ГЛАВА № 4

1985-86: УЛЬТРАНАСИЛИЕ

Именно с потерей отца связано то, что я стал так много пить. Только чтобы заполнить пустоту. Когда я пил, я начинал чувствовать себя иначе: мне нравился тот кайф, который я получал от выпивки. Когда я был пьян, музыка звучала лучше, а еда казалась вкуснее. Это правда: когда ты слушаешь пластинку, убитый в хлам, эта музыка звучит просто чертовски круто. Слушаешь Slayer реально громко, когда пьян, и, чувак, он звучит просто прекрасно. И когда слушаешь свою музыку пьяным, она тоже звучит здорово. И ты говоришь себе: “Поверить не могу, что это мы”. Я обычно слушал «Arise» на полную громкость в задней части автобуса и думал: “Только послушай этот голос. Он же чертовски прекрасен! ”

Выпивка всегда была рядом - и когда я был ребенком, и когда стал взрослым. Особенно я любил водку. Позже, после свадьбы, я переключился с водки на вино, что казалось мне хорошим выбором спиртного. Вино помогало мне расслабиться по вечерам, но сперва я выпивал бутылку, а потом перешел на две. Таким стал мой райдер, поэтому после каждого шоу Sepultura я ужирался двумя бутылками этого пойла. Несмотря на это, многие люди, гастролировавшие со мной вместе, по сути никогда не видели, чтобы я нажирался в жопу, не считая пары редких случаев.

В то время я был без сомнения довольно диким. Однажды я попал в аварию, когда ехал на машине. У меня был белый Фиат, на который я копил несколько лет. Как-то вечером я поехал прогуляться на этой машине и посмотрел в Белу «Заводной Апельсин» по телеку в баре, нажираясь между делом. Я думал: “Да это, бля, самый охуенный фильм в мире. Я хочу быть одним из этих долбаных парней! ”, потому что обожал насилие.

Я повесил в комнате огромный постер этого фильма рядом с постерами Slayer, Morbid Angel и Death. Его жесткость произвела на меня огромное впечатление. По сути, это метал-фильм. Я удивился, когда Sepultura позже записали альбом по мотивам «Заводного Апельсина», потому что в то время остальным он не нравился. Я смотрел его, а они не проявляли к нему интереса. Очень странно.

В общем, посмотрел я этот фильмец, и в три утра пришло время возвращаться домой. Шел дождь, здравый смысл подсказывал: “Найди того, кто отвезет тебя домой”. Но дурная половина моего разума сказала мне: “Да к черту все это! Езжай домой, ублюдок”. Я выбрал дурную сторону (и ошибочную), и поехал. Меня носило по дороге из стороны в сторону.

Чувак, я был очень сильно пьян. Просто в хлам. И вот показался поворот, машина сделала на дороге разворот на 360 градусов и врезалась в стену. Я выглянул из окна. На меня уставилась огромная церковь. Было три часа утра, я стоял там один, весь перед моей машины был полностью разбит.

Я смотрел на церковь и злился на нее. Я думал про себя: “Зачем мне надо было врезаться в церковь? Какого хера ты оказалась у меня на пути, церковь? ” Я проклинал церковь за эту аварию. Это смешно, теперь, когда я вспоминаю об этом. Я вылез из машины и показал ей фак с криком: “Иди ты на хуй, тварь! ”

Я не получил травм за исключением кровотечения из носа, но машина была вдребезги. Копы не приехали, и это к счастью. Мне удалось завести машину и доехать на ней домой в ужасном состоянии.

На следующее утро мне пришлось соврать маме, и это было плохо, потому что она помогала мне с покупкой. Я сказал ей: “Мам, я припарковал машину, и пошел в бар, а когда вышел, кто-то ее разбил”. Она знала, что я ей гоню. Я был в жутком похмелье, и она спросила: “Ты приехал домой прошлой ночью? ”, и я такой: “Да! ”, а она мне: “Ну, и как ты себя сейчас чувствуешь? Как голова? ”, а я такой: “Да все окей, я только немного устал”, но в конце концов я рассказал ей, что попал в аварию. Она ответила, что сразу это поняла, потому что ни один человек не смог бы разбить припаркованную машину с таким огромным ущербом, и что мне лучше больше так не делать, потому что она не хочет, чтобы я разбился насмерть.

