Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 8. Следующий час они провели смеясь над глупыми планами и попивая вино.






Следующий час они провели смеясь над глупыми планами и попивая вино.

— Кажется, шампанское ударило мне в голову, — сообщила Дебора, мужественно сражаясь с завязками шляпки. — Эта лента просто отказывается мне подчиняться.

— Позвольте, я помогу.

— Разумеется, не позволю. Джентльмены не завязывают дамам ленты.

— Верно, гораздо чаще они их развязывают. — Эллиот вытащил из рук Деборы смятые полоски атласа. Ему и в голову не приходило, что полбутылки шампанского может так на нее подействовать, но результат его удивил и очаровал.

— И часто вы развязывали дамские ленты? — Дебора схватила его за руку, совершенно испортив его поклон.

— Джентльмены такие вещи не обсуждают.

— Вы шпион и взломщик, а это должно исключать вас из джентльменов. — Она наморщила лоб. — Но вы тем не менее джентльмен. Как странно. Значит, вы знали много красивых женщин?

— Много.

— И пили с ними посреди дня шампанское?

У Эллиота перед глазами тут же возникла сцена: он, голый, растянулся на атласных розовых простынях. Он их ненавидел. Хотя и под угрозой смерти не смог бы вспомнить, чьи они.

— Вы этим занимались! — с негодованием воскликнула Дебора.

Несмотря на выпитое шампанское, ее взгляд оставался очень даже трезвым. Она поймет, если он скажет неправду.

— Верно, — с озорной улыбкой признал Эллиот, — но никогда не был при этом настолько одет. — Он поправил Деборе шляпку. — Вы, мадам, удостоились этой чести первой, — сказал он, целуя ее в кончик носа. — Хотя, если пожелаете, я буду счастлив разоблачить нас обоих и приказать принести еще бутылку.

— О боже! Ваши слова так…

— Возмутительны? Шокирующи? Скандальны?

— Я хотела сказать «восхитительны», — вывернулась Дебора, — но поскольку вы, похоже, имели в виду другое, я не стану ловить вас на слове.

Эллиот на секунду лишился дара речи. Но затем увидел в ее глазах веселые искорки.

— Вы настоящая распутница, знаете это?

От хрипловатых, истинно мужских ноток в его голосе Дебора почти задрожала. И ощутила, как в ней просыпается женщина.

Ее улыбка дрогнула от нахлынувшей волны жара. Сердце бешено забилось, во рту пересохло. Она снова хотела поцелуя. Она хотела его. Так хотела, что протянула руку, желая прикоснуться.

— Эллиот.

Он перестал смеяться и поймал ее за руку. Она увидела по его глазам, что он испытывает то же самое, и сила его желания привела ее в чувство. Слишком большая сила.

— Думаю, мне пора возвращаться домой.

Эллиот заколебался. Они держали друг друга за руки, переплетя пальцы. Потом он кивнул:

— Вероятно, вы правы. — Он позвонил в колокольчик, приказал слуге вызвать экипаж, потом забрал с диванчика перчатки Деборы и помог ей их застегнуть. — Завтра я зайду к вам.

— Да.

— Дебора. — Эллиот приподнял ее за подбородок, не давая ей отвести взгляд. — Полностью ли мы одеты или обнажены, как в день своего рождения, вы единственная женщина, с которой я хочу пить шампанское средь бела дня. Или ночи, если это имеет значение. Я клянусь.

— О!

— Вот именно. — Он с облегчением увидел, что она снова улыбается.

Совершенно очарованный, он поцеловал ее. Потом снова поправил шляпку. Он бы поцеловал ее еще раз, если бы не появился слуга с сообщением, что карета подана.

 

— Думаю, стоит начать со Спиталфилдсской амбулатории, — сообщил Эллиот и протянул руку Деборе, помогая забраться в экипаж. Затем поднял поводья и пустил лошадей хорошей рысью. В это время дня на улицах было еще свободно, утренние посыльные уже закончили свою работу, а час покупателей еще не наступил. — Как сегодня ваша голова?

