💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Эмпирические исследования в 1920-1930-е ГГ.

Большое развитие конкретные социологические исследования получили в СССР после победы Октябрьской Социалистической революции. В 20—30-х гг. было издано более 300 различных книг и брошюр, в которых ос­вещались результаты конкретных исследований новых социальных процес­сов, разрабатывались методики и техники этих исследований.

Сравнивая его с предшествующим, дореволюционным периодом, следу­ет отметить, тем не менее, некоторое понижение теоретико-методологичес­кого и эмпирического уровня научных исследований. Объяснение, видимо, надо искать в объективных переменах, произошедших в стране после 1917 г. Нарушилась преемственность идей и кадров в отечественной науке, и не только в гуманитарной. Разрыв поколений чувствовался везде. В 1922 г. за границу выслана элита русской интеллигенции, что незамедлительно сказа-

³¹ Святловский В.В. Фабричный рабочий. Варшава, 1889. С. 8.

лось и на социально-психологической атмосфере в научных кругах, и на уров­не доверия властям, и на качестве науч­ных публикаций.

Место объективного анализа заняли пропагандистские реляции в пользу по­бедившего пролетариата. Реальные не­достатки, а то и серьезные промахи вла­стей стали все больше замалчиваться. Героический пафос созидания и постро­ения нового общества перевешивал на­учные доводы и убедительность эмпири­ческих фактов. Чувствуется изменение методологических установок научного исследования: факты просеиваются, на поверхности остаются лишь те, что под­тверждают преимущества социализма. Фактические свидетельства о реальных проблемах и кризисе подаются как пока­затели временных затруднений, пережи­ваемых советским строем. Затруднений, которые, — в этом практически все авто­ры искренне уверены, — будут вскоре

успешно преодолены. Таким образом, социально-экономическим проблема! начал придаваться эпизодический характер.

1920—1930-е гг. можно назвать серебряным веком отечественной социоло гии. Это один из самых насыщенных научными поисками, философским] дискуссиями, разнообразием школ и направлений, обилием оригинальной i передовой литературы, широким экспериментированием период в развита] отечественной науки. В первые два десятилетия советской власти развита! социологии шло достаточно активно. Социологи продолжали работу, начатук еще до революции, пытаясь найти свое место в новом обществе: в теоретичес ком осмыслении происходящего, в подготовке социологов-профессионалов в эмпирическом изучении социальных процессов. В начале 20-х гг. еще про должали выходить социологические монографии, учебники и статьи П. Со рокина, Н. Кареева, В. Хвостова, Н. Первушина и др. Активно развивалис! эмпирические социологические исследования. Только в одной тематическое области, согласно данным М.А. Смушковой, за 7 лет (с 1918 по 1925 г.) былс опубликовано 186 работ об изучении народного читателя³².

20-е гг. — самый интересный и плодотворный период в отечественной на­уке управления. Тогда были разработаны теоретические концепции и прак­тические методы, сопоставимые с лучшими зарубежными образцами. Ни до, ни после этого наша наука не знала столь небывалого подъема. Короткий период в 10— 15 лет дал нам подлинные образцы социологии эффективного управления, которые в последующие 50 лет не только не были развиты, но фактически полностью утрачены. В те годы существовало около 10 научно-исследовательских институтов НОТ и управления, тысячи бюро, секций и

УШКова М.А. Первые итоги изучения читателя. М.— Л.: Гос. изд., 1926. С. 5.

лабораторий НОТ — первичных ячеек массового рационализаторского дви­жения; по проблемам управления и НОТ выходило около 20 журналов.

В 20-е гг. теоретические основы науки управления в широком смысле слова — от управления всем народным хозяйством до руководства отдельным предприятием, государственным учреждением и деревенским хозяйством — развивали такие крупные ученые, как А. Чаянов, Н. Кондратьев, С. Струми-лин, А. Гастев, А. Богданов. Каждый из них представлял собой неповтори­мую индивидуальность, яркий исследовательский и публицистический та­лант, оставивший заметный след в истории. Не менее яркими фигурами представлен и второй эшелон управленцев — Ф. Дунаевский, Н. Витке, П. Керженцев, А. Журавский, О. Ерманский, если к ним вообще примени­мо понятие «второго эшелона». Они проводили серьезные научные исследо­вания, публиковали книги и статьи, возглавляли институты и комитеты, вы­ступали пропагандистами нового стиля управления. Сюда можно причислить плеяду крупных психологов, занимающихся психотехникой, профессиональ­ным отбором, изучением человеческого фактора — В. Бехтерев, А. Кларк, А. Лурия. Практическими проблемами управления вплотную занимались видные политические деятели — В. Куйбышев, Н. Бухарин, Ф. Дзержинс­кий, одним из лидеров нового поколения стал А.К. Гастев.

Несомненно, лидером отечественной науки управления и НОТ в 20-е гг. был А.К. Гастев.