Мне казалось, что все так живут. В той компании, где тусили я и Иггор, мы жили именно так. У меня были проблемы со всем тем дерьмом, что творилось в нашей жизни. У нас не было денег, во всем доме царила депрессия. Все это подтолкнуло меня к алкоголю. Я считал Иггора странным, потому что он редко пил: он практически вел трезвый образ жизни, хотя не разгуливал по городу, говоря направо и налево, что он трезвенник, как это делают многие группы. Но именно таким он и был, что для меня было странно.

Однако, когда Иггор выпивал, он становился похожим на тасманского дьявола из старых мультфильмов, он был катастрофой. Иггор съезжал с катушек, ввязывался в драки и болтал дикую хрень. Он становился опасен, когда выпьет, и я как-то сказал ему: “Тебе лучше не пить, брат, потому что ты не такой, как я. Ты чертовски опасен, когда пьешь”. Я был счастливым алкашом – я шутил, мне нравилось разыгрывать людей. Но с ним не было весело, когда он пил, поэтому он пил не очень часто: никогда не подозревал, что у него очень большая силы воли. Он был очень силен. Его интересовала только игра на ударных.

Я развлекался с алкоголем, и никогда не считал это проблемой. Некоторые веселые штуки я откалывал именно по пьяни. У меня был собутыльник по имени Мауриньо. Он был моим лучшим другом. Я слышал, как про него говорят, что он может избить десяток, не моргнув глазом и что он конченный психопат. Мне было 16, когда я познакомился с ним, это было в самом начале становления группы.

Этот парень обожал все, что имело отношение к Sepultura, и постоянно подбадривал меня: “У тебя получится. Я знаю, что однажды ты станешь известной звездой, чувак. Я, черт побери, знаю это. Просто продолжай делать то, что делаешь”. Обычно мы гуляли и постоянно нажирались. А еще ввязывались в крупные драки. Он был небольшого роста, но знал каратэ и мог неслабо отпиздить. Он выносил огромных парней. Было весело принимать в этом участие.

Когда был пьян, я тоже был хорошим бойцом. Я просто с катушек съезжал. Мы как-то зависали в баре, и меня стал доебывать один чувак. Он называл меня позером и действовал мне на нервы своими словами: “Чувак, ты да позер… ты гребаный позер… твоя музыка - фейк”. А я ему: “Ублюдок, лучше завязывай или отхватишь”.

Но он продолжал меня доебывать, и наконец я сказал: “Окей, сейчас это говно закончится. Пойдем на выход. Положим этому конец прямо сейчас”.

Я начал выбивать из него дурь. Я схватил с земли камень и разбил о его башку. Череп треснул, повсюду была кровища. Мои кеды все были в его крови, когда я пришел домой. Помню, как смотрел на кеды и думал: “Черт. Как этот чувак до сих пор жив? ” Но он сам напросился. Я только занимался своим делом и приятно проводил время с друзьями. Мой друг Мауриньо видел, как все это происходит и сказал мне потом: “Ты позаботился об этом парне”. Ему даже не пришлось вмешиваться.

Такое случалось несколько раз. Думаю, что в этом было немало общего с чувством жестокости, которое у меня возникло после просмотра «Заводного Апельсина». Нередко вечерами мы выходили гулять с одной мыслью: “Хоть бы сегодня с кем-нибудь помахаться”. Это напоминало психологию скинхедов. Ебнутую психологию. А может я просто давал выход своей депрессии в этих драках. Есть теория, что мальчики, которые растут без отца, в конечном счете становятся более агрессивными, потому что рядом с ними нет отца, который расскажет, какие границы нельзя переходить. В моем случае эта теория полностью оправдана.

Мы с Иггором очень рано заинтересовались тату. Я спросил маму, можно ли мне сделать тату, но она ответила, что я слишком молод и что она выкинет меня из дома, если я ее сделаю. Я ответил: “Мам, я коплю деньги и сделаю тату”. А она мне на это: “Лучше не делай! Серьезно, если сделаешь ее, я тебя взгрею”.

