Змеиная яма. Глава 9.

«Сейчас я и выясню, что же из себя Даниэль Велиар представляет… Вы же не против, что я пригласил его, моя госпожа?» - наконец-то соизволил уточнить Вун. Эсфирь ничего не ответила. Андерс расценил её безучастность как безразличие, но в предположении своём весьма и весьма ошибся.

-...Представь меня перед ним, как своего друга и гостью Мидиана, Андерс.
-Я не сильно слукавлю.
-Хоть в этом – несильно!

У Даниэля было около минуты, пока он в сопровождении слуги добирается до столика Вуна, чтоб необходимая маска безукоризненно прилегала к его существу. Казалось бы, что может быть легче того, чтоб изображать свою противоположность? Просто ставишь минус на месте плюса и наоборот и получаешь нужный результат. А для Даниэля это насильственное, противоестественное, каторжное, надевающее кандалы на его душу. А там расцветал чудовищный цветок хаоса. А перед глазами ещё бился в агонии Стиан Витткоп.

А в мечтах ждала его нежная Адели.

А в памяти ютились бессмертные воспоминания о мире, далёком от бесчинств Мидиана.

Там шум прибоя переплетается со звоном колоколов, воздух сладок, в человеческих сердцах нет алчности и такой жестокости… Прекрасный, хрупкий мир, над которым висит угроза. Там небо огромное, теплое и безмятежное. Даниэль любил и его, и море. А если любишь по-настоящему, то будешь оберегать и всё сделаешь, чтоб на твоём небе не змеились клубы пожара от войны, чтоб воды твоего моря не окрасились кровью.

Стоило Даниэлю подняться по лестнице на второй этаж, как он тут же выявил, за каким столиком Андерс. Он не видел в первые секунды Вуна - взгляд его пал на его спутницу, лёгким жестом освобождающую плечо цвета слоновой кости от длинных локонов. На руке её мерцал багряный и большой камень перстня. Тут же в голове Даниэля прозвучали слова из повествования Артура, что рубин – это душа королевы, её оберег. Неужели случилось то, чего они с Артуром так опасались? Неужели нет больше потомков Энгельса Грегора, и благословенный род сгинул?.. Но он не стал так скоро умозаключать, что демон пробудился и теперь ходит по земле меж сущих. Одно предположение это леденило нутро, подливало в вены страх. Нет, нельзя бояться, нельзя терять опору, иначе ничего не получится. Наличие рубина – ещё не гарант того, что женщина и есть та самая.

Эсфирь смотрела на него прямо и темно. Во взгляде её смешалось что-то тоскливое, яростное и истомное. Её взор - плеть, готовая ударить в отместку за что-то. Только за что? Это для Дани было страшной тайной, как и присутствие её здесь и сейчас, как и крошечные появления её прежде в его жизни. С каждым шагом он более и более собирал в единое все факты, с ней связанные. Итак. Она снилась Кристиану. Кристиан нарисовал её портрет – Дани это помнит из рассказа де Снора. Холст имел историю, по словам художника, удивительную. Что скрывается под этим расплывчатым словосочетанием?..

И с каждым шагом Даниэль всё более и более неотступно преображался (точнее искажался) в своего антипода.

Он предстал перед приветливым и радушным Андерсом вполне Велиаром. Холодный, надменный принц ночи, унаследовавший от предков экстерьер вкупе с убеждением о своей царственности. Он бездушен, жесток, властен. Практика Даниэля держалась на теории – на картинах его предков в галерее и на рассказах о них. И ещё он копировал своего отца в поведении. Вуну казалось, что многовековая династия увенчалась им – чёрным идеальным перлом в короне. Даниэль - это концентрированная вытяжка из порочности Велиаров, из её терний.

Вун видел в нём колдовскую нордическую луну.

Эсфирь же – солнце, сочащиеся через накинутую вуаль, через щит воителя. Солнце в затмении.

Вун встал, протянул руку в знак приветствия:

- Добрый вечер! Андерс Вун. Рад встречи!

