Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






  • Глава четвертая. Учитель соскочил с места и подбежал к Туганову, говорившему с Туберозовым:






    Учитель соскочил с места и подбежал к Туганову, говорившему с Туберозовым:

    – Извините, что вас перебью… но я все-таки… Я стою за свободу.

    – И я тоже, – ответил Туганов, снова обращаясь к протопопу.

    – Позвольте же-с мне вам кончить! – воскликнул учитель.

    Туганов обернулся в его сторону.

    – А вы знаете ли, что свобода не дается, а берется? – задал ему Варнава.

    – Ну-с!

    – Кто же ее возьмет, если новые люди скверны?

    – Ее возьмет порядок вещей.

    – И все-таки это, значит, не будет дано, а будет взято. Я прав. Это я сказал: будет взята!

    – Да ведь тебе про то же и говорят, – отозвался из-за стула дьякон Ахилла.

    – Но ведь это я сказал: будет взята!

    – А вам про что же говорят, – поддержал дьякона в качестве одномышленника Термосесов, – Пармен Семенович вам про то и говорит, – внушал Термосесов, нарочно как можно отчетливее и задушевнее произнося имя Туганова.

    – Однако мне пора, – шепнул, выходя из-за стола, Туганов и хотел выйти в залу, но был снова атакован Варнавой.

    – Позвольте еще одно слово, – приставал учитель. – Мне кажется, вам, вероятно, неприятно, что теперь все равны?

    – Нет-с, мне не нравится, что не все равны. Препотенский остановился и, переждав секунду, залепетал:

    – Ведь это факт – все должны быть равны.

    – Да ведь Пармен Семенович вам это и говорит, что все должны быть равны! – отогнал его от предводителя Термосесов с одной стороны.

    – Позвольте-с, – забегал он с другой, но здесь его не допускал Ахилла.

    – Оставь, – говорил он, – что ни скажешь – все глупость!

    – Ах, позвольте, сделайте милость, я не с вами и говорю, – отбивался Препотенский, забегая с фронта. – Я говорю – вам, верно, Англия нравится, потому что там лорды… Вам досадно и жаль, что исчезли сословные привилегии?

    – А они разве исчезли?

    – Отойди прочь, ты ничего не знаешь, – сплавлял, отталкивая Варнаву, Ахилла, но тот обежал вокруг и, снова зайдя во фронт предводителю, сказал:

    – О всяком предмете можно иметь несколько мнений.

    – Да чего же вам от меня угодно? – воскликнул, рассмеявшись, Туганов.

    – Я говорю… можно иметь разные суждения.

    – Только одно будет умное, а другое – глупое, – отвечал. Термосесов.

    – Одно будет справедливое, другое – несправедливое, – проговорил в виде примирения предводитель.

    – У бога – и у того одна правда! – внушал дьякон.

    – Между двумя точками только одна прямая линия проводится, вторую не проведете, – натверживал Термосесов.

    Препотенский вышел из себя.

    – Да это что ж? ведь этак нельзя ни о чем говорить! – вскричал он. – Я один, а вы все вместе льстите. Этак хоть кого переспоришь. А я знаю одно, что я ничего старинного не уважаю.

    – Это и есть самое старинное… Когда же у нас уважали историю?

    – Ну послушай! замолчи, дурачок, – дружественно посоветовал Варнаве Ахилла, а Бизюкина от него презрительно отвернулась. Термосесов же, устраняя его с дороги, наступил ему на ногу, отчего учитель, имевший слабость в затруднительные минуты заговариваться и ставить одно слово вместо другого, вскрикнул:

    – Ой, вы мне наступили на самую мою любимую мозоль!

    По поводу «любимой мозоли» последовал смех, а Туганов в это время уже прощался с хозяйкой.

    Зазвенели бубенцы, и шестерик свежих почтовых лошадей подкатил к крыльцу тугановскую коляску, а на пороге вытянулся рослый гайдук с английскою дорожною кисой через плечо. Наступили последние минуты, которыми мог еще воспользоваться Препотенский, чтобы себя выручить, и он вырвался из рук удерживавших его Термосесова и Ахиллы и, прыгая на своей «любимой мозоли», наскочил на предводителя и спросил.

    – Вы читали Тургенева? «Дым»… Это дворянский писатель, и у него доказано, что в России все дым: «кнута, и того сами не выдумали».

    – Да, – отвечал Туганов, – кнут, точно, позаимствовали, но зато отпуск крестьян на волю с землею сами изобрели. Укажите на это господину Тургеневу.

    – Но ведь крестьян с землей отняли у помещиков, – сказал Препотенский.

    – Отняли? неправда Государю принадлежит честь почина, а дворянству доблесть жертвы, – не вытерпел Туберозов.

    – Велено, и благородное дворянство не смело ослушаться.

    – Да оно и не желало ослушаться, – отозвался Туганов.

    – Все-таки власть отняла крестьян.

    – И власть, и время. Александр Благословенный целую жизнь мечтал освободить крестьян, но дело не шло, а у остзейских баронов и теперь не идет.

    – Потому что немцы умнее.

    Туганов рассмеялся и, протянув руку Туберозову, сказал Варнаве с легким пренебрежением.

    – Честь имею вам откланяться.

    – Ничего-с, а я все-таки буду против дворян и за естественное право.

    Беспокойство Препотенского заставило всех улыбнуться, и Туганов, будучи совсем на пути, еще приостановился и сказал ему:

    – А самая естественная форма жизни это… это жизнь вот этих лошадей, что мне подали, но их, видите, запрягают возить дворянина.

    – И еще дорогой будут кнутом наяривать, чтобы шибче, – заметил дьякон.

    – И скотов всегда бьют, – поддержал Термосесов.

    – Ну, опять все на одного! – воскликнул учитель и заключил, что он все-таки всегда будет против дворян.

    – Ну так ты, значит, смутьян, – сказал Ахилла.

    – Бездну на бездну призываешь, – отозвался Захария.

    – А вы знаете ли, что такое значит бездна бездну призывает? – огрызнулся Варнава. – Ведь это против вас: бездна бездну призывает, это – поп попа в гости зовет.

    Это всем показалось забавным, и дружный хохот залил залу.

    Один Туберозов гневно сверкнул глазами и, порывисто дернув ленту, на которой висел наперсный крест, вышел в гостиную.

    – Старик-то у вас совсем маньяк сделался, – сказал, кивнув вслед ему, Туганов.

    – И не говорите. Получит газеты и носится с ними, и вздыхает, и ни о чем хладнокровно не может рассуждать, – ответил Дарьянов.

    – Они это слышат, – тихо прошептал Ахилла.

    Савелии действительно все это слышал.

    Туганов сошел с лестницы и усаживался в коляску. Его провожали хозяева, некоторые из гостей, Варнава и протопоп. Варнава был сильно ободрен: ему казалось, что после «бездны» фонды его быстро возвысились, и он, неожиданно смело схватив за рукав Туберозова, проговорил:

    – Позвольте вас спросить: я третьего дня был в церкви и слышал, как один протопоп произнес слово «дурак». Что клир должен петь в то время, когда протопоп возглашает «дурак»?

    – Клир трижды воспевает: «учитель Препотенский», – ответил Савелий.

    При этом неожиданном ответе присутствующие с секунду были в остолбенении и вдруг разразились всеобщим бешеным хохотом. Туганов махнул рукой и уехал в самом веселом настроении духа.






    © 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
    Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
    Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.