Эдвард Каллен POV. После моего прозрения за роялем день прошёл довольно быстро

После моего прозрения за роялем день прошёл довольно быстро. Я старался не зацикливаться на воспоминаниях и вместо этого сосредоточиться на " здесь и сейчас". Если бы я был хорошим человеком, я бы возможно позвонил Джессике и извинился или ещё какое дерьмо, но я не стал. Да и вообще, с тех пор прошли месяцы и вполне возможно, ей не нужны были никакие грёбаные извинения от меня. Кроме того, то, что я сбил Джессике целку на своём грёбаном рояле - было на данный момент наименьшей из моих проблем. Какого хера я должен беспокоиться об этом дерьме, когда Белла всё ещё не со мной?

После завтрака я решил прогуляться. Я уверил своих родителей, что не собираюсь делать что-то глупое. Чёрт, чего они ожидали от меня? Что я отправлюсь в Ла-Пуш? Да, потому что в прошлый раз у меня всё так здорово получилось. Конечно, я им это сказал, и видимо, что-то в моём голосе и поведении заставило их понять, что я не шучу. Я никуда не собирался.

Я отправился в город, позволив себе погрузиться в мысли. Дерьмо, они казались такими запутанными, что я даже не знал, на чём остановиться. На Воробье и возможности того, что я больше никогда её не увижу? Или на Джаспере и вероятности того, что он никогда не придёт в себя? Или может, стоит остановиться на своём отце и Леа, и на некоторых частях их " плана", которые никак не складывались?

Я запустил руки в свои волосы и опустив их к шее, начал массировать её.

Чем больше я думал о папе и Леа, тем больше понимал, что есть в этом что-то не совсем правильное, хоть я и не знал, что. Неприятное сомнение, которое я физически ощущал в своём кишечнике, усиливалось, когда я думал об этом, и я понял, что ступил на какую-то опасную параноидальную территорию.

Снова и снова я прокручивал в голове тот разговор с папой и Леа, пытаясь понять, какого кусочка головоломки недостаёт. Блядь, я был уверен, что в их плане есть что-то ещё и что, скорее всего, они что-то скрывали от меня. Часть меня понимала, что их план чересчур прост - и запутан. Как они могли позволить, чтобы Белле ещё больше навредили, прежде чем вмешаться и спасти её? Блядь, где в этом логика?

Я бы солгал, сказав, что желание побежать в Ла-Пуш и проверить каждый проклятый дом не мучило меня. Мне просто необходимо вернуть Воробья и я не знал, могу ли на самом довериться папе, Леа и полицейским, ожидая, что они выполнят свою работу. Что делать, если они вмешаются в ритуал слишком поздно? Что делать, если её снова порежут слишком глубоко? Что делать, если она снова истечёт кровью?

Или ещё лучше, что делать, если они просто изменят место ритуала? Что, если полиция вообще не найдёт их?

Я не знал, что делать - кроме того, чтобы бездействовать. Я понимал, что преследовать сейчас Воробья - подобно бомбе замедленного действия. Только Бог знал, кто при этом пострадает. Я не мог так рисковать Воробьём. Я пытался найти утешение в том, что они нуждались в ней живой - они никогда не убьют её... то есть, в буквальном смысле. Они могли убить её дух и желание жить, но физически они её не убьют. Но всё же, возможность такая была. Опять же, они могли порезать её слишком сильно. Точно так же, как в прошлый раз.

Единственное, что удерживало меня и не давало бежать в Ла-Пуш - то, как горела моя задница от воспоминаний, что произошло в прошлый раз. Джаспера подстрелили, потому что я позволил говорить своему сердцу, вместо того, чтобы заставить немного поработать свой мозг. Я больше не мог действовать так импульсивно, я должен был подходить к этому с умом, и не было ничего умного в том, чтобы бежать в Ла-Пуш без какого-либо чёткого плана.

Опять же, какого хера я должен что-то планировать, если люди вокруг меня ведут нечестную игру? Тот факт, что я до сих пор не сошёл с ума, не что иное, как чудо. Хотя, разве люди знают о своем безумии? Как только вы начинаете сходить с ума, вам кажется, что вы начинаете мыслить более здраво. Так может я уже свихнулся?

Меня бы это совсем не удивило.

В полдень я отправился в больницу, так как куда ещё я мог пойти? Дом - это не вариант. Первым, кто меня встретил, когда я вышел из лифта на этаж Джаспера, был Эмметт.

— Привет, парень, – заметив меня, сказал Эмметт. Он улыбнулся мне как кошка, только что съевшая канарейку. Я зарычал про себя. Канарейка. Птица. Воробей. – Ты здесь давно?

Поравнявшись с ним, я покачал головой.

— Только пришёл, – ответил я.

— Я собираюсь к Джасперу, хочешь пойти? – всё ещё улыбаясь, спросил он. Какого хера с ним происходит? Я поморщился и покачал головой. Эмметт вздохнул и закатил глаза. – Да ладно, будь мужиком, парень.

Я вскинул одну бровь.

— Быть мужиком, да? – повторил я.

— Ты знаешь, что я имею в виду, давай, пойдём, – сказал он и когда я повернул к залу ожидания, кивнул в сторону коридора. Когда он понял, что я не собираюсь идти с ним, то схватил меня за руку и практически потащил за собой по коридору.

— Блядь, что ты курил? – пробормотал я. – Откуда столько радости от посещения грёбаного трупа?