Гастев Алексей Капитонович (1882 — 1941), ученый, экономист, социо­лог. Он был активным деятелем революционного и рабочего движения в России, неоднократно подвергался арестам и ссылкам. В 1905 г. ру­ководил боевой дружиной рабочих в Костроме, выступал на митингах с разоблачением эсеров и меньшевиков, участвовал в работе III и IV съездов РСДРП. За плечами у Гастева не только революционный, но ог­ромный производственный опыт: слесарь на заводах России и Фран­ции (где окончил Высшую школу социальных наук), а после Октября — один из руководителей на предприятиях Москвы, Харькова и Горького, наконец, секретарь ЦК Всероссийского союза металлистов. Известен он и как поэт, его литературное творчество высоко ценили В.В. Ма­яковский и А.В. Луначарский, Гастев был одним из теоретиков и лидеров пролеткультсветовского движения. С 1921 по 1938 г. возглавлял Централь­ный институт труда (ЦИТ) в Москве. Был репрессирован и погиб в ста­линских лагерях.

Основная заслуга Гастева заключается в разработке теоретических и экс­периментальных идей новой науки — социальной инженерии («социально­го инженеризма»), соединявшей в себе методы естественных наук, социоло­гии, психологии и педагогики. Под его руководством на десятках предпри­ятий внедрялись инновационные методы организации труда и производства, по методикам ЦИТ подготовлено более 500 тыс. квалифицированных рабо­чих, тысячи консультантов по управлению и НОТ. Разработки Гастева по­лучили мировое признание, они изучаются в США, Англии, Франции и других странах. Раздел «Прикладные исследования» в основном посвящен результатам практического внедрения цитовских орга-станций на предпри­ятиях и в учреждениях. Они и сегодня могут служит образцом подлинной науки, ориентированной на решение злободневных проблем.

В центре внимания А. Гастева — конкретные вопросы организации и куль­туры труда, прикладная социология и социальная инженерия. Он провозг-

лашал наступление новой эпохи, где нет места трудовой расхлябанности, культурной отсталости и ленности. Вместе с ними должна исчезнуть и ста­рая буржуазная социология — созерцательная, оторванная от жизни, непрак­тичная. Гастев предлагает отказаться от «глубинных познаний» существа труда, а исследовать лишь «реакции работника» в рамках конкретных про­изводственных операций.

В духе А. Гастева рассуждали большинство советских нотовцев той поры. особенно сторонники Лиги «Время», сочетавшие в своей деятельности эф­фективные практические методы с яркой агитационной работой на местах, Характер эпохи передают не только публикации серьезных монографий, не и хроника научной жизни, повествующая о бесконечных конференциях, за­седаниях, производственных совещаниях, встречах. Из нее в Антологию, за неимением места, вошли лишь сообщения о деятельности научных инсти­тутов, лабораторий и ячеек НОТ. Кстати сказать, производственные совеща­ния 20-х гг. напоминают возникшие во второй половине XX в. японские кружки качества: те и другие обсуждали конкретные предложения рядовых работников, привлекая их к активному участию в принятии управленческих решений.

В 1920—1930-х гг. отечественные ученые продолжают заниматься изуче­нием рабочего класса и его жизненного уклада, собирают данные об услови­ях труда и производственного быта, о жилище и питании, а также некото­рые данные, характеризующие уровень культуры рабочих³³. В общей пано­раме изучения условий труда и жизни рабочего класса выделяется книга Е.О. Кабо о быте русских рабочих³⁴. Она явилась результатом годового бюд-жетно-статистического обследования большого коллектива людей³⁵, зна­чительно обогащенного опросами и личными наблюдениями регистраторов в ходе производимой ими работы. Обследование базировалось на годовых бюджетах рабочих. Респонденты делали ежедневные записи доходов и рас­ходов семьи на специальных бланках, регулярно проверяемых (4—5 раз в месяц) прикрепленным к семье регистратором. Кроме того, регистратор проводил анкетирование на различные темы. Е. Кабо дала развернутую кар­тину домашнего быта, семейных отношений, общественного и культурного облика рабочей семьи.

В это время в числе прочих выделяется особое направление, которое Р. Рывкина именует партийно ориентированными исследованиями села³⁶. В книге руководителя Комиссии ЦК РКП(б) М.М. Хатаевича «Партийные

См. сборники: «Санитарные условия труда и быта, физическое развитие и заболеваемость промыш­ленных рабочих Сибири». Т. 1 «Черемховский каменноугольный бассейн и Хайтинская фарфоро-**" фабрика». Иркутск, 1928; т. II «Анжеро-Судженский район Томского округа». Новосибирск, 1< т-? ^{руд и} ЗД⁰Р^овье мартеновских рабочих Верх-Исетского завода „Красная кровля". Свердловск, к ^цоянов Л.К. Санитарно-техническое описание Коломенского машиностроительного заво-if³, Р? ^омна> 1926; Мейбаум Р.И. Очерк быта торфяников на шатурских государственных разработ-

34.5^х" " *■ > 1922; Либерман Л. Труд и быт горняков Донбасса прежде и теперь. М., 1929 и др. ti. • Очерки рабочего быта. Опыт монографического исследования домашнего рабочего быта.

_м ^г! ■ М., 1928.

Л г5^{> с}З^{авлении} программы обследования, помимо автора, принимали участвовали В.Л. Беленький, ЛИ к ^{резанский}> В.А. Зайцев и Ф.М. Шофман. В обследовании принимали участие статистики 3 И £ ^{ерезанс}кий З.В. Городецкая, Е.Н. Зерчанинова, Е.М. Иттина, A.M. Мейер, А.Я. Минц, _{х р}-«. Прокопович и М.В. Рыжик.

ьюки_на р. Социология села// Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и доп. ^т- Изд-во ИС РАН, 1998. С. 161.

