КХЛсТ/и. оукТЛЛ ЙКЗАД 2 страница

достает рассказа о вознесении Моисея, а это должно было составлять, судя по самому написанию, главный предмет апокалиптического повествования; затерян здесь, очевидно, и рассказ о споре архангела Михаила с сатаной о теле Моисея, содержавшийся, по свидетельству Оригена, в апокрифе 'AvaAj|v|/ic; Mcouaeax;.

Сохранившийся до нашего времени латинский текст «Вознесение Моисея» представляет собой перевод с греческого языка, так как во многих местах переводчик оставил прямо без перевода греческие слова; но первоначальным языком апокрифа несомненно был еврейский; «несмотря на крайнюю испорченность латинского текста апокрифа, — говорит Лянген, — можно смело утверждать, что едва ли возможно в других произведениях встретить латынь с такой еврейской окраской; эта особенность выступает здесь с такой очевидностью, что легко можно было бы допустить непосредственное происхождение латинского перевода прямо с еврейского подлинника», — если бы в апокрифе не было несомненных следов существования посредствующего греческого перевода. Первоначальный еврейский или арамейский язык апокрифа прямо уже свидетельствует о его иудейском и палестинском происхождении, так как доселе неизвестно ни одного христианского произведения, написанного по-еврейски; еще более говорят за иудейское происхождение Вознесения Моисея симпатии и воззрения автора, который все свои думы сосредоточивает на законе, храме и обрядовых действиях (например на об-

резании); самая цель написания апокрифа состоит в том, чтобы доказать высокую важность закона, почему здесь Моисей постоянно внушает Иисусу Навину мысль о необходимости следовать указанным в законе путем и хранить завет (4, 2; 12, 13; 10, 15). В этом согласны все исследователи апокрифа, кроме Филиппи, который путем всевозможных натяжек и своевольных поправок текста старается доказать его христианское происхождение; насколько безосновательна теория Филиппи, можно видеть уже из того, что Бальденшпергер³⁸ (хотя также несправедливо) усматривает в «Вознесении Моисея» специальную тенденцию — унизить христианство и предостеречь своих соотечественников от увлечения новым учением; подобное ученое мнение об антихристианских тенденциях автора Вознесения Моисея едва ли могло возникнуть, если бы в апокрифе были хоть какие-нибудь следы христианских воззрений.

Что касается вопроса о времени написания «Вознесения Моисея», то ни содержание его, ни внешние свидетельства не дают твердых оснований для его решения. Почти все ученые относят написание его ко временам христианским, хотя преобладающее большинство из них не находит возможным относить это написание ко времени после разрушения Иерусалима римлянами. Ни одному из ученых не удалось опровергнуть того бесспорного факта, что в рассматриваемом апокалипсисе нет решительно никаких намеков на второе разрушение Иерусалима; поэтому если доказатель-

ства silentio может иметь научное значение; мы без боязни можем отнести написание апокрифа «Вознесение Моисея» к началу или середине I века после Р. X. Фолькмар и Коляни приводят массу призрачных оснований в подтверждение того, что Апокалипсис Моисея явился в смутные времена иудейского восстания при Адриане (около 137–138 г.); но против этого крайне тенденциозного мнения достаточно указать на то, что раввин Акиба, которому Фолькмар хочет приписать составление апокалипсиса, отрицал возвращение из плена 10 колен для участия в блаженном царстве (Sanh. X, 3), тогда как в Вознесении Моисея оно допускается. Таким образом, можно с полным правом отнести книгу «Вознесение Моисея» к числу источников для изучения иудейской мессиологии за тот период, который имеется в виду в настоящем труде.

Из представленного содержания книги Вознесение Моисея можно видеть, что здесь внимание автора обращено более на эсхатологические вопросы, чем на времена Мессии, которые у него как бы сливаются с последними днями мира и жизнью будущего века. На личность Мессии здесь нигде не делается определенного указания. На этом основании Бальденшпергер, относящий апокалипсис Моисея ко временам разрушения Иерусалима римлянами, делает такого рода заключение, будто бы в конце I века по Р. X. имя Мессии из-за протеста против христианства часто совсем замалчивалось у иудеев; в рассматриваемом апокалипсисе место Мессии за-

