Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Двадцать первый ключ. Мир
⇐ ПредыдущаяСтр 22 из 22
В 1813 году, вскоре после прибытия в Константинополь, французский посланник решил устроить прием в саду своейрезиденции. Гостей должны были развлекать предсказатели итанцовщицы, и когда в огромный дом юного посланника входилипервые гости, музыка уже играла. Капитан привел с собой Дуню, судя по лицу которой можно было предположить, что онапроплакала всю ночь, госпожа Растина Калоперович пришла сосвоим сыном, и волосы ее блестели серебряной пудрой; молодойКалоперович все время искал кого-то взглядом и был удивлен, увидев в большом зале на стене овальное окно, выходящее всоседнюю комнату. Рама окна была из позолоченного багета, поэтому окно походило на картину. Оно напомнило Софрониюпохожее окно в доме его родителей в Триесте. В этот момент всаду пустились в пляс кавалеристы майора, и ведущий кругзасеменил такими стремительными и мелкими шажками, что труднобыло разобрать, где его пятки, а где носки. Ерисена при этомшепнула: -- Этот танец -- настоящий лабиринт. Гости продолжали прибывать, хозяин был одет вголубино-голубой мундир без знаков различия, его шелковистыеволосы тоже отдавали голубизной, а тонкая талия была по обычаютого времени перепоясана шелковым шарфом. Его секретарь былвесь в черном, с серебряными застежками на камзоле и такой жепряжкой на поясе. Озабоченное выражение его лица столь жебросалось в глаза, сколь незаметным было оно на лиценаходившегося рядом с ним юноши в голубом, обеспокоенностькоторого выдавали лишь его сапоги, постоянно искавшие себеместо. Неожиданно в зале стало темно, и в окне-раме, как живаякартина, появилась обнаженная танцующая фигура с повязаннымвокруг бедер покрывалом. Трудно было определить, какого онапола, хотя грудь ее была обнажена. Эта грудь женщинам казаласьмужской, а мужчины считали, что это грудь девочки. Когда танецокончился, фигура застыла в раме, как нарисованная. Она стояла, согнув в колене одну ногу, и молодому Опуичу это вдругнапомнило то положение, в котором он был подвешен к дереву поприказу капитана Тенецкого. Разница была только в том, чтофигура не висела, а стояла. Тут и в зал, и в сад, звеня бубенцами, пришитыми к подоламюбок, ворвались десяток цыганок. Они бросились к гостямсмотреть их карты. Капитан воскликнул: -- Tarocchi! Tapocchi! -- схватил сына за руку и усадил всаду рядом с одной из гадалок. -- Карты, господин мой, то же, что и язык. Скажи только, хочешь Старшие Арканы или Младшие? И кому гадать? -- Нам обоим, по одним и тем же картам, -- сказал капитан. -- Хорошо, господин мой. Только, пока я гадаю, несмейтесь, вам это может навредить. Сейчас про себя, так, чтобыя не слышала, задайте каждый по одному вопросу. Цыганка расстелила перед собой платок, напомнив им, что" по камням не валяются", вытащила из кожаного мешочка двадцатьдве карты и передала их Опуичам, чтобы они их " разогрели".Когда карты были перетасованы, Софроний снял, а Харлампийперекрестил колоду. Цыганка разложила их левой рукой крестом поплатку, а в центре одну из карт, тоже крестом, перекрыла другойкартой. Открыв их, она сказала молодому Опуичу: -- Твой отец убит. А ты хранишь в себе большую тайну. -- Мой отец не убит, -- рассмеялся молодой Опуич, -- вотон здесь, перед нами. При этих словах гадалка с ужасом взглянула на капитанаОпуича, сгребла свои карты и опрометью бросилась бежать. Какраз в этот момент гостей пригласили к столу. К концу ужина охваченные усталостью гости французскогопосланника снова слушали музыку. Подпоручик Калоперович, какзачарованный, не сводил глаз со своей единоутробной сестрыДуни, и его мать, заметив этот взгляд, тихо сказала ему: -- Надеюсь, ты помнишь нашу клятву? Ты исполнил свою частьобещаний? Ее ты тоже уложил? -- Дуню? Да. Еще на постоялом дворе. Госпожа Растина горько усмехнулась. -- По моим расчетам, -- добавила она сыну на ухо, -- намосталось совсем немного, и наш договор будет исполнен. Мне донего еще два шага, а тебе один. -- Один? -- переспросил молодой Калоперович, весь трепеща, а мать обласкала его своими серебряными глазами. -- Этот последний шаг, -- заметила она небрежно, -- будетдля нас общим. В этот момент кто-то тихо запел " Воспоминания -- это потдуши". Пели по-гречески, но песня была такой же, как та, которую любили и считали своей Софроний и Ерисена. И тут Софроний сделал самый решающий шаг в своей жизни.