Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






  • Сервис онлайн-записи на собственном Telegram-боте
    Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое расписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
    Для новых пользователей первый месяц бесплатно.
    Чат-бот для мастеров и специалистов, который упрощает ведение записей:
    Сам записывает клиентов и напоминает им о визите;
    Персонализирует скидки, чаевые, кэшбэк и предоплаты;
    Увеличивает доходимость и помогает больше зарабатывать;
    Начать пользоваться сервисом
  • Глава 17 Три солдата






    Когда семейство Стид со своими гостями (включая и Томаса Спенглера) сели обедать, в Итаке лил сильный дождь. Надев плащи и галоши, Бесс Маколей и Мэри Арена отправилис в телеграфную контору, чтобы отнести Гомеру поесть. Когда они проходили мимо аптеки, молодой человек, стоявший в соседнем подъезде, окинул их взглядом опытного волокиты.

    – Эй, красотка, – сказал он Бесс. – Как дела?

    Бесс сделала вид, что не слышит, и только прижалась к Мэри. Но навстречу им по улице шли три солдата. Они шли по улице и дурачились, радуясь, что получили отпуск на ночь, что кругом идет весьма достойная, но такая смешная жизнь – разыгрывается ее извечная комедия, а сверху льет веселый, освежающий ливень. Они толкали и ловили друг друга, оглашая улицу безудержным хохотом и выкрикивая прозвища, которые они дали друг другу: Толстяк, Техас и Лошадка. Когда три парня завидели Мэри и Бесс, они замерли в благоговейном молчании. Один за другим они склонились в низком поклоне. Девушкам было приятно, но они не очень хорошо понимали, что им делать, как себя вести.

     

    – Они ведь только солдаты, Бесс, – прошептала Мэри. – И им здесь так одиноко.

    – Давай остановимся, – сказала Бесс.

    Девушки остановились прямо против трех солдат.

    Тот, которого звали Толстяком, выступил вперед как официальный представитель всей компании – солдатский посланник к девушкам Итаки.

    – Дорогие дамы, – сказал он. – Мы, рядовые нашей прославленной демократической армии и ваши покорнейшие слуги, которые сегодня находятся здесь и надеются быть здесь и завтра, от души благодарим вас за ваши прелестные личики, исполненные такого совершенства и в засуху, и в дождь, каковой мы наблюдаем в текущий момент. Разрешите мне представить вам моих товарищей и ваших преданных почитателей. Вот Техас – правда, он не из Техаса, а из штата Нью-Джерси. А это Лошадка – он как раз из Техаса. Моя кличка

     

    – Толстяк, я из голодного края. И больше всего одолевает меня голод по обществу прекрасных девушек. Как вы на это смотрите?

    – Ну что же, – сказала Бесс. – Мы шли в кино.

    – В кино! – трагическим голосом воскликнул Толстяк. – А позволено ли нам, солдатам, которые сегодня здесь, а завтра там, сопровождать вас, девушки, в кино? Сегодня – день, и завтра – день, но завтра мы должны вернуться в казармы, к ужасному, но неизбежному ремеслу войны, к святой задаче уничтожения того смертоносного микроба, который тщится погубить человеческую свободу. Сегодня мы – ваши братья, заброшенные в дальние края и такие одинокие. Хотя нам и положено гордиться своим положением, нам очень тоскливо, ибо Итака – не родная наша земля. Я попал в мундир американского солдата прямо из закоулков свирепого города Чикаго, раскинутого на сладостной земле Иллинойса. Верните меня хоть мысленно в родимый мой штат и город, а братьев моих в родные им места. Будьте снисходительны к нашей униженной просьбе, ибо мы с вами одна семья, одно человечество, но, если бы не война, могли бы так никогда и не встретиться. «Сей миг – дитя благих времен…» – Солдат, которого звали Толстяком, поклонился, а потом выпрямился снова. – Каков же ваш приговор? – спросил он.