нимает, дескать, Моисей, которому приписываются чрезвычайные полномочия. Но здесь обнаруживается общая тенденциозная точка зрения Бальденшпергера на происхождение апокалипсисов Ездры, Варуха и Моисея, относительно которой нам придется говорить впоследствии; притом же на основании апокалипсиса, сохранившегося до нас далеко не в полном виде, едва ли можно делать какие-нибудь широкие выводы и обобщения. Еще менее можно согласиться с мнением Лянгена, будто в «Вознесении Моисея» не только есть указание на личность Мессии, но ему приписываются здесь божественные свойства и небесное происхождение: в 10 гл. он будто бы называется сначала посланником, а затем Всевышним Богом, Небесным, единым и вечным, грядущим в мире для суда. «Но под посланником» все ученые разумеют покровителя иудейского народа архангела Михаила, а Всевышний Бог, как можно видеть из связи речи, есть сам Иегова³⁹.

Апокалипсические произведения не были исключительным достоянием только палестинской письменности. Подобный род литературы был известен и в среде александрийского иудейства, где также появлялись сочинения мнимопророческого характера, надписывавшиеся именами выдающихся ветхозаветных лиц и язычников. Так, Аристовул, живший при Птолемее Филометоре, упоминает писания Адама и Орфея; Абиден (около II или I в. до Р. X.) из подобного же апокрифического сочинения цитирует рассказ о столпотворении и рассеянии людей; точно так же Климент Римский приводит

изречения, сохранившиеся теперь в Сивиллиных книгах (III, 624–625 ст.), но приписывает их Орфею, откуда можно заключить, что он знал апокрифическое сочинение с именем Орфея.

К числу таких иудейско-александрийских апокалиптических писаний нужно отнести Сивиллины книги⁴⁰, представляющие собой лишь один из богатейших па-\ мятников для изучения не только мессианских верований, но и вообще религиозного мировоззрения александрийского иудейства. Кроме обширных отрывков, сохранившихся у церковных писателей Феофила и Лактация, эти мнимые пророчества в дошедших до нас рукописях заключаются в 12 книгах, в которых насчитывается до 4200 стихов гекзаметра. По своему составу книги представляют собой сборник разновременных писаний иудейского и иудео-христианского происхождения; древнейшим отделом, несомненно написанным александрийским иудеем, по общему мнению ученых, является большая часть 3-й книги (97–807 ст.), которая собственно и имеет значение для нашей цели, так как имея бесспорно иудейское происхождение⁴¹, заключает в себе главным образом мессианское и эсхатологическое содержание. Сюда же должен быть отнесен и Prooemmium Sibyllorum, сохранившийся в послании Феофила к Автолику и содержащий в себе 35 стихов. Третья книга Сивилл не только по предмету содержания, но и по символическому характеру имеет очень близкое сходство с палестинскими апокалипсисами;

сходство обнаруживается и в том, что основанием для сивиллиных предсказаний в значительной мере послужили точно так же пророчества Даниила. Но здесь есть и существенные отличия от палестинских апокалипсисов, которые объясняются как своеобразным направлением миросозерцания александрийского иудейства, так и полемическими целями автора, обличающего нечестие и идолослужение язычников.

Автор указанного отдела Сивиллиныих книг сначала обращается к нечестивым идолопоклонникам с увещанием обратиться к единому Богу, Который сотворил все существующее и управляет всем миром (Prooemmium у Феофила). Далее автор переходит к описанию протекших событий, причем говорит о построении вавилонской башни, смешении языков и рассеянии народов (III, 97–109), о господстве в десятом поколении после Потопа царей Сатурна, Титана и Напета, названных богами только за свои высокие человеческие достоинства, и о борьбе между ними, закончившейся благодаря вмешательству их жен (греческих богинь) предоставлением высшей власти Кроносу (Сатурну), как старейшему из них, причем заключено было условие, чтобы Кронос не допускал возвыситься сыновей Титана; но между сыновьями Титана и Кроноса возгорается страшная борьба, завершающаяся в конце концов вмешательством Бога, Который последовательно воздвигает сильные монархии: египетскую, персидскую, мидийскую, эфиопскую, ассирийскую, македон-.