— Намного яснее, спасибо, — чопорно ответила Дебора. Она смотрела прямо перед собой.

— Вам совсем не из-за чего так смущаться.

— По дороге домой я так икала. Мне двадцать восемь, и в моем возрасте это совершенно неприлично. Просто унизительно.

— А наклюкавшись, вы выглядели совершенно очаровательно.

— Я не наклюкалась! — негодующе воскликнула Дебора. — Может, слегка под градусом, но не в стельку же, — добавила она с шаловливой улыбкой.

Эллиот громко фыркнул от смеха.

— Дьявол, откуда вы набрались таких слов?

Дебора хихикнула.

— У меня свои источники, — заявила она и для пущей таинственности постучала себе по носу.

— Туше!

Сегодня на ней было старое платье, когда-то синее, но теперь поблекшее от многократных стирок. Поверх прочная серая накидка, на голове простая шляпка без изысков. Практично и приличествует случаю. Эллиот с облегчением осознал, что ее настроение не настолько мрачно, как одеяние. Острый, веселый язычок Деборы не уступал его собственному. Он с удовольствием заметил, что тени у нее под глазами почти исчезли. Ему доставляло радость чувствовать ее рядом. И дело не только в самой близости, хотя, заворачивая за угол, они задевали друг друга плечами и одеждой. Дело в ней самой, в какой-то ее сущности. И ему это по душе.

Они проехали городские дома и двинулись на запад, к шумному Клеркенвеллу. Дебора донимала Эллиота вопросами и что-то царапала серебряным карандашом в книжечке, извлеченной из кармана платья.

После Мурфилдса, где стартовал воздушный шар синьора Линарди, Дебору лишь ненадолго отвлек внушительный фасад бедламской больницы, и она снова вернулась к своим расспросам. Эллиот с удивлением заметил, что вопросы записаны в книжечку, и она ставит рядом с ними отметки.

— Вы ничего не упускаете, — сказал он. — Такая обстоятельность впечатлила бы и сыщиков с Боу-стрит.

— Я просто хочу проработать все как можно лучше. Вы надо мной смеетесь?

— Нет, на самом деле. Я очень впечатлен.

— Я знаю, как это важно.

— Для нас обоих, — добавил Эллиот.

Они миновали каретную стоянку Бишопсгейт и уже приближались к Спиталфилдсу. Коляска была скорее изящной, чем модной, а лошади хотя и хорошо подобранные, но не самые лучшие, тем не менее их появление вызывало живейший интерес прохожих.

— Этот город и главенствует по производству шелка, но основная часть работы идет в предместьях. Там можно найти работников подешевле и большее пространство для станков. Вы не поверите, какая здесь была разруха. Правда, процветают они совсем недавно.

Дебора словно попала в другой мир. На них таращились грязные, бедно одетые дети, до такой степени исхудавшие, что глаза на личиках казались неестественно огромными. Вонючие сточные канавы, где искали себе пропитание собаки, кошки и поистине громадные крысы. Сквозь открытую дверь хлопковой фабрики слышались чьи-то хриплые вопли. На дороге изредка попадались лошади, но гораздо больше ручных тележек. Кланявшиеся им мужчины были одеты не лучше и не чище детей. От самого Бишопсгейта исходило такое зловоние, что разъедало глаза. В воздухе висела густая вонючая взвесь. Улицы, дома и люди выглядели посеревшими, лишенными всех красок, словно погруженными в свою несчастную жизнь. Потрясенная, но ни капельки не испуганная Дебора убрала книжечку и подвинулась поближе к Эллиоту. Они обогнули самые ужасные кварталы.

— Мало кому из ткачей удается отсюда вырваться, — сказал Эллиот, когда они проезжали мимо Дорсет-стрит. — Очень многие солдаты в итоге оказались в таких местах. Если повезет, они спят в комнатах, где кишат крысы, если нет — под открытым небом. Здесь еще не так плохо, как рядом с Христовой церковью. По крайней мере вода чистая, но при этом часто свирепствуют тиф с холерой. — Эллиот остановился перед огромным домом, который выглядел получше остальных. — Он принадлежит торговцу шелком, что позажиточней.

