Макеллан. Поговорим о том, на что не обращали внимания.

Поговорим о том, на что не обращали внимания.

Я знаю, они подловили нас так хорошо.

Я имела в виду наших родителей. Как они могли узнать о том, о чем мы даже не говорили?

Да, мы не говорили, и они устроили нам совместный сюрприз.

Я больше в шоке от того, что Даниэль не сказала моему папе. Она не хранит секреты.

Как и ты?

О, да, я была очень нелогично.

Чувак, я был таким идиотом.

Прости, я не расслышала тебя. Ты бы не мог повторить?

Да, я был идиотом, полным идиот. Я даже не хотел, чтобы ты общалась со мной.

А люди еще думают, что это девушки слишком эмоциональны.

Опять же, я был действительно запутан, когда ты бросила меня. И вы не задумывалась, почему я должен был покинуть страну?

Поначалу я была шокирована неожиданной группой людей, выкрикивающих " СЮРПРИЗ! " И затем вечер стал еще более невероятным.

Подошел папа и крепко меня обнял, а за ним и дядя Адам.

Папа расплылся в улыбке.

– Я–то уж думал, что мы слишком умна и догадаешься, что ваши предки готовят для вас.

Я осмотрела зал и увидела около пятидесяти людей, которые появлялись на протяжении всей моей жизни. Здесь были в основном ребята из школы со своими родителями и еще несколько ребят с моих курсов по кулинарии. Было нетрудно разобрать, кто пришел к Леви, а кто ко мне. Было как на той свадьбе, на которой я была одним летом. Мамина подруга из колледжа выходила замуж за парня, которого мама не одобряла. Все гости со стороны Сюзанны были одеты в костюмы или платья. Гости со стороны жениха выглядели совершенно по–другому. Я слышала, как мама пару раз цыкнула, когда мимо проходили люди, одетые в хаки и джинсы. Кто–то был даже в шортах.

– Кто приходит на свадьбу в джинсах? – спросила тогда мама шепотом.

Я пожала плечами. Тогда мне было всего десять, так что у меня не было должного ответа.

Прошло шесть лет, и у меня все еще не было ответа на многие вещи.

Леви пошел к своим друзьям по команде. И тогда я заметила Эмили. Я была предельно уверена, что мама Леви не пригласила бы ее. Я просканировала свою память, чтобы понять, говорила ли я отцу официально, что мы уже не были друзьями.

Она очень давно не была у нас дома.

Эмили слегка помахала мне рукой и осторожно подошла.

– С днем рождения, Макеллан.

– Спасибо, – сказала я, когда мы неудобно обнялись.

– Крутая вечеринка! – сказала она, осмотрев комнату.

– Ага, – Эта вечеринка и правда была крутой.

– Я знаю, что мы давно не общались, но сегодня важный день, так что я тебе принесла кое–что, – Эмили протянула мне маленькую упакованную коробочку.

– О, не стоило, – запротестовала я. Она пожала плечами в ответ. Я не знала, нужно ли мне ждать, чтобы открыть подарки, но так как я не знала, что намечалась вечеринка, то подумала, что меня не станут обвинять в нарушении протокола.

Я медленно развернула упаковку и увидела в коробочке серебряную цепочку с изящным цветком на подвеске.

– Это должно подойти почти ко всему, – предположила Эмили.

– Спасибо большое, – Эмили знала, что я ужасно подбирала аксессуары. Этот ген передался по наследству. Я открыла замочек и поднесла цепочку к своей шее.

– Давай я помогу, – Я подняла волосы, и Эмили застегнула цепочку. Подвеска упала прямо в глубокое декольте моей рубашки.

– Идеально! – объявила она.

Я одарила Эмили благодарной улыбкой. Она заботилась о моем «женском благополучии», хотя мы уже не были так близки.

