ГЛАВА № 2

1981-83: ШКОЛЫ, ЧЕРЕПА И КРЫСИНЫЕ ЧЛЕНЫ

Несмотря на то, что смерть отца была ужасным событием и подразумевала радикальные перемены для всей моей семьи, она заставила нас отправиться на поиски своей цели в жизни. Я часто говорю себе, что если бы он не умер тогда, мы бы так никогда и не стали музыкантами. Скорее всего в эту самую минуту мы сидели бы дома, а в будни работали вместе с ним в посольстве, носили короткую стрижку и галстук, и ничего этого не случилось бы. Его смерть очень сильно связана с тем, что со мной произошло в дальнейшем, на протяжении всего моего пути вплоть до сегодняшнего дня. Его смерть стала причиной всего этого.

Очень тяжело все это просто передать словами. Весь мой детский протест и непонимание, почему Бог забрал этого человека у меня в таком возрасте в это время породили анархию и анти-религию ранней Sepultura.

Группа была решительно настроена против церкви и религии. Я был зол на Бога, хотя при этом продолжал с мамой духовный путь. То были мутные времена: музыка была моим реальным спасением, тем, что спасло меня от таких перспектив, как криминал и наркотики. Все происходило у нас на глазах, мы буквально ходили по самому краю. У нас были друзья в Белу, которые встали на путь преступности и наркотиков, а потом умерли от передозировки. Мы знали обо всем этом говне. Но музыка была отличной штукой, и она спасла нас.

Мама была по-настоящему предана отцу, и никогда больше не выходила замуж. Она лишь встречалась после его смерти с двумя парнями, насколько мне известно, и в обоих случаях это было совсем недолго, потому что она так и не встретила такого человека, как мой отец. Она была абсолютно откровенна с нами об этих парнях: однажды она подошла к нам и спросила, не против ли мы, если она начнет с кем-то встречаться, потому что она очень одинока. И мы с братом такие: “Мы полностью тебя понимаем, мам. Если захочешь снова выйти замуж, вот тебе наше разрешение, мы не хотим, чтобы ты была совсем одна”. Но она так и не решилась. Отец был очень особенным человеком.

Моя сестра Кира немного знала его, но не думаю, что много помнит о нем. Он очень любил ее: он был очень счастлив, что у него есть дочь. Папа брал Киру на пляж и играл с ней. Думаю, что она была слишком мала, чтобы помнить о нем столько, сколько помним мы с Иггором.

Прежде всего хэви-метал привлек меня благодаря той ситуации, в которой оказался я. Я был очень зол, и тут появилась музыка и овладела мной, обратившись прямо к моему разуму. Я был зол, и поначалу слушал музыку, просто чтобы уйти от реальности. Затем, когда я узнал, что на самом деле могу выразить себя при помощи гитары, вокала и текстов, это изменило всю мою жизнь, чувак. Я получил оружие. Голос. Совершенно иной способ мышления.

После смерти отца я разобрал его коллекцию винилов, чтобы посмотреть, что он слушал, и обнаружил «Led Zeppelin IV» и первую пластинку Black Sabbath. Это было потрясающе. Он никогда не включал нам эти альбомы. Должно быть кто-то ему их подарил, а может он слышал, что они хороши и купил их, чтобы заценить лично. Я уже слушал хэви-метал, когда откопал эти пластинки, поэтому сказал себе тогда: “О, Господи… у отца были альбомы Sabbath и Zeppelin. Это действительно круто”.

А так я впервые познакомился с рок-музыкой. Мы были на каникулах в Сан-Паулу в 1981-ом, и мой кузен достал нам билеты на концерт Queen 20 марта на огромном Морамби Стэдиум. Они раскручивали альбом «The Game», и концерт был колоссальным – целых 60 000 зрителей! До этого момента, честно говоря, я не особо увлекался музыкой. Меня больше интересовал футбол. Я хотел стать футболистом. Иггор тоже. Несколько раз мы видели, как наша команда играет на этом стадионе.

Кузен сказал нам: “Давайте, я отведу вас на концерт Queen. Для вас это будет новый опыт, пока вы на каникулах, и он отвлечет вас от того, что случилось”. И мы пошли. Я и понятия не имел, чего ожидать.

В тот миг, когда погасли огни, у меня по телу пробежали мурашки. Queen вышли на сцену и сыграли “We Will Rock You”, и, чувак, это было восхитительно. Мы с Иггором сказали друг другу: “Это так клево”, а я подумал: “Черт, мне это реально нравится. Эта музыка нравится мне даже больше, чем футбол! ”

Это была та же энергия, что и от футбола, только мощнее – она была усилена во много раз. Свет и музыка просто сорвали мне крышу.