По какой-то причине это вызвало его смех и он по-дружески закинул мне руку на плечо. Мы молчали, приближаясь к палате Джаспера в конце коридора, но чем ближе подходили, тем громче и отчётливее становились смех и голоса. Когда мы остановились у двери, я понял, что звук исходит изнутри. Я в замешательстве посмотрел на Эмметта и он просто улыбнулся мне.

— Джаспер сказал, чтобы я нашёл тебя, – сказал он.

Я уставился на него.

— Он н-не спит? – тупо спросил я.

— Спорим на твою сладкую задницу, что нет, – улыбаясь ещё шире, сказал он.

Эмметт открыл дверь, и я медленно последовал за ним.

— Смотрите, кого я встретил, – сказал Эмметт, кивком указав на меня.

Взглянув на кровать, я увидел, что верхняя часть приподнята, значит, Джаспер мог сидеть.

Я не встретился с ним взглядом.

Просто не смог.

Руки Джаспера обвились вокруг его миниатюрной подружки. Её щека прижалась к его груди, глаза закрыты и широкая улыбка украсила её губы. Розали тоже там была, так же как и их родители. Эмметт подошёл к Роуз, обнял её сзади, и она склонила к нему голову. Я опасливо взглянул на родителей Джаспера и увидел, что их отец таким же образом обнял свою жену.

Три пары. И один. Я был лишним.

Я подумал, смогу ли я когда-нибудь снова обнять своего Воробья.

Глубоко вздохнув, я медленно поднял взгляд и встретился глазами с Джаспером. Он слегка улыбнулся мне, и я почти услышал его мысли. Мы поговорим обо всём позже, когда не будет свидетелей.

— Думаю, что нам с твоей мамой нужно пойти поговорить с врачами, – сказал мистер Уитлок. – Только не нервничай, сынок, хорошо?

Он посмотрел на Джаспера, но я бы сказал, что он подразумевал меня. Молчаливое предупреждение не расстраивать его сына, когда он в таком состоянии. Словно я мог навредить Джасперу больше, чем я это уже сделал.

— Когда... когда это произошло? – нахмурившись, спросил я.

— Сегодня рано утром, – ответил Джаспер, понимая, о чём я спрашиваю. – Врачи не хотели никого ко мне пускать, пока не провели небольшое обследование, – я видел, как Элис сильнее прижалась к Джасперу, и под её давлением он слегка вздрогнул. – Мы пытались дозвониться тебе на мобильный, но ты не отвечал, поэтому я попросил Эмметта, чтобы он нашёл тебя.

— Ты в порядке? – с беспокойством спросил я.

— Что я могу сказать? Пулевое ранение в живот это не то, что я бы хотел пожелать даже своему злейшему врагу, – честно ответил он. – Это охеренно больно. Походило на то, будто всё внутри меня взорвалось, – я открыл рот, чтобы извиниться, но глядя на меня, он сузил глаза. – Чувак, если ты извинишься, то я разобью тебе череп. И буду наслаждаться этим.

Почувствовав неловкость, я усмехнулся и сел на один из пустых стульев.

— Какие новости о Белле? – спросил Джаспер и я пожал плечами.

— У них есть план, и если всё пойдет, как задумано, моя девочка к полуночи будет со мной. Но... ты знаешь... я не жду никаких чудес, – тихо сказал я.

— Блядь, кто ты? – вдруг резко спросила Розали.

Все мы повернули к ней свои головы, а она впилась в меня взглядом.

— Что? – недоумевая, спросил я.

— Я сказала, блядь, кто ты? – снова сказала она и, не дожидаясь моего ответа, продолжила. – Как ты смеешь, вести себя так, словно уже потерял всякую надежду? Как ты смеешь, вести себя так, словно уже всё потеряно? Эта девушка где-то там борется за свою жизнь, если то, что я слышала, на самом деле правда... а ты уже сдался? Моего брата подстрелили из-за неё, а ты ведёшь себя так, будто он пострадал напрасно? Блядь, я в шоке, Эдвард. Иди ты в самые тёмные уголки ада!

Я не знал, что ответить на это, но это не имело значения, так как она ещё не закончила.

— Несмотря на твоё поведение в прошлом, всё это даже близко не стоит с тем, как ты ведешь себя сейчас. Похоже на то, будто ты совсем не против, если Белла появится в проклятом похоронном мешке и её отвезут в морг, – со злостью сказала она, в основном выплёвывая в меня каждое слово. Как будто эти слова были пронизаны ядом, и ей нужно было избавиться от них.

— Ладно, Роуз, – сказал Эмметт и пытаясь успокоить её, нежно провёл по рукам. – Тебе не кажется, что с него уже достаточно?

— Нет, потому что всё, что его волнует - это только он сам. Блядь, ему даже было бы всё равно, если бы моего брата убили. Всё, что его волнует - как это скажется на нём! – продолжила Розали, и казалось, не было конца её тирадам. Я вздохнул и поднялся со своего места. Я даже не стал с ней спорить, понимая, что отчасти она права. Чувствуя на себе их взгляды, я прошёл мимо них и подошёл к двери.

— Куда ты идёшь? – спросил Эмметт.

— Я здесь не нужен, – сказал я и обернувшись, чтобы посмотреть на них, постарался не обращать внимания на комок в горле.

— Чёрт, да, это так, – продолжала плевать Розали. – Ты можешь вести себя как грёбаный мученик, но никто не испытывает к тебе жалости. Носи всё в себе, ты, бессердечный сукин сын. Тебе здесь не рады. Мне жаль, что пуля не пробила твой мозг, вместо внутренностей моего брата!