Это продолжалось до тех пор, пока я наконец не сделал тату. Был один парень. Он как-то приехал к нам в Белу. Это был очень известный мастер тату, он сделал татуху одному из моих друзей. Он нарисовал пивную кружку на животе моего друга со словами: “Пиво - мое дело”. Мне это показалось клевым, поэтому я тоже пошел к нему.

Обычно ты просишь разрешения родителей, если хочешь сделать тату и тебе нет 18, но в Бразилии все это не имеет значения: если у тебя есть бабки, они сделают тебе гребаное тату - с согласия твоей мамы или без него. Я нанес на правую руку тату с драконом, и когда пришел домой, понял, что лучше ее спрятать от мамы, потому что я не хочу, чтобы она узнала, что я ее сделал – по крайней мере пока. Тогда я одел рубашку с длинным рукавом, но я помнил, что мне придется сменить повязку на драконе: мне сказали нанести на тату немного крема перед тем, как ложиться спать. С этой целью я пошел в ванную, но несмотря на то, что был умным парнем, как и сейчас, я оставил окровавленную повязку в раковине.

Разумеется, мама заметила ее за чертову милю, и вот заходит она, видит повязку в крови, и тут же понимает, что я натворил. Она заходит в мою комнату, включает свет и спрашивает: “Что это? Это же тату, не так ли? ” А я такой: “Нет, нет… это случайность, я порезался! ”

Он посмотрела на повязку, которую держала в руке и сказала: “Нет, это не так, здесь краска! Кровь и краска! И они похожи на дракона! Покажи мне свою руку”.

Я показал ей свою другую руку, и само собой на ней ничего не оказалось. И тут она как заорет: “Другую руку, дебил! ”, и я показал ей ее. Она разозлилась. Очень сильно разозлилась. Это было странно – я не понимал, почему это так ее взбесило.

Я сказал: “Мам, успокойся, это просто тату. Ничего особенного”, а она как заорет: “Это важно! Я же говорила не делать его! Ты не послушал меня! Спи на террасе. Сегодня ты дома спать не будешь”.

И я такой: “Чего? Я не буду спать на террасе, мам”, а она мне: “Ты спишь на террасе, без подушки, без ничего. Ты спишь прямо на земле”.

Я действительно не понимал, с чего она так взбеленилась. Думаю, она просто пыталась заботиться о нас и быть хорошей мамой. В конце концов мы были еще очень молоды. Так что той ночью я спал на гребаной холодной земле с одной мыслью: “Черт! Это несправедливо”.

Забавно, что три года спустя мама сделала тату Sepultura на руке. Я сказал ей: “Теперь я должен заставить тебя спать на террасе, мам! ”

Иггор тоже сделал тату и придумал дизайн для моей второй тату. Это был череп, держащий меч, который проходит через центр головы. Ее сделал на пляже в Сантосе вокалист трэш-метал группы под названием Vulcano – этот здоровяк был татуировщиком. Моя страсть к тату с того времени стала развиваться, и я наносил все больше и больше, и дошел до того, что начал ездить и искать хорошего мастера тату, когда гастролировал по миру вместе с Sepultura. Некоторые из них были фэнами группы, как например, Пол Бут, с которым мы до сих пор остаемся добрыми друзьями.

У меня не было много девушек. Была одна по имени Роза, которая ходила в общеобразовательную школу рядом с офисом Когумело, и я каждый день ходил туда ее встречать. Мы приходили к ней домой, целовались, обнимались и все в таком роде, и она приходила ко мне, но моей маме она не нравилась. “Не думаю, что Роза тебе подходит” – говорила она. А я ей на это: “Ты че гонишь, мам? Нам хорошо вместе”. А мама ответила: “Нет, у меня на этот счет странное предчувствие”, и она оказалась права.

