ГЕРМИОНА. После этого пережить следующие несколько дней оказалось немного полегче — сомнение и ревность

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

ГЕРМИОНА. После этого пережить следующие несколько дней оказалось немного полегче — сомнение и ревность — совершенно кошмарные

После этого пережить следующие несколько дней оказалось немного полегче — сомнение и ревность — совершенно кошмарные, отравляющие вещи, и тому, кто никогда их не испытывал, не понять, как они пожирают тебя изнутри, пока хоть немного не утихнут. Я старательно переписала в свой дневник все те отрывки, которые подчеркнул Драко, и каждую ночь, перед тем, как лечь спать, перечитывала их, позволяя им наводнить мое сознание и просочиться в мысли до того, как я погружалась в сон. Я знала, что пока они звучат в моей голове, я могу прожить несколько недель, не слыша его голос.

Тот день начался как любое другое утро за последнее время. Мы с Падмой, Парвати и Джинни сидели в небольшом читальном зале, который находился прямо за библиотекой, с мадам Пинс, и увлеченно обсуждали четвертую главу «Гордости и предубеждения» и танцевальный этикет 19 века. Я сидела в окружении аккуратно сложенных стопок книг и низких парт на стуле с мягкой обивкой, держа в руках взятый в библиотеке экземпляр «Гордости и предубеждения», и с трудом давила улыбку. Миссис Пинс внимательно слушала Джинни, которая с горящими глазами рассуждала о характере мистера Дарси, пока Падма и Парвати засыпали ее вопросами о классовом неравенстве. Мадам Пинс старалась направлять разговор дальше навязанных и предсказуемых ответов, и она выглядела менее зажатой и суровой, чем обычно — я даже поймала себя на мысли, что мечтаю об уроках литературы, которые вела бы мадам Пинс.

— Дочитаем к следующему разу до десятой главы? — Предложила мадам Пинс, когда мы все встали и задвинули за собой стулья. Мы согласно закивали, а затем остальные три девушки покинули библиотеку, болтая о том, что уже влюблены в мистера Дарси — просто потому, что он так задумчив, высок, молчалив и совсем не похож на всех остальных мужских персонажей в этом романе. Мой взгляд выхватил нечто похожее на улыбку, мелькнувшую на лице мадам Пинс, но, как и всегда, я не была в этом уверена.

— Спасибо, мадам. — Сказала я, после чего направилась к двери. — Это было…очень познавательно.

— Рада, что вы так думаете, мисс Грейнджер. — Коротко ответила мадам Пинс, поправляя и без того безупречно сложенную стопку книг. — До следующей недели.

— До свидания. — Сказала я, после чего зашагала к выходу. Но я успела миновать лишь секцию Величайших колдунов в истории, когда она догнала меня.

— Мисс Грейнджер? Мисс Грейнджер, простите меня.

Я остановилась, обернулась и увидела, как прямо ко мне по твердому полу спешит мадам Пинс, шелестя своей длинной черной мантией; она протянула мне черную книгу. Я недоуменно нахмурила брови.

— Я должна была отдать вам эту книгу сегодня — сегодня и ни днем позже — а я чуть не забыла об этом. — Выдохнула она, переводя дух. — Я прошу прощения. Ее для вас заказал профессор Снейп.

Я тяжело сглотнула, чувствуя, как кожу лица стягивает внезапный холод, но кивнула и взяла у нее книгу.

— Не стоит благодарности. — Ответила она, после чего развернулась и снова направилась к письменному столу, по дороге шелестя своей мантией. Я тут же нырнула в темный уголок между книжными полками, который находился рядом с безлюдной Запретной секцией. Я спряталась за книгами, трясущимися руками отложила «Гордость и предубеждение» в сторону и вытащила волшебную палочку.

Это было новое послание — я не ответила Драко на его последнее письмо из страха, что его обнаружат, — но теперь это были не «Доводы рассудка». Это была другая книга — и я не могла ждать, пока дойду до своей спальни. Я легонько постучала своей палочкой по обложке.

Затем сунула палочку обратно в карман и перевернула обложку. Мой лоб озадаченно наморщился, когда мой взгляд упал на титульную страницу.

Письма с Войны: Собрание Писем, Отправленных с Мест Великих Сражений.