Пока Эллиот торговался с предприимчивым мальчишкой насчет охраны экипажа, Дебора получше оглядела здание. Приятный глазу, но простой дом из красного кирпича с восемью окнами на первом этаже и девятью на втором. Точно посредине входная дверь. В пологой крыше цепочка слуховых окон. Невысокие полукруглые ступени ведут к простой черной двери, обрамленной двумя дорическими колоннами. Над ними нависает фронтон с головой лебедя и девизом.

— Nil desperandum, — прочитала она. — «Никогда не отчаивайся».

Она посмотрела на блестящие окна, до блеска натертые медные ручки и девственно белые ступени — абсолютный контраст с тем, что она только недавно видела на улицах.

— Здесь все сияет от чистоты, что это за место?

Эллиот постучал в дверь.

— Во время войны здесь помещался военный госпиталь. После Ватерлоо его закрыли, хотя многие пациенты еще нуждались во врачебной помощи — чтобы раны после ампутации зажили правильно, нужны месяцы лечения, а иногда и больше, если есть пролежни. После Испании и Португалии многие солдаты страдали от повторяющихся лихорадок, а некоторые… война — жестокая штука, Дебора. Некоторым война повредила разум. И эти бедняги закончили в Бедламе и подобных ему больницах.

Дверь открыл человек средних лет в простой черной ливрее. Часть левой ноги ему заменял протез, но держался он очень прямо. При виде Эллиота он тут же вытянулся по струнке и отдал честь:

— Майор Марчмонт.

— Рад вас видеть, сержант Лайл. А это…

— Миссис Нэпьер, — поспешно представилась Дебора. — Здравствуйте.

— Миссис Нэпьер интересно посмотреть, чем вы занимаетесь, Лайл. Я хочу провести для нее небольшую экскурсию.

— Конечно, сэр. Если я чем-то смогу помочь, вы только позовите. И я прослежу за вашим экипажем, — пообещал старый солдат и многозначительно посмотрел на мальчишку, что держал поводья.

— Лайл провел в армии двадцать лет. Он служил под моим началом в Испании. И он тоже знал Генри, так что вы можете с ним поговорить, если захотите, — пояснил Эллиот и вместе с Деборой двинулся в глубину холла.

Он толкнул тяжелую, обитую зеленым сукном дверь, и на них тут же обрушилась лавина звуков. Дебора в изумлении замерла на пороге. Они оказались в огромной комнате, почти во всю длину дома. Яркий утренний свет бил в окна с трех сторон и освещал грохочущий цех.

— Большинство этих людей хочет работать, как бы пресса ни старалась убедить нас в обратном. — Эллиот повысил голос, перекрикивая какофонию. — Потерявшим руку или ногу почти невозможно найти работу, у них нет возможности купить протезы или инвалидные кресла. Для тех, кому они больше всего нужны, это баснословно дорого.

— И вы устроили здесь мастерскую, чтобы обеспечить бывших солдат всем необходимым, — догадалась Дебора, с благоговением оглядываясь вокруг. — А кто лучше других сможет делать вещи, как не те, кому они необходимы? — добавила она, заметив то, на что сначала не обратила внимание. У всех рабочих недоставало руки или ноги. — Можно мне подойти поближе?

— Конечно, но я предоставлю капитану Симингтону вам все показать, раз уж он на вахте. Как живете, Джордж?

Симингтон усмехнулся и стукнул Эллиота кулаком по плечу.

— А я все думал, чего это мы уже давненько не видели вашу постную рожу, — сказал он и посмотрел на Дебору.

— Это миссис Нэпьер. Она интересуется вашей работой, — сурово сказал Эллиот.

— Как поживаете, мэм? — Старый вояка отвесил поклон.