     

    – Как ты думаешь, он ненормальный? – прошептала Мэри.


    – Нет, – ответила Бесс. – Ему просто тоскливо. Давай пойдем с ними в кино.

     

    – Хорошо, но скажи ему об этом сама. Я не сумею.

    – Мы согласны, – сказала Бесс солдату.

    – Благодарю вас, милые дамы, – сказал солдат, которого звали Толстяком. – Спасибо. – Он предложил руку Бесс. – Значит, пошли?

    – Сперва мне надо отнести брату ужин, – сказала Бесс. – Он работает в телеграфной конторе. Это отнимет у нас только минутку.

    – На телеграфе? – спросил солдат по прозвищу Толстяк. – Тогда и я пошлю телеграмму. – Он спросил товарища: – А ты, Техас?

    – Сколько стоит телеграмма в Нью-Джерси?

    – Куда дешевле, чем ее будут ценить те, кто ее получит, – сказал Толстяк. Он обернулся

     

    к третьему солдату: – А ты, Лошадка?

    – Угу, – сказал солдат по прозвищу Лошадка. – Пожалуй, и я пошлю телеграмму маме, Джо и Китти. Это – моя девушка, – пояснил он Бесс.

    – Всякая девушка на свете – моя девушка, – сказал Толстяк, – но так как я не могу всем им послать телеграмму, я пошлю ее только одной-единственной. Эта одна телеграмма будет сгустком миллионов телеграмм.

    В конторе, куда вошли две девушки и три солдата, за столом стоял старый телеграфист Вилли Гроген.

    – Я – сестра Гомера, Бесс. Принесла ему ужин, – сказала Бесс и поставила коробку на конторку.

    – Здравствуйте, мисс Маколей. Гомер скоро придет. Я ему передам еду.

    – А вот эти молодые люди хотели бы послать телеграммы, – сказала Бесс.

    – Прошу вас, молодые люди. Вот вам телеграфные бланки и карандаши.

    – Сколько стоит телеграмма в Джерси-Сити? – спросил Техас.

    – Пятьдесят центов за двадцать пять слов и сверх этого небольшой налог. Адрес и подпись не оплачиваются. Телеграмма будет доставлена завтра утром.

    – Пятьдесят центов? – сказал Техас. – Не так уж страшно. – И он стал писать свою телеграмму.

    – А во сколько обойдется телеграмма в Сан-Антонио? – спросил Лошадка.

    – Наполовину дешевле, чем в Джерси-Сити. Сан-Антонио ближе к Итаке, чем Джерси Сити.

    Солдат, которого звали Толстяком, написал телеграмму и отдал ее старику. Подсчитывая слова, Гроген прочел то, что было написано.

    ЭММЕ ДАНА, ЧИКАГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ, ЧИКАГО, ИЛЛИНОЙС.

    ДОРОГАЯ, ЛЮБЛЮ, СКУЧАЮ, ДУМАЮ О ТЕБЕ ПОСТОЯННО. ПИШИ, СПАС ЗА СВИТЕР, ИЗУЧАЮ ПОЛИТЭКОНОМИЮ НА ПРАКТИКЕ, СКОРО ОТПРАВИМСЯ ФРОНТ, НЕ ЗАБУДЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ СХОДИТЬ В ЦЕРКОВЬ ЗА НАС ПОМОЛИТЬС НЕ ЖАЛУЮСЬ, ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. НОРМАН.

    Следующую телеграмму Грогену вручил Техас.

    М-СС ЭДИТ АНТОНИ, 1702, Б, ВИЛМИНГТОН-СТРИТ. ДЖЕРСИ-СИТИ, Н ДЖЕРСИ.

    ДОРОГАЯ МАМОЧКА, КАК ТЫ ПОЖИВАЕШЬ? Я ЖИВУ ХОРОШО. ПОЛУЧ ТВОЕ ПИСЬМО И ЯЩИК С ФИНИКАМИ, СПАСИБО. НЕ ВОЛНУЙСЯ, ПРОЩ ЛЮБЯЩИЙ ТЕБЯ БЕРНАРД.