Эта книга была гораздо новее, поэтому мне не пришлось быть такой осторожной, как раньше, но на перелистывание страниц все еще уходило какое-то время, и я отчаянно надеялась, что не пропущу неизменные подчеркивания.

Рука застыла в воздухе, стоило мне добраться до тринадцатой страницы. Я испустила рваный выдох, но не втянула воздух обратно.

На этот раз никаких подчеркиваний не было. Вместо этого была скобка, выведенная светлыми зелеными чернилами, которая указывала, что я должна прочитать все письмо целиком. И так, ощущая, как вздох застревает в грудной клетке, а руки начинают мелко подрагивать, я начала читать.

По всем признакам мы начнем выдвигаться через несколько дней, — возможно, даже завтра. Возможно, я больше никогда не смогу написать тебе, и именно это побуждает меня черкнуть несколько строк, которые могут попасться тебе на глаза, когда меня уже не будет…»

Я прижала ладонь ко рту и, чувствуя, как от слабости подгибаются колени, сползла на пол. Но я не могла оторвать взгляда от этих слов — они держали меня в плену, и каждое из них проникало в меня сладостной и, вместе с тем, мучительной болью.

«У меня нет ни сомнений, ни недоверия к цели, ради которой мы воюем, и моя смелость не иссякла и не уменьшилась. Я знаю, что американская цивилизация опирается на успех нашего правительства, и знаю, что мы обязаны тем, кто прошел до нас через кровь и страдания революции. И я желаю, искренне желаю оставить радости жизни затем, чтобы поддержать это Правительство и выплатить этот долг. Сара, моя любовь к тебе бессмертна. Она словно связывает меня оковами, разорвать которые может только Провидение. Но все же моя любовь к Родине превыше меня, — она подобна сильному ветру, который уносит меня со всеми этими оковами на поле боя. Воспоминания обо всех восхитительных моментах, которые я пережил с тобой, переполняют меня, и я глубоко благодарен Богу и тебе за то, что наслаждался ими так долго. Как тяжело мне теперь оставить их и сжечь дотла надежды и будущие года, когда, по воле божьей, мы могли бы и дальше жить, любить друг друга и видеть, как наши мальчики вырастают достойными мужчинами рядом с нами. У меня есть одно очень маленькое желание, в исполнении которого я уповаю на Провидение, и кто-то шепчет мне, — возможно, это молитва моего маленького Эдгара доносится до меня, — что я возвращусь к своим любимым целым и невредимым.

Если я не вернусь, моя дорогая Сара, никогда не забывай, насколько я люблю тебя, а когда меня настигнет последний вздох на поле битвы, я буду шептать твое имя. Прости мне мои грехи и боль, которую я причинял тебе. Каким бездумным и глупым я иногда бывал! С каким удовольствием я бы смыл собственными слезами каждое небольшое пятно, омрачающее твое счастье, боролся бы со всеми неудачами этого мира, ограждал тебя и моих детей от зла. Но я не могу. Я должен наблюдать за вами, паря в виде духа над землей, пока вы сражаетесь со штормами в бурном житейском море и с нетерпением ждете, когда мы встретимся вновь, чтобы больше никогда не разлучаться.

Но, Сара, если мертвые могут возвращаться на эту землю и витать, невидимые, рядом с теми, кого они любят, я всегда буду с тобой; и в солнечный полдень, и в самую темную ночь, среди минут счастья и в самые мрачные часы, — всегда, всегда! Если твою щеку ласково треплет легкий бриз, это должно быть мое дыхание, если прохладный воздух холодит тело — это мой дух прошел рядом! Сара, не скорби обо мне — верь, что я просто ушел, и жди меня, потому что мы обязательно встретимся снова.»**

Я просидела прямо там, на полу, весь оставшийся день. Я ни разу не шевельнулась, не издала ни единого звука. Мимо меня проходили учащиеся, позади звонко разносились громкие, возбужденные голоса, ушей достигали звуки шагов, которые стучали и громко топали по каменному полу. Я прожигала противоположную стену пустым, невидящим взглядом, пока книга безвольным грузом лежала на моих коленях. И хоть сквозь ближайшее окно пробивался солнечный свет, рассеиваясь по комнате яркими бликами, а узкие проходы освещали свечи, я видела лишь темноту.