Мы посмотрели друг на друга, и никто из нас не знал, что теперь делать. Было так странно стоять напротив той, что была моей лучшей подругой почти десяток лет, и все–таки не знать о чем с ней поговорить. Я не переставала думать, случится ли то же самое со мной и Леви. Мы уже не разговаривали друг с другом.

Я посмотрела в сторону и увидела, как он смеется со своими друзьями. Я злилась на Леви не потому, что у него были друзья. Он затуманил мою голову мыслями о любви, потом забрал это у меня. Я пыталась оградить себя от боли – это был автоматический рефлекс. Но я впустила Леви как друга, затем как лучшего друга. К тому времени, как я приземлилась в Чикаго, я была готова полностью открыть ему свое сердце. Любить его также, как он любил меня.

И тогда он нашел ее. Несколько дней назад для меня было пыткой находиться рядом с ним.

Мое внимание снова обратилось на вечеринку, когда наши родители просили всеобщего внимания. Ужас наполнял меня, потому что я знала, что–то очень смущающее.

– Ладно, привет всем, – папа стучал вилкой по стакану. Дядя Адам громко свистнул, и в помещении стало тихо.

– Спасибо большое за то, что пришли сегодня. И за то, что сохранили наш секрет, – Кто–то из присутствующих засмеялся, – Могут ли именинники подойти сюда?

Мы с Леви подошли с разных концов комнаты. И нас поприветствовали вежливыми аплодисментами.

Миссис Роджерс выглядела такой счастливой.

– Должна сказать, я была убеждена, что Леви меня раскусил, он везде совал свой нос и задавал так много вопросов.

– Что всегда должно быть поводом для беспокойства, – вмешался доктор Роджерс, приобняв Леви за плечи. Видеть Леви и его отца стоящими рядом заставило меня понять, как же они были похожи, за исключением темных волос отца.

Леви стоял неподвижно и не выглядел больно веселым. Но затем небольшая улыбка начала расплываться по его лицу, и отец слегка встряхнул его.

Миссис Роджерс снова притянула внимание к себе:

– Мы с Брюсом не можем даже выразить, как много Макеллан значит для нас, а также Билл и Адам. Они были так добры, когда мы только переехали в Милуоки, – Она подошла и схватила меня за руку, – Я так благодарна тебе за то, что у Леви есть такой щедрый, заботливый лучший друг.

Я взглянула на Леви, но его глаза были уставлены в пол. Может быть, это было от того, что мы действительно должны были вернуть все обратно, как это было раньше. Все, что она говорила, было правдой (особенно обо мне про щедрость и заботу; она пропустила скромность).

Я держалась на расстоянии с тех пор как вернулась, по большей части, чтобы попытаться привыкнуть к новой реальности, которая меня ожидала. Затем Леви бросил в мою сторону эти болезненные слова и обвинения в тот день на моей кухне. Я была уверена, что он вернется, чтобы извиниться. Но он ушел.

Я хотела назад своего старого Леви.

Даже если просто как друга.

То, как он набросился на меня, заставило меня понять, насколько слабыми были наши отношения. Но он был слишком важен для меня, был такой огромной частью моей жизни, я бы отдала ему всем, что у меня есть. Конечно, между нами всегда будет нечто невысказанное. Но стоит ли из–за этого пожертвовать нашей дружбой?

Нет. Нам лучше быть друзьями.

Я ждала всю ночь. Ждала во время поздравлений и подачи горячих блюд, во время песен и торта, во время танцев и подарков. Я с достоинством выжидала, пока Леви подойдет ко мне и сделает все как надо.

Но я ждала извинений, которые никогда не получу. Я не знаю, что подтолкнуло меня пойти на последний футбольный мяч в сезоне. Дядя Адам был более чем счастлив присоединиться ко мне на трибунах. Он был на каждой игре в старшей школе, гордо одетый в свой оранжевый и голубой. Моей отговоркой в тот вечер было то, что я пришла поболеть за Даниэль и инструментальный ансамбль (?). Я даже махнула Эмили несколько раз, от чего она повеселела.