Даниэль не отреагировал на его жест уважительно, точно Вун для него ничто, и, точно делая одолжение, специально искусственно улыбнулся: «Даниэль Велиар. Взаимно». Единственной отдушиной для моего героя было то, что некоторые жесты его обязаны отдавать синтетикой. Андерс пригласил его за стол и так же любезно промолвил:
-Поспешу познакомить Вас с Эсфирь. Это гостья нашего города и мой чудесный друг!

-Очень приятно, - с тихой недоверчивостью отозвалась она и заметила, что в Даниэле тоже присутствует настороженность по поводу неё. Ей, разумеется, показалась странной и нечистой подмена Даниэля. Именно подмена, а не перемена, подлог, хитрый приём, неуловимый для Вуна и явный для неё. Она решила наблюдать со стороны.

- Вы писатель? – спросил Дани. Его ощущения сейчас были очень похожи на те, что он испытывал, когда преднамеренно шёл по бордюру высокой крыши. Он задал себе цель дойти до конца без гарантии завершить начатое, без страховки, сопровождая усилием каждый шаг. Его колени дрожали, голос стремился от волнения сесть. Но данное, к счастью, осталось нераскрытым...

- «Изотерические основы и тайны мироздания» - моя первая книга. К счастью, имеющая большой успех.

После паузы, точно что-то припоминая, Даниэль сделал вид, что его осенило, и воскликнул:

- Это Вы автор?! Знакомые мне советовали прочесть данное произведение. Уверен, что не зря. Но я не особо люблю книги и совсем не читаю, но всё же ради неё могу сделать исключение.

Даниэль не отказался бы, чтоб раскалёнными щипцами ему вырвали язык. Вун верил ему. Эсфирь в первом приметила мучение и отвращение, словно её «пасынка божьего» рвало желчью, а у второго уши приготовились живописно упокоить на себе большое количество лапши.

- Даниэль, не поверите, какое совпадение! Только недавно мы с Эсфирь рассуждали о том, кого взять на главную роль в фильме. Это мой новый проект. И Ваша кандидатура возникла как приемлемый вариант. Вы – то, что нам надо! И тут появляетесь неожиданно Вы! Судьба!

Даниэль не верил Вуну. Андерс полагал, что тот не заметит лапши. Эсфирь не понимала, зачем Вун изрыгает радугу. Да, некий фильм планировался. Но предлагать без её на то согласия кому-то главную роль, пусть даже кто-то и есть её «пасынок божий», - не по уставу Андерса. Снова он переходит позволенное ему. И потому Эсфирь хотела вырвать язык Вуна раскалёнными щипцами.

- Андерс, из меня никчёмный актёр. Но я с радостью бы посодействовал в Ваших начинаниях. Посмотрим. Я могу ошибаться, но не Вы ли проводите собрания, что так актуальны? Просто я недавно в Мидиане, многого здесь не знаю…

Даниэль входил во вкус, радужно представляя перспективы общения с Вуном, попавшим на крючок. Андерс не замечал, как уши его ломятся от обилия лапши. В Эсфирь назревала желчь, поскольку «пасынок божий» на поприще лицедейства нащупал колею.

Андерс (сама искренность и душевность) рассудил с сопереживанием:

- Я помогаю людям обрести себя, раскрыться. Просто, знаете… Живёшь, видишь происходящее вокруг. Всё так несправедливо, неправильно и зло. А обществу желаешь открыть свет, чтоб они были счастливы, чтоб мир стал чуть добрее и лучше, чтоб все стали едины. Представьте, как замечательно было бы, если не существовало бы деления, например, по конфессиям? Если бы вовсе не было делений и критериев?..

Даниэль делал вид, что внимает ему, точно «пасынку божьему», а сам жаждал для него раскалённых щипцов, гильотины, костра, свинца в горло, хотя бы стула, что разлетелся бы от удара по этому чудовищу, что врёт и не краснеет, что убивает безнаказанно и профессионально. Но Дани не мог себе позволить сорваться, даже словесно. Он страдал, потому что вынужден играть в того, кто одобрительно относится к Вуну.

Эсфирь даже сейчас обжигало её солнце в затмении. Она видела Даниэля перед собой терзающегося, укоряющего и пристыжающего себя, но как и прежде светлого. Она жадно хватала его черты и ноты голоса с томлением непочатой страсти, с нежностью безгласной серены… С нежностью вьюги, тоскующей по плоти и душе юноши, которого бы захоронила в снежных вихрях, в топях сугробов.