Слово отскочило от стен и заползло в уши, когда я остановил сосредоточенный взгляд на кончике смотревшей на меня волшебной палочки Снейпа, а затем заглянул в его черные, чуть сощуренные глаза. Тело покрылось тонкой пленкой оцепенения; я глубоко вдохнул и выдохнул. Заклинание оглушительным звуковым импульсом прорвало воздух, словно выстрел в пустой комнате. И в следующее мгновение густое облако ложных мыслей подобно черному яду разрослось внутри меня. Оно заполонило мое сознание, моментально перехватывая прозвучавшее заклинание и заглушая его.

Северус Снейп медленно опустил свою волшебную палочку.

— Очень хорошо. — Проговорил он, пристально вглядываясь в мое лицо. — Крайне обнадеживает.

Я не потрудился ему ответить. Лишь коротко втянул носом воздух и тряхнул головой, заставляя темное облако рассеяться. Но его воздушные обрывки все еще продолжали висеть вокруг меня даже несмотря на то, что я стоял рядом с канделябром, источавшим яркий свет, в мрачном кабинете Снейпа.

Когда Снейп повернулся к полкам и начал прятать маленькие книжечки и обрывки пергамента в широкие складки своей мантии, я окинул быстрым взглядом возвышающиеся полки, доверху забитые блестящими пузырьками с зельями — картина, которая стала для меня такой же привычной, как вид моей прежней общей гостиной. А может, даже более привычной — с той поры, как я стал тратить очень мало времени на сон и проводить почти все свободное время здесь, с профессором Снейпом, совершенствуя искусство Окклюменции.

Я уже многому научился у своей тети Беллатрисы, — сначала для того, чтобы держать от всех в секрете свою миссию наемного убийцы. Но теперь, используя то, что я уже умел — и мои немалые природные способности, судя по всему — профессор Снейп так хорошо отточил мои навыки, что как-то раз даже заметил, что я — самый одаренный окклюмент среди всех, кого он знал, после него самого.

Я переместил вес на другую ногу, сглотнул и принялся ждать, стараясь дышать глубоко и размеренно. Каждая мышца налилась свинцом — каждый вдох требовал определенных усилий. Низ живота стягивал страх — он уже давно прочно там обосновался. Но сегодня… Сегодня я не мог мысленно от него отвлечься.

Я стоял на краю пропасти — той самой, к которой я неуклонно шел еще с того момента, как появился на свет. Я всегда ощущал эту всепоглощающую тьму, эту бездну, которой не терпелось меня заглотить. Но теперь — теперь я заглядывал в эту бездну, находясь на самом ее краю, и по лицу словно безжалостно захлестал холодный ветер. А моим сознанием завладела зияющая расщелина. Я задержал дыхание, отталкивая это вязкое, душившее меня ощущение. И это почти сработало. Потому что была одна свеча, один крошечный огонек посреди этой безмолвной черноты.

Я внимательно наблюдал за тем, как профессор вернулся к столу, накрытому пузырьками, и начал расставлять их — бутылочки позвякивали, когда он их передвигал. Я поднес затекшую руку к задней части своей шеи и принялся ее массировать, чтобы снять напряжение, и одновременно рассматривал его, наверное, уже в сотый раз.

Я узнал Северуса Снейпа, когда был еще очень маленьким. На самом деле, я не мог вспомнить, когда увидел его впервые. Но он всегда казался мрачным, неприступным — даже более неприступным, чем некоторые знакомые моих родителей. В детстве он пугал меня. Когда я пошел в школу, я стал достаточно взрослым для того, чтобы уважать его, и хотел быть на него похожим — он с такой завидной легкостью мог погасить живые искорки в глазах любого, на кого падал его взгляд. Я хотел быть таким же грозным, таким же властным, таким же устрашающим до ледяных мурашек по коже.

И лишь за последние несколько дней я вдруг осознал, что все это время совершенно неправильно на него смотрел.

— Кто она, профессор? — Спросил я, разрывая повисшую тишину.

Спина Снейпа выпрямилась и застыла, а руки замерли на столе. Но я был слишком уставшим, чтобы осторожничать, и слишком напряженным из-за тоски, чтобы бояться. К тому же, теперь я знал его.

Я знал, что у него сухое, мрачное чувство юмора — оно всегда меня поражало. Я знал, что он несправедлив к своим ученикам, чтобы удерживать свою ширму. И что он холоден, чтобы сохранять свое уединение.