Это было моей отговоркой. Если честно, я хотела там быть на случай если Леви наконец–то получил шанс сыграть. Не то что бы он был плох в этом, просто все принимающие игроки были на последнем курсе и очень, очень хорошо играли.

Я не знала, сколько еще продлится моя преданность Леви. Мы почти не говорили после вечеринки. Мы проходили мимо друг друга в коридорах, и он делал подбородком этот жест, который показывает человеку, что его узнали, но не более того. Никакого нормального " привет". Я пыталась не позволять этому задеть меня, но становилось больнее с каждым днем. Иногда я думала, что лучше это все отпустить и идти дальше. Я уже пережила развал одной близкой дружбы. Я пережила нечто более ужасное, чем потерю друга.

Но часть меня все еще надеялась.

– Давайте, парни! – Закричал Адам, когда другая команда забила еще один гол. Счет стал 7: 10. Оставалось меньше двух минут до конца игры. Я знала, что Леви не получит игровое время с таким счетом. Мы наблюдали за тем, как быстро истекает время на табло. Осталось 30 секунд. Я начала складывать плед, который лежал у меня на коленях, готовясь направиться к выходу.

Мое внимание снова обратилось на поле, когда раздались свистки. Развернулась какая–то возня, всюду летели флаги.

– Что происходит? – спросила я.

Адам осмотрел поле.

– Вмешательство или кто–то пострадал.

Когда тела начали медленно расходиться, остался один игрок. Он лежал на спине, схватившись за колено.

Повсюду было тихо. Пока судья и тренер команды подбежали, чтобы оценить ситуацию. Игроки обступили пострадавшего, переживая за него и команду, они были встревожены напоминанием о том, как хрупок может быть наш организм.

Толпа начала аплодировать, когда игрок встал и, хромая, покинул поле.

– Эй, это был Кайл Янковски, – сказал Адам, хлопая громче.

«Бедный Кайл», подумала я.

Я поймала взгляд миссис Рождерс. Не знаю, было ли уместно в такой ситуации радоваться, что Леви скорее всего выпустят на поле.

Леви побежал на поле.

– ВПЕРЕД, ЛЕВИ! – громко выкрикнул Адам и похлопал меня по спине.

Я почувствовала, как мое сердцебиение участилось. Но я была уверена, что это было ничем по сравнению с тем, через что проходил Леви.

Команда выровнялась, и мяч полетел к Джейкобу Томасу, квотербеку. Он немного отбежал и осмотрел приближающихся игроков. У Джейкоба всегда было больше времени, чем у большинства защитников, потому что Кит всегда был слева для защиты. Нет, определенно у соперников не было шанса подобраться в нему, когда там блокирует Кит.

Джейкоб забросил мяч через все поле. Я затаила дыхание, внутренне споря о том, хочу ли, чтобы мяч принял Леви или нет. Я хотела, чтобы он забил, но я не хотела, чтобы он уронил мяч и понес ответственность за проигрыш. Я всегда думала, что было несправедливо, что одному игроку либо аплодировали, либо осуждали, если он не забил на последних секундах игры. Остальные игроки в команде тоже были ответственны за результат игры в тот момент. Один игрок не должен отдуваться за всю команду.

Это было практически невозможно. Табло показывало меньше двадцати секунд. Пятнадцать секунд. Толпа поднялась на ноги. Мяч плавно летел по воздуху. И направлялся прямо к Леви.

Клянусь, время остановилось на несколько секунд. Всюду была тишина. Глаза каждого следили за траекторией мяча.

Леви выставил руки, сфокусировавшись.

Он подпрыгнул вверх и поймал мяч. Затем помедлил секунду, возможно шокированный, что мяч попал ему в руки. Он повернулся и побежал к зачетной зоне. Стадион разразился аплодисментами, а остальные игроки побежали в конечную зону, чтобы отпраздновать свою победу.