ячейки в деревне»³⁷ приводится организация и методика сбора информации, а также обобщаются некоторые фактологические данные. Такие исследова­ния инициировались РКП(б) и стимулировались ее политикой в деревне³⁸. В частности, по постановлению XI съезда партии, при ЦК РКП(б) была со­здана специальная комиссия, которая организовала серию обследований села в разных районах страны. По единой программе описывались деревни Ива­ново-Вознесенской, Саратовской, Алтайской и других губерний, а также Башкирии, Туркестана, других национальных районов³⁹.

В октябре 1918 г. был организован Социо-Библиографический институт (сокращенно его называли Инсоцбибл). В 1919 г. после годичного существо­вания Институт, приняв в свои ряды известных социологов (К.М. Тахтаре-ва, Н.Л. Гредескула и П.А. Сорокина), был преобразован в Социологичес­кий институт⁴⁰. Наряду с переводческой, лекционно-пропагандистской и научно-библиографической деятельностью Институт вел исследовательскую работу по сбору эмпирических данных о самых разных сторонах жизнедея­тельности общества. В том числе по инициативе П. Сорокина были прове­дены анкетные обследования уровня жизни и социально-экономического положения населения Петрограда за годы войны и революции⁴'.

Информация о социальном составе, настроениях и общественном мне­нии населения систематически собиралась с 1918 г., когда был создан Ин­формационный отдел ЦК РКП(б), рассылавший вопросники по губернским комитетам партии и даже пытавшийся проводить еженедельное анкетиро­вание «по вопросам общего состояния работы на предприятии, настроения рабочих и служащих». Уже тогда был поставлен вопрос о качестве сведений и вполне осознана необходимость разработки «однотипной информацион­ной схемы». Вероятно, наибольшие успехи в этой работе были достигнуты Политуправлением Красной Армии, проводившим организованные анкет­ные опросы личного состава и выпускавшим информационный бюллетень. В марте 1921 г. была предпринята попытка создать государственную систе­му социально-политической информации, ядром которой стали органы ВЧК. С этого времени Информационный отдел ВЧК ОГПУ собирал ежедневные, еженедельные и ежемесячные сводки и на их основе составлял месячный обзор «Политсостояние СССР» (включавший, кроме текста, табличные ма­териалы). Информация органов госбезопасности по праву считалась более надежной по сравнению с партийными политсводками, поскольку исполь­зовались такие приемы, как сеть осведомителей (своего рода включенное наблюдение), перлюстрация переписки и т.д.⁴².

После Октябрьской революции активно продолжалось изучение медико-биологических, психиатрических проблем суицидального поведения, начатое еще в дореволюционный период. Важнейшим шагом в социологическом их

³⁷ Хатаевич М.М. Партийные ячейки в деревне: по материалам обследования комиссиями ЦК РКП(б)и ЦКК. Л.: Госиздат, 1925.

³⁸ Большаков A.M. Советская деревня (1917-1925). Экономика и быт. 2-е изд. Л.: Прибой, 1925.Рывкина Р. Социология села // Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и допМ.: Изд-во ИС РАН, 1998. С. 162.

⁴⁰ Наука и ее работники 1920. № 1. С. 24-26.

⁴¹ Голосенко И.А., Козловский В.В. История русской социологии XIX — XX вв. М: Онега, 1995. С. 32.Батыгин Г. Преемственность российской социологической традиции // Социология в России / Подред. В.А.Ядова. М., 1998. С. 23-44.

исследовании явилось создание в 1918 г. в составе Центрального статистиче кого управления (ЦСУ) отдела моральной статистики во главе с М.Н. Герн том. В 1922 г. вышел первый выпуск «Моральной статистики», включивии сведения о самоубийствах и социально-демографическом составе суициде] тов. В трудах М.Н. Гернета анализировались статистические данные о потре(лении алкоголя и преступлениях, связанных с ним⁴³. Летом 1924 г. в Моек учреждена Научно-исследовательская комиссия по изучению факторов и бы проституции, под эгидой которой было организовано основательное исслед! вание представительниц самой древней профессии (опрошена 671 женщин занимавшаяся проституцией в Москве)⁴⁴. В 1926 — 1927 гг. в Харькове бьи проведено обследование 177 проституток. Помимо социально-демографиче^ кого состава опрошенных, выяснялись материальные и жилищные услови возраст начала сексуальных контактов, их частота на момент опроса, мес поиска клиентов, потребление алкоголя, наркотиков, заболеваемость венер! ческими болезнями. Материалы обследования 400 кокаинистов в 1926 г. обо! щил A.M. Рапопорт, а М.Н. Гернет проанализировал результаты обследов; ния наркомании среди беспризорных Москвы. Тесную корреляцию меж; наркотизацией населения и социально-бытовыми условиями установил в т время А.С. Шоломович. Связь наркотизма и преступности обнаружили в св< их исследованиях М.Т. Белоусова (1926) и П.И. Люблинский (1925).

В 1920-е гг. широко проводились исследования потребительских 6ioj жетов населения и бюджетов времени, условий жизни и быта различных с(циатьных слоев населения, их культурных и общественно-политическр потребностей, среди авторов которых можно выделить фамилии С.Г. Стр; милина, Е.О. Кабо, А. Стопани, Л.Е. Минца, И.Н. Дубинской, Г.С. По.! ляка, В. Зайцева, А.Н. Челинцева, И. Вовси, А.В. Чаянова, и многих др; гих⁴⁵. Подобные исследования организовывались Статистическим отдело Народного комиссариата труда, Центральным статистическим управле нием, Центральным бюро статистики труда. Они заложили основу для пс явившихся уже в послевоенное время таких тематических направление как социологическое изучение образа и уровня жизни, досуга, семьи, пс требления.

