. Это и знаменитая «Музыкантша» Анри-Луи Жаке Дроза, игравшая на фортепьяно. Так же были известны «Писец» и «Рисовальщик». Каждый из посетителей салона – философ, художник, биолог, композитор – видел в этом автомате воплощение фундаментальных принципов своего дела.

Современные автоматы снабжены «руками» и «ногами» на сервоприводе, они следят за нами глазами камер. Миниатюрные камеры подобных механизмов с недавних пор позволяют врачу совершать тончайшие манипуляции, о которых раннее не могли бы и помыслить. Например, проникновение внутрь организма через естественные отверстия: фиброгастродуоденоскопия, бронхоскопия, колоноскопия и др. Эти методы позволяют не только диагностировать заболевание органа, но и провести при необходимости хирургическое вмешательство без разреза покровных тканей. Еще большие возможности открываются хирургам и диагностам при использовании в той же атравматичной методике контрастного вещества и рентгеновских лучей. Проводник, введенный в вену или артерию под рентген контролем, позволяет врачу не только раскрыть перед собой тончайшую «топографическую карту» кровоснабжения органо0в и тканей, но так же проводить операции, ранее требовавшие от хирурга открытого доступа и длительного восстановительного периода для пациента.

Наша жизнь, хотим мы того или нет, постепенно превращается в «сумму технологий» (С. Лем). Многим эта тенденция внушает страх. Например, М. Хайдеггер не без оснований полагал, что способность мыслить и быть независимой личностью человек сохранит, только пережив «отчуждение от окружающей его техники, и найдя опору в естественной почве живой языковой культуры».[110., с.29]

Но, как ни странно, именно механизмы и программы, подражающие организму человека, помогают в лечении тяжелых заболеваний, связанных, в том числе и с поражением опорно-двигательного аппарата. Одним из таких механизмов является аппарат, получивший название локомат. Принцип действия этого аппарата вкратце выглядит так: сложный компьютер посылает сигнал артезам – механизмам, имитирующим движение суставов при ходьбе. В работе аппарата учитывается как сила, которую способен прилагать больной, так и вес, и рост пациента. Высота подъема и угол, под которым сгибаются суставы, также рассчитывается индивидуально для каждого больного компьютерной программой. Локомат фактически имитирует функцию центральной нервной системы, отвечающую за движение и равновесие. Такая машина позволяет «ходить» даже больным с разрывом спинного мозга. У пациентов с более легкими повреждениями она формирует «правильный» паттерн хождения, провоцируя их нервную систему на формирование естественных связей между мозгом и конечностями.

В 2001 году инженер-кибернетик из Киото Такахаси Ниобэ представил на выставке в Париже своих шагающих роботов. Его питомцы бегали, играли в футбол и совершали трудные для машин мелкие манипуляции. Подражая Творцу, человек обучил машины ходить, возможно, далеко не только ради своего развлечения и демонстрации технических достижений. Благодаря подобным «механическим чудесам» мы теперь можем иметь дело с машинами, обучающими ходьбе человека.

Изобретение машин и автоматов, начинавшееся как игра, со временем явилось не только инструментом познания многих естественных принципов. Машины стали не просто помощниками, частично подчинившими себе человека. Создавая их по антропоморфному принципу, мы не только «состязаемся с Создателем» в творческих способностях, при этом сознавая тщетность такой тяжбы. С недавних пор машины и механизмы поддерживают жизненные функции больных, обучая их человеческим навыкам. Таков замкнутый круг новых технологий.

«В инженерной модели взаимоотношений врача и пациента врач относится к пациенту как к безличному механизму, объективистки. В этой модели основная задача врача – устранение поломки в человеческом организме» [101, c.128-129].

Механистическое отношение врача к природе человека, отсылающее нас к работе врача-труэнта Жюльена Офре де Ламетри «Человек-машина» [53], обезличивает, расчеловечивает и обесценивает эту природу, делая человека набором механизмов и их функций, подобно тому, как трансгуманизм превращает нас из живого метафизического существа в безликий генетический материал. Подобное отношение к пациенту унижает не только самого пациента, но и врача, делая его искусным механиком.

К сожалению, излишнее доверие механизму как посреднику между врачом и пациентом влечет за собой не только оптимизацию, унификацию процесса диагностики и лечения, а также создание новых методов лечения, но и неизбежное отстранение врача от «механического» процесса оказания помощи. Жизнь больного, превращенного в физиологический механизм, человеческий автомат, даже с точки зрения самого искусного врача, теряет свою уникальную ценность.

Поэтому в заключение первой главы мне хотелось бы рассказать о враче, прошедшем путь от механистического восприятия своего ремесла до осознания врачебной практики как призвания к состраданию и обоюдному исцелению тела и души. О враче как исторической фигуре, о пути врача как человека и человека как врача.