И я знал, что он был печальным. Печальным из-за шрамов и призраков своего прошлого. Печальным из-за ошибок, оплошностей, оговорок.

Печальным из-за той ужасной вещи, которую мы собирались совершить.

— О чем ты говоришь? — Спросил Снейп тоном, похожим, скорее, на предупреждающее рычание медведя. Я опустил обе руки на пояс и спокойно продолжил.

— О женщине в вашей голове. — Произнес я. — Той, что с рыжими волосами — той, о которой вы думаете. Она кажется мне знакомой.

Снейп не обернулся. Не пошевелился. Я нахмурился, рассеянно потирая внутреннюю часть своей левой руки.

— Она напоминает мне Поттера. — Негромко признался я, не сумев найти другого способа это сказать.

Снейп так долго хранил молчание, что я подумал, что он вообще мне не ответит. Но затем он сделал глубокий, медленный вздох.

Я изумленно на него уставился. Но ничего ему не сказал.

— Ее звали Лили Поттер. — Наконец, проговорил Снейп, и его голос прозвучал низко и ровно. Но когда он повернулся, то, что я прочитал в его черных глазах, поразило меня в самое сердце. Уже спустя мгновение Снейп приподнял подбородок и заговорил с тихим спокойствием.

— Она всему причиной. — На секунду он смолк. — По крайней мере, для меня.

Я выпустил долгий, дрожащий вздох и сглотнул.

— Я понимаю. — Прошептал я. Уже через секунду каменное выражение лица Снейпа заметно смягчилось.

Я попытался сглотнуть — я попытался, но прямо в центре груди возникла внезапная боль и сдавила мне сердце. Я сжал руки в кулаки.

— Дамблдор… — Начал было я, но затем остановился, чтобы вернуть голосу твердость. — Дамблдор вам друг, не так ли?

— Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «друг». — Ровным голосом ответил он.

— Вы ему доверяете. — Пояснил я. — А он доверяет вам. Он рисковал своим положением и своей репутацией, заступаясь за вас.

— В какие-то моменты, мальчик, — пробормотал Снейп, опуская взгляд и поправляя манжеты своей мантии, — у меня создается впечатление, будто ты намеренно пытаешься усложнить мою жизнь.

Я ничего на это не ответил. Но и не отвернулся от него — пристально вглядывался в его лицо, ожидая ответа. Снейп резко выдохнул.

— Да. — Тихо проговорил он. — Я полагаю…что могу назвать его другом.

В течение какого-то долгого времени мы оба стояли в абсолютной тишине. Я испытывал тошноту, неустойчивость — будто земля у меня под ногами разламывалась.

— Как… — Начал было я, пытаясь сформулировать то, что имел в виду. — Как вы с этим справитесь?

— Помня о том, что, в конце концов, следовал его приказам. — С холодной решимостью заявил Снейп. — А не Воландеморта.

В голове тут же прояснилось. Под ногами снова оказалась твердая почва. Лоб напряженно наморщился, но в мою грудную клетку проникла сила. Тогда Снейп протянул руку и опустил ладонь на мой затылок — и этот жест был ласковее любого их тех, которыми когда-либо награждал меня мой отец. Он лишь на мгновение задержал свою руку, после чего опустил ее и выровнил плечи.

— Идемте, мистер Малфой. — Произнес он. — Нас ждет работа.

Мы мчались по мрачным, неосвещенным коридорам, абсолютно в ногу, словно два беспокойных привидения. В коридорах было холодно. По обеим сторонам от нас мелькали молчаливые, темные портреты. Мы со Снейпом свернули сначала за один угол, потом за другой — и остановились перед высокой стеной, которая вела к моему старинному другу — в Выручай-комнату.

Мое сердце замерло. Из головы разом отхлынули все мысли. Я бросил на него взгляд. Наши глаза встретились.

Затем, не говоря ни слова, он развернулся и зашагал дальше по коридору — он должен был распространить среди всех учащихся распоряжение отправляться в свои комнаты. Чтобы никто не попал под перекрестный огонь.

Из Большого зала, который находился где-то позади меня, я услышал звуки хора, репетирующего свое выступление для конца учебного года. И, вслушиваясь в эту навязчивую, приставучую мелодию, я закрыл глаза и сосредоточился лишь на том, что от меня требовалось.