скую, опять египетскую и, наконец, римскую (110— 161). Далее сивилла выступает в роли пророчицы; она предсказывает, что восстанет могущественный дом Соломона, который будет господствовать над Финикией, островами и малоазиатскими народами; но затем усилится греческое царство, которое, в свою очередь, уступит место другому царству — «белому и многоголовому»; оно распространит свое господство на многие страны, наведет трепет на всех царей и заставит покоренных собирать для себя золото, серебро и плоды; это будет время особенного усиления зла и всяких бедствий; все это продлится до седьмого царя над Египтом, происходящего из эллинов; тогда народ Божий опять достигнет могущества и сделается для всех людей руководителем жизни (162–197). По мнению Верна, последние слова сивиллы указывают на борьбу иудеев в маккавейские времена за независимость, которая была достигнута благодаря Ионафану и Симону, после чего автор ожидает падения Римской республики.

Далее сивилла изображает бедствия, которые постигнут различные народы, и именно — эллинов, фригийцев, троянцев, персов, ассириян, египтян и т.д. Переходя затем к еврейскому народу, автор говорит о выходе его из Египта, синайском законодательстве и других событиях до самого плена; «плодородная земля, — говорит он, — в течение 70 времен будет в опустошении, как и чудеса храма; но в конце тебя (Иудею) ожидают блага и великая честь; утвердись же в верности закону великого Бога, ибо

он прямо приведет к свету расслабленное колено. И тогда Бог с неба пошлет царя, который будет судить каждого человека кровью и блеском огня; существует некое царское колено, которое недоступно гибели; оно будет господствовать в продолжение многих лет и начнет восстанавливать новый храм Богу; и все цари персидские будут доставлять золото, медь и обработанное железо; ибо сам Бог даст им ночью святое сновидение; и тогда храм опять будет таким же, как прежде» (198–294). Некоторые черты в этом описании носят, по-видимому, мессианский характер; поэтому в прежнее время высказывалось мнение о том, что под царем, посланным с неба, нужно разуметь Мессию из рода Давидова, не предназначенного к гибели; в пользу такого мнения говорит и некоторое сходство употребленных здесь выражений с мессианским пророчеством Даниила (17, 13). Однако все последующие исследования под этим царем разумеют Кира, которого и Исайя называет помазанником Божиим (45, 1), а под царским коленом, восстанавливающим храм, — потомка Давидова Зоровавеля. Принимая во внимание последовательность описываемых сивиллою событий, можно скорее действительно согласиться с последним мнением.

Во втором отделе третьей книги сивилла предсказывает грядущие бедствия Вавилону, Египту, который закончит свое существование «при седьмом роде царей», стране Тога и Магога, т.е. Эфиопии и Ливии; «тогда на западе

заблистает звезда, которую называют кометой; она будет знамением меча, голода и смерти; многие города подвергнутся разрушению, а Рим сделается данником Азии и уплатит втрое больше того, что сам захватил; бедствия постигнут затем Самос, Делос и Смирну. Но (потом) в Азии и Европе настанет мир, так что все живущие в те времена будут блаженнейшими» (295–387). Далее следуют пророчества о владычестве Александра Македонского, притеснениях Антиоха Епифана и будущей судьбе Фригии, малоазиатских городов, Карфагена, Коринфа и т.д. (388–488). Этот отдел изображает в пророческой форме главным образом события, исторически уже совершившиеся до жизни автора, а поэтому здесь мало уделяется места вопросам эсхатологическим.

Важнейшим для нас является третий отдел (489— 807). Автор и здесь продолжает речь о будущей судьбе различных языческих государств и с особенной подробностью останавливается на бедствиях Греции, которая будет порабощена и опустошена, так как к войне присоединятся моровая язва, засуха и истребление огнем, благодаря чему останется в живых только третья часть жителей. Все эти бедствия постигнут Грецию за то, что она почитала за богов земных царей, приносила жертвы мертвым и служила идолам. Но когда прекратится гнев Божий над Грецией, ее жители обратятся к истинному Богу, и тогда окончатся для них войны, голод и рабство (489–572). Затем автор переходит