— РОЗАЛИ! – все повернулись к двери и увидели мистера и миссис Уитлок. Они выглядели расстроенными, услышав то, что сказала их дочь.

— Всё нормально, – пробормотал я. – Не похоже, что она не права, – я прошёл мимо них в коридор и опустив взгляд, направился в сторону лестницы.

Мне нужен был свежий воздух. Срочно.

Когда я, наконец, вышел на улицу воздух налетел на меня как холодная кирпичная стена, но я был рад этому. Подойдя к заснеженной скамье, я сел на неё, даже не потрудившись смахнуть слой снега. Ощущение в моём кишечнике можно описать только как страх. Благодаря Розали, меня преследовал вид тела Беллы в похоронном мешке.

Я вздрогнул - но совсем не от холода.

Неподдельная боль в глазах Розали, когда она всячески обвиняла меня - будет преследовать меня вечно. Я не мог даже представить, чем всё это оказалось для неё. Да, Джаспер мой друг, но для неё он - брат. А что, если бы всё поменялось местами? И что, если бы по вине Розали подстрелили Эмметта? Разве я не отреагировал бы точно так же?

Я не мог винить её, тем более понимал, что это только моя вина.

Если бы я только держал тогда свой большой рот на замке, то ничего бы не произошло.

Чёрт, если бы у меня не начался тогда словесный понос, ничего бы не было.

Не имеет значения, как всё повернуть, всё возвращалось ко мне и к моим ошибкам.

— Эдвард?

Повернув голову, я увидел папу, идущего ко мне.

— Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Джаспер пришёл в себя.

— Да, я знаю. Но мне там не рады, – пожав плечами, ответил я. – Но я их не виню.

Он нахмурился, остановившись в нескольких шагах от скамейки.

— Как ты? – спросил он.

— Задай мне этот вопрос завтра, потому что сейчас, блядь, я просто не знаю, – ответил я.

Он вздохнул и отвернулся, засунув руки в карманы своего пальто. Просто идеальный доктор.

Такая грёбаная шутка.

— Ты что-то недоговариваешь мне, и мне это охеренно не нравится, – со злостью выпалил я.

Он бросил на меня недовольный взгляд.

— Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил он.

— Хочу сказать, что много грёбаных дыр в том, что ты рассказал мне, и я нихера не понимаю. Я не говорю, что ты врёшь, а только что вы с Леа что-то мне не договариваете, и я хочу знать что.

— Завтра, в это же время, город станет совсем другим, – сказал он загадочно, рассеяно осматривая стоянку.

— Блядь, и что всё это должно значить? – отрезал я.

— Это значит, что нужно брать во внимание всё, что происходит в этом городе.

— Хватит говорить грёбаными загадками и скажи мне, мать твою, что здесь происходит! – заорал я.

— Эдвард, здесь столько всего происходит, что я даже не знаю с какого конца начать. Всё по-прежнему расследуется, – глубоко вздохнув, ответил он. – Я не много знаю, как далеко они ушли в своём расследовании, так как я не полицейский. Поэтому знаю, что происходит, не больше чем ты.

— Ты должен мне всё рассказать, – спорил я.

— Я общался с мэром, а он в свою очередь с ФБР. Будет проводиться расследование по преступной деятельности и коррупции в полицейском управлении Форкса, – пояснил он. – Это всё что я знаю.

— Что? Коррупция? А что ты имеешь в виду под преступной деятельностью? – недоумевая, спросил я.

— Ответственные лица, такие как Хэнк Амон и Чарли Свон скрывали и уничтожали доказательства незаконной деятельности в Форксе. Всё это связано с Ла-Пуш и квилетами.

Я молча смотрел на него, пытаясь понять, о чём он говорит, но мне это не удалось.

— Когда Беллу похитили, я решил поговорить с Хэнком Амоном, и именно тогда начал что-то подозревать. Он сказал мне, что уже связался с мэром по поводу ситуации в Ла-Пуш, и что всё под контролем. Но что-то в том, как он от меня отмахнулся, заставило меня подозревать, поэтому я решил сам обратиться к мэру. И правильно сделал, так как оказалось, что он совсем ничего не знает о ситуации в Ла-Пуш. Он даже не ведал, что творится у него под носом. Он знал о похищении, но не знал о причинах или о том, что в этом замешаны люди с Ла-Пуш, – пояснил он, почёсывая шею и качая головой, словно сам не мог поверить в это.

— Значит, полиции Форкса сегодня ночью там не будет, правильно? А ты сказал, что будет. Почему ты солгал мне о своём плане? – сказал я пустым голосом. – Или это твой грёбаный способ сказать мне, что я больше никогда не увижу Беллу?

Он покачал головой.

— Наоборот, – сказал он. – Ты получишь Беллу назад, – он подошёл к скамейке, смахнул снег и сел рядом со мной. – Я не лгал тебе тогда, Эдвард, я просто... обдумывал детали. Тебя бы удивило, насколько готов к сотрудничеству народ Ла-Пуш, особенно сейчас, когда они отреагировали на новость о Белле.

Я взглянул на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Они не садисты по своей природе, – начал он, – и все участники их ритуалов, как предполагается, должны идти на это по своей воле. Никто не должен быть принуждён к тому, чего делать не хочет. Их вера не отличается от любой другой религии. Они ищут то, что хотят все люди - любовь и счастье. Их легенды помогают им в этом. Но видимо, всё пошло совсем не так. Белла ясно дала понять, что не хочет быть частью всего этого, и это тут же пошло вразрез с тем, во что они верят.