«Carry my soul into the night
May the stars light my way
I glory in the sight
As darkness takes the day…»

Вдруг возникла дверь. Она распахнулась вдалеке от меня. Я сделал шаг вперед, ныряя в толщу прохладного голубоватого света, пыли, мрачных теней.

«Ferte in noctem animam meam
Illustrent stellae viam meam
Aspectu illo glorior
Dum capit nox diem…»

Я стоял посреди всякого хлама и разных мелочей перед остроконечным Исчезательным шкафом. Я напряг мышцы ног и принялся ждать.

«Sing a song, a song of life
Lived without regret
Tell the ones, the ones I loved
I never will forget…»

Петля дверцы тихонько заскрипела. В шкафу возникла узкая темная щель. На пол повалил густой черный дым, растекаясь вокруг, словно пролитые чернила, и его завитки поползли по каменному полу. Дверь приоткрылась еще сильнее. Оттуда вдруг возникла чья-то белая рука. Я сделал глубокий, судорожный вдох, развернулся и быстро зашагал к двери Выручай-комнаты.

Я вышел из Комнаты и распахнул дверь таким образом, чтобы она не смогла бы захлопнуться. А затем сорвался на стремительный бег, от которого дыхание застряло в горле.

«Cantate vitae canticum
Sine dolore actae
Dicite eis quos amabam
Me numquam obliturum…»

Я знал нужное время. Знал нужное место. Звуки хора постепенно затихали позади меня, пока я мчался вверх по лестнице — вверх, вверх, вверх петляющими шагами к Астрономической башне. В недавнем прошлом я множество раз взбегал по этой винтовой лестнице, желая удостовериться, что у меня на закружится голова, когда я достигну такой невероятной высоты.

Я сворачивал снова и снова, петляя по винтовой лестнице, одной рукой ухватившись за перила, а другой крепко сжимая свою волшебную палочку, пока не достиг узкого деревянного помоста. Я поднимался все выше, чувствуя, как в кожу лица впивается ночной холодный воздух.

Я миновал чье-то скрываемое присутствие — недалеко от меня. Я и глазом не моргнул. Я этого ожидал.

Я знал, что это Поттер — он прятался под помостом по поручению Дамблдора — они только что вернулись с чудовищно сложной миссии. Я ощущал присутствие Поттера так отчетливо, словно мог его видеть.

И я также знал кое-что о нем. Точнее, все о нем. На самом деле, я знал о нем даже больше, чем он сам. И я знал, что, если бы до этого вдруг дошло, мне пришлось бы пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить его от Воландеморта, пока не придет нужное время. А если бы нет, все, что я сделал или собирался сделать, чтобы уберечь Гермиону и тех, кого она любила, было бы уничтожено. Точно так же поступил бы и профессор Снейп из-за той рыжеволосой женщины.

Забавно, как сменяются роли, когда разум сталкивается с чувствами.

Я шагал вперед, преодолевая тени, отбрасываемые огромным кругом, на поверхность которого падал лунный свет, впереди меня. Я замедлил шаг и остановился.

Дамблдор стоял возле перил; его белоснежные волосы и бороду мягко подсвечивал ореол серебристого света. Полы его длинной мантии шумно колыхались из-за резких порывов ветра, носившегося вокруг башни. Но мне почему-то казалось, что кругом стоит гробовая тишина.

Мои глаза остановились на его лице. Он выглядел измученным, бледным и бесконечно усталым.

— Добрый вечер, Драко. — Он кивнул мне. — Что привело тебя сюда в этот дивный вечер?

Я остановился напротив него, держа палочку лишь где-то посередине.

— Пришел повидать вас. — Проговорил я. — Подумал, вдруг вы нуждаетесь в чьей-нибудь компании.

Глубоко внутри меня трясло. Я пытался это скрыть, не позволить отразиться на моем лице, но мудрый волшебник, стоявший напротив, прекрасно все видел, и на его лице промелькнуло сострадание.

Я приоткрыл губы, чтобы что-нибудь сказать. Дамблдор опустил взгляд на мою волшебную палочку. Я тут же закрыл рот. Он напоминал мне о Поттере, который прятался внизу и ловил каждое наше слово. Я стиснул челюсти и закрыл глаза, испытывая прилив внезапной ярости из-за этой чертовой, дьявольской тишины, которая давила мне на плечи.