Мы с Адамом обнялись. Мы обнимали людей вокруг нас. Я прошла к родителям Леви.

– Это было потрясающе! – сказала я, когда доктор Роджерс поднял меня.

Празднование с родителями Леви было правильным. Они были мне как семья – это не изменилось. Я знала, что мы вернемся к тому, где были. Нельзя просто так отбросить семью. Я уставилась вниз на поле. Стейси подбежала к нему с другими черлидерами и присоединилась к толпе. Он быстро поцеловал ее перед тем как команда подняла его вверх.

Леви весь светился от счастья. Это было все, что он когда–либо хотел: быть частью команды. Быть одним из ребят.

Восторг, который я чувствовала. Быстро улетучился. Я знала, что должна быть рада за него, но мне нужно было смотреть правде в глаза.

В тот момент я знала, что потеряла его навсегда. В самом деле невероятно, что может сделать победа в игре с самоуверенностью человека. Или с его эго.

Я написала Леви сообщение после игры в пятницу, чтобы поздравить, но так и не получила ответа. Я видела его на парковке в школе тем утром понедельника и помахала, но он был слишком занят своей ролью спортивной супер–звезды, о которой всегда мечтал, чтобы заметить меня.

Вся школа продолжала говорить об этом, будто мы никогда прежде не выигрывали футбольный матч. Похоже, никто не помнил, что первые три четверти это была невероятно скучная игра. Очевидно, последние двадцать секунд были единственным, что имело значение. Если бы до конца игры оставалось две минуты, мы бы уже обсуждали что–нибудь другое.

И да, я была ужасным другом, потому что была недостаточно счастлива за Леви, но были ли мы все еще друзьями? Мы неделями не разговаривали. У него было полно людей, с которыми он мог проводить время.

Мое раздражение достигло высшей точки, когда я завернула за угол после урока английского, и увидела Леви, идущего с Тимом и Китом. На них были эти бомберы с буквами, и они шли по коридору с тем атлетическим превосходством, которое я никогда особенно не понимала. То есть ты можешь бросить мяч или ударить по мячу или сделать что–то с мячом, а потом спать своего рода героем поклонения? Мы все должны так радоваться тому, что они снизошли до нас и ходят с нами по одним каридорам.

Я напомнила себе, что только малый процент их команды в конечном итоге займется спортом в колледже, а еще более меньший процент будет продолжать играть, чтобы стать профессионалами, если это вообще будет возможно. Таким образом, лет через двадцать Кит будет сидеть с жиром и облысением, рассказывая о днях школьной славы в спортивной карьере.

Мне хотелось верить, что мои лучшие годы были еще впереди. Меня эти слишком удручает.

– Привет, Макеллан, – пропел Кит.

Я скривилась, проходя мимо.

– Ох, у кого–то начались эти дни, – хихикнул Кит, – У тебя это должно быть отмечено в календаре, так, Калифорния? Не думаю, что ты хочешь быть рядом с ней в это время.

Во–первых, фу. Во–вторых, он же не думает, что я обязана говорить с ним, если он «супер–звезда»? И у него, видимо, не хватило мозгов на нормальную шутку, поэтому нужно было непременно упомянуть о женских функциях.

Я остановилась в коридоре. Мне следовало продолжить его игнорировать и продолжить идти, но сегодня я не была в настроении слушать его чепуху.

– Это лучшее, что у тебя есть? – выпалила я.

Все трое остановились, и все повернулись, кроме Леви, который промямлил что–то о том, чтобы проигнорировать меня. Кит усмехнулся мне.

– Ох, у меня есть еще больше, но не думаю, что ты с этим сможешь справиться.

Кит привык получать то, чего хочет. И в тот момент, я хотела забраться ему под кожу. Испортить еще кому–нибудь настроение для разнообразия.