Растроганный пением, он захотел поймать взгляд жены, сидевшейвозле него. Но не поймал его. Ерисена тоже слушала песню, глядяпрямо перед собой и взволнованно дыша. Потом она поднялавзгляд. И этот взгляд, пока она задумчиво перебирала однойрукой пальцы на другой, был направлен в распахнутое темное окнососеднего здания, за которым была стена, скрытая мраком, а застеной царила непроглядная ночь, наполненная водой и травой. Еевзгляд сначала проник через окно, потом добрался до стены, прятавшейся в темноте, и двинулся дальше, хотя Ерисена большене отдавала себе отчета в том, что встречал он на своем пути.Он двигался прямо на восток, через леса, скользнул над Чернымморем, прошел через Одессу, по степям, обошел каких-то рыбаков, ловивших ночью рыбу в Каспийском море, миновал Кавказские горы, затем Памир и остановился, погас перед Великой Китайскойстеной, но не потому, что устал, и не потому, что она оказаласьнепреодолимым препятствием на его пути, -- просто Ерисена неувидела того, что страстно желала увидеть, и уже не смотрела вэтом направлении. И тогда она задрожала от песни, которуюслушала, ее взгляд обнаружил наконец за соседним столомкапитана Харлампия Опуича, отца ее мужа, и все ее тело запахлоперсиками. Итак, Софроний с ужасом смотрел на Ерисену, Ерисена же свосхищением -- на его отца. Это длилось несколько мгновений, ноСофроний успел заметить, что соски на груди и губы Ерисеныснова намазаны помадой одного цвета, а на ее шее больше нетпарчовой туфельки. Ерисена сбросила третью туфлю. " Мой отец сделает ей ребенка, которого не мог сделать я", -- пронеслось у него в голове. И в тот же миг голод, похожий на маленькую боль, которыйгодами рос у него под сердцем, превратился в огромную боль.Все, что хоть когда-нибудь болело у него, дало о себе знать, пробудились все старые раны его души и тела, все царапины ишрамы детства он ощутил как совсем свежие, а от его телаотвалились прядь черных и прядь рыжих волос. Семнадцать летспустя его член опал, правый сапог перестал жать, слух внезапноугас и он перестал слышать происходящее под землей. И весь мирнастежь распахнулся перед ним. Объятый ужасом, он хотел былоотпрянуть, отсечь себе большой палец, но было поздно. Егозаветное желание осуществлялось где-то вдалеке от него, самымсовершенным для него образом, но помимо него, а может быть, даже вопреки ему, и осуществлялось оно страшной ценой. Нектовсемогущий исполнял его желание, но лишал его Ерисениной любви.Где-то, кто его знает где (и это пугало Софрония), ужеперемещались, как вихри, знаки милости к нему, и онпочувствовал, как у него полегчало на душе, когда что-то и внем и вокруг него начало сдвигаться с места, когда он понял, что, в сущности, решение уже принято и с этого момента вбудущем все другие его решения будут даваться ему без труда. Онуслышал, как созвездия получают ему на пользу новые имена и онпереходит из знака Весов под знак Скорпиона, в результате чеговкус оленины с грибами у него во рту заметно изменился. Всесуществовавшее для него, все, что его окружало и было емухорошо известно, в мгновение ока стало незнакомым и чужим, авсе, чего не было, не существовало, превратилось в понятное иблизкое. Как будто каждая из карт его судьбы, вся его MajorArcana, легла вверх ногами, вывернув всю его жизнь и измениввсе его чувства, перенаправив их от подземного мира к космосу. " Бог вознаграждает своих любимцев одновременно и самымбольшим счастьем, и самой большой бедой", -- подумал он и чутьбыло не расплакался, но тут услышал болтовню своего отца: -- И улыбки следует переводить, моя дорогая дама, так жекак переводят слова! Например, французскую улыбку трудноперевести на греческий язык. Еврейская улыбка вообщенепереводима, а немец ни за что не улыбнется, пока не увидит, какая цена прикреплена к шутке... Пока капитан молол языком, Софроний Опуич смотрел на жену, а она на его отца, кто-то не отводил взгляда от Софрония.Госпожа Растина Калоперович, прижимая к себе подушку сбубенцами, буквально пожирала его глазами. Софроний былпредпоследним любовником ее дочери Дуни, с которым ей еще неудалось переспать. Он был тем предпоследним шагом на пути косуществлению ее завета, который должен был исполниться, увенчавшись последним совместным с ее сыном Арсением шагом.Говоря напрямую, Софроний Опуич оставался единственнымпрепятствием, стоявшим между госпожой Растиной и постелью еесына Арсения Калоперовича. Взгляд госпожи Калоперович, устремленный на Софрония, прервал капитан Опуич, который, постучав ножом по бокалу, встал, чтобы произнести тост в честь императора Франции. И тутслучилось нечто непостижимое. На глазах всех находившихся в этот момент в садуфранцузского посольства в Константинополе капитан ХарлампийОпуич вместе с бокалом, который он держал в руке, бесследноисчез. Утром слуги нашли под стулом, на котором он сидел, паруокровавленных шпор.
* Как читать карты Таро *
Данная страница нарушает авторские права?