Следующим утром мы пошли в магазин аудиозаписей, и кузен разрешил каждому из нас выбрать по кассете. Я взял «Live Killers» Queen, потому что был под впечатлением от их шоу, а Иггор взял себе «Alive II» Kiss. Мы слушали эти записи снова, и снова, и снова. Это были две наши любимые кассеты из всех, и мы везде их таскали с собой. Я знал оба этих альбома наизусть. До этого я не слушал музыку, только чуть-чуть бразильской музыки по радио. Благодаря Queen все изменилось. Тот концерт стал главным переломным моментом в нашей жизни.

Еще в Белу мы начали искать других чуваков, которым нравилась такая музыка. В нашем районе жил один парень по имени Силвио. Однажды он гулял с парочкой альбомов Оззи Осборна под мышкой – среди прочих у него были «Speak Of The Devil» и «Diary Of A Madman». Мы подскочили к нему и спросили: “Тебе нравится метал? Мы любим Queen и Kiss”. Мы задружились с этим парнем и послушали его альбомы. После этого мы встретили другого парня по имени Вагнер Ламунье, который в конце концов стал первым вокалистом Sepultura. Он был по-настоящему близким другом для нас с Иггором: мы тусили у него дома по выходным и спали на его диване в гостиной.

Послушайте одну из самых веселых проделок нашей троицы – меня, Иггора и Вагнера. Однажды мы прокрались на кладбище, потому что знали, что там было место, где полно черепов. Вагнер рассказал мне о нем и предложил пойти посмотреть на это своими глазами. Я ответил: “Чертовски клево! ” И как-то в субботу мы пошли на это заброшенное кладбище и открыли металлическую дверь в подвал. Склеп внизу оказался полон черепов, как он и говорил. Очевидно они принадлежали людям, у которых не было денег на то, чтобы их похоронили как положено. Их черепа просто сбросили туда. Некоторые из них были еще свежими – на них сохранились волосы.

Мы такие: “Да, черт побери! Давайте их стащим! ”, и украли три черепа. Мы положили их в свои школьные сумки, но по пути домой я сказал Вагнеру: “Я не могу принести домой три черепа: мама просто убьет меня”. Вагнер ответил: “Ну, я тоже не могу прийти с тремя черепами. Моя меня тоже убьет! ”, тогда я сказал: “Ладно, тогда какого хрена мы будем с ними делать? ” И мы решили сбросить их с моста на шоссе, и смотрели, как они разбиваются на шоссе, когда проезжающие машины наезжают на них и крошат своими колесами. Это была подростковая забава.

К тому времени Иггор стал очень хорошим граффером. Однажды его сцапали копы из-за того, что он нарисовал гигантскую крысу с огромным членом на фасаде чьего-то дома. Парень вышел из дома, схватил его и вызвал копов. Они приехали, и я сказал: “Это мой маленький братишка, пожалуйста, отпустите его. Он сожалеет о своем поступке и больше так никогда не будет делать”. Его не арестовали. Один из копов просто сказал ему, чтобы больше не занимался этой фигней. Это было огромное чертово полотно, потрясающая работа баллончиком, выполненная на очень хорошем уровне. Она выглядела очень клево. Вот в такие переделки мы попадали, пока не собрали группу.

Мама перепробовала для нас три школы. Первой было военное училище. Мы ненавидели его до чертиков. В нем действовали одни только правила: ты носил коричневую униформу, которую ежедневно носят копы, с поясом и туфлями, начищенными до блеска. Каждое утро нам приходилось петь национальный гимн, и это было очень политично. Понятное дело, девушек там не было, а это херово.

Мы провели там почти три года. Это было жестоко. У нас была училка, которая ежедневно приходила в класс, и первое, что делала, это доставала из кобуры свой револьвер 38 калибра и клала его на стол. Таким образом она говорила нам: “Со мной шутки плохи”. Это была большая пушка, и она размахивала ею во время занятий. Она преподавала математику и использовала эту пушку вместо указки! И мы такие: “Твою мать, чувак. Лучше не шутить с этой леди”. Я постоянно влипал, потому что всегда сидел “на Камчатке”.

Меня больше не беспокоили мои оценки, потому что я был зол из-за смерти отца. Я думал: “К черту школу! Мне насрать на это гребаное говно”. Она постоянно наводила пушку на меня, и я думал: “Когда-нибудь она мне точно прострелит башку”. Она всегда наводила на меня пушку, но, слава Богу, ничего не случилось. Она никого из нас не застрелила.

