Игровая терапия требует специального обучения

То, что мы знаем об ужасающем росте числа случаев жестокого обращения с ребенком, детских эмоциональ­ных расстройств, детских онкологических заболеваниях, детей, зараженных СПИДом, помещения двух-трехмесячных детей в психиатрические больницы, детей, стра­дающих от стресса, и детей, переживающих последствия развода, позволяет нам заключить, что существует настоятельная потребность в профессионалах, который могли бы работать с детьми в рамках игровой терапии. Однако, — и студентам, занимающимся игровой тера­пией, это хорошо известно, — с 50-х годов об игровой терапии было написано довольно мало, и только не­сколько университетов предлагали своим выпускникам программы экстенсивной подготовки (в области игровой терапии). Несмотря на недостаток возможностей для подготовки, число психиатров, пользующихся методами игровой терапии, неуклонно возрастает. Почти наверня­ка можно сказать, что большинство профессионалов, ре­гулярно практикующих игровую терапию, получили лишь небольшую подготовку (или не имеют никакой) в обла­сти игровой терапии в форме лекционных курсов или супервизорской практики, посвященной исключительно игровой терапии.

В организации обучения игровых терапевтов действи­тельно много неясного. Из чего состоит адекватная под­готовка в игровой терапии? Должны ли мы дождаться, пока профессионалы получат надлежащее образование в области игровой терапии, прежде чем побуждать их использовать этот подход для удовлетворения развиваю­щихся потребностей детей? Какие обязательства перед детьми берут на себя те из нас, кто занимается подготовкой игровых терапевтов? Могут ли работать в обла­сти игровой терапии специалисты, чья подготовка ограничивается несколькими часами, проведенными на кон­ференциях и семинарах? Если не могут, то как же мы сможем удовлетворить потребности детей? А если они будут работать, то не повредит ли это детям? На эти вопросы нелегко ответить. Рискуя быть неправильно по­нятым, я предложил бы в первую очередь позаботиться о ранимости детей (чтобы ранимость, уязвимость детей были защищены), и чтобы те терапевты, у которых мало супервизорской практики в области игровой терапии, действовали бы с величайшей осторожностью. Нельзя требовать от терапевта, в течение часа наблюдавшего за демонстрацией гипноза, чтобы он использовал этот ме­тод в своей работе. И, тем не менее, на практике игро­вой терапией занимаются терапевты, чье обучение сво­дится к нескольким часам работы в семинаре, где демонстрируют свою работу опытные специалисты. Изве­стно, что во время практики супервизоры назначали ма­леньких клиентов на прием к студентам, обучающимся на магистерском уровне, которые никогда прежде не работали с детьми, не обучались игровой терапии, и никогда не присутствовали на приемах специалистов, работающих в этой области. Такого рода практика едва ли чем-то отличается от простого присмотра за детьми. Уважение к детям при этом отсутствует. Заниматься игровой терапией означает гораздо больше, чем собрать несколько игрушек и сидеть в кабинете, наблюдая за играющим ребенком. Необходимы специальные навыки, а также способы общения и взаимодействия с детьми, которые отличаются от аналогичных способов работы со взрослыми клиентами. Даже наиболее опытные и высо­коэффективные терапевты, работающие со взрослыми, часто испытывают большие затруднения при попытках перенести свой опыт в игровой сеанс с детьми.

Игровая терапия является специфической областью обучения, требующей специфических навыков и уста­новок, которые нетипичны для подготовки взрослых и юношей, работающих в сфере «помогающих» профессий. Едва ли когда-нибудь терапевты, работающие со взрос­лыми, сталкиваются с протестующим клиентом, который плачет, кидается на пол и отказывается идти в кабинет терапевта, или с клиентом, который за весь прием не говорит ни слова, или с тем, чья способность к абстракт­ному мышлению гораздо ниже уровня терапевта, или с человеком, пытающимся чем-то запустить в терапевта, или с человеком, разыгрывающим всякие воображаемые сцены.