Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава четвертая.
Низко плывут над Ржевом снежные тучи-уроды. Обалдело пялятся в неботрубы сожженных домов. Ветер выводит-вытягивает в эти трубы песню смерти.Куролесит поземка по щебню развалин города, вылизывает пятна крови напотрескавшихся от пламени тротуарах. Черные стаи ожиревшего воронья сосвистом в крыльях и зловещим карканьем плавают над лагерем. Глотают мутныесумерки зимнего дня залагерную даль. Не видно просвета ни днем ни ночью.Тихо. Темно. Жутко. Взбесились, взъярились чудовищные призраки смерти. Бродят они полагерю, десятками выхватывая свои жертвы. Не прячутся, не крадутся призраки.Видят их все - костистых, синих, страшных. Манят они желтой коркойподжаристого хлеба, дымящимся горшком сваренной в мундирах картошки. И нетсил оторвать горящие голодные глаза от этого воображаемого сокровища. И нетмочи затихнуть, забыть... Зацепился за пересохший язык тифозника мягкийгортанный звук. В каскаде мыслей расплавленного мозга не потеряется он ни насекунду, ни на миг: - Ххле-епп, ххле-еп... хле-е... На тринадцатые сутки умышленного мора голодом людей немцы загнали влагерь раненую лошадь. И бросилась огромная толпа пленных к несчастномуживотному, на ходу открывая ножи, бритвы, торопливо шаря в карманах хотьчто-нибудь острое, способное резать или рвать движущееся мясо. Пообразовавшейся гигантской куче людей две вышки открыли пулеметный огонь.Может быть, первый раз за все время войны так красиво и экономно расходовалипатроны фашисты. Ни одна удивительно светящаяся пуля не вывела посвист, уходя поверх голов пленных! А когда народ разбежался к баракам, на месте, где пять минут тому назад еще ковыляла на трех ногах кляча, лежала грудакровавых, еще теплых костей и вокруг них около ста человек убитых, задавленных, раненых......В одно особенно холодное и вонючее в бараке утро, Сергей с трудомподнял с нар голову. В висках серебряные молоточки выстукивали нескончаемыйпоток торопливых ударов. В первый раз не чувствующие холода ноги казалисьперебитыми в щиколотках и коленях. " Тиф", - спокойно догадался Сергей и, сняв шапку, положил ее подголову. Чуден и богат сказочный мир больного тифом! Кипяток крови уносит вбезмятежность и покой иссыхающее тело, самыми замысловатыми виденияминаполнен мозг. Лежит это себе такая мумия на голых досках нар с открытымиглазами, прерывисто дыша, и тихим величием светятся ее зрачки, как будто онатолько одна на свете вдруг вот теперь поняла смысл бытия и значение смерти! Какое ей дело до миллиардных полчищ вшей, покрывших все тело, набившихся вовпадины ключиц, шевелящих волосы на голове, ползающих по щекам, лбу, залезающих в нос... Нарушается это величие лишь жаждой капли воды. Отсорокаградусной жары в теле трескаются губы и напильником шершавится горло.Мумия тогда издает хрип: - Пи-и-ить... ии-ить... А потом вновь затихает - иногда навеки, иногда до следующего " ии-ить". Командирское обмундирование Сергея прельщало полицейских. " Чаво гадить, все равно подохнет! " И на третий день забытья Сергей был раздет догола. Лишьна левой ноге остался белый пуховый носок, полный вшей. Получил эти носкиСергей на фронте. То был подарок-посылка от девушек какого-то уральскогомясокомбината. Лежала тогда в носке и записка: " Желаю тебе, дорогой боец, досамых дырок износить эти носки. С любовью - Тося". До слез смеялись тогда над этим Тосиным пожеланием. И, бережно надеваяноски, Сергей урезонивал ржущих: " Вы вникните, черти, в смысл этих слов! Девушка с любовью желает, чтобы не убили меня... Ну-ка попробуй износитьтакие носки! К тому времени последний из фрицев в ящик