— Приятно познакомиться, капитан Симингтон, — произнесла Дебора и неуверенно замерла, не понимая, надо ли протягивать ему руку, — правый его рукав болтался пустой. Однако тот заметил ее неловкость и естественным движением протянул левую.

— Вы можете предоставить миссис Нэпьер мне, — сообщил капитан Эллиоту. — У нас не часто бывают такие очаровательные гостьи, а уж от вас так вообще впервые. Идите, оставьте нас одних, и это приказ. А я могу вам приказывать, если помните. Я не ниже вас по званию.

— Дебора?

— Все будет в порядке.

Подозревая мотивы Джорджа, он не слишком хотел оставлять их наедине, но если бы он озвучил свои сомнения, это повлекло слишком неудобные вопросы. Этот повеса уже опирался на руку Деборы. Эллиот подался вперед, но так и не смог услышать, что тот ей говорит. А она улыбалась ему и даже смеялась, черт подери! Надо было ее предупредить.

Эллиот выдохнул и разжал кулаки. Ну что с ней может случиться на фабрике, где полно мужчин? Воображение сразу же подсказало несколько вариантов, и у него снова сжались кулаки. Эллиот снова расслабил пальцы. Джордж защитит Дебору от назойливого внимания, а если он сам будет докучать ей, Эллиот о нем позаботится! Черт возьми, он делает из мухи слона. Джордж, конечно, бабник, но, кроме того, джентльмен и соответственно себя ведет. Он наверняка понимает, что Дебора не… что она… что она не…

Эллиот еще раз выдохнул. На противоположной стороне комнаты Дебора увернулась от Джорджа и стала осматривать новенькие кресла на колесах. Успокоенный — или, во всяком случае, убедивший себя, что нет никакой опасности — Эллиот отправился на поиски сержанта Лайла.

— Это настоящее чудо техники, — хвастался капитан Симингтон. — Попробуйте сами.

Дебора осторожно села в подвижное кресло. К ее удивлению, оно оказалось очень удобным, с мягким кожаным сиденьем и ступенькой для ног. Хотя расправить юбки в узком пространстве ей было немного затруднительно.

— Смотрите, этими двумя большими колесами можно управлять, только надо чуть-чуть попрактиковаться, а вот это небольшое колесо сзади дает устойчивость и позволяет самостоятельно разворачиваться.

Дебора попыталась было на нем поехать, но деревянные колеса даже не сдвинулись. Капитан Симингтон обошел кресло и взялся сзади за ручку.

— Вы давно знаете Эллиота? — поинтересовался он.

Кресло поехало, и Дебора вцепилась в подлокотники. Такой способ передвижения ее донельзя нервировал.

— Уже какое-то время.

— И как вы с ним познакомились?

— Мы с ним занимались одним деловым предприятием, — ответила она так же, как отвечала на вопрос Лиззи.

— А чем занимается ваш муж, миссис Нэпьер?

— Мой муж умер.

— О.

— Я не вижу вашего лица, капитан Симингтон, но я сильно подозреваю, что вы имели в виду этим «о».

Тот подвез кресло обратно к рабочей скамье и помог Деборе подняться на ноги.

— Вы правы, миссис Нэпьер, мне очень любопытно, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — С тех пор как мы вернулись в Англию, я ни разу не видел Эллиота с женщиной. Не считая, конечно, его грозной сестры. — Капитан нахмурился. — Он хороший человек. Я очень уважаю его. Эта мастерская целиком его идея. И хотя деньги поступают от неизвестных благотворителей, именно его активность и твердость решили дело. Он чувствует вину за то, что вернулся целым и невредимым. Я говорил ему, что это свойственно всем, кто вернулся, но вы ведь знаете Эллиота. Он считает, что должен принять на себя основную ношу. Он говорил вам о…

— Генри? Да-да, он рассказывал.