— И что это изменит... сейчас? – с отчаянием сказал я.

— Из того, что я узнал от Леа, большинство людей даже не знали, что Белла не хотела этого делать, пока не стало известно, что её должны похитить и принудить к участию, – объяснил он. – Кроме того, оказывается, когда Леа прочитала одну из их книг более внимательно, она поняла, что в легендах говорится только об истинных квилетах, а в Белле нет ни капли индейской крови.

Вздохнув, я откинулся на скамью.

— Лазейка, – пробормотал я.

— Прости? – спросил он.

— Мы с Беллой пытались найти лазейку в этих легендах, чтобы понять, что речь идёт совсем не о ней, но так ничего и не нашли. Кажется, ответ был прямо у нас под носом... она не квилет, поэтому нет никаких причин для того, чтобы в этих легендах писалось о ней. Это имеет смысл, – вздохнув, я провёл рукой по волосам. – Легенда говорит, что дочь мудрого будет носить перья, которые не принадлежат ей, и мы подумали, это значит, что отец Беллы не шеф Свон, и что она не настоящая Свон... и её перья ей не принадлежат. А на самом деле лазейка была бы в том, если бы она на самом деле являлась дочерью шефа Свона, потому что это значит, что она на самом деле истинная Свон, – я покачал головой. – Блядь, как всё запутано.

Нахмурив брови, он взглянул на меня

— Да, об этом я тоже слышал, – признался он. – Они считают, что её биологический отец - Фил Дуайер. Я поражён, что вы по-своему пришли к такому же выводу.

— Не относись ко мне снисходительно, – пробормотал я.

— Нет, я этого не делаю, но я также не думаю, что это правда. Судя по всему, как только она вернётся, нам придётся выполнить тест на отцовство. Не должно быть никакого сомнения в том, кто её родители. Она должна знать, кто её настоящий отец. Для её собственного душевного спокойствия, – сказал он.

— Ты знаешь намного больше, чем я думал, – сказал я. – Какого хрена ты раньше не признался нам в этой херне? Мы смогли бы предотвратить то, что произошло... блядь, и почему мы должны ждать, пока они не порежут её? Они уже совершили кое-что противозаконное... блядь, они похитили её, а затем стреляли в Джаспера... что ещё тебе нужно?

Он вздохнул.

— Лучшее доказательство, которое мы сможем достать, – сказал он. – И это - видеозапись.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не то, о чём я думаю... прежде чем что-то сделать, вы собираетесь заснять эту херню? Блядь, это просто безумие! – воскликнул я.

— Знаешь, что хуже всего? Если эти люди воспользуются лазейками в законе и вернутся на улицы. Ты действительно хочешь рискнуть? Всё сводится к доказательствам, Эдвард. Так было всегда. И неважно, насколько случай может казаться убедительным, самые отвратительные преступники всё ещё могут без последствий выйти на свободу, потому что просто не хватает доказательств. Нам нужно, чтобы эти люди оказались за решёткой, а не разгуливали по улицам, – серьёзно пояснил он.

— И всё равно это хреновый способ сделать это, – пробормотал я. – А что, если она пострадает?

— Этого не случится, – успокоил он меня.

— Как ты можешь быть так в этом уверен? – спросил я.

— Потому что люди в Ла-Пуш, так же как и ты не хотят, чтобы невинному ребёнку причинили боль. С Беллой будет всё в порядке; у тебя просто должно быть немного веры.

Глядя на него, я сузил глаза.

— Как ты можешь говорить мне такое после всего дерьма, что с ней произошло? Как, блядь, ты можешь просить меня верить? – я практически выплюнул последнее слово.

Он грустно улыбнулся мне.

— А что я ещё могу сказать тебе, Эдвард? Потерять всю надежду и готовиться к худшему?

— Ты должен был с самого начала рассказать нам, что происходит. Ничего из этого не произошло бы. Это всё по твоей вине.

Вздохнув, он встал, и стряхнул с пальто снег.

— Я надеюсь, что утром ты увидишь всё по-другому.

— Даже не надейся.

Ничего не ответив, он ушёл. Я смотрел ему в спину, словно желая прочесть его мысли. Столько дерьма он всё ещё скрывал от меня, и я не понимал, почему. Блядь, чего он боялся и почему не мог сказать всё, чтобы успокоить меня? И что самое худшее, что могло случиться, если бы он был полностью честен со мной? Всё, что он сказал, являлось сплошным противоречием тому, что он говорил ранее, и я задавался вопросом, что же он от меня скрывал. Что на самом деле происходит? И что, в действительности, правда.

Если это затишье перед очередной грёбаной бурей, то клянусь Богу, я заставлю Воробья согласиться на убийство/самоубийство. Если это дерьмо продолжит накапливаться в нас, то как, блядь, можно попытаться его преодолеть? Если нет света в конце тоннеля, то какого хрена мы всё ещё боремся?

Может, я был неправ, и с самого начала была права Воробей.

Может, на самом деле, смерть являлась единственным выходом.

Или может, я мог бы просто увезти её. Мы бы взяли Вольво и просто бы уехали, пока судьба не поразила нас очередным неожиданным поворотом событий.