к описанию святого рода богобоязненных людей (евреев), которые всецело подчиняются велениям Всевышнего и приносят Ему предписанные законом жертвы; в среде их явятся пророки, которые будут возвещать радость. Когда будет в Египте царствовать новый, седьмой по числу, царь и когда из Азии восстанет могущественный завоеватель, — пылкий орел (Антиох, Епифан), который наполнит всю страну войсками, разрушит Египетское царство и расхитит его сокровища, тогда бедствия людей достигнут высшей степени: вся земля покроется непогребенными трупами, которые сделаются добычей коршунов и диких зверей (573— 651). В это время Бог пошлет от востока (собственно — от солнца) царя, который положит конец губительной войне на земле таким образом, что умертвит одних, а других успокоит выполнением данных обещаний; но все это он совершит не по собственному произволу, а выполняя высшие повеления великого Бога. Тогда народ Божий опять овладеет богатствами и будет украшаться золотом, серебром и пурпуром; плодородная земля и море будут изобиловать всевозможными благами. Но цари начнут опять враждовать друг против друга, питая в сердце злобу; еще раз властители народов вооружатся против той страны (Иудеи), приготовляя себе самим гибель, но имея в мысли погибель дома Божия и лучших мужей. Достигнув святой земли, презренные владыки принесут вокруг города (Иеруса-

лима) жертвы идолам; у каждого из них будет свой трон и непослушное войско. Тогда Бог сильным голосом будет говорить к непокорному и суетному народу и совершит суд над ними; все погибнут при этом от руки Бессмертного; с неба ниспадут на землю огненные мечи и явятся великие светильники, распространяющие свет между людьми; земля поколеблется, и все рыбы морские, полевые звери, бесчисленные породы птиц, все души людей и все море — затрепещут пред лицом Бессмертного и будут объяты страхом; высокие горы и холмы обрушатся, и откроется перед всеми мрачный тартар; горные ущелья наполнятся трупами; со скал будет капать кровь, и горный поток ее наполнит пропасти. Бог будет судить ('XQVEl) всех войною, мечом, огнем и чрезмерным дождем; с неба будет падать сера, камни и крупный град; смерть будет уничтожать четвероногих животных. Тогда познают Бессмертного Бога, совершающего суд; стоны и крики будут раздаваться на безмерной земле, когда людей постигнет гибель; онемевшие, они все будут плавать в крови; вся земля насытится кровью убитых, и звери пресытятся трупами (652–697)⁴².

От изображения этих бедствий автор переходит к описанию блаженного состояния избранников Божьих. В то время как землю постигнут указанные бедствия, дети Божьи будут жить в покое около храма, охраняемые всемогущею силою Божьей; все острова и города будут изумляться великой любви Божией

к этому народу. Признавшись в своих заблуждениях, народы земли обратятся к единому Богу и присоединятся к избранному народу. Обращаясь к эллинам, под которыми разумеется, очевидно, весь греко-македонский мир, автор предлагает им возвратить в свое отечество народ, произошедший из святой земли великого Бога, и служить истинному Богу, чтобы и им сделаться участниками в грядущих благах; ибо тогда земля будет во множестве давать наилучшие произведения — пшеницу, вино и елей, сладкое небесное питье из меда, древесные плоды, также откормленных овец, тельцов, агнцев и козлят; города переполнятся всякими благами. Тогда не будет ни войны, ни бранной тревоги, ни голода, ни засухи, ни града; великий мир будет господствовать по всей земле, и цари сделаются друзьями между собой до конца времен. Бессмертный Бог на звездном небе будет управлять людьми по всей земле чрез один закон. Тогда Господь устроит для людей царство на вечные времена; ото всей земли будут принесены дары и благовония ко храму великого Бога; кроме этого храма для грядущих людей не будет иного дома, и тот «дом смертные будут называть сыном всесильного Бога». Святые пророки удалят тогда меч и сделаются праведными царями и судьями людей. — Радуйся и красуйся, Дева, ибо тебе даровал вечную радость Творец неба и земли; в тебе Он будет обитать, и тебе будет дарован бессмертный свет (aMvaTOV фю<;)⁴⁴. Волк и ягненок бу- _ —.

дуг вместе пастись на горах, и леопард вместе с козленком будут есть траву; грудной ребенок будет лежать с драконом, ибо рука Божия будет охранять его.

Предсказания сивиллы заканчиваются перечислением некоторых признаков кончины века (698–807 ст.).