Под руководством С.Г. Струмилина бюджетные обследования провод! -лисьв 1922 г. в Москве, Петрограде, Иваново-Вознесенске; в 1922—1924 гг. в Москве, Ленинграде, Иваново-Вознесенске, Нижнем Новгороде, KocTpoiv и других городах (625 бюджетов); в 1930 г. — в тех же городах (1536 бюджс

Гернет М.Н. Избранные произведения. М.: Юридическая литература, 1974. Проституция и преступность / Отв. ред. И.В. Шмаров. М.: Юридическая литература, 1991. С. 99-12 Гумилевский Н. Бюджет служащего к началу 1925 года // Вопросы труда. 1925. № 7-8. С. 80-8 Эвард Л. Бюджет казанского рабочего (к началу 1924 г.) // Вопросы труда. 1925. № 5-6. С. 221 -22 Чаянов А. Бюджетные исследования. История и методы. М., 1929; Котомин М. Бюджет безрабо ного по г. Иваново-Вознесенску в 1922 и 1923 гг. // Вопросы труда. 1924. № 5-6. С. 88-93; Филиг поваН. Питание городских рабочих в 1918 г.//Организация труда. 1921. Кн. 2. С. 60-66; Вовси 1 ьюджет служащего к началу 1924 года // Вопросы труда. 1924. № 11. С. 66-76; Минц Л.Е. Кг живет безработный (бюджеты безработных) / С предисл. С.Г. Струмилина. М.: Вопросы труда, 192 Дуоинская И. Рабочие бюджеты Харькова в феврале 1920 года // Материалы по статистике труда г Украине. 1920. Вып. 1. Август. С. 44-59; Ильинский В. Бюджет рабочих ССССР в 1922-1926 года j/q •; Госиздат, 1928; Овсянников В. Довоенные бюджеты русских рабочих // Вопросы труда. 192 • г, „" 1 пХ', -^~60; Трусевич. Бюджет текстильщиков фабрики «Пролетарка» (г. Тверь) // Вопросы тр; да. 1У25. № 2. С. 47-52

тов); в 1931-1932 гг. в Ленинграде (1135 семей); в конце 1923 г. и 1930 г. — исследование бюджетов времени семей служащих в Москве и Ленинграде; и крестьян в 1923 г. и колхозников — в 1933 и J 934 г. Впервые были получены данные о распределении суточного времени на различные виды деятель­ности, связанные с трудом, бытом и отдыхом у рабочих, крестьян и служа­щих⁴⁶. После этих исследований сформировалась знаменитая трехчастная парадигма бюджета времени Струмилина, легшая затем в основу более по­здних, уже послевоенных, исследований: оплачиваемая работа (8 часов), сон (8 часов), домашний труд и отдых (8 часов).

В теоретико-методологическом плане принципиально важны два дости­жения С. Струмилина: 1) научное доказательство равенства между трудом и обслуживанием, работой на производстве и в домашнем хозяйстве (до него значение домашнего труда марксистами принижалось); 2) приравнивание по методологической ценности исследования бюджетов времени к денежным бюджетам (до него вторыми почти никто не занимался).

В течение 1922 — 1934 гг. разными учеными было изучено более 100 тыс. суточных бюджетов времени разных слоев населения и на основе этого опуб­ликовано около 70 работ по этой проблеме (С.Г. Струмилин, Я.В. Видревич, B.C. Овсянников, В. Михеев и др.). Специально по заданию ЦК РКСМ в 1 924 — 1925 гг. были проведены исследования бюджетов времени комсомоль­ских активистов, пионеров и школьников. Для изучения бюджета времени детей и подростков даже специально был создан педагогический отдел в Научно-педагогическом институте, которым руководил М.С. Бернштейн (в нем работали A.M. Гельмонт, Н.А. Бухгольц, Н.Н. Иорданский и др.)⁴⁷.

Новое направление породило нетрадиционные методологические реше­ния. Методы сбора информации здесь представляют сложное сочетание са­монаблюдения, ретроспекции и различных модификаций метода опроса: от самосчисления (анкетирования) до экспедиционного варианта опроса (фор­мализованного интервью). В основе таких исследований лежит принцип баланса всех временных затрат, ограниченных изучаемым отрезком време­ни: сутки, неделя, месяц, год⁴⁸.