— Когда Генри привезли в полевой госпиталь, я как раз там лежал. Я потерял руку в том сражении. В какой-то момент я даже думал, что Эллиот может сам пойти за ним в горы — полное безумие, не говоря уже о том, что он едва ли смог бы в одиночку донести Генри до лагеря. Он просто обезумел от гнева. А когда Генри умер, он почти перестал разговаривать. Бродил, как живой труп.

— Я хочу написать о Генри. Вот почему я здесь.

— О чем вы?

Они медленно двинулись по цеху, и Дебора стала рассказывать свою задумку, прерываясь лишь для того, чтобы восхититься мастерски изготовленными протезами и другими приспособлениями. Здесь была масса новых и старых изобретений, придуманных бывшими военными, чтобы обрести хотя бы какую-то независимость.

— Как думаете, это сработает? — спросила она, когда они закончили осматривать учебный класс на втором этаже.

Джордж Симингтон покачал головой:

— Понятия не имею, но мысль, безусловно, очень необычная. Можно я задам вам вопрос, почему вы это делаете?

— Я хочу помочь.

— Да, но такого просто не может быть. С вашего позволения, вы взяли на себя большие обязательства, наверняка у вас есть какая-то личная причина.

За последний час Дебора немного расслабилась, но пристальный взгляд красавчика капитана снова заставил ее спрятаться за привычной личиной.

— Желание помочь вполне достойная причина для серьезного обязательства. Мне не нужно другой, — сказала она.

Симингтон вспыхнул от ее высокомерного взгляда, такая перемена его озадачила.

— Я отведу вас к Эллиоту. Хотя он уже здесь. — Капитан с облегчением заметил, что майор ожидает их у подножия лестницы. Он отвесил ей официальный поклон и холодно попрощался.

— Что вы ему сказали? — удивленно спросил Эллиот. Увидев, что его друг быстро ретировался, он испытал облегчение.

— Понятия не имею, — беззаботно ответила Дебора. — Может, я замучила его вопросами. — Она постучала серебряным карандашом по книжечке. — И у меня еще много осталось. Может, мы еще успеем посетить амбулаторию?

— Это не слишком приятное зрелище.

— Я этого и не жду, но как я могу рассказать другим то, чего сама не видела?

— Разве писатели не этим занимаются, подключая воображение?

— Я много раз его подключала, уж вы мне поверьте, — сказала Дебора, думая о Белле Донне. — Но есть вещи, которые лучше не оставлять на откуп воображению.

— Такие, как кража со взломом?

— И уход за больными.

— Ну хорошо. Если вы уверены, что хотите этого, — сказал Эллиот.

— Я уверена, — ответила Дебора и взяла его за руку.

* * *

Амбулатория занимала второй этаж и мансарду главного дома, там стояли кровати для тяжелых больных. И хотя лечились в ней большей частью ветераны и их родственники, лечебница быстро стала неотъемлемой частью спиталфилдсского общества. Здесь никому не отказывали.

Спустя час Дебору уже шатало от новых сведений и переживаний. Спускаясь по главной лестнице, она тяжело опиралась на руку Эллиота.

— Извините, я немного устала.

На дрожащих ногах шагнула на мраморный пол, сразу поскользнулась и чуть не упала. Эллиот успел вовремя ее подхватить.

— Вы сегодня что-нибудь ели?

— Я забыла. Я так волновалась перед поездкой.

— А вчера вечером?

— Вернувшись от вас, я сразу легла спать. — Она схватилась за изящные кованые перила. — Со мной все хорошо. Только, если можно, стакан воды.

— Вы не будете здесь ничего пить. — Она была смертельно бледна. Эллиот глянул на карманные часы. Уже больше трех часов, а она со вчерашнего дня ничего не ела. Он беззвучно выругался. — Вы что, хотите присоединиться к тем, кто наверху? — прорычал он, подхватывая ее на руки.

— Эллиот, поставьте меня на землю. Я вполне способна идти сама.