    И последним отдал свою телеграмму солдат по прозвищу Лошадка.

     

    М-СС ГАРВЕЙ ГИЛФОРД, БУЛЬВАР СЭНДИФОРД, 211, САН-АНТОНИО, ТЕХАС. ПРИВЕТ, МАМОЧКА. ШЛЮ ТЕБЕ ПОКЛОН ИЗ ИТАКИ В СОЛНЕЧ

    КАЛИФОРНИИ, ОДНАКО ТУТ ЛЬЕТ ДОЖДЬ, ХА-ХА. ПЕРЕДАЙ ПРИВЕТ ВСЕМ-В СКАЖИ ДЖО, ПУСТЬ БЕРЕТ МОЕ РУЖЬЕ С ПАТРОНАМИ, НЕ ЗАБУДЬ НАПИС КВЕНТИН.

    Солдаты с девушками ушли, а мистер Гроген сел к своему столу и стал передавать телеграммы.

     

    Когда трое солдат и две девушки пробирались к своим местам в кинотеатре «Синема», на экране показывали премьер-министра Англии мистера Уинстона Черчилля, который выступал в канадском парламенте в 1942 году от Рождества Христова. Пока молодые люди усаживались, мистер Черчилль успел сделать по меньшей мере три заявления, которые вызвали восторг как в канадском парламенте, так и в зрительном зале кинотеатра «Синема» города Итаки. Солдат, которого звали Толстяком, нагнулся к Бесс Маколей.

     

    – Вот, – шепнул он, – один из величайших людей нашего времени. И вдобавок – великий американец.

    – А я думал, что Черчилль англичанин, – заметил Лошадка.

    – Очень может быть, но он все равно американец. Отныне всех стоящих людей мы будем считать американцами. – Он придвинулся чуточку ближе к своей соседке с другой стороны – Мэри Арене. – Большое спасибо за то, что вы взяли нас в кино. Куда приятнее жить, когда рядом девушки. Они и пахнут лучше, чем солдаты.

    – Мы все равно шли в кино, – сказала Мэри.

    В кадрах кинохроники появился президент Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт; он обращался по радио к населению страны из своего дома. Говорил он, как обычно: с патетикой и юмором. Пятеро молодых людей слушали его внимательно, и зрители единодушно зааплодировали, когда речь кончилась.

    – А это – самый великий из великих, – сказал солдат по прозвищу Лошадка.

    В этот миг на экране появился американский флаг, и кое-кто в зале захлопал.

    – А вот, – сказал Техас, – самый великий флаг в мире.

    – Странная вещь, – обратился к Бесс солдат, прозванный Толстяком, – но родину начинаешь по-настоящему любить, только когда ей тяжело, в другое время принимаешь ее как должное – вроде папы и мамы.

    – Каждый раз, когда я вижу наш флаг, у меня подступает комок к горлу, – сказала Бесс. – Раньше он заставлял меня думать о Вашингтоне и Линкольне, а теперь – о брате Маркусе. Он тоже солдат.

    – Значит, и у вас брат в армии? – сказал Толстяк.

    – Да. Последнее письмо от Маркуса было откуда-то из Северной Каролины.

    – Мне кажется, – сказал Толстяк, – что флаг заставляет каждого из нас думать о самом дорогом. Меня, например, о Чикаго – а это вмещает в себя и хорошее, и плохое. Семью, любимую девушку – это хорошее. А вот трущобы и политические махинации – это плохое, но, что поделаешь, тоже мое. Когда-нибудь мы уничтожим и трущобы, и махинации.

     

    – В Итаке, по-моему, нет трущоб, – сказала Бесс, – но есть бедняки. Наверно, и у нас в городе есть свои заправилы, но какая уж у нас политика? Да наша семья и не очень интересуется такими вещами. Мы любим музыку. Держу пари, что Маркус где-нибудь сейчас


    наигрывает на аккордеоне.