Характерной чертой бюджетных исследований 1920-х гг. является то об­стоятельство, что они были ориентированы не на крестьянство, как в доре­волюционный период, а на рабочий класс⁴⁹. Нельзя сказать, чтобы бюджет­ная тематика являлась самой распространенной или модной, но большое ко­личество работ тех лет, посвященных изучению уровня жизни населения с помощью бюджетной методологии, — последняя страница истории социо­логии бюджетов как отрасли экономической социологии. В 60—80-е гг. ак­центы резко смещаются с изучения уровня жизни на исследование образа жизни, построенные исключительно на анализе распределения времени в течение суток. Переакцентовка с рублей на часы — вовсе не безобидный в на­учном плане шаг. Он знаменовал уход от самых острых и опасных тем к са-

⁴⁶ Струмилин С.Г. Избранные произведения. М.: Наука, 1964. Т. 3. Социология: история, основы, институционализация в России. 2002 // Русский Гуманитарный Ин­тернет-Университет: https://www.i-u.ru/biblio/arhiv/books/novikova_soc/soc_novl4.asp Маслова О.М., Толстова Ю.Н. Методология и методы // Социология в России / Под ред. В.А. Ядо-ва. 2-е изд., перераб. и дополн. М.: Издательство Института социологии РАН, 1998. С. 70-103. пик исследований рабочих бюджетов приходится на короткий период с 1917 по 1935 г.

мым рутинным, зато безопасным проблемам, разрыв научной традиции, потерю завоеванных позиций. Неслучайно возвращение к проблемам бедно­сти и неравенства в 90-е гг. у отечественных социологов произошло почти с чистого листа: статистическая база, созданная в до- и постреволюционный период, оказалась невостребованной, так как сравнивать полученные тогда показатели уровня жизни было уже не с чем (в 90-е гг. статистики, широко­масштабной и объективной, по бедности не сформировалось).

Немало внимания в первой половине 1920-х гг. уделялось самой острой социально-экономической проблеме Советской России — безработице⁵⁰: здесь и статистика безработицы, и бюджеты безработных, и так называемый институт трудового посредничества, т.е. биржи труда, трудности и резуль­таты их работы (работы Я.И. Гиндина, Л.Е. Минца, И. Ходоровского, П. За-водовского, Э. Шрейбера, В.А. Гагена, Н. Целикова, Н. Филипповой, Е. Мо-хова, А.И. Исаева, A.M. Аникста и др.)⁵¹. Многочисленные статьи и неболь­шие заметки с мест публиковались на страницах журналов «Голос работника», «Вопросы труда», газеты «Трудовой посредник». Они дают богатый факти­ческий материал о реальном состоянии дел в губерниях и свидетельствуют о нарастающей угрозе безработицы. В библиографии по рынку труда, состав­ленной А. Исаевым в 1925 г., указано бо­лее 120 работ, посвященных вопросам организации и реорганизации трудового посредничества в 20-е гг., и более 100 ра­бот непосредственно о деятельности бирж⁵². Возможно, именно в 1920-е, а не в 1990-е гг., когда численность безработных была в несколько раз больше, стра­на имела самую обширную статистико-эмпирическую базу данных о проблеме безработицы. Л.Е. Минц проводил исследование бюджетов безработных в те­чение трех лет — с 1924 по 1926 г. Излагая содержательный материал, Минц сопровождает его методическим комментарием, сообщает о восприятии вопро­сов опрашиваемыми, приводит примеры затруднений или неправильного по­нимания смысла вопросов, ограничения, связанные с особенностями опроса. Переписи населения, проведенные в СССР в 1920 и 1926 г., помогли по­лучить интересную социальную статистику по проблемам классовой структу­ры страны, культуры, образования и т.д. Часто для тех же целей использова-

Численность безработных в первые годы советской власти колебалась. В 1918 г. безработных в стра­не насчитывалось 1, 5 млн. человек, в 1919 г. зарегистрировано 1, 2 млн. (хотя предложение рабочих мест составляло 1, 4 млн вакансий), в 1920 г. — 1, 0 млн., в 1924 г. — 1, 4 млн. Профессиональный состав зарегистрированных безработных в 1918 г. был следующим: квалифицированные рабочие — И%, неквалифицированные — 60% и представители свободных профессий — 7%. Исаев А. Безработица в СССР и борьба с нею (За период 1917-1924 гг.). М: Вопросы труда, 1924; Исаев А. Происхождение и характер безработицы в СССР. М., 1926; Аникст А. Современная безра­ботица в России и борьба с нею // Вестник труда, 1922. № 2; Минц Л.Е. Движение безработицы и занятой рабочей силы в 1923 г. // Вопросы труда (Орган НКТ). 1924. № 12; Гиндин Я. Безработица ^и трудовое посредничество. М., Вопросы труда, 1925; Заводовский П. Состояние рынка труда и наши ближайшие задачи // Вопросы труда. 1924. № 1; Ходоровский И. Причины и характер безра­ботицы // Вестник НКТ, 1918. № 4-7. С. 349; Черных А.К. Рынок труда в 20-е годы // Социологи-_я ческие исследования. 1989. № 4.

n, ^CaCi^Bn^' ^Указатель литературы по рынку труда и борьбе с безработицей. М.: Изд-во «Вопросы тру- " Я*. 1925.

лись и чисто социологические методы, например, анкетирование и интервью, применявшиеся в самых разных регионах и отраслях промышленности. Мно­гие государственные мероприятия обеспечивались предварительными соци­ологическими и экономическими исследованиями. Большую роль сыграл журнал «Статистика труда» и ряд других изданий, связанных с экономичес­кой и социальной статистикой. В них печатался большой фактический мате­риал о произошедших изменениях в социальной структуре общества, о соци­альной структуре рабочего класса и крестьянства. В 1920—1930-х гг. выходило около 20 журналов по проблемам управления и организации труда — «Хозяй­ство и управление», «Производство, труд и управление», «Организация тру­да», «Система и организация» и ряд других. В «Вестнике Социалистической Академии» с начала 20-х гг. для обсуждения этих тем специально была выде­лена особая рубрика. В журналах «Научный работник» (1925 — 1927), «Науч­ное слово» (1928 — 1931), «Социалистическая реконструкция и наука» (1931 — 1936) обсуждались социальные проблемы развития науки и научных кадров.