Я фыркнул. Да, этот план просто прекрасен, кроме совсем маленькой детали, что я не способен сидеть за рулём не трясясь от страха, словно маленькая сучка. Я едва мог сидеть в автомобиле в качестве пассажира. А в " Вольво"? Забудь об этом. Я осквернил " Вольво" точно так же, как и свой рояль.

Я застонал, ненавидя себя за то, что даже просто подумал об этом. Ни хера, я не привык отступать точно так же, как и Воробей. Она может не признаться в этом, но она боец. Если бы это было не так, её бы уже давно не было здесь Она - боец, и так было всегда. И вместе мы сможем справиться с этим дерьмом.

Мне просто жизненно необходимо вернуть её назад, и тогда всё остальное уже не будет иметь значение.

Осталось совсем немного времени, когда я должен бороться сам по себе.

Всего лишь двенадцать часов.

Тик-так, твою мать, тик-так, – пробормотал я.

***

Знание времени, в которое я мог ожидать Воробья, было еще хуже неосведомленности. Я продолжал отсчитывать часы и минуты – а в какой-то момент я действительно начал считать и секунды. Я бесцельно бродил по парку рядом с больницей большую часть времени, просто в ожидании новостей. Мне не хотелось быть с Джаспером или с остальными. Я просто не мог находится в одной комнате с ними прямо сейчас. Я мог понять, почему Розали взбесилась, и я действительно не винил её, но от этого мне было не легче принять её слова. Был ли это последний гвоздь, забитый в гроб нашей дружбы? Они полностью отрезали меня от себя?

То, что я сбил Воробья своей машиной, а затем вел себя как придурок, было моей дорогой в могилу, а выстрел в Джаспера, и то, что он чуть не умер, стали последним гвоздем в неё. Мне стало интересно, как еще я облажаюсь, чтобы метаморфически положить мой гроб в землю и похоронить меня в нем.

В конце концов, это не имело значения. Мне не нужны были мои друзья, пока у меня был Воробей.

Мне захотелось ударить себя.

Кто знал, что ты превратишься в такую киску всего лишь за несколько недель? Мне даже не потребовалась операция, чтобы вытворить такое.

Было почти одиннадцать вечера, когда я снова вошел в больницу. Люди в городе уже начали пускать фейерверки, и я даже не хотел смотреть на них. Я не видел в этом смысла, если я не мог разделить небо с Воробьем. Ей бы понравилось. Я бы обернул свои руки вокруг неё, прижал бы её к себе, положив свою щеку ей на волосы, пока мы смотрели на освещенное небо.

Это было бы, блядь, идеально.

Но не дай Бог, чтобы с нами когда-то произошло такое. Нам не разрешено иметь что-то “идеальное”

Нам даже не разрешено иметь что-то “хорошее”.

Я не собирался смотреть на блестящее дерьмо в небе, потому что не мог наслаждаться этим, в любом случае. Мне стало интересно, могла ли Воробей увидеть их, в независимости от того где она находилась. Она думала о том же о чем и я?

Несмотря на нежелание идти туда, я как-то оказался рядом с палатой Джаспера. Дверь была приоткрыта, и все, что я слышал, это низкий шум телевизора. Больше не было никаких голосов. Я толкнул дверь и удивился, обнаружив, что Джаспер был один. Он листал каналы, и было не похоже на то, что он вообще обращал внимание на то, что смотрел.

- Я задавался вопросом, когда же ты притащишь сюда свою жалкую задницу, - отметил он, не смотря на меня.

- Я осел, знаю, - пробормотал я, обойдя кровать, чтобы приземлиться на один из пустых стульев. – Где остальные?

- Я сказал Эммету и Розали взять передышку. Она была чрезмерно эмоциональна, и я серьезно больше не мог это терпеть. Я понимаю, что она расстроена, но… да, слишком сильно, это слишком. Я один с пулевым ранением. Элис дома, потому что её родители не захотели, чтобы она была тут ночью… особенно, учитывая, что это не приемные часы, хотя доктора сказали, что все в порядке, - сказал он устало. – И, конечно, мои родители дома, потому что я тоже сказал им взять передышку. Я выдвинул речь под названием “мне нужен отдых”, и моя мать исчезла, как летучая мышь из ада.

- Так как ты…. ну знаешь… себя чувствуешь? – спросил я, неловко пожав плечами.

- Как обмоченный, - ответил он честно, и я оценил то, что он знал, что подслащение правды ни к чему не приведет. – Почему ты, черт возьми, просто не закроешь свой сраный рот? Он был сумасшедшим, все это видели, и все же ты продолжал бороться с ним. Как будто ты хотел, чтобы он нажал на курок, - я уставился на него, и он в конце концов вырубил телевизор и повернул свою голову ко мне. – Я почти, нахер, умер, Эд. Ты понимаешь насколько это дерьмово, верно?

Я кивнул: – Но ты не хочешь моих извинений, - сказал я, и он фыркнул.

- Конечно, не хочу. Извинение не приведет тебя ни к чему, - сказал он. – Мы оба знали, что извинения – это полное дерьмо прямо сейчас.

- Так… что это значит? Мы больше не друзья? – спросил я.

Его глаза практически выстрелили огнем, когда он посмотрел на меня.