Все, чему я научился в этой школе, это ненавидеть. После этой школы я еще больше возненавидел копов. Я ненавидел злоупотребление силой и ненавидел полицейскую жестокость. Проще было выйти из этой школы и стать копом. Фактически именно этого они и добивались. Они хотели, чтобы ученики продолжили свою карьеру и стали копами.

Там были хорошие ученики, но было и много плохих, и они обычно тусили с нами, поэтому три года спустя мы с Иггором были сыты этой школой по горло, и нас выперли. Мама получила письмо, в котором говорилось, что нас попросили уйти, и сказала: “Боже, что же теперь с вами делать, парни? ”

Затем она отправила нас в религиозную школу, чье название я уже и не припомню, но это была очередная трата времени. Она была похожа на ту школу в Сан-Паулу, где нас учили всему этому дерьму по части Библии, к которому мы не испытывали никакого интереса. Обучение в этой школе продлилось год, пока нас не выгнали и оттуда.

Последней школой, в которую она нас записала, была общеобразовательная школа в центре Белу. Меня исключили из-за того, что как-то днем мы уничтожили все фонтанчики для питья. Мы достали кучу камней и заложили ими фонтаны. Вода была повсюду, люди кричали и суетились. Все были мокрыми до нитки, включая нас. Директор вышел из своего офиса, увидел, как мы смеемся и сказал: “Вы исключены”.

Это была последняя школа, потому что в этот момент мама сдалась. “Ладно, если не хотите ходить в школу, не ходите. Не тратьте мое время”. В то время мне было всего 11 или 12. Она сказала: “Найдите себе занятие по душе и я буду вас обеспечивать, только займитесь чем-нибудь. Вы должны обрести цель в жизни”.

Тем временем мой кузен, тот самый, что возил нас на концерт Queen, пытался наставить нас с Иггором на путь истинный. У нас были длинные волосы, и он сказал, что если я постригусь, он купит мне пластинку, которую я хочу. Я согласился и пошел к парикмахеру за стрижкой, потому что знал, что волосы снова отрастут. Я попросил его купить мне «Ride The Lightning» Metallica, потому что он находился в разделе импорта и был очень дорогим.

Вскоре после этого мы поехали на концерт в восьми часах езды от Белу в городок под названием Ламбари. Там проходил фестиваль с кучкой поп-групп, но последней выступала метал-группа из Рио под названием Dorsal Atlantica. Они были брутальными. Это было трио, как и Venom. Они и выглядели как Venom, с черной подводкой на глазах, патронташами и чертовыми металлическими шипами.

Первое, что сказал вокалист, когда подошел к микрофону, это: “Мы Dorsal из Rio. Если мы вам не по душе, валите дрочить и трахать Бога! ” Мы такие: “Ничего себе! Вот это безумие! ” Шоу началось. А у сцены несколько парней показывали группе фак, вокалист увидел это и крикнул: “Я хочу видеть тебя, тебя и тебя после шоу на парковке. Буду ждать. Мы пойдем тратить деньги”. И я подумал: “Да этот парень крут! ” Музыка была невероятно быстрым спид-металом, как Venom. Я не верил своим глазам.

Всю дорогу домой с шоу я разговаривал с Иггором. Я сказал: “Нам нужно создать группу, чувак. Ты видел этих парней? Они здешние и могут играть это дерьмо, и мы тоже сможем. Мы должны! ” Это придало нам смелости.

Иггор уже был барабанщиком, так как играл на ударных на летних курсах и в футбольные деньки. На самом деле он был отличным барабанщиком, просто у него еще не было ударной установки.

Иггор Кавалера: “В моей жизни ударные появились даже раньше, чем музыка. Я ходил на стадион и играл на ударных, даже не планируя создать рок-группу. Когда мы решили основать Sepultura, ударные уже были частью меня, так что Макс вполне естественно выбрал другой инструмент”.

Я нашел старую акустическую гитару отца, разбил зеркало и приклеил кусочки разбитого зеркала к гитаре, чтобы она выглядела немного круче. Этим гребаным зеркалом я почти изуродовал гитару отца, но в тот момент мне казалось, что она выглядит клево.

Я немного изучал английский, переводя тексты с винилов. Я его немного изучал в школе, но по правде говоря больше всего я выучил именно из пластинок. Целыми ночами я переводил тексты Iron Maiden, Black Sabbath и Motö rhead. На альбоме Motö rhead «Another Perfect Day» была песня под названием “Dancing On Your Grave”, и если перевести слово “grave” на португальский, получится “sepultura”. Я подумал: “Ух ты, отличное название”, и нарисовал логотип на книге, которая теперь находится в Зале Славы Рок-н-Ролла.