– Поверь мне. Кит, я уверена, что могу прекрасно с этим справиться, так как ты очевидно знаешь о женщинах лишь то, что слышал на биологии. Так что попробуй.

Тим сделал " о–о–о" и отошел назад.

– Она ведь не серьезно? – Он засмеялся. Леви оставался неподвижным.

Киту было не так смешно.

– Честное слово, Макеллан, я сильно превосхожу тебя в остроумии.

Это было забавно.

Вид его самодовольного лица так меня разозлил. Он забрал у меня Леви, и я не собиралась отнестись к нему так снисходительно в этот раз.

Я наклонилась к нему.

– Ты ведь знаешь, что «Д» на бумаге не для допинга, не так ли?

Улыбка медленно расползлась по его лицу. Значит, он придумал что ответить.

– Ну, да, – Невнятно сказал он, – Я хотя бы не тормоз[7].

Я замерла на секунду.

Я подошла ближе на пару шагов. Леви на пару шагов отступил.

– Прости, ты не мог бы повторить? – Я была уверена, что даже Кит не пал бы так низко.

– Не знаю, смогу ли я. Что значит «повторить»?

До того, как я осознала свои действия, я толкнула Кита. Сильно. Он отступил на пару шагов. Затем рассмеялся. Что еще больше меня разозлило.

– Макеллан. – Леви взял меня за руку. – Успокойся.

Я отмахнулась от него.

– Нет, я не успокоюсь. И ты собираешься вот так просто стоять, когда он насмехается на моим дядей, кто, позволь тебе напомнить, относился к тебе только с добротой? Он хоть раз сказал что–то плохое о ком–нибудь?

Мой голос дрогнул. Я чувствовала, как все мое тело начало трясти.

– Боже. – Кит выглядел шокированным моим поведением. – Прости, Макеллан. Я думал, ты оценишь шутку.

– Ты находишь это смешным? – спросила я резко. Я не хотела плакать в присутствии Кита. Я не могла позволить ему знать, что он до меня добрался.

– Ты такой жалкий. Не могу дождаться увидеть тебя через десять лет, когда реальность жизни за пределами этих стен обрушится на тебя.

Его лицо стало таким же резким, как мой голос.

– Ты думаешь, что вся такая сильная и стоишь превыше всего? Но, представь себе. Только потому что твоя мать мертва, не значит, что ты можешь быть такой стервой.

Неописуемая ярость, которую я не испытывала уже очень давно, овладела моим телом. Хотя я видела, что в ту секунду, как он произнес эти слова, тут же о них пожалел, было слишком поздно. Кит мог говорить обо мне что угодно, но как он смеет впутывать сюда мою маму.

Я хотела заткнуть его. И я сделала это единственным способом, который знала.

Ему не повезло так, как Леви, получить мой поцелуй.

Вместо этого я сжала кулаки и ударила прямо в лицо.

Кит, Мистер Невероятный Атлет, был опрокинут на задницу.

Я вытянулась над ним.

– Скажешь мне когда–нибудь еще хоть слово о моей семье, и я не буду такой нежной.

Я развернулась на каблуках и столкнулась лицом к лицу с мистером Мэтьюсом, учителем по гимнастике.

– Мисс Дитц, я думаю вам нужно пройти в кабинет, и это относится также к вам, джентльмены.

– Она напала на меня! – выкрикнул Кит.

– Довольно, мистер Саймон. – мистер Мэтьюс встал между нами. – Не думайте, что я не слышал, что вы говорили.

Мы вчетвером последовали в офис директора. Меня посадили подальше от них. Я влипла. Я знала, что моя безупречная репутация в школе была под угрозой срыва. Но мне было все равно. Я была зла. Я была зла на весь мир. Да и с чего бы мне быть спокойной? Без объяснения причин и у меня забрали самое главное в жизни.

Были времена, когда я могла быть сильной. Было много ситуаций, когда я могла претворяться будто все в порядке.

