Московское летописание

С конца XIV в. ширится и расцветает в Москве летописное де­ло, и московская летопись быстро превращается в летопись обще­русскую. А. А. Шахматов писал: «...связь между объединением Руси и появлением общерусских по содержанию своему летописных сводов не подлежит сомнению. Но замечательно, что в Москве появляются такие летописные своды ещё задолго до приобретения этим городом общерусского политического значения». И далее: «Вопрос о характере московского летописания приобретает особен­ный интерес: он стоит в какой-то связи с политической жизнью Москвы, но как будто опережает события и свидетельствует об об­щерусских интересах, об единстве земли Русской в такую эпоху, когда эти понятия едва только возникали в политических мечтах московских правителей» ².

Московское летописание началось ещё во второй четверти XIV в., но на первых порах оно не выходило за пределы чисто местных интересов, связанных преимущественно с событиями цер­ковной жизни или жизни княжеской семьи. Подъём и внутреннее обогащение московского летописания начинаются с конца XIV в., одновременно с общим подъёмом, переживавшимся московской ли­тературой. На основании сгоревшей во время московского пожара 1812 г. Троицкой летописи, составленной в 1408 г., в год нашествия на Москву татарского хана Едигея, заканчивающейся этим годом и восстановленной затем М. Д. Присёлковым по различным ис­точникам ³, мы можем говорить о существовании в конце 80-х го­дов XIV в. не дошедшего до нас московского летописного свода, носившего заглавие «Летописец великий русский», начинавшегося с «Повести временных лет». Москва, таким образом, связывала се­бя с киевской историей, как это делал и автор «Задонщины», от­правлявшийся в своём сочинении от «Слова о полку Игореве». Бу­дучи доведён до 1389 г., «Летописец великий русский» вошёл в Тро­ицкую летопись, инициатива составления которой принадлежала митрополиту Киприану. По характеру и объёму привлечённого материала и по самому своему внутреннему содержанию эта летопись была общерусской. По распоряжению митрополита в Москве сосре­доточены были различные областные летописи, причём местные тенденции их не были сглажены, хотя московская идеология в Троицкой летописи выдвинута была на преобладающее место, и в то же время значительное внимание уделено было в ней Литве, интересы которой были очень близки Киприану.

Существенным шагом вперёд в деле развития общерусского ле­тописания было составление в Москве в 1423 г., по Шахматову, или в 1418 г., по Присёлкову, так называемого Владимирского полихрона, осуществлённое под руководством преемника Киприана митрополита Фотия. Привлечение обширного и разнообразного летописного и внелетописного материала — русского и переводно­го — усиливало общерусское значение Владимирского полихрона и ставило его впереди всех предшествующих летописных сводов, составлявшихся в других русских центрах. Литовские симпатии, характерные для свода Киприана, в своде Фотия были устранены; в качестве организующего государственного центра в нём выдвига­лась Москва, хотя интересы других областных центров не были за­тушёваны или подчинены интересам московским. Существенно для Владимирского полихрона и выдвижение народных масс в качест­ве активной исторической силы. Очень показательно в этом отно­шении то, как переработана была здесь повесть о нашествии на Москву Тохтамыша, вошедшая в Киприановский свод. В нём в ка­честве главного защитника Москвы от нападения Тохтамыша фи­гурирует внук литовского князя Ольгерда Остей, возглавивший оборону города после отъезда в Кострому великого князя Дмитрия Ивановича. Самое падение Москвы объясняется здесь гибелью Остея. Во Владимирском полихроне защитниками Москвы высту­пают горожане, московские купцы — гости, «сурожане», суконни-ки, и о них говорится как о поборниках интересов Русской земли, возбуждающих особенный гнев татар, а Остей как защитник Мо­сквы не упоминается. Вероятно, на основе фольклорного материа­ла сюда введён суконник Адам, убивающий знатного татарского князя, попав из своего самострела прямо «в сердце его гневливое», Москва достаётся Тохтамышу лишь в результате измены и лжи­вых его обещаний. Весьма существенной особенностью Владимир­ского полихрона было внесение в него некоторых легендарных подробностей, относящихся к истории Киевской Руси, а также местных эпических народных преданий о богатырях Алёше Попо­виче, Демьяне Куденевиче, Добрыне. Рогдае Удалом и др., объеди­нявшихся вокруг киевского князя Владимира. Этот процесс про­текал параллельно с процессом объединения областных летописей в московских летописных сводах '.