- Перестань быть гребаным мучеником, - огрызнулся он. – Конечно, это не означает, что мы не друзья. Ты знаешь, что я бы попал под пулю ради твоей жалкой задницы, но это не означает, что я спокойно отношусь к тому, что произошло. Ты мой брат, Эд, как и Эммет. Единственная разница в том, что в ваших жилах течет одна кровь, а в моих другая. Но ты все еще мой брат, так что, конечно, произошедшее ничего не меняет, - он фыркнул самому себе. - Но не думай, что я позволю этому событию просто ускользнуть… это была полная лажа с твоей стороны. Одно дело попасть под пулю ради тебя, а другое – получить пулю из-за того, что ты пошел против стреляющего.

- Я не был в рассудке, - сказал я, хотя мы оба знали, что это даже не часть оправдания.

- Я надеюсь, ради твоей сохранности, что она вернется обратно целой, – сказал он, его голос теперь стал мягче. – Я не думаю, что когда-либо видел тебя в таком состоянии. Я могу чувствовать боль, исходящую от тебя… и между нами говоря, чувак, я не думаю, что ты выживешь, если потеряешь её.

- Поговори еще об этом, – пробормотал я. - Она моя чертова жизнь. Как это вообще возможно чувствовать … такое напряжение к другому человеку?

Он усмехнулся от комичности ситуации: – Я не знаю, я лишь понимаю о чем ты говоришь. То, что я чувствую к Элис иногда даже не кажется чем-то человеческим. Такая сильная любовь почти болезненна, даже когда все хорошо.

- Я ничего не знаю об этом, так как надо мной и Воробьем всегда висит большая черная туча. Никогда ничего не было абсолютно хорошим, всегда было о чём беспокоиться, - пробормотал я почти что себе самому. – Даже когда мы были счастливы, забывая о дерьме, которое превратило её жизнь в ад, мы знали в глубине души, что все не идеально. Мы могли притворяться сколько хотим, но нам следовало знать, что в конце концов нам придется расплатиться… платой стало её похищение.

- Ты действительно думаешь, что зацикливание на этом улучшает твою ситуацию? – спросил он.

- А что еще я могу делать, Джаз? - огрызнулся я в раздражении. – Я не могу найти её сам, потому что не имею никакого гребаного понятия о её месторасположении. И я не могу пойти в Ла-Пуш, потому что это будет означать, что я, вероятно, причиню боль еще кому-то… потому что это то, чем я, блядь, занимаюсь. Так что, уж прости меня за то, что я зацикливаюсь на своей экстраординарной способности причинить людям боль вне зависимости от того, что я делаю. Я, блядь, все порчу.

Он не спорил с этим.

Я не мог сказать, хорошо это или нет.

***

Я даже не понял, как заснул, пока не оказался разбуженным от того, что кто-то схватил мое плечо. Я подпрыгнул в удивлении, оглядываясь в замешательстве.

- Ч-что? – спросил я шатко. Отец сидел на корточках рядом со мной, и я посмотрел в его расширенные глаза. – Сколько времени? – спросил я.

- Немного больше двух, - ответил он тихо.

Я взглянул на Джаспера, который крепко спал.

- Она… она… она здесь? – спросил я, возвращая взгляд к отцу. Я боялся спрашивать, мне не понравилось его лицо. Он выглядел слишком спокойным. – Она, блядь, умерла, да? – сказал я, мой голос превратился в ломающийся шепот.

Он быстро покачал головой, и маленькая улыбка появилась на его губах. – Нет, с ней… все нормально, я не сказал бы, что она в порядке. Но она жива, и это то, что важно сейчас, и да, она здесь.

Я сполз на своем стуле, как только облегчение нахлынуло на меня, как гребаное цунами.

- Её доставили чуть больше чем час назад, и я не собираюсь тебе лгать, Эдвард, она была в плохом состоянии, - сказал он серьезно. – Но мы забрали её вовремя, и мы сделали все, что могли. Теперь, мы можем лишь ждать, и позволить ей поспать.

- Могу я увидеть её? – спросил я, мой голос по-прежнему ломался и был странным.

- Да, вот почему я пришел сюда, - сказал он, мягко улыбаясь. – Она бормотала твое имя с тех пор как оказалась у нас.

Я подавился воздухом и несуществующий комок поселился в моем горле. Я пытался дышать медленно, и когда я, наконец-то, восстановил контроль над дыханием, посмотрел отцу прямо в глаза.

- Они поймали эту сучку? – спросил я.

Он кивнул: – Они поймали их всех. Они больше не будут проблемой. Все закончено. Изабелла в безопасности.

Он встал и я сделал глубокий вздох, успокаивая себя, прежде чем тоже подняться. Я последовал за ним к выходу из палаты, дальше по коридору. Он остановился возле двери через несколько палат от Джаспера.

- Эта её? – спросил я, и он кивнул.

- Я оставлю тебя одного, у меня есть ощущение, что тебе нужно сделать это самому, - сказал он, похлопывая меня по спине. – Будь осторожен с ней, она прошла через многое в течение этой недели.

Я положил ладонь на ручку двери, не в состоянии открыть дверь. Я повернулся к нему.

- Насколько все плохо? – спросил я.

- Она недоедала, она пострадала от переохлаждения и потеряла много крови. И хотя количество потерянной крови само по себе неопасно, в совокупности все только осложняет. Мы сделали все, что могли сделать для неё на данный момент, - объяснил он.

- Она будет в порядке?

Он кивнул: – Мы ждем её полного физического восстановления… а что касаемо психологического воздействия после того, что она пережила, что ж, мы разберемся с этим, когда она будет готова, - сказал он.

- Доктор Каллен? – мы оба повернули голову, встречая глазами серьезного мужчину в костюме, стоящего в коридоре. – Можно на слово?

