Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава I. Очертания проступают
Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад - когда именно, неважно -я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на земле неосталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть накорабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны.Это у меня проверенный способ развеять тоску и наладить кровообращение.Всякий раз, как я замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе у меня воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как яловлю себя на том, что начал останавливаться перед вывесками гробовщиков ипристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии; в особенностиже, всякий раз, как ипохондрия настолько овладевает мною, что только моистрогие моральные принципы не позволяют мне, выйдя на улицу, упорно истарательно сбивать с прохожих шляпы, я понимаю, что мне пора отправляться вплавание, и как можно скорее. Это заменяет мне пулю и пистолет. Катон сфилософическим жестом бросается грудью на меч - я же спокойно поднимаюсь наборт корабля. И ничего удивительного здесь нет. Люди просто не отдают себе вэтом отчета, а то ведь многие рано или поздно по-своему начинают испытыватьк океану почти такие же чувства, как и я. Взгляните, к примеру, на город-остров Манхэттен, словно атоллкоралловыми рифами, опоясанный товарными пристанями, за которыми шумиткоммерция кольцом прибоя. На какую бы улицу вы тут ни свернули - онаобязательно приведет вас к воде. А деловой центр города и самая егооконечность - это Бэттери, откуда тянется величественный мол, омываемыйволнами и овеваемый ветрами, которые всего лишь за несколько часов до этогодули в открытом море. Взгляните же на толпы людей, что стоят там и смотрятна воду. Обойдите весь город сонным воскресным днем. Ступайте от Корлиерсовойизлучины до самых доков Коентиса, а оттуда по Уайтхоллу к северу. Что же выувидите? Вокруг всего города, точно безмолвные часовые на посту, стоятнесметные полчища смертных, погруженных в созерцание океана. Одниоблокотились о парапеты набережных, другие сидят на самом конце мола, третьизаглядывают за борт корабля, прибывшего из Китая, а некоторые дажевскарабкались вверх по вантам, словно для того, чтобы еще лучше видетьморские дали. И ведь это все люди сухопутных профессий, будние днипроводящие узниками в четырех стенах, прикованные к прилавкам, пригвожденныек скамьям, согбенные над конторками. В чем же тут дело? Разве нет на сушезеленых полей? Что делают здесь эти люди? Но взгляните! Все новые толпы устремляются сюда, подходят к самой воде, словно нырять собрались. Удивительно! Они не удовлетворяются, покуда недостигнут самых крайних оконечностей суши; им мало просто посидеть вон там втени пакгауза. Нет. Им обязательно нужно подобраться так близко к воде, кактолько возможно, не рискуя свалиться в волны. Тут они и стоят, растянувшисьна мили, на целые лиги по берегу. Сухопутные горожане, они пришли сюда изсвоих переулков и тупиков, улиц и проспектов, с севера, юга, запада ивостока. Но здесь они объединились. Объясните же мне, может быть, этострелки всех компасов своей магнетической силой влекут их сюда? Возьмем другой пример. Представьте себе, что вы за городом, где-нибудьв холмистой озерной местности. Выберите любую из бесчисленных тропинок, следуйте по ней, и - десять против одного - она приведет вас вниз к зеленомудолу и исчезнет здесь, как раз в том месте, где поток разливается неширокимозерком. В этом есть какое-то волшебство. Возьмите самого рассеянного излюдей, погруженного в глубочайшее раздумье, поставьте его на ноги, подтолкните, так чтобы ноги пришли в движение, - и он безошибочно приведетвас к воде, если только вода вообще есть там в окрестностях. Быть может, вампридется когда-либо терзаться муками жажды среди Великой Американскойпустыни, проделайте же тогда этот эксперимент, если в караване вашемнайдется хоть один профессор метафизики. Да, да, ведь всем известно, чторазмышление и вода навечно неотделимы друг от друга. Или же, например, художник. У него возникает желание написать самыйпоэтический, тенистый, мирный, чарующий романтический пейзаж во всей долинеСако. Какие же предметы использует он в своей картине? Вот стоят деревья, все дуплистые, словно внутри каждого сидит отшельник с распятием; здесьдремлет луг, а там дремлет стадо, а вон из того домика подымается в небосонный дымок. На заднем плане