Мессианский характер изложенного отдела Сивил-линых книг едва ли можно оспаривать. Автор здесь выразил все свои желания и чаяния, осуществления которых он ожидает в блаженном Мессианском царстве. Если мы исключим указание на царя, посланного с неба и совершающего суд кровью и огнем, что может быть относимо к Киру, если будем считать ошибкой переписчика выражение — uiov цеусЛою ijeoio, если, наконец, под словом ^одг) (дева) будем разуметь символическое обозначение Иерусалима, то и при всем этом у нас остается такое ясное указание на личность Мессии, против которого никто не сделал серьезных возражений: это именно указание на «царя с востока, который положил конец всякой губительной войне»; правда, Берн понимает это место таким образом, будто автор имеет здесь в виду определенную историческую личность: «прежде чем, — говорит он, — решить вопрос, разумеет ли сивиллист под царем, посланным с неба (или с востока), личность идеальную, мы должны спросить, не существовало ли в Иудее около 140 года такой личности, к которой подходило бы описание монарха, возвращающего своим соотечественникам неза-

висимость своими победами и договорами и прославившегося как своим благочестием, так и успехами своих войн⁴⁵. Царь, указываемый сивиллой, есть личность историческая: он сын Метафии, и именно — один из братьев Иуды, т.е. Ионафан, если поэма написана раньше его смерти (в 142 г.), или Симон, первый князь иудеев; что особенно заставляет придавать личности, описываемой сивиллой довольно точными чертами, образ человеческий и реальный, это именно вполне историческая и политическая черта ее двойственной деятельности, военной и дипломатической». Но против этих соображений достаточно указать на то, что автор поэмы не мог приписать ни Ионафану, ни Симону царского достоинства и усвоить им наименование царя, посланного Богом от солнца; кроме того, уничтожение войны по всей земле, достигаемое царем с востока, характеризует не историческую, а идеальную личность. Таким образом, автор вышеизложенного отрывка Сивиллиной книги поставляет во главе грядущего царства Израиля особого, Богом посланного царя. Если в 780–781 ст. говорится, что «пророки великого Бога берут меч и будут праведными царями и судиями людей», то этим деятельность теократического царя, как победителя враждебных сил, вовсе не исключается.

Время написания изложенного отдела третьей Сивиллиной книги определяется на основании трех исторических событий, которые автор доводит до своего

JU

-г

времени. Точкою отправления для такого определения служит указание на седьмого египетского царя, происходящего из эллинов, за правлением которого следует открытие Мессианского царства; под этим царем почти все ученые разумеют или Птолемея Филометора (181–146 гг. до Р. X.), или, чаще, Птолемея Фиско-на, который царствовал с 170 г. совместно с Птоломе-ем Филометором, а с 146 г. по 117 г. — единолично; к этому именно времени и нужно относить написание рассмотренного отдела Сивиллиных книг. Такой вывод подтверждается далее тем, что автор очень определенно говорит о современной ему Римской республике, управляемой сенаторами в белых тогах, а также об Анти-охе Епифане, которого он изображает под очень прозрачными символами; о нем говорится, что он внезапно явится в счастливых странах Азии в пурпурной одежде (намек на кровопролития Антиоха); при этом ему усвояются наименования — дикий, лживый, пылкий, произведенный на свет громом (намек на то, что Антиох был сыном Селевка Керавна, т.е. грома). Наконец, с таким выводом вполне согласны и другие намеки на исторические факты, как например на усиление Иудеи (при Симоне Архиерее), на покорение римлянами Греции (в 146 г.), на широкое распространение власти Римской республики и т.д. Таким образом, интересующий нас отдел третьей Сивиллиной книги написан был приблизительно около половины II века до Р. X.

Кроме указанного отдела в той же 3-й Сивиллиной книге есть еще другой отрывок с мессианским содержанием, но более позднего происхождения (36–92 ст.). Большинство исследователей относят написание этого отрывка ко временам второго триумвирата и Клеопатры (около 40 г. до Р. Хр.), на которых делается указание в самой поэме. Здесь, после обличения лжи, идоло-служения, нравственной развращенности язычников и т.д., автор возвещает, что, когда Рим будет господствовать над Египтом, между людьми откроется великое царство Бессмертного Бога и придет безгрешный владыка, который получит скипетр над всею землею на все века, пока преходит время; трое мужей⁴⁶ опустошат тогда Рим; люди будут погибать в собственных домах, потому что с неба будет падать огненный дождь. Затем автор обещается возвестить отдельно, в каких городах постигнет людей горькая судьба; но здесь (после 62 ст.) последовательность поэмы прерывается, и автор начинает говорить о Велиаре, который некогда явится от Севастии и будет совершать многие знамения между людьми. Он соблазнит многих — как верных евреев, так и людей, не знающих закона. Но огненная сила, которая спадет потоками с неба, сожжет Велиара и всех людей, которые ему доверяли. В то же время некая женщина-вдова приобретет власть над всею землею и овладеет многими сокровищами⁴⁷. Это будет конец мира; тогда все стихии мира опустеют; Бог совьет небо, как