- Да, конечно, - ответил отец, прежде чем посмотреть на меня. – Я поговорю с тобой завтра, - сказал он мне, прежде чем подойди к ожидающему мужчине, и я наблюдал за тем, как они исчезают за углом.

Я потратил несколько минут, чтобы подготовить себя к тому, чтобы войти в палату. Я не мог, на самом деле, осознать того, что моя девочка была за дверью. Все, что мне нужно было сделать, это открыть проклятую дверь, и я увижу её снова.

Это казалось… нереальным.

Я был чертовски рад тому, что встречусь с Воробьем наедине. Мне не хотелось, чтобы кто-то выглядывал из-за моего плеча. У меня было чувство, что меня могло унести в любую степь, и я также знал, что в конечном итоге, я все равно разревусь, как сучка.

Черт.

Я сделал последний глубокий, успокаивающий вздох, прежде чем открыть дверь и скользнуть внутрь.

Вид моей девочки почти заставил меня рассыпаться на месте. Медленно, на трясущихся ногах, я смог добраться до постели.

Если бы её грудная клетка не двигалась вверх и вниз, я бы подумал, что она мертва. Она была неестественно бледной, почти, блядь, синей. Она выглядела такой больной. Я даже не взглянул на стулья для посетителей возле окна, вместо этого, я забрался прямо на кровать, ложась на бок, подпирая голову рукой. Мне нужно было быть рядом с ней.

Я протянул руку, чтобы коснуться её волос, они были гладкими и шелковистыми, как и всегда, но у них была странная текстура. Как из-за какой-то продукции для волос. Её руки снова были завернуты в марлю. Я был рад, что не знал полного перечня её ран.

Случайный звук фейерверка послышался снаружи, в преддверии продолжения празднования Нового года, но я был в абсолютной неведомости. Третья мировая война могла вспыхнуть под окнами больницы, и я бы не заметил, как потолок посыпался бы вниз. Все из-за девушки, лежащей рядом со мной в больничной койке.

Я поднес её пальцы к своим губам, целуя их. Я вспомнил первый раз, когда поцеловал её пальцы, какими невинными были тогда наши отношения. Большой запутанный секрет. Мы не знали, кем были или, что, черт возьми, делали, и мы, определенно, не знали к чему, ебать, шли. Если бы я знал тогда то, что я знаю сейчас, я бы не целовал её пальцы. Я бы целовал её красивые, пухлые губы. Я бы целовал каждый дюйм её кожи. Если бы я знал, я бы сделал её своей тогда и прямо там. Я ненавидел то, как много времени нам потребовалось, чтобы осознать, что нам никогда не суждено было быть просто друзьями, нам суждено было быть родственными душами. Это была гребаная судьба. Это все она. Судьба привела нас сюда.

Я думал о том, что сказал мне отец – о том, что она называла мое имя.

Она звала меня. Даже в шаге от смерти, она звала меня.

Я снова прижал свои губы к её пальцам, задерживая их там.

Я не мог найти в себе силы отодвинуться от неё, и я не мог убрать свою руку. Я не могу не прикасаться к ней. Я чувствовал себя так, будто теряю её, если не прикасаюсь к её коже. Я больше никогда не хотел выпускать её из под моего взора снова.

Никогда.

В этот раз я собирался сделать все правильно. Я буду держать её в безопасности. Мы никогда не расстанемся снова. Если мне нужно будет, блядь, в туалет, я возьму её с собой. Мне все равно насколько жутко это звучит, если это означает, что она будет в сохранности, тогда, я полагаю, ей нужно будет принять тут факт, что её парень жуткий. Настолько жуткий, что берет её с собой в туалет, когда ему нужно облегчиться, и настолько жуткий, что наблюдает за тем как она спит.

- Я надеюсь, что ты полюбишь и жуткого меня тоже, - пробормотал я ей, и фыркнул самому себе. Я почувствовал, как её пальцы пошевелились в моих руках, и застыл. Я смотрел мгновение на её руки прежде чем поднять взгляд к её лицу. Её глаза были все еще закрыты, но я клянусь, что почувствовал дергание её пальцев. – Воробей? Ты слышишь меня? Ты проснулась, детка? Я, блядь, прошу прощения за все, Воробей. Пожалуйста, мать твою, просто проснись, чтобы я смог извиниться… пожалуйста, проснись, чтобы покричать на меня… мне нужно, чтобы ты закричала на меня и сказала бы мне, насколько, я, блядь, облажался. Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что ты… что я… ебать, Воробей, просто проснись.

Её пальцы все еще шевелились, и я смотрел на её лицо, мне казалось, чертову вечность. Она сморщила нос и нахмурилась, как будто ей было больно, а затем сделала шаткий вздох, прежде чем её глаза, затрепетав, открылись.

- Эдвард? – прохрипела она осипшим голосом. Тот факт, что мое имя было первым, что сорвалось с её губ заставил мое сердце трепетать. Боже, я скучал по её голосу.

- Ох, я здесь, детка, - сказал я, подвинувшись так, чтобы приложить руку, на которую я упирался головой, к её щеке. Она встретила мой взгляд, и я практически расплавился от той любви, которая плескалась в её глазах. – Я больше никогда не выпущу тебя из под моего надзора.

Её нижняя губа задрожала, и на мои проклятые глаза навернулись слезы. Я не мог поверить в то, что на самом деле снова держал свою девушку.

Моего Воробья.