Теперь мы были группой. Я - на гитаре, Иггор на ударных, Вагнер на вокале и парень по имени Роб на басу. Роб был нашим друганом: сын канадского священника из баптистской церкви или какой-то из этих религий. У него был усилок, и мы подключили нашу шнягу к нему. Так начиналась Sepultura в далеком 1983-ем.

Это была эпоха зарождения блэк-метал и трэш-метал. Мы быстро въезжали во все более тяжелую музыку: услышав Queen, мы заинтересовались, что есть еще, а потом услышали AC/DC. Они были группой бунтарей – многие их фэны носили длинные волосы. В кино я увидал фильм «Let There Be Rock», и на мой взгляд он был офигенно прекрасен.

Потом я услышал Black Sabbath, но в первый раз, когда я их услышал, они показались мне подозрительно знакомыми, потому что я где-то раньше видел их название, а потом вспомнил, что в коллекции пластинок отца был один из их альбомов. Я снова заглянул в коллекцию и нашел их дебютную пластинку. Чувак, она была прекрасна – риффы Тони Айомми были такими тяжелыми. После Sabbath мы начали искать еще более тяжелую музыку, и открыли для себя Venom и Slayer. Когда мы услышали Dorsal Atlantica, которые были родом из Бразилии и звучали, как эти группы, это заставило меня задуматься о том, что и мы можем не хуже. Они придали нам смелости.

Моей второй гитарой после той акустики был кусок дерьма, которую все называли “podrera”, то есть трухлявая, потому что всякий раз, как я до нее дотрагивался, мне в палец впивался осколок и вызывал кровотечение. Она была полностью расстроена. По правде, она разваливалась на глазах, но это было единственное, что я мог себе позволить. Я купил ее в ломбарде по дешевке. Я пришел домой с мыслью: “Я не хочу слышать, как звучит эта гитара”, но когда сел и немного поиграл на ней, я не мог понять, почему она не издает невероятно искаженный звук.

Я отнес ее обратно в магазин и сказал парню: “Думаю, с ней что-то не то. Нет звука”. Он ответил: “Ну, тебе нужен кабель, усилок и педаль дисторшна”, а я: “Чувак, да ты угораешь. Мне придется купить все это дерьмо? ” И я скопил немного денег здесь и там, купил усилок и педаль, и наконец-то подключил ее. Теперь она звучала гораздо лучше.

Я никогда не учился играть. Первую в жизни песню мне показал приятель, у которого была гитара. Он показал мне пару вещей. Для начала “Heaven And Hell” Black Sabbath. Я выучил эту песню вместе с “Whole Lotta Rosie” AC/DC и “Smoke On The Water” Deep Purple. Все знали этот рифф. Этот парень показал мне другие вещи, и каждый раз я изучал все больше и больше.

Тем не менее, я не знал, как настраивать гитару и все такое. Помню первое шоу Sepultura в местечке под названием Барролише в 1984-ом. Это был клубешник с примерно сотней зрителей, и кучкой парней в футболках с Motö rhead, Iron Maiden, Deep Purple и Джимми Хендриксом, и я подумал тогда: “Окей, наверно, мы понравимся этим парням, мы здесь в безопасности! ”

Парень, который держал то место, подошел ко мне перед сэтом и спросил: “Вы готовы выступать? ”, и я ответил: “Да”. А он: “Так вы настроились? ” И я посмотрел на него и спросил: “Эээ... что это значит? ” А он такой: “Твоя гитара. Ты настроил ее? ” А я ответил: “Ну… Не знаю! ” Я даже не понимал, о чем он говорит. А он такой: “Можно взглянуть на твою гитару? ” Оказалось, все струны были расстроены.

Роб не пришел на концерт, потому что было 10 вечера и отец не выпустил его из дома. Он должен был быть дома в восемь, поэтому ему не удалось это сделать, и мы выступали как трио: я на гитаре, Иггор на ударных и Вагнер на вокале. Единственными, кому это понравилось, само собой, были парни в футболках Motö rhead. Они сказали нам тогда: “Чуваки, вы офигенно круты. Я не слышал твою гитару, но вы реально зажгли”. Все остальные кричали: “Фуу, вы отстой. Эту херню невозможно слушать”.