книжный свиток; на землю и на море упадет многообразное небо; беспрерывный поток страшного огня сожжет землю и море, сплавит вместе небо (лбАюу oikjoviov), дни и самое творение и соделает их чистыми; не будет более блистающих кругов, ни ночи, ни зари, ни исполненных горести дней, ни весны, ни лета, ни зимы, ни осени; когда совершится все это, Бог совершит суд на вечность. Таким образом, автор изложенного отрывка ожидает непосредственно после пережитых им событий полного преобразования мира и конца его, тогда как писатель прежде рассмотренной ивиллинои поэмы все свои чаяния сосредоточивает на земном Мессианском царстве.

Лянген считает мессианским местом чисто еврейского происхождения также несколько стихов в 5-й книге, где говорится о сошествии с небесных стран блаженнейшего мужа, который держит в руках скипетр, дарованный Богом; над всем он властвовал со славою, и всем добродетельным возвратил богатство; все города он разрушил огнем до основания и сжег жилища людей, совершивших злое; но город, к которому благоволил Бог, он сделал блестящее звезд, солнца и луны; кроме того, он устроил святой храм, прекрасный и великолепный, а также башню в несколько стадий вышины, достигающую облаков (V, 414–424). Этому месту Лянген придает особенное значение, так как здесь дается мысль как о божественной, так и человеческой природе Мессии. Но приведенные стихи возбуждают

серьезное сомнение в еврейском происхождении, так как вся 5-я книга вышла из-под пера иудео-христианина; сам Лянген сознается, что интересующее его место уже во времена христианские поставлено в ту связь, в какой стоит оно теперь; следовательно оно, если бы и было написано евреем, могло подвергнуться переделке со стороны христианина.

Наконец, Эвальд считает иудейским произведением, написанным к концу I века по Р. X., также 4-ю книгу сивилл, но приписывает ей ессейское происхождение. Однако и это мнение нужно признать крайне сомнительным; скорее можно думать, что автор этой книги был христианин из иудеев, так как в учении об Антихристе, о знамениях кончины века, о воскресении мертвых и последнем суде он непосредственно примыкает к новозаветной письменности.

Кроме подложных апокалипсисов, от времен иудейства последних двух веков пред разрушением Иерусалима римлянами до нас дошли и другие апокрифические писания лирического, исторического и нравоучительного содержания. Так как эсхатологический элемент является в них как бы побочным и случайным, то здесь мы не встречаем уже такого подробного изложения мессианских верований, как в апокалипсисах.

Важнейшими из этих апокрифов признаются Псалмы Соломона (^сЛцог ЕоХоцсоутод), которые по своему характеру являются подражанием каноническим псалмам Давида. Содержание апокрифических Псалмов _—i

Соломона сохранившихся до нас в числе 18, составляют молитвенные обращения к Богу, обличения грешников, сетования на притеснения со стороны врагов и т.д.; но чаще всего мысль автора псалмов обращается к изображению бедственного положения иудеев и их святейшего города Иерусалима, оскверненного и поруганного врагами, а вместе с тем к выражению чаяний лучшего будущего, когда Иерусалим, униженный, как обесславленная дева, опять облечется в одежду славы и Израиль будет признан к блаженству в царстве мира и правды. Эсхатологическое и мессианское содержание встречаются в отрывочных выражениях во всех псалмах, но с особенной подробностью оно изложено в последних двух (17 и 18 пс.). Здесь мы в первый раз встречаемся с определенно выраженным верованием в Мессию, как сына Давидова; это верование естественно должно было найти свое выражение в Соломоновых псалмах: автор их имел особенное побуждение питать надежду на восстановление царского дома Давидова, так как переход власти к ненавистной ему асмонейской династии и затем подчинение Иудеи римлянам естественно обращали мысль автора к теократическому идеалу того царя Израилева, которому обещано вечное царство. В указанных псалмах автор, изобразив унижение престола Давидова, захваченного без права узурпаторами⁴⁸, а также бедствия, постигшие Иудею при нападении человека беззаконного (17, 13)

