Твой брат по крови и вере.

Катарина,

нас предали!

Боюсь, что мой верный Алексий убит.

Провожатые завели нас в лесную чашу. С наступлением сумерек они

отобрали у нас лошадей и последние двадцать марок, а затем бросили на произвол

судьбы. Алексий пришел в ужас, заслышав волчий вой. Я не знаю, что с ним

сталось, и не помню, как мне удалось вернуться к палатке. Мой плащ разорван и

запятнан кровью.

Кажется, меня покусал оборотень. Что-то шевелится в моей груди. Я должен

бороться. Необходимо найти противоядие прежде, чем волк завладеет моей душой

и настигнет ту, что дороже мне всех на свете, — тебя…

Пусть Дэниел чудовище, пусть его проклятие заразно, как болезнь, — я все равно его

люблю. Я хочу, чтобы он оказался ни в чем не виноват и остался со мной.

Но папа не случайно вручил мне эту книгу, когда я призналась ему в своих чувствах к

Дэниелу. Он сказал, что я найду в ней ответ на свои вопросы.

Неужели это все, что отец имел в виду? Злая воля подталкивала автора писем к

убийству родной сестры. Может, папа надеялся, что участь Катарины испугает меня? Тогда я

наконец пойму, что у нас с Дэниелом нет будущего, и распрощаюсь с нелепой надеждой.

Что ж, в таком случае план сработал.

В среду вечером.

Нагрянули экзамены. Времени на подготовку катастрофически не хватало, и я изо всех

сил пыталась выкинуть из головы Дэниела, Псов Смерти, лунные камни и Джессику Дей.

Впрочем, на занятиях по религии и истории мои мысли вращались исключительно вокруг

Крестовых походов.

Во время контрольной по химии я думала лишь о том, разыскал ли брат Катарины

лунный камень, чтобы сделать себе амулет. Уравнения давались мне с трудом из-за

постоянных размышлений о судьбе Джессики. В довершение всего я словно разучилась

рисовать, зная, что Дэниел наблюдает за мной с задней парты. Мое сердце было разбито, а

шансы на поступление в Трентон таяли на глазах, и провальное сочинение о

трансцендентной поэзии ничуть не улучшило положение дел.

Хорошо хоть до рождественских каникул остался всего один день, а там —

трехнедельная передышка, после которой родители неминуемо узнают о моих оценках… В

канун рождественского бала вся школа отправилась на хоккейный матч, чтобы снять

напряжение. Я исправно глазела на каток, уплетала засахаренный миндаль на пару с Эйприл

и рукоплескала Питу, оставаясь при этом безучастной к всеобщему веселью.

После игры Пит позвал меня на вечеринку в доме Бретта Джонсона, но я отказалась,

сославшись на усталость, и тут же добавила, заметив его разочарование, что хочу как следует

отдохнуть перед танцами. Сверкнув улыбкой, Пит намекнул, что за мной опять должок. На

том мы и расстались. Я соврала ему, что сразу лягу спать, но сидеть дома мне вовсе не

хотелось. В конце концов я решила помочь папе, который, как всегда по средам, разбирал с

прихожанами библейские тексты. Мне казалось, что в приходе я меньше всего рискую

наткнуться на Дэниела. Как бы не так!

Раздав собравшимся учебные брошюры и томики Библии, я удалилась на приходскую

кухню, где выложила на серебряный поднос мамино карамельное печенье и опустила по

леденцу из тростникового сахара в каждую кружку с горячим шоколадом. Оставив печенье на

потом, я отнесла согревающее питье раскрасневшимся с мороза гостям, слушая, как отец

мелодичным голосом цитирует Священное Писание. Его слова звучали, как колыбельная.

Дон Муни едва не задремал и очнулся, лишь когда я поставила перед ним дымящуюся

кружку.

— Спасибо, мисс Грейс. — Дон осоловело моргнул и отхлебнул шоколада.

Я присела на свободный стул рядом с ним. Как ни странно, в этот раз папа не стал

зачитывать легенду о рождении Иисуса, хотя прежде всегда обращался к ней перед

Сочельником. Сегодня на смену яслям, пастухам и ангелам пришли Христовы притчи. Мои

веки отяжелели, глаза закрывались сами собой, но тут скрипнула входная дверь, и в коридоре

послышались шаги. Я сонно подумала, что стоило сварить побольше шоколада.

— Давайте перейдем к притче о блудном сыне, — сказал отец.

Я открыла пятнадцатую главу Евангелия от Луки. В тот же миг дверь приоткрылась, и в

комнату тихо скользнул Дэниел. Дыша на замерзшие руки, он осмотрелся вокруг, ища себе

место. Наши взгляды встретились. Я поспешно уставилась в раскрытую Библию, лежавшую

у меня на коленях.

Папин голос звучал все так же ровно. Он вел рассказ об отце и двух сыновьях. Старший

из братьев был праведен и трудолюбив; младший же взял у отца деньги и потратил их на

распутных женщин и кутежи. Он пал так низко, что решил вернуться к отцу и попросить о

помощи. Тот обрадовался возвращению блудного отпрыска, накормил и одел его, а потом

созвал всех друзей на пир. Но старший сын, который всегда слушался отца, был зол на брата

и отказался принять его из ревности.

Дочитав последние строки, папа спросил:

— Почему праведному сыну было так трудно простить своего брата?

Слушателей смутила внезапная смена тона. Люди переглянулись между собой, пытаясь

понять, ждет ли пастор ответа на свой вопрос.

— Миссис Людвиг, — обратился папа к пожилой даме на первом ряду, — почему вы

долго не могли простить своего сына, когда он угнал и разбил вашу машину прошлой зимой?

Миссис Людвиг слегка покраснела.