— Я знаю. Вам двадцать восемь, и, как предполагается, вполне достаточно, чтобы делать это без посторонней помощи, — сказал он, игнорируя ее протесты. — Но поскольку вы явно неспособны себя накормить, я не могу доверить вам и самостоятельные передвижения. Перестаньте сопротивляться и обнимите меня рукой за шею, тогда мы с вами поладим. Лайл, мой экипаж еще на ходу?

— На ходу, майор. Вам нужна помощь с миссис Нэпьер? — с усмешкой поинтересовался сержант.

— Не думаю. Прощайтесь, Дебора, — приказал он и, понизив голос, чтобы слышала только она, добавил: — Я обожаю, когда вы так извиваетесь, но предпочитаю, чтобы вы подождали, пока мы останемся наедине.

Дебора вспыхнула и наградила его испепеляющим взглядом.

— До свидания, сержант Лайл. Спасибо вам за гостеприимство. Надеюсь, в следующий раз вы уделите мне немного времени. Мне очень интересно узнать, где вы побывали и что видели. К сожалению, сейчас моя свобода сильно ограничена, иначе я бы могла послушать прямо сейчас, — натянуто сказала она.

— Думаю, майору Марчмонту виднее, мэм. — Лайл не удержался и фыркнул от смеха.

 

— Это было унизительно, — заявила Дебора. Она отобрала у него плед и собственноручно укутала ноги.

— Упасть в обморок было бы еще хуже.

— Со мной не бывает обмороков.

— Судя по виду, вы были чертовски близки к тому, чтобы потерять сознание.

Эллиот кинул малолетнему «груму» шестипенсовик, а остальной шпане — горсть медяков. Мальчишки одобрительно закричали.

— Вы совершенно о себе не заботитесь, — сказал он, понукая упряжку.

— Я вполне способна…

— Дебора.

Она скрестила руки на груди:

— Что?

— Почему бы вам не отдохнуть? Я о вас позабочусь.

— Я не нуждаюсь в вашей заботе.

— Нуждаетесь. А кроме того, я этого хочу. Вы позволите?

Дебора внезапно ощутила, что ее душат слезы. По щеке тут же скатилась слезинка, и она стерла ее перчаткой.

— Извините. Наверное, мне действительно следует поесть. — По щеке скатилась другая слеза, и еще одна. Дебора отвернулась, отчаянно пытаясь обрести самообладание. Надеялась, что Эллиот ничего не заметил. Украдкой посмотрела на него и натолкнулась на его взгляд. Он, конечно, заметил ее слезы. — Извините, — повторила она.

Эллиот покопался в кармане и вытащил большой чистый платок.

— Перестаньте извиняться, вы ни в чем не виноваты. Это моя вина. Посещение амбулатории слишком сильно на вас подействовало. Я не должен был вас туда приводить.

— Я сама настояла. — Дебора вытерла платком слезы. Она видела его напряженное лицо, сведенные брови. Шрам на лбу побелел. Она уже достаточно его знала, чтобы понимать, он сердится не на нее — на себя. Чувство вины заставило ее сделать признание, о котором предпочла бы никому не рассказывать. — Дело не в амбулатории. Просто никто раньше не предлагал обо мне позаботиться. От этого я стала такой жалкой.

— Не хочу слышать, что вы так о себе говорите, — резко сказал Эллиот. — Вы далеки от того, чтобы называться жалкой.

— Извините.

— И перестаньте без конца извиняться.

— Извините. Я имела в виду, мне жаль. — Дебора сумела слабо улыбнуться. — Я обещаю, как только вернусь домой, сразу чего-нибудь поем.

— Вы пока едете не домой. Я везу вас ужинать.

— Я не одета для выхода в свет.

— Для ужина еще рановато, да я и не предлагаю вам посетить какое-то модное заведение. В Холборне есть отличный постоялый двор «Старый колокол», там превосходно кормят. Нет-нет, даже не пытайтесь протестовать. Вы в состоянии разве что схватиться за поводья, но это не поможет, так что не тратьте лишних слов и позвольте мне сосредоточиться на дороге. Как ни больно признавать, но мое умение править экипажем всегда подвергается в Лондоне серьезному испытанию. Слишком много разнообразного транспорта. И членства в клубе «Запряженная четверка» мне не видать как своих ушей.