На основе материалов переписи населения 1920 и 1926 г., экспедиционных демографических обследований проводились исследования по социальным проблемам народонаселения (Т.Я. Ткачев, З.Г. Френкель, Л.Л. Паперный, Б.Я. Смулевич. С.А. Новосельский, В.В. Паевский, А.И. Гозулов, И.Н. Дубин-ская и др.). Конкретные социологические исследования проводились и по проблемам брака и семьи (А.В. Луначарский. А.М. Коллонтай, И.Г. Гельман. С.Я. Вольфсон и др.). Ряд исследователей посвятили свои работы изучению интеллигенции (А.Б. Шевелева, Л. Минц, И. Булатников, Н. Зимин и др.). Не забывали в этот период и проблемы культуры. Так, в Институте истории искусства в 1924 г. был создан сектор социологии, а в Академии материаль­ной культуры, по инициативе Н.Я. Марра, организована комиссия по соци­ологии искусства. Было проведено большое количество исследований, на­правленных на изучение средств массовой информации, а также связанных с проблемами образования и воспитания. Изучалось общественное мнение, интересы читателей, а также зрителей театра и кино (М. Загорский, В. Федо­ров, П.И. Люблинский, М.А. Смушкова, Я.М. Шафир, А.Д. Авдеев, А.А. Бар­довский, А.В. Трояновский, Р.И. Егизаров. С. Ауслендер, А.М. Гельмонтидр.). Проводимые исследования оказывали большую помощь государственным организациям в ликвидации неграмотности и культурной отсталости.

В области педагогики и воспитания осуществлялись обследования мировоз­зрения учащихся выпускных классов, образовательного ценза учителей; иссле­довалось экономическое положение рабочей молодежи, в частности, на рабфа­ках и т.п.⁵³ В первые годы Советской власти, когда к грамоте приобщались ши­рокие народные массы, исследования читательского интереса буквально за десятилетие превратились в самостоятельную область прикладной социологии⁵⁴.

Первые крупномасштабные исследования в области социологии образо­вания связаны с именем выдающегося российского социолога и экономиста С.Г. Струмилина. В 1924 г. на материале, включающем около 50 тыс. про-

⁵³ Колотинский П.Н. Опыт длительного изучения мировоззрения учащихся выпускных классов. Крас­нодар: Красная новь, 1929.

Банк Б., Виленкин А. Крестьянская молодежь и книга (Опыт исследования читательских интере­сов). М.: Молодая гвардия, 1929; Как и для чего нужно изучать читателя. М.—Л.: Изд-во Долой неграмотность, 1926; Фридьева Н., Валика Д. Изучение читателя. Опыт методики. М.—Л.: изд-во Долой неграмотность, 1927; Бек А. Книга и рабочая молодежь // Рабочий читатель. № 10. 1925.

фессиональных карточек ленинградских рабочих, 2800 «карточек-формуля­ров» по двум крупным московским учреждениям — Наркомпроду и Москов­скому почтамту, а также с использованием данных всесоюзных и республи­канских переписей населения, им изучался уровень школьного образования рабочих и служащих, условия и характер труда учителей, учебная нагрузка и зарплата и т.д.⁵⁵.

Важным источником сведений о реальном поведении, нравах, установ­ках людей того времени служили массовые опросы по проблемам отноше­ний между полами (М.С. Бараш, И. Гельман, С.Я. Голосовкер, З.А. Гуревич, Ф.И. Гроссер, Д.И. Ласе⁵⁶), которые впервые проводились в таких масшта­бах в разных регионах и социальных слоях.

В методологическом плане эмпирические исследования тех лет, по мне­нию О.М. Масловой и Ю.Н. Толстовой⁵⁷, носили описательный и экстенсив­ный характер и охватывали почти все сферы жизнедеятельности общества. В методах сбора данных сохраняется традиционный подход статистическо­го наблюдения, в котором сочетаются непосредственное наблюдение, учет (когда речь идет о регистрации предметов быта) и вопросник, включающий оценочные вопросы и вопросы о мнениях (когда определяется, например, степень изношенности этих предметов). Подробное описание методологии исследования на этапах сбора и анализа эмпирических данных — общепри­нятая норма публикаций 20-х гг. Главными тенденциями, характеризующи­ми развитие методологических принципов советской социологии этого пе­риода, являются ее ведомственная специализация, связанная с этим отрас­левая дифференциация, преобладание дескриптивных эмпирических социологических исследований, дающих богатейший материал.

Подавляющая часть исследовательских центров в то время принадлежа­ло ведомствам, что придавало научному изучению ярко выраженную отрас­левую специфику. Редакции газет развертывают широкое изучение своих читательских аудиторий, библиотечные работники исследуют читателей массовых библиотек, сеть которых активно развивается в рамках кампании за ликвидацию неграмотности населения, педагоги анализируют детское и молодежное чтение и т.д. Здесь известны имена Я. Шафира, изучавшего ауди­торию «Рабочей газеты»⁵⁸, Е. Хлебцевича, занимавшегося организацией ар­мейских библиотек и исследованием читательских интересов красноармей­цев⁵⁹, Б. Банка и А. Виленкина, изучавших рабочих-читателей библиотек⁶⁰.