Я открыл глаза и болезненно сморщил лоб, снова устремляя взгляд на Дамблдора. Его вид жег мне глаза — невыносимая боль пожирала меня изнутри. Я задрал голову, беспомощно вглядываясь в крышу.

Я всегда презирал и высмеивал его, начиная с первого учебного года. Я копировал отцовскую усмешку каждый раз, как произносил его имя. Я критиковал его методы, выбранных им преподавателей, его терпимость к магглорожденным и предателям крови.

А он спас меня. Он протянул руку и предложил мне силу и надежду, когда я отчаянно цеплялся за подол темноты.

За последнее время он провел много утомительных ночей, — ночей, во время которых должен был отдыхать — навещая меня, когда я просыпался от оглушающих ночных кошмаров, рассказывая мне истории о великих колдунах, поддерживая во мне жизнь своими загадочными изречениями, терпеливыми улыбками и каплями мудрости.

Сердце ускорило свой ритм, долбясь о грудную клетку.

Да, он был моим другом. Но не было никаких шансов построить эту дружбу. Я упустил все — все — и теперь было слишком…

Тяжелая дверь распахнулась — совсем неподалеку. Мой взгляд метнулся к лицу Дамблдора. Его лицо заострилось.

Я стиснул зубы и коротко, но решительно кивнул.

Покорность судьбе застыла в глазах старого волшебника.

— Думаю, будет лучше, если я облегчу тебе задачу сейчас, а не позже. — Решил Дамблдор. — Мы же не хотим бессмысленных случайных искр. — И он отвел свою волшебную палочку в сторону — намеренно превращая ее в легкую мишень. Я поднял свою собственную палочку — у меня было чувство, будто я поднимал целую землю.

Из кончика моей волшебной палочки вылетела вспышка, и палочка Дамблдора мгновенно вылетела из его руки и упала на пол, громко стукаясь о камень, после чего скрылась где-то в темноте.

— Очень хорошо. Очень хорошо. — Похвалил меня Дамблдор. Затем сделал жест пальцами, словно что-то поднимал. Я закусил щеку с внутренней стороны и повиновался, поднимая свою палочку выше и приводя ее в атакующую позицию.

Я услышал на лестнице чьи-то шаги. Мою грудь сдавила тяжесть.

— Драко. — Тихо проговорил Дамблдор. Я заглянул в его спокойные глаза.

— «Пообещай мне, что всегда будешь помнить вот что». — Пробормотал он. — «Ты храбрее, чем подозреваешь, сильнее, чем кажешься, и умнее, чем ты думаешь».***

Моя рука, сжимавшая палочку, начала дрожать. Я тяжело сглотнул. А затем…

Я их почувствовал. Словно кончики пальцев дементора, они проскользнули в помещение. Я мельком посмотрел влево, и мой взгляд упал на тетю Беллатрису, Фенрира Сивого и некоторых других Пожирателей Смерти. Беллатриса застыла и остановила на Дамблдоре взгляд, полный изумления и немого ликования. Я сильнее стиснул зубы.

— Надо же… — Издала она, а затем умолкла. — Поглядите-ка, кто здесь. — Она остановилась позади меня, Сивый — рядом с ней. Я почувстовал, как она опустила свой подбородок на мое правое плечо.

— Ты молодец, Драко. — Выдохнула она и издала звук поцелуя. Я сжал левую руку в кулак так сильно, что на мгновение подумал, что треснут костяшки.

— Добрый вечер, Беллатриса. — Поприветствовал ее Дамблдор. — Ты не представишь мне своих друзей?

— Я бы рада, Альбус. — Она наклонила голову, а затем выплюнула остальную часть предложения. — Но, боюсь, у нас очень плотный график. — Она хищно оскалилась, ожидая. Я не пошевелился. И тогда она резко повернулась ко мне.

— Давай! — Скомандовала она, широко распахивая глаза.

— У парня кишка тонка. — Усмехнулся Сивый, стоявший справа от меня. Он обнажил свои зубы в насмешливом выражении. — Он весь в своего отца.

Я почувствовал на себе внимательный взгляд Беллатрисы. Я распахнул дверь, ведущую внутрь меня, и наполнил сознание ложью.

— Дай мне его прикончить. — Предложил Сивый.

