Глава 27. Если бы эмоции были материальны, в старшем классе в воздухе летали бы сердца и молнии.

Если бы эмоции были материальны, в старшем классе в воздухе летали бы сердца и молнии.

Аманда смотрела на глупое лицо Натана и не могла понять, что на него нашло. Они все воскресенье провели за тупыми разговорами, он был какой-то унылый, а сегодня вдруг начал летать в облаках.

Его аура душила сладостью, вокруг должны были летать пронзенные насквозь сердца, они бы лопались, как мыльные пузыри.

Над сидевшим в соседнем ряду Морганом лил бы призрачный дождь. Старший Джеферсон нынче был весьма изобретателен и не отошел так быстро, как обычно, не забыл о произошедшем.

Он поставил сыну условие — или Морган находит себе девушку, строит с ней отношения через «не хочу» и даже через «не могу», или он вылетает из дома и живет, как получится.

Морган хотел умереть, он за выходные всю голову себе уже сломал, думая, что ему с этим делать. Отец приказал служанкам выбросить все розовые футболки сына и всю одежду, хоть немного напоминающую о геях. Геля для волос Морган тоже лишился, отец позволил оставить только кольцо в ухе, потому что оно было не в правом, а в левом.

Аманда на него покосилась, оттопырив скептически губу и хмыкнув. В принципе, он не был таким уж мерзким уродом, когда выглядел так — не улыбался, не стрелял глазами в мальчиков, не был скользким на вид и вообще не раздражал.

К Натану лезть было бесполезно, он то ли заснул на уроке, то ли замечтался настолько, что потерял связь с реальностью. Он улыбался, как полный даун, подпирая голову одной рукой, а второй держа карандаш. И он сначала кусал кончик этого карандаша, а потом настолько задумался, что карандаш упал.

Иногда он дебильно хихикал, но слышал это только Морган. И ему было тошно.

«Неужели они с Симоном помирились?» — думал он, ненавидя себя за то, что отшил готичного гея еще в медкабинете в пятницу. Симон что-то пытался объяснить, но Морган отдал предпочтение Тэмсину, как милому маленькому другу-натуралу. И Фогерсен взбесился, как последняя стерва, сказал, что Морган об этом еще пожалеет.

Сейчас он жалел, глядя на Тревора среднего. Тот совсем одурел, вздохнув и улыбнувшись так, что углы рта растянулись от уха до уха.

«О ЧЕМ можно думать с таким лицом?» — не мог понять Джеферсон. Да и Аманда тоже устала гадать, а записок Натану кинула уже с десяток. Все они ударились неощутимо ему в спину и упали на пол, так что вокруг его парты был какой-то свинарник.

«Бестолковая сущность», — подумала она и решила сосредоточиться на Моргане. Чужие проблемы были такими… забавными. Страсти, интриги… свои Аманда была не дура заводить. Еще потом разбираться с ними, СТРАДАТЬ, не дай бог. А вот чужие были, вроде как, не ее ума делом, но лезть в них никто не запрещал.

Иногда получалась полная задница, но тогда страдала не сама Аманда. А иногда получалось вполне неплохо, и время было потрачено не очень-то бездарно.

В отличие от Натана, Морган на записку, прилетевшую с задней парты, отреагировал сразу. Он сегодня был сосредоточен и сконцентрирован, так что дернулся, глянул на комок бумаги, валявшийся на полу, и поднял его.

«Что случилось, гомик?» — написано было корявым почерком.

Морган раздраженно оглянулся, «убил» Аманду взглядом и встретил самую сладкую на свете улыбку в ответ. Художница двинула бровями резко, так что Джеферсон, как убежденный гей, подавил тошноту и отвернулся.

«Подумаешь, какие мы упоротые…» — фыркнула Аманда мысленно.

— Мистер Тревор? — позвала биологичка. — Вы слушаете?

— Да-а-а, — Натан протянул тупым голосом, отвечая совершенно не на этот вопрос и совсем не учительнице. Но она кивнула, неловко улыбнулась и снова отвернулась к доске. Раз слушает, значит, все хорошо.

Лица Натана все равно не было видно под челкой, так что никто не замечал, что у него закрыты глаза. Только оскалившийся непривычной улыбкой рот мог удивить, но улыбался Натан заразительно, настроение у всех вокруг повышалось.

Над Амандой в воздухе могла бы загореться лампочка, так ее заинтриговало настроение школьного педика. Над ним же перестал лить дождь и сверкнула молния. Морган бросил записку Эмили.

«Как дела, Эм?»

Черлидерша скептически на текст посмотрела, потом улыбнулась напарнику по команде и пожала плечами.

Он бросил еще одну.

«Ты сегодня отлично выглядишь. Давно хотел спросить, не хочешь со мной встречаться?»

Морган понятия не имел, что нужно писать девушкам и как предлагать им встречаться, ведь они не кидались на него так, как малолетние гомики. Эмили фыркнула и прикрыла рот ладонью, покачала головой. Она бросила в ответ скомканный до малюсеньких размеров клочок бумаги, и когда Морган развернул его, она подмигнула и показала большой палец.

«Отличная шутка».

Он вздохнул и закрыл лицо рукой, выбросил «ответ» в урну рядом со своей партой, посмотрел в приоткрытую дверь на пустой коридор.

Натан все витал в своих ванильных облаках, в которых зрела клубника высокого рейтинга. Он забыл о глупостях, которые так волновали Тэмсина. Он ни в чем не сомневался, он поддавался своим порывам ВСЕГДА, без исключений.

В своей манере влюбляться он был похож на лесной пожар. Лес мог стоять холодным и мрачным годами, а потом достаточно было маленькой искры, и потушить его уже было нельзя, все сгорало дотла, полыхало безумно и ярко.