В первой половине 30-х гг. изучали деятельность партийных организаций в уездах и округах, а также работу школ, больниц, клубов. В обследованиях участвовали и ученые — статистики, историки, социологи, этнографы. Крес-

⁵⁵ Струмилин С.Г. Проблемы экономики труда. М.: Наука, 1982. С. 107.

⁵⁶ Бараш М.С. Половая жизнь рабочих Москвы // Венерология и дерматология. 1925. № 6; Гель­ман И. Половая жизнь современной молодежи: (Опыт социально-биологического обследования.)М.— Л.: Месполиграф, 1923; Голосовкер С.Я. К вопросу о половом быте современной женщины.Казань, 1925; Гуревич З.А., Гроссер Ф.И. Проблемы половой жизни. Харьков: ГИЗ Украины, 1930; Ласе Д.И. Современное студенчество: (Быт, половая жизнь). М.—Л.: Молодая гвардия, 1928.Маслова О.М., Толстова Ю.Н. Методология и методы // Социология в России / Под ред. В.А. Ядо-ва. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Издательство Института социологии РАН, 1998. С. 70—103.Шафир Я.М. Рабочая газета и ее читатель. М., 1926.

Хлебцевич Е.И. Массовый читатель и работа с книгой. М.: Учпедгиз, 1936.

Банк Б., Виленкин А. Рабочий читатель в библиотеке. М.— Л.: Работник просвещения, 1930.

тьянские хозяйства изучались по специ­альным подворным карточкам, которые заполнялись исследователями со слов интервьюируемых. Для более детальных частных обследований применялись специальные анкеты, в которых могло содержаться более 400 вопросов⁶¹.

В середине и конце 1930-х гг. эмпири­ческие исследования, не сумевшие (и добавим — по природе своей не имеющие возможности) выполнить социальный заказ власти и на деле доказать преиму­щества социализма (таковых объективно не было), начинают сворачивать; начина­ются систематические фальсификации и засекречивания статистических данных. Теоретическим оправданием разгрома социологии служило утверждение о том, что «исторический материализм это и есть социология марксизма», а это авто­матически вело к выведению конкретных исследований за пределы социологии и науки вообще. Коренным образом поменялась обстановка внутри страны и по­литика властей: насильственная коллективизация, кровавое раскулачивание, массовые репрессии, голод уже не требовали объективного анализа положения. Наоборот, на первый план выступили задачи приукрашивания и мистифика­ции социальной реальности. Социологические опросы, обращенные непосред­ственно к населению, если соблюсти все методические требования, никак не могли дать информацию, расходящуюся с действительностью. В результате со­циология как эмпирическая наука сама подписала себе смертный приговор. На поверхности осталась теоретическая социология, которая была немедленно превращена в составную часть марксистской философии.

В 1934 г. власти закрыли 29 научно-исследовательских педологических учреждений, журнал «Психотехника». Серьезный удар по общественным наукам нанесло постановление ЦК ВКП (б) «О педологических извращени­ях в системе народного образования» (1936).

В 1938 г. для «Краткого курса истории ВКП (б)» Сталин написал раздел «О диалектическом и историческом материализме», где приписал исторический материализм к сфере философского знания. Следствием явилось то обстоятель­ство, что важнейшие положения социологии стали рассматриваться только на философском, т.е. абстрактно-теоретическом уровне, а методика эмпирических исследований и сами исследования были полностью прекращены.

Со второй половины 1930-х гг. массовые опросы как особый канал, при помощи которого широкие слои общественности получили открытую инфор­мацию о своем обществе, прекратились.

На самом деле запрет касался не эмпирических исследований, а именно социологических, данные которых, как это принято в мировой практике, дол-

Рывкина Р. Социология села // Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Изд-во ИС РАН, 1998. С. 162.

жны публиковаться в открытой печати. Функцию изучения частной жизн) граждан, их мнения, образа жизни, взглядов, мировоззрения и намерени] взяли на себя секретные отделы НКВД. При партийных комитетах всех уров ней решением ЦК ВКП(б) создаются отделы партийной информации. Ис пользуя самые разные источники (сообщения информаторов-активистов сбор сведений собственными силами и с помощью НКВД—КГБ), эти отде лы регулярно готовили обобщающие записки о настроениях в среде рабочих на селе, в среде студенчества, молодежи вообще (этим занимались аппарат чики службы комсомольских комитетов), интеллигенции, в армии, в партий ных ячейках и в самих органах НКВД—КГБ. Информационные отделы парт комитетов собирали и доносили руководству объективную информацию о по литических настроениях и по широкому кругу проблем производственной i бытовой жизни всех слоев населения. По мере ужесточения политической режима они стали выполнять функцию «партийной разведки» и политичес кого сыска. «Их главная задача состояла теперь в доносительстве об антипар тийных и антисоветских настроениях, с одной стороны, а с другой — в со здании впечатления о том, что широкие массы с энтузиазмом принимаю очередные партийные решения. Между отделами информации парткомо] (начиная с районного звена и выше) и организационными отделами устанав ливалась прямая связь (часто оба отдела «курировал» один и тот же секретарь) орготдел организовывал мероприятие массовой поддержки партийных реше ний, и отдел информации обобщал в своих «записках» наблюдения с митин гов, цитировал высказывания партийцев и беспартийных, осуждающих «вра гов народа», поддерживающих стахановское движение, послевоенные «ини циативы» на местах и т.д.»⁶²