сыграет..." Ничего не стоило потом обитателям барака сбросить голый полутруп с нари занять его вшивое место. В один миг Сергей оказался на полу, раскинувдлинные ноги-циркуль поверх вповалку лежащих там людей. Где же ему место, как не под нижними нарами, куда скатываются испражнения! И Сергеязатискали-затолкали под нары, благо парень не издает ни звука... Да, крепок был костлявый лейтенант! Слишком мало уж было крови в егожилах, устала смерть корежить гибкое тело спортсмена, и выполз Сергей из-поднар через двое суток, волоча правую отнявшуюся ногу. - Слезь... с моего... места, - прошептал он занявшему его " жилплощадь". На хрип этого привидения удивленно уставилась стриженая дынеобразнаяголова. - Ты што, из четвертого появился? - Слазь... - Откуда этот хлюст взялся? - Место, слышь, требует... - В чем дело? В чем дело, почему голый, а? Сергей медленно повернулголову по направлению голоса со звучащей в нем ноткой власти. В дверяхбарака стоял в белом халате низкорослый и крупноголовый детина. - Где твоя гимнастерка, а? - протискиваясь к Сергею, спрашивал он. По петлицам Сергей догадался, что это доктор. " Неужели тут естьдоктора? " - мелькнула мысль. - Я болен... видимо, тиф. - Вижу, что ты болен. Но голый, голый ты почему? - Раздели полицейские... обмундирование комсоставское... трудно невзять... - Вы командир? - Лейтенант... Помогите же, доктор... я потерял силы... Это вот моеместо... сбросили, лежал там... - Идите за мной. В третьем же бараке, в небольшой загородке, лежало около двадцатикомандиров, больных тифом. Там и поместился Сергей на вторых нарах в самомтесном и темном углу. Пустотой и легкостью была наполнена затуманеннаяголова, не было в теле ни позыва, ни недуга. Перед вечерними сумерками пришел доктор. - Как живем, лейтенант? - спросил он, взобравшись к Сергею. - Праваянога? Гм... явление частое после тифа, да. Не чувствует? Ампутировать...как-нибудь, да! - Резать не дам! - упрямо выговорил Сергей. - Я еще буду драться!.. - Дерутся здоровые, лейтенант... конечно, и в моральном смысле, да! Но... одну минуту! - Доктор, легко спрыгнув с нар, вышел из барака. Вернулсяон с объемистым пузырьком беловатой жидкости и котелком в руках. -Растирать. Очень часто. Можно носком. Посмотрим, да. Спирт отечественный, уменя последний... И вот - баланда, ешьте. Я зайду. Поговорим, да!.. Аспидного цвета налет покрыл кончики пальцев ноги Сергея. Нечувствовала нога ни щипков, ни укола булавки. " Я не нужен себе калекой, нет", - думал Сергей и всю ночь черезнебольшие промежутки изо всех сил растирал спиртом ногу. Тот бил в нос, колесом крутил слабую голову. На второй день в пальцах появилась тупая, ноющая боль. Она все усиливалась, по мере растирания ноги спиртом. - Отлично! Будет толк. Боль - не что иное, как представление о боли, да! - отчеканил доктор. - Но кусайте себе губы. Терпите. Нога останется... И Сергей терпел. Превозмогая боль, он яростно комкал носок, растираяногу. Доктор заходил часто, засиживался у Сергея, расспрашивал его об учебе, жизни, фронте. Когда уж, казалось, обо всем поговорили, каждый, однако, сознавал, что о самом главном-то и умолчено, к чему и вели все беседы.