— Нет! — Крикнула Беллатриса. — Темный Лорд приказал, это должен сделать мальчишка! — Она направилась ко мне, почти расстроенная, и окинула меня настойчивым взглядом. Я не обратил никакого внимания на нее и ее слова — без малейших колебаний снова устремил взгляд на Дамблдора. Я ждал. Я ждал, пока почувствую последнее, самое важное присутствие — пока услышу еще одну пару шагов, поднимающихся по лестнице…

— Это твой звездный час! — Подстегивала меня Беллатриса. Ее слова перерастали в вой. — Решайся. Ну же, Драко. Давай!

Я опустил палочку и обернулся, когда высокая, темная фигура приблизилась ко мне со спины.

Снейп взглянул на меня, и выражение его лицо стало непроницаемым. Я отошел с пути.

И снова увидел, как Дамблдор посмотрел вниз. Снейп сделал то же самое.

Мое сердцебиение подлетело, переходя на бешеную скорость. Если это не произойдет в скором времени, Поттер что-нибудь предпримет и обнаружит себя…

— Северус. — Проговорил Дамблдор, призывая своего друга посмотреть на него. Снейп поднял глаза. Мой взгляд застыл на лице Дамблдора — запоминая добрую, храбрую грусть, которую изобразили на нем десятилетия.

Беллатриса буравила Снейпа жестким неморгающим взглядом. Ни один из нас не дышал.

Дамблдор выговорил два слова — обращаясь прямо к Северусу Снейпу.

А затем, словно огромный черный ворон, взмахивающий своим крылом, Снейп резко выкинул вперед руку:

Башню озарил ослепительный зеленый свет. Я не отвернулся, не спрятал глаза. Стены сотряс оглушительный раскат грома. Лицо Дамблдора стало совершенно белым. Он наклонился назад. И упал с башни.

Снейп резко повернулся ко мне и стиснул мое плечо, таща меня подальше отсюда, — к двери, к лестнице.

Я слышал, как Беллатриса издает пронзительный, первобытный вопль восторга; слышал, как воздух сотрясается от страшного рычания Черной Метки, запущенной в небо.

Мы неслись вниз по лестнице, — мимо Поттера — вместе со Снейпом возглавляя череду Пожирателей Смерти. Нам нужно было поспешить — мы не могли допустить, чтобы кто-нибудь из учащихся собрался на шум, иначе в коридорах пролилась бы кровь.

В тот момент, когда мы со стремительной скоростью шагали через Большой зал, Беллатриса вскочила на один из столов и начала разбивать кубки и швырять на пол тарелки, громко вопя и хохоча от жгучего, почти детского восторга.

У входной двери появился мракоборец — он повернулся и ошарашенно округлил глаза.

Снейп отреагировал быстрее, чем мог кто-либо еще — и мракоборца, на чьем лице застыло выражение немой ошеломленности, откинуло назад. Я приготовил свою палочку, шагая в ногу со Снейпом и обводя взглядом пространство впереди, чтобы иметь возможность убрать с пути прохожего до того, как его убьют.

Но когда до моих ушей донесся голос Беллатрисы, я порывисто замедлил шаг. Замер и повернулся…

И увидел, как она направляет свою палочку и руку с длинными когтями в сторону огромного великолепного окна в дальней стене.

Она испустила нечеловеческий торжествующий вопль, затем взмахнула обеими руками…

И со всех окон посыпались стекла, наполняя помещение оглушительным грохотом; разбиваясь на мельчайшие осколки и гася парившие в воздухе свечи; засыпая собой пол и столы. Прямо за стеклами в Зал ворвался свирепый ледяной ветер, продувая мою одежду насквозь. Беллатриса приплясывала на месте, радостно хихикая, затем спрыгнула со стола и вцепилась своей рукой в мою; она потянула меня за собой, словно мы уходили с вечеринки. Я скрежетнул зубами.

Мы встретили еще троих людей — все они были мракоборцами, — и Снейп без малейших усилий снес их с пути. Когда мы выбежали во двор, Беллатриса меня отпустила, и мы все понеслись вниз по холму. Нас поглотила плотная чернота леса.

Но я больше не боялся темных лесов или того ужаса, что таился среди ветвей.

— Помня о том, что, в конце концов, следовал его приказам. А не Воландеморта.

Я крепче сжал палочку, поднял голову и помчался стремглав прямо в темноту.

«Sing a song, a song of life
Lived without regret
Tell the ones, the ones I loved
I never will forget