уходит, теряясь в глубине лесов, извилистаятропка, достигая тесных горных отрогов, купающихся в прозрачной голубизне. Ивсе же, хоть и лежит перед нами картина, погруженная в волшебный сон, хоть ироняет здесь сосна свои вздохи, словно листья, на голову пастуху, - всеусилия живописца останутся тщетны, покуда он не заставит своего пастухаустремить взор на бегущий перед ним ручей. Отправляйтесь в прерии в июне, когда там можно десятки миль брести по колено в траве, усеянной оранжевымилилиями, - чего не хватает среди всего этого очарования? Воды - там нет никапли воды! Если бы Ниагара была всего лишь низвергающимся потоком песка, стали бы люди приезжать за тысячи миль, чтобы полюбоваться ею? Почему бедныйпоэт из Теннесси, получив неожиданно две пригоршни серебра, стал колебаться: купить ли ему пальто, в котором он так нуждался, или же вложить эти деньги впешую экскурсию на Рокэвей-Бич? Почему всякий нормальный, здоровыймальчишка, имеющий нормальную, здоровую мальчишечью душу, обязательноначинает рано или поздно бредить морем? Почему сами вы, впервые отправившисьпассажиром в морское плавание, ощущаете мистический трепет, когда вамвпервые сообщают, что берега скрылись из виду? Почему древние персы считалиморе священным? Почему греки выделили ему особое божество, и притом -родного брата Зевсу? Разумеется, во всем этом есть глубокий смысл. И ещеболее глубокий смысл заключен в повести о Нарциссе, который, будучи не всилах уловить мучительный, смутный образ, увиденный им в водоеме, бросился вводу и утонул. Но ведь и сами мы видим тот же образ во всех реках и океанах.Это - образ непостижимого фантома жизни; и здесь - вся разгадка. Однако, когда я говорю, что имею обыкновение пускаться в плаваниевсякий раз, как туманится мой взгляд и легкие мои дают себя чувствовать, яне хочу быть понятым в том смысле, будто я отправляюсь в морское путешествиепассажиром. Ведь для того, чтобы стать пассажиром, нужен кошелек, а кошелек- всего лишь жалкий лоскут, если в нем нет содержимого. К тому же пассажирыстрадают морской болезнью, заводят склоки, не спят ночами, получают, какправило, весьма мало удовольствия; нет, я никогда не езжу пассажиром; неезжу я, хоть я и бывалый моряк, ни коммодором, ни капитаном, ни коком. Всюславу и почет, связанные с этими должностями, я предоставляю тем, кому этонравится; что до меня, то я питаю отвращение ко всем существующим и мыслимымпочетным и уважаемым трудам, тяготам и треволнениям. Достаточно с меня, еслия могу позаботиться о себе самом, не заботясь еще при этом о кораблях, барках, бригах, шхунах и так далее, и тому подобное. А что касаетсядолжности кока - хоть я и признаю, что это весьма почетная должность, ведькок - это тоже своего рода командир на борту корабля, - сам я как-то неособенно люблю жарить птицу над очагом, хотя, когда ее как следует поджарят, разумно пропитают маслом и толково посолят да поперчат, никто тогда несможет отозваться о жареной птице с большим уважением - чтобы не сказатьблагоговением, - чем я. А ведь древние египтяне так далеко зашли в своемидолопоклонническом почитании жареного ибиса и печеного гиппопотама, что мыи сейчас находим в их огромных пекарнях-пирамидах мумии этих существ. Нет, когда я иду в плавание, я иду самым обыкновенным простым матросом.Правда, при этом мною изрядно помыкают, меня гоняют по всему кораблю изаставляют прыгать с реи на рею, подобно кузнечику на майском лугу. Ипоначалу это не слишком приятно. Задевает чувство чести, в особенности, еслипроисходишь из старинной сухопутной фамилии, вроде Ван-Ранселиров, Рандольфов или Хардиканутов. И тем паче, если незадолго до того момента, кактебе пришлось опустить руку в бочку с дегтем, ты в роли деревенского учителяпотрясал ею самовластно, повергая в трепет самых здоровенных своих учеников.