- Никогда об этом не задумывался, - ответил Даниэль на речь Андерса. И взглянул на Эсфирь с её нежными метелями. Но для него был важен лишь её перстень. И он решительно и смело и произнёс:

- Сейчас, признаться, у меня чёрная полоса в жизни. Сначала умер от старости мой дед. А не так давно я узнал, что один мой хороший знакомый тоже скончался. Что за замечательный был человек! Какой ум! Никогда не забуду, как мы играли в бильярд. Грегер любил бильярд…

- Сочувствую... Скажу больше. Я хорошо знала его и некоторых его родственников тоже, - мрачно произнесла Эсфирь. Млеющая полярная пустыня обернулась в её глазах огненным дождём. Рождение сверхновой Даниэль сопровождал затаённым дыханием и дрожью под сердцем, но не смел отказаться от прежней стойкости.

- Действительно ли у него нет родственников? – нетвёрдым голосом решил уточнить Дани.

- Уверяю Вас, господин Велиар, - утвердила Эсфирь словом и всем своим видом.

- Интересно, кому перейдёт его состояние?.. – таким бытовым и приземлённым вопросом Дани закончил выяснение для себя вещи масштаба огромного, почти космического. Он незаметно перевёл дыхание и, ощущая, что теряет свою смелость, собрал в кулак весь свой характер.

Не замечая, как перед его носом перестраиваются созвездия, вспыхивают сверхновые и солнца принимают затмения, Андерс продолжил всё больше убеждаться в своей безошибочной оценке Даниэля:

- Кстати, о наследстве! Поговаривают, Вы некоторые суммы отправили в благотворительные фонды… Как благородно! Вами можно гордиться.

- Господин Андерс, вы наверное меня не поймёте с вашей широкой душой и добрым сердцем, но здесь, по секрету говоря, всё произошло из-за честолюбия… Приятно, когда «поговаривают» в позитивном, облагораживающем ключе. Я играю на определённую публику. На них – на толпу, на стадо, на низкопробное, невежественное… Их легко подмять под себя. Просто не хотелось бы, чтоб Вы так сорили комплиментами. Предполагаю, каким золотом является каждое Ваше слово, если к вам на собрание приходит так много людей!
- Благодарю Вас! Но мне не понять, как можно играть на публику. Да-да, простите меня, у Вас своё мнение... Вот у меня есть принцип: никогда и ни перед кем не лицемерить, не лгать, не притворствовать. Но Вашу позицию не осуждаю. Я за толерантность, Даниэль, за терпимость всего и вся.

- М… А о чём будет фильм?

- О добре и зле, о любви и ненависти, о предательстве и верности. О том, как изменилась жизнь человека после того, как он взял в руки мою книгу…

Андерс продолжал говорить ещё что-то про ценность данного фильма, что выражается в его способности открыть людям глаза, направить их и так далее. Ведь он так заботится о нравственном здоровье общества. Ведь он ночей не спит, рассуждая над тем, как сделать мир лучше. Даниэль не вникал – ответ Вуна лежал на ладони, чего нельзя сказать о тайне пристального и упорного взгляда Эсфирь.

Он чувствовал его всей кожей. Он ответил на него непродолжительно, но смело и прочёл там хищника и Мессалину жаждущих одного - свежей плоти. И кровожадная жестокость зверя и чёрная похоть распутницы его не оттолкнули и не привлекли. Он не дрогнул, не ужаснулся. Он не воспылал ответно. Мой герой прохладно и с характерным для него налётом дерзости улыбнулся ей, показывая, что он знает всё. Эсфирь расценила это как пощёчину своему могуществу, вызов. И вызов этот она приняла.

Одно неловкое движение - и фужер с шампанским из пальцев королевы опрокинулся прям на штаны Вуна. Она воскликнула невинно: «О! Андерс! Прошу прощения…» Так она избавилась от его присутствия на время довольно ловко. Вун удалился в уборную, чтоб привести себя в порядок, а королева осталась с Даниэлем наедине.