     

    Брат ее Маркус в это время сидел у стойки в кабаке «Пикирующий бомбардировщик» в маленьком городке Северной Каролины. С ним были его друг Тоби Джордж и еще три солдата. Маркус наигрывал песню под названием «Мечта», а Тоби пел. Двое солдат танцевали с девушками, похожими на Мэри и Бесс. Тоби допел песню, уселся рядом с Маркусом и попросил его еще немножко порассказать про Итаку и семью Маколей.

     

    В тот миг, когда Маркус Маколей начал рассказывать своему другу об Итаке, Томас Спенглер и Диана Стид вошли в зал кинотеатра «Синема»; на экране рекламировали очередной фильм, а когда они уселись на свои места, по экрану вместо кадров поползли надписи. В титрах указывалось название картины и имена тех людей, которые ее сделали. Мелькало множество слов, отдавалась дань работе множества людей.

     

    И, сопровождая эту хвалу, раздавалась торжественная и совсем неуместная для такой цели музыка, специально сочиненная на этот случай.

    Спенглер и Диана сели совсем близко к экрану, в третьем ряду. На десять рядов ближе, чем Бесс, Мэри и трое солдат. Места их были в самой середине ряда, который, кроме них, занимали одни мальчишки. На экране появилась чисто вымытая, крытая линолеумом приемная госпиталя. Из громкоговорителя в углу послышался резкий голос желчной медсестры, который настойчиво звал.

    – Доктор Кевенна! – кричала она. – В операционную! Доктор Кевенна! В операционную!

    Стоило Томасу Спенглеру услышать эти слова, как он тотчас вскочил на ноги. Он немножко выпил, вечер прошел для него не без приятности и должен был сыграть важную роль в его жизни; сегодня ему пришлось немало претерпеть, но сейчас все это было уже позади; поэтому ему не было нужды вести себя не так, как вели себя их юные соседи по ряду.

     

    – Го-го! – сказал он. – Не та картина, что надо! – Он взял Диану за руку. – Пойдем отсюда.

    – Но, милый, картина ведь еще не кончилась! – прошептала девушка.

    Спенглер потащил ее за собой.

    – Для меня она уже кончилась, – сказал он. – Пойдем. – Они проходили мимо маленького мальчика, который смотрел на экран словно завороженный. – А тебя возьмут живым на небо! – сказал Спенглер мальчику и заторопил Диану: – Пойдем, пойдем скорее, ты ему заслоняешь экран.

    – Но, милый, – сказала Диана, – картина только еще начинается!

    Мальчик спросил у Спенглера:

    – Что вы сказали, сэр?

    – На небо! На небо! – сказал Спенглер. – Говорю, что тебя возьмут туда живым. Мальчик не был уверен в том, что он понял Спенглера.

    – А который час? – спросил он.

    – Не знаю, – ответил Спенглер. – Но еще рано.

    – Конечно, сэр, – согласился мальчик.

    Спенглер и девушка пробирались между рядами зрителей.

    – Мы пойдем в бар Корбета, – сказал Спенглер. – Немножко выпьем, послушаем пианолу, а потом ты сможешь отправиться домой. – Глядя на экран, он стал выходить из зала.

    – Ты только посмотри на доктора Кевенну, – сказал он. – Сейчас он пустит в ход эти


    щипцы. И наверно, по ошибке выдернет здоровый зуб. Погляди на него!

     

    В фойе кинотеатра девушка перестала огорчаться, что они ушли с самого начала картины.

    – Ты меня любишь, да? – спросила она Спенглера. – Ну конечно да. Сам знаешь, что любишь.

    – Люблю? – очень громко переспросил Спенглер. – А как же? Разве я не повел тебя в кино?

    Они вышли на улицу и заспешили к Корбету, прижимаясь поближе к зданиям, чтобы укрыться от дождя.







    © 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
    Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
    Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.