После Розы у меня было не так уж много отношений. Я просто цеплял на вечер какую-нибудь телку и тусил с ней, а потом на следующий день говорил ей: “Как-нибудь увидимся”. Ничего особо серьезного не происходило, пока я не стал играть в Sepultura. Тогда я встретил телку, которая играла на гитаре в метал-группе. Мы нравились друг другу и виделись каждый день, отношения развивались и становились более серьезными. Я встречался с ней несколько месяцев, мы ходили смотреть на группы, в которых играли, и это было клево. Я и ее маме очень нравился. Но эта телка кинула меня, она разбила мне сердце. Она поехала на север Бразилии и сблизилась с другим парнем, пока я был дома. Я узнал об этом от друга, и у меня была реакция вроде: “Что?? ” Очевидно, у них все было серьезно: они с этим другим парнем очень любили друг друга.

Я устроил большой костер из всего, что она дарила мне – из кожанок, фоток и всего остального дерьма, а потом танцевал вокруг него как гребаный индеец в пьяном угаре, матеря ее с криками: “Гори в аду, сука! ” Это выглядело довольно странно. Все соседи смотрели на меня и говорили друг другу: “Какого хера делает этот парень? Он безумец”. А мама и брат стояли рядом и подзадоривали меня: “Вот молодец, парень! Молодец! Туда ей и дорога! ” Вообще-то это было тяжело. Разрыв прошел очень болезненно. После этого я стал более осторожно относиться к тем, с кем встречался, и больше ни к кому особо не привыкал. Это был первый и единственный раз, когда мое сердце было разбито, а телка очень сильно разозлила и опечалила меня.

Так или иначе, не так уж много девушек интересовалось нами. Люди боялись нас из-за нашего внешнего вида, что значило, что нам достанется не так уж много телок. Если бы мы были симпатичными парнями, которые хорошо выглядели и играли, мы могли стать более популярными у женского пола, потому что в Бразилии много красивых женщин. Хотя некоторым из них мы нравились – например, сумасшедшим телкам, которым нравились опасные парни вроде нас. Это нам было по нраву – они должны были быть хоть немного сумасшедшими, чтобы тусить с нами. Не как обычные девушки.

Иногда я пытался гулять с обычными девушками, но это всегда оборачивалось полной катастрофой. Я знакомился с ее отцом, при этом был одет в футболку Slayer и распоротые камуфляжные штаны, и челюсть ее предка падала до пола. Один из них спросил свою дочь прямо в моем присутствии: “Зачем ты гуляешь с этим отбросом? ” И когда доходило до того, что девушка говорила: “Приходи ко мне, познакомишься с моими родителями”, я отвечал: “Не думаю, что это хорошая идея”.

Мы были изгоями. Общество отвергало нас. Но мне это даже нравилось. Меня это привлекало и привлекает до сих пор. Мне нравится сама идея, когда ты не вписываешься в общепринятые рамки. Я по-прежнему замечаю на себе косые взгляды. Вот зачем я сделал тату на шее: после этого невозможно вернуться в обычное общество и получить нормальную работу. Я больше не смогу быть обычным парнем. Я заключил с собой сделку никогда не оглядываться, и до усрачки пугал людей своим тату на шее. Мне нравилось гулять с бандами. Кучка парней терроризировали людей, ходили в бары и слушали музыку. То было веселое, очень клевое время.

Говорят, мальчики без отцов часто обращаются к хэви-метал, потому что это мужественный стиль музыки, и он нужен им как раз потому, что у них дома нет отца. Для моей жизни это вполне закономерно: мы с Иггором благодаря этому и увлеклись металлом. На мой взгляд все изменилось, когда я впервые услышал Venom, Slayer, Sodom и Possessed. Мне нужна была эта агрессивная музыка. Обычно я ложился спать с альбомом «Black Metal» Venom в наушниках: это была моя музыка перед сном, когда большинство людей включают разное спокойное говно, если хотят уснуть. У нас с Иггором в комнате стояло стерео, и мы слушали «Black Metal» и «Show No Mercy» Slayer, даже когда ложились спать. Серьезно, это было безумие. А утром, как только просыпались, мы тут же включали эту музыку снова! Встречаем очередной день в траншеях…

Я очень интересовался психологией банды. В ранние дни мне очень нравились Motö rhead, потому что казалось, что они вместе тусуются и все делают вместе. Они были бандой. Меня посещали мысли: “Я хочу сколотить банду и выглядеть так же безумно, как они”. У них был пугающий внешний вид, и они не были симпатичными парнями: Лемми был страшен как черт, но при этом он был очень клевым говнюком. Не обожать его было нельзя.