Переход из учителей в матросы довольно резкий, смею вас уверить, и требуетсясильнодействующий лечебный отвар из Сенеки в смеси со стоиками, чтобы вымогли с улыбкой перенести это. Да и он со временем теряет силу. Однако что с того, если какой-нибудь старый хрыч капитан приказываетмне взять метлу и вымести палубу? Велико ли здесь унижение, если опуститьего на весы Нового Завета? Вы думаете, я много потеряю во мнении архангелаГавриила, оттого что на сей раз быстро и послушно исполню приказание старогохрыча? Кто из нас не раб, скажите мне? Ну, а коли так, то как бы ни помыкалимною старые капитаны, какими бы тумаками и подзатыльниками они ни награждалименя, - я могу утешаться сознанием, что это все в порядке вещей, что каждомудостается примерно одинаково - то есть, конечно, либо в физическом, либо вметафизическом смысле; и, таким образом, один вселенский подзатыльникпередается от человека к человеку, и каждый в обществе чувствует скорее нелокоть, а кулак соседа, чем нам и следует довольствоваться. Кроме того, я всегда плаваю матросом потому, что в этом случае мнесчитают необходимым платить за мои труды, а вот что касается пассажиров, тоя ни разу не слышал, чтобы им заплатили хотя бы полпенни. Напротив того, пассажиры еще сами должны платить. А между необходимостью платить ивозможностью получать плату - огромная разница. Акт уплаты представляетсобой, я полагаю, наиболее неприятную кару из тех, что навлекли на нас двоеобирателей яблоневых садов. Но когда тебе платят - что может сравниться сэтим! Изысканная любезность, с какой мы получаем деньги, поистинеудивительна, если принять во внимание, что мы серьезно считаем деньги корнемвсех земных зол и твердо верим, что богатому человеку никаким способом неудастся проникнуть на небо. Ах, как жизнерадостно миримся мы с вечнойпогибелью! И наконец, я всегда плаваю матросом из-за благодатного воздействия намое здоровье физического труда на свежем воздухе полубака. Ибо в нашем мирес носа ветры дуют чаще, чем с кормы (если, конечно, не нарушать предписанийПифагора), и потому коммодор на шканцах чаще всего получает свою порциювоздуха из вторых рук, после матросов на баке. Он-то думает, что вдыхает егопервым, но это не так. Подобным же образом простой народ опережает своихвождей во многих других вещах, а вожди даже и не подозревают об этом. Но по какой причине мне, неоднократно плававшему прежде матросом наторговых судах, взбрело на этот раз в голову пойти на китобойце - это лучше, чем кто-либо другой, сумеет объяснить невидимый офицер полиции Провидения, который содержит меня под постоянным надзором, негласно следит за мной итайно воздействует на мои поступки. Можно не сомневаться в том, что моеплавание на китобойном судне входило составной частью в грандиознуюпрограмму, начертанную задолго до того. Оно служило как бы короткойинтермедией и сольным номером между более обширными выступлениями. Я думаю, на афише это должно выглядеть примерно так: ОСТРАЯ БОРЬБА ПАРТИЙ НА ПРЕЗИДЕНТСКИХ ВЫБОРАХ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ ПУТЕШЕСТВИЕ НЕКОЕГО ИЗМАИЛА НА КИТОБОЙНОМ СУДНЕ КРОВАВАЯ РЕЗНЯ В АФГАНИСТАНЕ Хоть я и не могу точно сказать, почему режиссер-судьба назначила мнеэту жалкую роль на китобойном судне, ведь доставались же другим великолепныероли в возвышенных трагедиях, короткие и легкие роли в чувствительных драмахи веселые роли в фарсах, - хоть я и не могу точно сказать, почему такполучилось, тем не менее теперь, припоминая все обстоятельства, я начинаю, кажется, немного разбираться в скрытых пружинах и мотивах, которые, будучипредставлены мне в замаскированном виде, побудили меня сыграть упомянутуюроль, да еще льстиво внушили мне, будто я поступил по собственномуусмотрению на основе свободы воли и разумных суждений. Главной среди этих мотивов была всеподавляющая мысль о самом ките, величественном и огромном. Столь зловещее, столь загадочное чудовище немогло не возбуждать моего любопытства. А кроме того, бурные дальние моря, покоторым плывет, колыхаясь, его подобная острову туша, смертельная, непостижимая опасность, таящаяся в его облике, в сочетании со всеминеисчислимыми красотами патагонских берегов, их живописными ландшафтами имногозвучными голосами - все это лишь укрепляло меня в моем стремлении. Бытьможет, другим такие вещи не кажутся столь заманчивыми, но меня вечно томитжажда познать отдаленное. Я люблю плавать по заповедным водам и высаживатьсяна диких берегах. Не оставаясь глухим к добру, я тонко чувствую зло и могу вто же время вполне ужиться с ним - если только мне дозволено будет, -поскольку надо ведь жить в дружбе со всеми теми, с кем приходится делитькров. И вот в силу всех этих причин я с радостью готов был предпринятьпутешествие на китобойном судне; великие шлюзы, ведущие в мир чудес, раскрылись настежь, и в толпе причудливых образов, сманивших меня к моейцели, двойными рядами потянулись в глубине души моей бесконечные процессиикитов, и среди них - один величественный крутоверхий призрак, вздымающийсяввысь, словно снеговая вершина.
Данная страница нарушает авторские права?