Анкетные опросы, данные переписей населения, сеть осведомителей (якобы проводивших включенное наблюдение) и другие формы закрыты: обследований использовались не ради приращения фундаментальных зна ний, а для «прикладной» цели — осуществления политического контроля Собранные по закрытым каналам данные обобщались и доводились до све­дения директивных органов. Практика ограничения социологических ис следований и запрета на открытую публикацию их результатов, продолжа­лась вплоть до начала 1990-х гг. Известный российский социолог Б.А. Гру шин в 1990-е гг. опубликовал статью под названием «Ученый Совет прр Чингисхане», в которой показал, что даже тогда, когда партийные органь разрешали и сами инициировали социологические обследования, они де­лали это преимущественно для подкрепления аргументов в пользу прово­димой политики, а вовсе не для того, чтобы использовать социологичес­кую информацию для переосмысления заданного очередным съездо\-партии курса на «дальнейшее развитие» социалистического общества. Е результате, ужесточение идеологических требований к социологии приве­ло к резкому ограничению количества исследований в стране, к созданик системы партийного контроля за всеми проводимыми исследованиями. Е ИКСИ АН СССР все опросы общественного мнения были сосредоточень в отделе прикладных социальных исследований и проводились только пс

Мансуров В., Петренко Е. Изучение общественного мнения традиции // Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Издательство Института социологии РАН, 1998

прямому указанию отделов ЦК КПСС. Данные опросов публиковались крайне ограниченно⁶³.

Превращение социологических исследований в разновидность слежки за гражданским населением в послереволюционный период наиболее ярко про­является в таких «проблемных» для советской власти сферах, как религия и идеология. Еще с 1924 г. в центральном аппарате — Агитпропе ЦК РКП(б) начали вести документальный и статистический анализ состояния религи­озности по регионам страны на основании сведений, поступавших от мест­ных партийных органов. Он дополнял сведения из предпринимавшихся вре­мя от времени исследований. Так, в 1929 г. в Москве было проведено иссле­дование среди рабочих наиболее крупных фабрик и заводов. Было роздано 12 тыс. анкет, получено обратно — 3 тыс. Неверующими среди опрошенных назвали себя 88, 8%. Эти результаты послужили основанием для вывода, будто около 90% рабочих столицы освободились от религиозного дурмана. В тех случаях, когда результаты исследований вскрывали «неблагоприятную» ре­лигиозную ситуацию, они становились достоянием архивов под грифами различной степени секретности. Как правило, в выступлениях партийно-государственных деятелей в 20—30-е гг. давались оптимистические оценки и прогнозы относительно «отхода трудящихся от религии». Партия больше­виков даже запланировала процесс поэтапного освобождения народа от ре­лигиозного дурмана. Если на начало 1920-х гг. планировался отход от рели­гии 10% населения, к концу десятилетия — 20%, то к середине 1930-х чис­ленность верующих и атеистов должна быть одинаковой⁶⁴.

Разумеется, социологи не могли превратить 2/3 горожан в атеистов, как задумали большевики. Но они могли подправить цифры и отрапортовать о выполнении плановых заданий. Это было сделать тем более легко, что, во-первых, уровень квалификации социологов после эмиграции старой профес­суры резко снизился, во-вторых, новое поколение специалистов, занимав­шихся опросами, вышли из самых низов общества, являлись малооплачива­емыми работниками, проводили исследования часто на общественных началах и, как правило, были лояльны марксизму. Они разделяли партий­ные установки о том, что религия — вредный «пережиток прошлого», сви­детельство культурной отсталости, а ее носители — политические враги. Пре­одоление религии выдвигалось в качестве одной из главных задач идейно-воспитательной работы в массах, но еще долгое время она так и не была решена. Согласно данным переписи 1937 г., проводившейся с грубейшими нарушениями (опрос не являлся анонимным), около 50% граждан СССР заявили о своей религиозности.

В 1926 г. в порядке подготовки партийного совещания по антирелигиоз­ной работе в нескольких губерниях был предпринят опрос и разработан опуб­ликованный в журнале «Антирелигиозник» (1927, № 6) «Вопросник и мето­дические указания по собиранию сведений о сектах», составленный Ф.М. Путинцевым. Опрос проводили лица, специально уполномоченные ме­стными организациями Союза безбожников. Инструкция требовала от ан-

Мансуров В., Петренко Е. Изучение общественного мнения традиции // Социология в России / Под ред. В.А. Ядова. 2-е изд.. перераб. и доп. М: Издательство Института социологии РАН, 1998. С. 578.

Гараджа В. Социология религии. Там же. С. 311.

кетера проверенных фактов и цифр. Так, в вопросе о «сектантской культур­ности» надо было проверить: «сектанты более грамотны потому ли, что они сектанты, или потому, что среди них много зажиточных; сектанты более за­житочны потому ли, что они сектанты, или же они более религиозны, пото­му что среди них больше зажиточных и кулаков»⁶⁵.

Таким образом, в условиях культа личности Сталина, с середины 1930-х гг до 1953 г., обстановка для научных социологических исследований была крайне неблагоприятной.