— По-моему, вы скромничаете. Править запряженной двойкой дело тоже совсем не легкое. Хотя, должна признать, не представляю вас в сине-желтом жилете, не говоря уже о шейном платке в горошек.

— О нет, я тоже не представляю. Откуда вам известно, что носят члены «Запряженной четверки»?

— Джереми принадлежал к ним, — коротко ответила Дебора. — Лошади были его страстью. Одна из немногих позиций, где мы имели что-то общее. — Она пожевала нижнюю губу. — Даже, можно сказать, единственная.

Она надолго замолчала, взгляд снова потускнел, лицо побледнело. Эллиот молчал, его переполняли гнев и сострадание. Он сжимал поводья с такой силой, что лошади сбились с шага, и ему понадобилось несколько минут, чтобы их выправить. Потом посмотрел на Дебору и увидел, что она смежила веки.

Она спала до самого постоялого двора. Экипаж остановился. Дебора заморгала и с удивлением огляделась:

— Мы уже на месте?

И с радостью приняла его руку, на дрожащих ногах вышла из экипажа. Слуги тут же увезли коляску к конюшням.

Постоялый двор оказался большим, явно бывшая таверна. К главному зданию с торца было пристроено двухэтажное крыло, а к нему под прямым углом еще одно, трехэтажное. Все три здания на уровне первого этажа соединялись ненадежными на вид галереями.

Эллиот подтолкнул Дебору к открытой двери главного здания. Там их уже поджидал хозяин в белоснежном переднике.

— Нам нужна отдельная комната, кроме того, леди желает освежиться, — сообщил Эллиот. — И ужин, чем скорее, тем лучше.

— Конечно, сэр. С вашего позволения, вы прибыли как раз вовремя, бристольская почтовая карета как раз уехала. У меня есть превосходная комната в глубине дома, подальше от шумного бара. — Хозяин щелкнул пальцами и приказал служанке проводить леди наверх и принести кувшин горячей воды, а сам повел Эллиота в небольшую гостиную, где вовсю пылал огонь в камине.

Через четверть часа к Эллиоту присоединилась Дебора. Ужин ожидал на столе, оловянные тарелки, кувшин кларета и ломти свежего, еще теплого хлеба.

— Мне уже намного лучше, но вы правы, я очень голодна.

— Есть белый суп[8] и запеченная оленья нога, которую, как мне представляется, вы предпочтете тушеной баранине. Хотя я не был уверен и потому заказал еще карпа, на случай, если вы пожелаете рыбы. Кроме того, есть спаржа, бобы и немного грибных лепешек, правда, они и не слишком подходят на десерт. Но здесь подают стилтон, прекрасный, по уверению хозяина, голубой сыр и…

— Остановитесь, — Дебора засмеялась, — вам же не армию надо накормить. Все замечательно, и намного лучше, чем пустой хлеб и мышеловка, которые только и водятся на моей кухне, — добавила она, тронутая его заботой. — У меня уже текут слюнки.

Она села за стол и отпила вина. Еда оказалась превосходной, Эллиот, как радушный хозяин, постоянно подкладывал ей самые сочные кусочки, отвлекая внимание остроумными анекдотами о походной пище. В итоге Дебора отведала всех блюд без исключения и съела значительно больше обычного.

На десерт хозяин предложил головку стилтона с айвовым желе и прекрасный портвейн, но Деборе пришлось отказаться. Стали спускаться сумерки. Едва за хозяином закрылась дверь, как загудел рожок, это прибыл вечерний дилижанс. Судя по шуму, слуги выбежали ему навстречу.

— Благодарю вас. — Дебора удовлетворенно вздохнула. — Все было очень вкусно.