— Потому что он этого не заслуживал. Даже прощения не попросил. Но в Библии

сказано, что надо прощать друг друга, — она похлопала свой экземпляр священной книги по

выцветшей странице.

— Верно, — подтвердил отец. — Мы прощаем людей не потому, что они этого

достойны, а потому, что они нуждаются в нашем прощении — как и мы сами. Я уверен, что

вам стало намного легче, когда вы помирились с сыном.

Миссис Людвиг кивнула, поджав губы.

Моя шея пылала. Я ощущала на себе пристальный взгляд Дэниела.

— Но почему прощение дается с таким трудом? — спросила миссис Коннорс.

Дон нервно заморгал и испустил хриплый вздох.

— Виной тому гордыня, — ответил папа. — Чтобы простить ближнего, нужно

проглотить обиду и поступиться своими интересами. В Священном Писании ясно говорится,

что человек совершает тяжкий грех, упорствуя в своей гордыне и не желая простить

виновного. В сущности, праведному сыну из нашей притчи грозит более серьезная

опасность, чем его блудному брату.

— Выходит, блудного сына нужно любить, что бы он ни натворил? — спросил Дэниел

из своего угла.

Я вскочила. Это уже слишком!

Папа устремил на меня вопросительный взгляд.

— Печенье, — объяснила я и вышла из комнаты под одобрительное «М-м-м!»

собравшихся. Когда я вернулась с угощением, занятие преждевременно подошло к концу, но

мне было все равно. Я хотела домой. Пока я собирала грязные салфетки и носила на кухню

пустые кружки, гости толклись вокруг стола, оживленно беседуя о подарках и

рождественских колядках. Закончив с уборкой, я подошла к отцу и попросила разрешения

уйти.

— Что-то мне нехорошо. Лягу сегодня пораньше.

— Экзамены доконали? — усмехнулся папа. — Тебе надо хорошенько выспаться. — Он

провел пальцем по моему лбу, начертив невидимый крест. — Я обещал подвезти дам в Оук-

Парк, поэтому не могу отдать тебе машину. Но я не хочу, чтобы ты шла домой одна. Глянув в

угол комнаты, отец позвал: — Дэниел!

— Нет, папа! Это глупо. — Я ощутила прилив гнева. Крест, нарисованный отцом,

словно жег мою кожу. Почему он так жесток со мной? — Здесь недалеко.

— Я не отпущу тебя одну в такую темень. — Папа повернулся к Дэниелу, который тем

временем подошел к нам. — Не мог бы ты отвести мою дочь домой?

— Конечно, пастор.

Спорить не имело смысла, поэтому я позволила Дэниелу последовать за мной в

прихожую. Когда дверь комнаты закрылась, я отошла от него в сторону.

— Ну, вот и проводил. Дальше я пойду сама.

— Нам надо поговорить, — сказал Дэниел.

— Я больше не могу с тобой говорить. Как ты не понимаешь?

— Почему? Назови хоть одну причину, и я оставлю тебя в покое.

— Одну причину?! — Как будто вовсе не Дэниел признался мне, что он на самом деле

оборотень! Как будто не он чуть не искалечил моего брата. — Как насчет Джуда? — Я

решительно двинулась к вешалке.

— Джуда здесь нет, — сказал он, шагнув вслед за мной.

— Стоп, Дэниел. Остановись. — Я досадливо глянула на пуговицы пальто, которые

никак не хотели проскальзывать в петли. — Я не хочу говорить с тобой, находиться с тобой

рядом, помогать тебе потому, что ты меня пугаешь. Этого достаточно?

— Грейс? — Он коснулся моих дрожащих пальцев.

Я торопливо сунула обе руки в карманы.

— Пожалуйста, пусти меня.

— Хорошо, только сначала я скажу тебе кое-что. Ты должна об этом знать. — Крепко

сжимая амулет, Дэниел выпалил: — Я люблю тебя, Грейс! — с таким видом, будто спас мир

от неминуемой катастрофы.

Я отшатнулась прочь. Его признание вонзилось в мое сердце, как нож. Я так мечтала

услышать эти слова из его уст, но в то же время страшилась их больше всего на свете. Ничего

уже нельзя спасти. Я сделала еще один шаг назад и уперлась спиной в массивную дубовую

дверь.

— Замолчи. Не смей этого говорить.

— Ты действительно боишься меня, — с горечью произнес Дэниел, безвольно уронив

руки.

— А чего ты ждал?

Он повесил голову.

— Грейси, позволь мне все исправить. Я больше ни о чем не прошу. Мне нужна только

ты.

Я всем сердцем хотела простить Дэниела, но у меня не получалось, несмотря на все,

чему нас учил отец. Нельзя же, будто по мановению волшебной палочки, смириться с тем,

как он обошелся с Джудом, или забыть, что его любовь для меня смертельно опасна. Только

разлюбить Дэниела я тоже не могла. Мне по-прежнему страстно хотелось целовать его, быть

рядом с ним.

Если мы и дальше будем видеться каждый день, рано или поздно я сдамся — и тогда

потеряю все.

Я взялась за дверную задвижку.

— Если бы ты думал обо мне, то давно уехал бы прочь.

— Я обещал пастору проводить тебя до дома.

— Я не о том, Дэниел. Тебе лучше покинуть город навсегда.

— Я не отпущу тебя одну.

— Тогда я позвоню Эйприл или Питу Брэдшоу, — сказала я, хотя прекрасно знала, что

оба смотрят хоккейный матч.

— Я пойду с вами! Мне нетрудно, — пророкотал Дон Муни, внезапно появившись в

прихожей с печеньем, зажатым в кулаке. На его подбородке темнел застывший шоколад.

— Спасибо, Дон, вы очень любезны. — Я открыла дверь. — Прощай, Дэниел.