и чуждого роду Израилеву (17, 9)⁴⁹, обращается с молитвенным воззванием к Богу о восстановлении Давидова царства. «Ты, Господи, — говорит он, — избрал Давида царем над Израилем и клялся о семени его, что во веки не пройдет пред Тобою царство его. Воззри же, Господи, и восставь царя — сына Давидова, во время, какое Ты определил, чтобы над Израилем царствовал отрок Твой...» Препояшь его силою, чтобы он поразил неправедных начальников, очистил святой город от попирающих его язычников, сокрушил гордецов жезлом железным, как сосуд горшечника, и истребил бы словом своих уст беззаконных язычников, чтобы они убежали в страхе от лица его. Он соберет святой народ, сделает их праведным вождем и, разделив его по коленам, будет судить его; он не допустит, чтобы в среде их существовала неправда и вместе с ними жил человек, совершающий злое; поэтому между ними не будет ни переселенца, ни чужеродного. Он подчинит под свое ярмо все язычески народы для служения себе. Иерусалим будет очищен от скверны; языческие народы придут от пределов земли, неся истомленных сынов Израиля, чтобы видеть славу обновленного города и великого царя. «Он праведный, наставленный Богом, царь над ними (сынами Израиля); в среде их не будет во дни его неправды: ибо все будет святым, и царь их — Христос Господь» (17, 35 –36). Он не будет надеяться ни на коня, ни на всадника, ни на лук, и не будет обогащать ни

себя, ни воинов золотом и серебром; вся его сила будет в Боге. Он поразит землю словом уст своих навек, но народ Господень будет благословлять в радости и мудрости. Владычествуя над великим народом и истребляя грешников силою слова, он сам будет чист от греха и силен в святости, правде и мудрости. На нем почиет вечное благословение Божие, ибо он возложит надежду на Господа и будет ходить в страхе Божием. Как пастырь стада Господня, он никого не допустит до падения. Таково величие царя Израилева, которого воздвигнет Господь над домом Израиля. «Блаженны те, которые будут существовать в те дни, и увидят грядущие блага Израиля» (17 пс.). В18-м псалме мессианские времена изображаются в самых общих чертах; о Мессии (Христе Господнем) здесь говорится только, что грядущие роды будут жить под жезлом его наказания, в страхе Бога своего, в мудрости духа, правды и силы (8 ст.).

Хотя главное содержание Псалмов Соломона составляет подражательная лирика, но по своему характеру они очень близко подходят к апокалиптическим произведениям не только по особенному пристрастию к мессиологическим и эсхатологическим вопросам (о суде, воскресении, грядущем царстве Мессии и т.д.), но и по внешней форме, так как и здесь мы постоянно встречаемся с символом и аллегориями (Пс. 2, 8 и 17). Подобно писателям неканонических книг, автор апокрифических Псалмов Соломона в учении о Мессии

и его царстве стоит главным образом на почве богодух-новенной письменности и поэтому изображает Мессианское царство духовными чертами, как царство мира, святости и правды, хотя личность Мессии рисуется и в его представлении в образе могущественного земного царя, сокрушающего силу язычества. Поэтому на Псалмы Соломона можно смотреть, как на выражение верований той сравнительно лучшей части иудейства, которая не увлекалась исключительно земными представлениями о Мессии и хранила пророческие образы. Близость Псалмов Соломона к учению богодухновенной письменности заставляла некоторых ученых поставлять их наряду с новозаветными пророческими песнями Заха-рии и Симеона Богоприимца и даже смотреть на них, как на подлинное и отчасти богодухновенное произведение самого премудрого царя Соломона; напротив, Риль и Джемс не хотят признавать их даже произведением ортодоксального иудея, а приписывают составление их фарисею, на что указывают будто бы те места апокрифа, которые направлены против саддукеев (Пс. 4). Но в Псалмах Соломона нельзя указать ни малейшей черты, носящей специально фарисейский характер; поэтому, вернее всего, на них нужно смотреть, как на произведение традиционного иудейства, чуждого и закон-нического ригоризма, и саддукейской распущенности; впрочем, нельзя отрицать того, что в Псалмах очень ясно проскальзывает противосаддукейская тенденция.