Служанка закончила убирать со стола и зажгла свечи. Их крошечные отражения поблескивали в рельефном окне над обеденным столом. Очень уютно. По-домашнему.

Они с Джереми никогда не сидели вот так вдвоем. Когда принесли портвейн, Дебора восприняла это как сигнал выходить из-за стола, хотя они и были одни. Разомлевшая от вина и еды, она подперла рукой подбородок.

— В Кинсейл-Мэнор обеденный стол рассчитан на двадцать четыре персоны, — сказала она, наполовину обращаясь к самой себе. — Он такой древний, что даже не раскладывается. Джереми был очень требователен к соблюдению этикета. Настаивал, чтобы мы садились на противоположных концах, даже если бывали одни. Я уже и забыла, как он обожал помпезность и церемонии. А посреди стола ставилась высоченная ваза, семейная реликвия, ужасно уродливая, и разговаривать становилось совершенно невозможно. Однажды я переставила ее вбок, но Джереми сразу вернул назад. Он не переносил, чтобы в его драгоценном доме что-то менялось. Очень странно, поскольку он совершенно спокойно смотрел, как дом ветшает и разваливается на части. После его смерти я даже думала, не делал ли он это намеренно. Наказывал себя. Он и к своему саморазрушению относился с тем же спокойствием.

Рассеянный взгляд Деборы, казалось, устремился в прошлое, но впервые со времени их знакомства она говорила задумчиво, а не обеспокоенно. Эллиот потягивал портвейн и смотрел, как меняется выражение ее лица. Он чувствовал: одно неосторожное движение, и все рухнет.

Подпирая одной рукой щеку, другой Дебора взяла нож и стала нарезать кубиками айвовое желе, что осталось нетронутым на тарелке.

— Ему было все равно, что мы едим, главное, чтобы подавали с соответствующим величием. Кухни располагались далеко от столовой, и мы почти всегда получали блюда уже холодными. Я пыталась убедить его построить новую кухню поближе, но он отвечал, что это слишком расточительно. Тогда я предложила перенести столовую ближе к кухне. — Она засмеялась. — Можно подумать, я предложила выставить свою кандидатуру в парламент. Он пришел в ужас. — Дебора положила нож и с изумлением посмотрела на дрожащее желе, которое нарезала. — Бедный Джереми. Титул, поместье — они так много для него значили. Возможно, многое бы изменилось, будь у него наследник.

Она внезапно выпрямилась, ощутив на себе пронзительный взгляд Эллиота.

— Что-то я расчувствовалась, — пробормотала она, допивая вино. — Думаю, мне пора возвращаться домой.

— Вы хотите иметь детей? — Эллиот перехватил ее руку, не давая выйти из-за стола.

— Не все получают то, что хотят, — легко ответила она, но в горле у нее застрял ком.

Она сама отодвинула стул и стала надевать шляпку. Потом забрала перчатки и накинула шаль.

— Завтра, если пожелаете, я могу свозить вас в Спиталфилдс, поговорить с Лайлом.

— В этом нет необходимости, я вполне могу нанять экипаж.

— Вам совершенно необязательно доказывать мне свою независимость. И, предупреждая ваши слова, вы мне ничем не обязаны. Мы ведь договорились, что занимаемся этим вместе, верно?

Дебора открыла рот, чтобы возразить, но передумала и засмеялась.

— Не уверена, что мне нравится, когда вы читаете мои мысли.

— А я бы хотел читать их чаще.

На его губах заиграла слабая улыбка, тень той чувственной, от которой у нее подгибались ноги и полыхала огнем кожа. Она неуверенно улыбнулась ему в ответ, не прочь прочитать его мысли. Возможно, узнала бы, хочет ли он ее поцеловать.

И получила ответ на свой вопрос. Его губы накрыли ее легким поцелуем. Нежнейшим. Сладким. Таким, который заканчивается до того, как перерастет в нечто большее. Эллиот поправил на Деборе шаль, взял ее под руку и повел в шумную вечернюю сутолоку.


 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.