Глава ІІ

Марианна Асташева

Люби меня ни за что

Книга

Защищено авторскими правами

Посвящается моей семье и друзьям, вдохновляющим меня

Зелен. Цвет – для исправления

(?)«Только позволь обнять тебя, прижаться к теплым рукам

и увидеть в глазах любовь.

Для счастья мне этого вполне достаточно»

І

В преддверии грядущих праздников настроение было особенно отвратительным. Да и погода словно насмехалась над грустным и тоскливым однообразием жизни Дженни, насмехалась жестоко и безжалостно. Косые струи ледяного дождя хлестали по окнам средних размеров особняка, попеременно сменяясь россыпями града и однообразными завываниями декабрьской вьюги.

Дженни безучастно смотрела перед собой, пытаясь самостоятельно подъехать на инвалидной коляске к окну. Ее ноги были скованы и недвижимы вот уже 5 месяцев, после того рокового падения. За это время многое изменилось. Эти добрые люди взяли ее к себе. Дженни была очень им благодарна. И все же… Жизнь утеряла свою былую привлекательность. Когда хотелось жить, хотелось бороться. После падения и 3- х месяцев в больнице мир девочки стал черно – белым. Ничего больше не имело смысла, не радовало, не давало сил для борьбы. Руки опустились, а душа заполнилась немым отчаянием, тяжелым и невыразимо горьким. Словно у тебя отняли твою последнюю жизненную ценность.

Скрипнула дверь. Дженни даже не повернулась. Раздались легкие, почти неслышные шаги. Девочка продолжала сидеть прямо, как статуя, не двигаясь и не оборачиваясь.

Глава ІІ

История Джейсона Роджерса началась ровно 48 лет назад, девятого января. Но тогда он был еще совсем младенцем и не знал всего того, что, по воле судьбы, ему суждено было пережить. Даже сейчас, коротая длинные, полные одиночества, дни в своей ветхой лачужке, и изредка оборачиваясь назад, на все пережитое, он до конца не верил в то, что с ним произошло. Иногда ему казалось, что это все какой то затянувшийся, мучительный сон, а иногда страшная явь вновь представала пред ним ужасной реальностью, в мельчайших деталях напоминая ему все события минувшего прошлого.

Он был не стар – всего 48 лет, но кое – где на висках уже показались пряди седых волос. Ссутулившиеся плечи и усталый, потухший взгляд темно – карих глаз говорили о тяжком бремени, которое он влачил вместе с течением своей безрадостной жизни. Его телосложение, однако, когда – то было спортивным, и это было видно даже сейчас, спустя 21 год тяжелой, страдальческой, одинокой жизни.

Укромная хижина Джейсона находилась на опушке огромного, хвойно – лиственного леса, которому, казалось, и пределов не было. Он простирался на юго – запад почти на 75 километров, взбирался на холмы, спускался в долины, широкими волнами разходился вширь, и оканчивался где – то далеко за пределами человеческого взгляда. Но Джейсона это не беспокоило, так же, как и вой голодных волков под окнами его полуразрушенной избы в холодные, темные ночи. Он давно привык ни на что не реагировать, ни положительно, ни отрицательно, поняв наконец, что в этом бренном мире нет ничего настолько важного, чтоб из – за этого стоило нарушать свой душевный покой.

Вечером, когда заходящее солнце окрасило верхушки деревьев в золотисто – розовый оттенок, Джейсон зарядил двуствольное ружье, перекинул через плечо сумку с патронами и снова ушел в лес. За 21 год лесной жизни он выучил здесь не то что все тропки, а почти каждый кустик, каждое деревце наизусть знал. Ступая размеренным неторопливым шагом по толстому ковру из опавших листьев, он привычным взглядом бывалого охотника окидывал распростершийся перед ним участок леса. Могучие деревья тут росли так густо, что кое –где приходилось протискиваться боком. Нужно было также обладать хорошим чувством ориентации и неплохой памятью, чтобы не сбиться с едва заметной среди густой растительности тропки и не заблудиться в непролазной чаще. Для кого угодно это было бы проблемой, но не для Джейсона. Здесь он мог чувствовать себя более – менее защищенным от жестокого внешнего мира, а на фоне этого преимущества все остальное казалось мелким и незначительным.

Тропинка узкой лентой вилась среди деревьев, то исчезая совсем, то вновь появляясь, то становясь совсем незаметной, то вновь на короткое время обретая четко очерченные границы. Но Джейсон двигался по ней так спокойно и уверенно, как по центральной трассе Нью – Йорка. Однако вся дичь в этот вечер куда – то попряталась, явно не желая попасть под пулю меткого охотника, который не промахивался, даже стреляя в волос на расстоянии 30 – ти метров. После двухчасовой прогулки Джейсон повернул обратно.

К своей хижине он добрался с наступлением сумерек. Холодный, влажный, тяжелый полумрак окутал опушку леса, наполнил ее множеством движущихся дрожащих теней. Джейсон поежился и, резко передернув плечами, толкнул тяжелую, разбухшую от сырости, дубовую дверь. Она с тоскливым скрипом отворилась, впустив вместе со своим владельцем поток холодного ноябрьского воздуха. Джейсон поставил ружье в угол, кинул туда же сумку с патронами. Придвинул стул к покосившемуся сосновому столу. Растопил полуразвалившуюся печь. Все – размеренно, четко, привычно. Без малейших эмоций. Ни радости, ни грусти. И вообще – ничего. Унылая, серая пустота… Безразличие. Ко всему, что его окружает или будет окружать. Кому оно нужно? Он доживет здесь остаток своей жизни, а потом… Потом освободится от всего. Уснет… и наконец –то сможет отдохнуть от всего, что мучает его душу. От всего, что грызет ее, давит, сжимает, не давая иногда даже вздохнуть. От всего того, что даже ночью не дает ему сна, не дает покоя. Отдых от этого – это все, о чем он мечтает, все, на что еще смеет надеяться.