Мне также нравился Фил “Грязное Животное” Тейлор, их барабанщик. На каждой фотографии он делал что-то безумное. Мне рассказывали, что у него вообще шифер потек. Он был моим любимым барабанщиком, и выглядел как мексиканский бандит. Мне нравилась обложка пластинки «Ace Of Spades». Если ты увидел этих парней на улице, тебе лучше сразу хватать руки в ноги и бежать.

Музыка реально спасла мою жизнь. Не будь музыки, и тогда перспективы у меня были бы куда более мрачные и печальные. Скорее всего я подсел бы на наркоту или стал преступником, учитывая те места, где мы жили и тот шлак, который мы творили. Очень легко было заняться сбытом наркоты, потому что я пересекался с парочкой наркодилеров.

Вообще говоря, моя мама несколько месяцев встречалась с боливийским наркобароном. Я думал, что он крутой. Он дарил нам всякие подарки и у него было полно бабла, хотя он не очень хорошо говорил по-португальски. Как-то он отвез нас в стрип-бар, которым владел, и мы с Иггором увидели всех этих голых телок. Он сказал нам тогда: “Вашу маму я сюда не повезу, но вы можете прийти! ”

Как-то мы спросили его, чем он зарабатывает на жизнь, и сказали, что хотим, чтобы он был откровенен с нами, потому что он встречается с нашей мамой, и он ответил: “Буду с вами честен, я крупный наркобарон в Боливии”. Я сказал: “Ох, ни фига себе! ”, но никто не действовал нам на нервы, пока он был рядом. Он постоянно носил при себе пушки. Он как-то сказал: “Если вас кто-то начнет доставать, только скажите”, и спросил, нет ли у нас врагов или тех, от кого мы хотим избавиться. Я ответил: “Нет, у нас все хорошо! ” А он: “Окей, но если что, дайте знать, и я вас защищу”.

Мама порвала с ним пару месяцев спустя, но было что-то безумное, пока мы были частью этого мира. Пару раз я нюхал с ним дорожки коки. Он спросил меня: “А ты достиг возраста, когда можно принимать кокаин? Что скажет твоя мама? ”, а я ответил: “Я и сам могу принимать такие решения”. Это дерьмо было чистейшим боливийским коксом. Он просто напрочь срывало кукушку – кайф от него был невероятный. Я приходил домой в отрубе.

Мама знала, чем я занимаюсь. Я никогда ничего не мог от нее утаить. У нее как будто было шестое чувство, но она всегда спокойно ко всему относилась, даже когда я обдалбывался в ебеня всем этим говном. Она как будто думала: “Я знаю, чем ты занимаешься. Знаю, что ты скучаешь по отцу, поэтому ты и занимаешься всем этим говном. Тебе нужно вывести весь этот гнев из организма”. Она только хотела, чтобы мы были осторожны.

Я приходил домой в два утра с огромными расширенными зрачками, а она такая: “Я знаю, что ты сейчас под чем-то”, и я отвечал: “Да, я принял кокса”. Довольно забавно, что единственное, что взбесило ее за все время, это то самое тату, когда она заставила меня спать на улице.

И хотя принимал кокаин, в очень раннем возрасте я понял, что музыка - это тоже наркотик, и очень мощный, сильный наркотик, который может отнять большую часть твоей жизни. И он постоянно рядом. Если у тебя херовый денек, музыка всегда рядом. Можно на нее рассчитывать. Когда выступаешь на сцене, этот миг принадлежит только тебе, никто не может помешать, это невероятное чувство. Можно почувствовать, как электрические разряды расходятся по всему зданию, объединяя всех и каждого посредством музыки.

Ничто не может испортить это чувство. Ничто.