Но иногда девочке просто нужна ее мать.

Ожидание в кабинете директора будто длилось вечность. У меня было много времени, чтобы переоценить свои действия. Я вспомнила, что однажды в первом классе я злилась на четвероклассника. Который меня постоянно дразнил на переменах. Он давал мне клички и иногда кидался оскорблениями.

Наконец, я рассказала об этом маме. Я сказала, что ненавидела его и хотела ударить по лицу.

Мама говорила, что я не должна никого бить, потому что насилие – это не ответ. Ударить кого–то значит показать, что тебе не все равно. И тебе никогда не следует давать кому–либо такую власть над тобой.

Но я злилась не на Кита. На него мне было плевать.

Дверь наконец–то открылась, и я увидела отца. Я почувствовала себя такой виноватой за то, что его вызвали. Я никогда не хотела быть причиной звонков от директора.

– Привет, Келли, – сказал мне отец мягко. Он называл меня так только когда волновался за свою " малышку".

Директор Букмейер жестом показал ему присесть. Я даже не могла смотреть на отца, настолько была в ужасе от своего поведения.

– Что ж, я ввел твоего отца в курс того, что случилось. Похоже, что истории Леви и Тима совпали. История Кита была чуть более драматична, – Директор Букмейер плотно сжал губы, будто сдерживая смех, – Не смотря на то, что тебя спровоцировали, как говорит Кит – неудачно, не оправдывает твою реакцию. У нас есть очень жесткая политика в отношении насилия любого рода, а ты ударила его. Так что ты отстранена от занятий до конца этой недели и будешь оставаться после школы в течение двух недель. Если больше не будет таких инцидентов, это не отразится в характеристике для колледжа.

Я чувствовала шок и облегчение. День Благодарения был на этой неделе, так что я пропустила бы всего два дня. И был шанс, что это не совсем испортит мою посещаемость.

Я быстро встала и проследовала за отцом прочь из школы. Он ничего не сказал по дороге домой. Я посмотрела вниз на свою больную, слегка покрасневшую руку.

Машина остановилась, и папа заглушил двигатель. Я посмотрела вверх и увидела. что мы стоим на парковке " Калвера".

– Что…– промямлила я.

Отец повернулся ко мне, со слезами в глазах.

– Не могу сказать, что это был радостный звонок для меня, Макеллан. Но затем я услышал от директора Бумейер и Леви что случилось, и…ну…твоя мама была одним из самых милых людей на свете. Она бы и мухи не обидела.

На моих глазах начали наворачиваться слезы. Я подвела своего папу, и, что еще хуже, свою маму.

– Но, – он положил свою руку на мою, – она никогда бы не позволила говорить всякие гадости о своей семье. Твоя мать бы сделал то же самое, дорогая. Ты напоминаешь мне ее все больше и больше с каждым днем, мне жаль, что я не могу помочь тебе в чем–то, но я так горжусь тобой. Она бы тоже гордилась.

– Правда? – Сейчас удерживать слезы было еще труднее.

– Ну конечно, – Папа провел рукой по моей спине, – И я знаю, что она смотрит на тебя прямо сейчас, вероятно, смеется немного, и хочет быть здесь с тобой. А еще она хочет, чтобы я купил тебе заварного крема за то, что ты постаяла за своего дядю и за себя.

Папа сказал, что одной из тех вещей, которые ему понравились в маме больше всего, когда они начали встречаться, было то, что она никогда не нянчилась с Адамом. Она рассматривала его, как младшего брата и все. И она, конечно же, не позволила бы никому и слова о нем сказать.

– Улыбку ли я вижу? – спросил папа.

Я кивнула.

– Ты прав. Я знаю, что мама гордилась бы. Она гордилась бы нами обоими, пап.

Он выглядел удивленным моим признанием, но я была не единственной, кто кого–то потерял.

– Пойдем за заварным кремом.