Однажды, когда доктор помог Сергею остричь кишащие вшами волосы, он особеннодолго засиделся на вторых нарах. Лежа Сергей всматривался в мясистый профильэскулапа, потом сказал: - Владимир Иванович, вы согласны с тем, что в представлении нашем, ровесников революции, честность, порядочность и... доброта, скажем, неизменно ассоциируются с понятием о любви к Родине, к русским людям?.. Доктор, насторожившись, внимательно слушал, наклонясь к Сергею. - И, - продолжал Сергей, - я поэтому предполагаю в вас наличие такой жеполноты второго достоинства, как и первого. - Следовательно? - Я люблю мою Родину! - И? - Вы ведь немного старше меня!.. - Вставайте. Учитесь ходить, да. Баланды сумеем достать. Приходите вамбулаторию. Там наши. Познакомитесь. Решим, да... Лагерная амбулатория, где работал доктор Лучин, была единственнымсветлым пятном на фоне всего черного и безнадежного. Лаконичный в словах идействиях доктор подобрал себе в помощники трех боевых ребят, аттестовав ихперед немцами как людей с медицинским образованием. На самом же деле этотнарод занимался тем, что осторожно выискивал " в доску своих", приобщал их камбулатории, а там думали-решали, как бежать, притом большой группой, сумевшей бы приобрести в пути оружие... Прошло несколько недель, пока Сергей смог окончательно встать инаступать на ногу. За это время Лучин принес ему не один котелок баланды ине один кусок лошадиной печенки. Как-то солнечным февральским днем Сергей впервый раз зашел в " амбулаторию". На нарах лежал Лучин, а на единственномтабурете сидел, широко расставив ноги, лучинский " санинструктор". Онвыслушивал трубкой повернувшегося к нему спиной полицейского. - Та-ак, Ничего серьезного. Помажем... Навернув грязную тряпку на палочку, " санинструктор" быстро сунул ее вчернильницу и, пристально поглядев на Сергея, ловко вывел свастику на спинедуралея, окантовав ее густыми мазками. - Чрезвычайно полезно. Иди! - Дело в том, - объяснил Лучин Сергею, - что имеющиеся медикаменты мы впервую очередь должны употреблять на эту сволочь, да. Приказ немцев. Мы жеизыскиваем средства лечения этих господ на месте. Вы видели... Так-то, товарищ лейтенант, да!.. Осторожно мусолило снег солнце еще холодными щупальцами своих лучей.Все выше и выше взбиралось оно на небо, суля, близкую весну и охапку надежд.Толковали одни: - Весной должна кончиться война. Попомните мое слово! Потому штопропали мы тут... Думали другие: " Зелень, лес... Пробраться к своим будет легче. Лишь быудрать". Март принес частозвон утренних капель с крыш бараков и тихиенепроницаемые ночи. Столбом валит из дверей бараков зловоние оттаявшихиспражнений и трупный запах разлагающихся тел. Не спят уже на полу вповалкулюди. Поредела за зиму толпа пленных, умещаются теперь на нарах. Каждый деньвыдается баланда и почти поллитровый черпак воды пополам с грязью, соломой, копытами лошадей и двумя-тремя картошками величиной с голубиное яйцо.Неохотно отошел-отступился от бараков тиф, переваляв почти всех до единого.Поддерживая друг друга, выползают пленные из бараков, садятся с подветреннойстороны, бьют вшей пока еще в шинелях. Кровавятся от них ногти большихпальцев, а " пройдено" только полрубца плечевого! Расстилается на проталинкахшинелишка, становится ее обладатель в очередь за бутылкой. Ох, как нужна тутпивная бутылка! Прижал ее руками да и покатил по шинели - и сыпанет тогда вуши дробный треск лопающихся вшей... Шли дни. По утрам в чистом весеннем воздухе плыли к лагерю орудийныестоны. Торопливей и злей становились немцы, настороженней - пленные. - Стучат, доктор, а? - Зовут, лейтенант, да! Вот подтает снежок - обстановка улучшится.Махнем, да!.. Но вышло все иначе. Однажды в помещение, где ютился Сергей, вошелкомендант лагеря. Щуря подслеповатые глаза и поблескивая кокардой, онприказал сопровождавшему его унтеру построить командиров. Жидкой шеренгойвытянулись пленные вдоль нар. Унтер, макая новенькую кисть в красиворазрисованную баночку, лепил на левом рукаве каждого командира густой желтыйкрест. На второй день поезд мчал пленных командиров на запад.
Данная страница нарушает авторские права?