Мы играли свои песни, Вагнер пел на португальском. Они звучали очень сыро и неотшлифованно. По звучанию они напоминали Venom, только еще проще – мы не слишком хорошо играли, поэтому мои риффы не были так уж хороши. Да, слушателям эта музыка казалась хэви-металом, но как по мне, ощущение выступления на сцене было безумным – я чувствовал себя одержимым. Как только я взял в руки гитару и вспыхнул свет, у меня появилось чувство, что здесь происходит что-то особенное”! Я стал абсолютно другим человеком. Я прыгал по сцене и кричал. Я отлично себя чувствовал, и хотя большинству зрителей это не понравилось, все это дало нам стимул продолжать. Мы подумали, что скорее всего сможем это повторить. Мне нравилась энергетика, которую я ощущал, стоя на сцене, и Иггору она тоже нравилась – он уже был потрясающим барабанщиком. Выброс адреналина никогда не покидал меня - он до сих пор во мне, каждый раз, когда я выхожу на сцену.

Мы репетировали у Роба в его подвале. Время от времени к нам спускался его батя и начинал религиозные проповеди. Он называл нас с Иггором желтоголовыми, потому что мы были блондинами. Помню, как-то подошел к двери и услышал, как орет его отец: “Эй, Роб, к тебе опять эти грязные желтоголовые! ” Мы были довольно грязными, это верно, и джинсы у нас тоже были рваные.

Музыка затянула нас по уши. Мы перестали ходить в школу, и помню, что мне сказала мама, когда я подошел к ней после первого шоу и сказал: “Мам, вот чем я собираюсь заниматься в жизни. Я стану музыкантом и буду всерьез заниматься музыкой. Я не брошу ее и не изменю свое решение через месяц”. Она отнеслась к этому спокойно. Она ответила: “Если это то, чего ты хочешь, я тебя полностью поддержу. Я помогу всем, что в моих силах”. По-моему, это было здорово.

Я знал, что мы сможем, хотя еще толком не умел играть. Между мной и Иггором возникал обмен энергией, когда мы поднимались на сцену. Эта энергия родилась на том первом шоу, и всегда присутствовала впоследствии – в каком-то смысле убеждение, что мы сделаем это, и сделаем так, как надо. У нас всегда была эта убежденность, хотя тогда мы и понятия не имели, что это вообще такое “выступать в группе”.

Мне казалось, что музыка - это единственное, что у меня есть. Когда я въехал в тяжелую музыку вроде Venom, у меня было ощущение, что я смогу выразить себя с ее помощью, потому что я был очень зол на все то дерьмо, что творилось вокруг. Эта музыка идеально подошла раздраженному подростку. Поэтому, когда я решил писать собственную музыку, я использовал тот же гнев, энергию и жестокость. Вот откуда взялась брутальность Sepultura – от смерти моего отца.

А теперь все это обрушилось на меня. Когда пыль улеглась, я понял, как изменилась моя жизнь, и что теперь мне придется мириться со всем этим. Мы должны были стать мужчинами. Не было времени быть подростками. Мое детство закончилось, как и все это дерьмо. Тому счастливому времени пришел конец. Я был вынужден столкнуться с жизнью в возрасте 13 лет. И если я собирался что-то делать в своей жизни, то я должен был сделать это именно сейчас, я должен был встать и сделать это сам. Прямо сейчас, не раньше, не позже. Я должен был найти что-нибудь для себя, и я нашел это что-то в музыке, которая дала мне уверенность идти вперед и делать то, что я могу.

Вспоминая прошлое, я понимаю, что если бы мой отец не умер, у меня был бы более плавный переход в юность, когда еще можно оставаться немного ребенком. Я по-прежнему мог заниматься подростковыми делами. А сейчас у меня больше не было выбора, особенно теперь, когда я стал главой семьи. Я был самым старшим, и все свалилось на мои плечи. Я должен был присматривать за Иггором, хотя, когда началась группа и я стал больше тусить, мы поменялись ролями. Иггор всегда говорил: “Мы должны присматривать за Максом и его пристрастием к алкоголю”. Он всегда беспокоился обо мне.

Иггор Кавалера: “Я почти всегда вел трезвый образ жизни в Sepultura, и, наверное, главная причина в том, что я должен был заботиться о брате. Если бы нас засосал весь этот рок-н-ролльный стиль жизни, нас бы уже не было на этом свете”.

Когда Иггор впервые увидел Глорию, он сказал ей: “Я очень рад, что ты здесь. Теперь ты сможешь помогать мне справляться с Максом! Он прошел десять миль в поисках бара, а потом еще десять до следующего… и на этом он не остановится”.

Это правда. Я был охуенно безумен.