Тэмсин же никогда раньше не влюблялся, но если сравнивать… он был похож на росток многолетнего цветка. Сначала все было зеленое и хрупкое, оно постепенно расцветало и его было никак не поторопить, никаким образом не подстегнуть. Все случалось тогда, когда должно было, развивалось до невероятных размеров, оплетало все вокруг и было надежнее некуда.

Нельзя было дунуть, как на Натана, провоцируя, чтобы все полыхнуло еще ярче.

Нужно было ждать.

Натан же уже сейчас был маленьким костром, оставленным туристами в лесу.

Они с Тэмсином так и не поговорили после похода по магазинам, ни вечером, ни в воскресенье, ни утром понедельника. Натану гордость не позволяла напомнить о разговоре первым, он только злобно щурился и скрипел зубами, незаметно сжимал кулаки и терпел нарастающий внутри жар.

Тэмсин легкомысленно наполнялся решимостью и чувствами, убеждаясь, готов ли он хотя бы к разговору, не говоря уже о продолжении.

Натан знал, что цветы не торопят, но для него не было ничего невозможного. Он знал своего брата, как свои пять пальцев, прекрасно представлял, что в этой параноидальной голове творится. Но он никогда не сдавался, особенно, когда видел табличку «запрещено», «вход закрыт», или когда ему говорили «это нереально».

Все было реально.

Можно плеснуть ядовитых химикатов на этот чертов цветок, тогда он вырастет огромным и ярким. Дурным, мутировавшим, конечно, но зато каким. А дури у Натана было на десятерых, можно было поделиться со всей планетой, от него бы не убыло.

Он решил, что если они не поговорят сегодня, завтра Тэмсин придет в школу и получит по полной программе, бежать ему будет некуда, план придется выполнять. Когда есть цель, она оправдывает средства, и гордость идет к черту, она потом еще сильнее распушится, стоит только добиться желаемого.

Натан готов был забыть про все свои ужимки и комплексы, лишь бы добиться того, чего хотел.

А хотел он ответа, честного, искреннего признания прямо в глаза, в лицо, а потом он вынудит Тэмсина забыть про всю эту чушь. И уже никто никуда не сбежит, никто не помешает, он найдет возможность все довести до конца, он испортит отцу все его чертовы идеалы, он нашел себе напарника на всю оставшуюся жизнь, подельника во всех сумасшедших планах.

Он уже представлял, как задохнется от восторга, когда Тэмсин скажет «да, давай», как он снимет с него одежду, как он прижмет его к матрасу и запустит руку за ремень штанов, погладит, ущипнет, поцарапает ногтями, пусть и короткими, но со всей силы, чтобы остались красные полосы. Как он укусит его за шею, где она переходит в плечо, прокусит кожу, пусть будет не просто засос, а кровоподтек, жуткий синяк. Как он его возьмет за волосы у самых корней, спутав их и сжав в кулак, вдохнет запах и раздвинет коленом ноги, придавит, чтобы вечно недосягаемый братец расслабился и перестал быть таким тошнотворно независимым.

Он представил себе, как взявшись одной рукой за ремень сзади, рывком сдернет чужие штаны почти до колен. А Тэмсин что-то там вякнет, вздохнет, закроет глаза и отвернется, можно будет уткнуться лицом в его выгнутую шею и зарычать от удовольствия, застонать от бесконечного чувства власти и нежности.

Когда нежность у Натана доходила до крайней точки, она превращалась в жестокость и резкость, потому что страсть не знала выхода, тискать хотелось с такой силой, что это превращалось в садизм.

Фантазия умирала на этом моменте, потому что картинка в голове застряла одна и та же — как он прикоснется к холмику под этими бабьими розовыми трусами, как кисть окажется в жарком пространстве между гладких бедер.

Начинался ступор, дальше мысли просто не шли, Натану хотелось подвывать и истерично смеяться, судорожно втягивая воздух носом, чтобы не завыть в голос, он только широко и кровожадно улыбался.

Совесть пока не позволяла представить что-то большее, но и этого ему хватало, так что он вдруг очнулся, почувствовав что-то горячее и соленое в носоглотке. Ее жгло, а из носа капнуло.

Морган вытаращил глаза, глядя на психованного «защитника младших братьев». Тот удивленно смотрел сквозь челку на парту, закапанную кровью из носа, потом на свои пальцы, которыми вытер нос.

Натан сдернул куртку со спинки своего стула и убрал ее под парту, себе на колени. Но Морган успел заметить сильный, конкретный стояк у него в штанах.

Главный гей школы потерял дар речи, страшными глазами продолжая пялиться на то место, где Натан только что сидел.

А он уже вскочил «бодро», сгреб учебники и тетради, прижимая их и куртку к животу и чуть ниже.

— У меня кровь носом пошла, можно выйти? — вдруг высоким от нервов голосом спросил он, уже отступая к двери. Он старался не смотреть на Аманду, потому что прекрасно представлял сволочное выражение ее лица.

Биологичка испуганно приспустила очки, посмотрела на его лицо, измазанное кровью до самого подбородка.

— Иди, конечно, беги, только не задирай голову, нельзя… — начала она объяснять, но Натан уже с грохотом вылетел за дверь.

— Разве не наоборот? — спросил кто-то. — Когда кровь из носа, нужно голову запрокинуть.

— Нет, это делают, чтобы не запачкать одежду. Но лучше не надо, чтобы не захлебнуться. Морган, может, ты ответишь на вопрос после параграфа? Морган?..

— Что? — Джеферсон очнулся от ступора и округлил глаза.

— Понятно. Какие-то вы сегодня все задумчивые… не выспались, наверное?

Аманда осклабилась.

— Конечно… не выспались…

16.05.2012