- Я-я так сильно тебя люблю, - прошептала она шатким и скрипучим голосом. – М-мне жаль, я почти сдалась.

Я не хотел, чтобы она вдавалась в подробности. Я не мог этого вытерпеть сейчас. Все что я мог вынести – это то, что она была в безопасности. Мы можем разобраться с остальным позже.

- Я тоже почти сдался, - зашептал я в ответ. – Но я знал, что ты надерешь мою задницу, если я это сделаю.

Она закусила свою дрожащую губу, глядя на меня с немым вопросом в глазах.

- Будет ли… неловко… если ты заберешься под одеяло ко мне? – спросила она, так сильно кусая губу, что я был уверен, она будет кровоточить.

- Я…я… ты… ты хочешь, чтобы я это сделал? – спросил я неловко.

Она кивнула: – Мне нужно, чтобы ты был близко, насколько это возможно… мне нужно убедится, что ты действительно здесь. Я мечтала о тебе всю неделю… я… мне нужно, чтобы ты был рядом.

Разбитая и пораженная, oна выглядела такой потерянной. Им действительно удалось сломить её дух. Даже до того, как мы стали друзьями, в её глазах был блеск, огонь, который держал её в движении. Но этого огня больше не было. Он ушел. Она была мертва.

Я неохотно покинул кровать, чтобы развязать ботинки и снять их. Она подняла одеяло так, чтобы я смог забраться под него к ней. Я обнял её руками, стараясь не задеть капельницу в её руке, и она прижалась к моей груди. Мы одновременно расслабились. Я крепко держал её, надеясь что у неё ничего не повреждено, чтобы не причинять ей боль. Она молчала и не показывала никаких признаков боли, так что я предположил, что все в порядке.

- Я так скучал по тебе, - пробормотал я в её волосы.

Она задрожала в моих руках, и мягкое рыдание вырвалось из неё. Этот звук разбил моё сердце, и я еще сильнее обнял её. Мне хотелось сказать ей, что все в порядке, но это было бы ложью огромных размеров. Не было ничего хорошего в этой ситуации.

- Я думал о тебе каждый день, - пробормотал я. – Я пытался добраться до тебя, но не знал где ты была и… эта гребаная неделя чуть не убила меня… я никогда бы не подумал, что возможно скучать по кому-то так, как я скучал по тебе. Я так, блядь, волновался. Я не знал в каком ты будешь состоянии, когда вернешься. Я сожалею, что не нашел тебя. Прости, что покинул тебя. Я, ебать, сожалею, что подвел тебя.

Она откинула свою голову, и я посмотрел вниз, чтобы встретить её взгляд.

- Я… Джаспер… мне… мне так, так жаль, - зашептала она.

Я нахмурился, и убрал прядь волос с её лица. – Как ты узнала о Джаспере? – спросил я. – Доктора сказали тебе? Они что больные, чтобы говорить тебе о нем… нет, блядь… они полные идиоты?

- Н-нет, - сказала она, качая головой. – Джейкоб сказал мне. Он сказал, что он… что он убил его.

Мое лицо ожесточилось от её мучительного голоса. – Он не умер, Воробей… он был в коме несколько дней, но проснулся ранее. С ним все в порядке.

Она посмотрела на меня, боясь поверить. – Правда?

- Да, правда. Ты действительно думаешь, что Джаспера можно взять пулей? Я тебя умоляю, нужна целая армия, чтобы повалить этого ублюдка.

Она засмеялась сквозь слезы. Мой любимый звук в мире.

- Я рада, что он в порядке… но я сожалею о том, что это произошло, - сказала она.

- Я тоже, - ответил я тихо.

Она прижалась ко мне, и позволила своим глазам запорхать у моих губ. Я по инерции лизнул их.

- Воробей… это будет нормально, если я тебя поцелую? – спросил я тихо. Она кивнула с грустной улыбкой.

- Конечно, да - сказала она.

Я обхватил её щеку рукой, поднимая её лицо так, что смог добраться и прижать свои губы к её. Была некая грусть в нашем поцелуе, казалось, будто мы говорим друг другу “прощай”, когда в действительности нам следовало говорить “здравствуй”. Мы, наконец-то, воссоединились, и все же, казалось, что это было началом нашего расставания. Мне это не понравилось. Она была, наконец-то, в моих руках, и будь я проклят, если упущу её. Я не мог жить без неё.

Теперь она была моей жизнью.

Я нежно посасывал её нижнюю губу, прежде чем отклониться, упираясь лбом в её.

- Пожалуйста, не говори мне, что это прощание, - умолял я сломанным голосом.

Она покачала головой: – Это никогда не будет прощанием.

- Что с нами будет дальше? – спросил я.

- Я не знаю, и меня это даже не заботит, - ответила она, её голос был все еще скрипучим и слабым. Она закрыла глаза. – Что случилось с ними?

- Отец сказал, что они поймали этих ублюдков, но он не зацикливался на этой теме, - сказал я. – Ты хочешь, чтобы я пошел и узнал?

Она покачала головой: – Я не хочу иметь с этим дело прямо сейчас… можем мы просто побыть… самими собой сегодня? Просто… тобой и мной… я не хочу думать о том, что происходило в прошлую неделю… Я на самом деле не могу иметь с этим дело сейчас.

Я кивнул и закрыл глаза, подвинувшись так, чтобы я мог приложить щеку к её голове. Мы лежали так несколько минут, просто наслаждаясь тем фактом, что мы наконец-то вместе, игнорируя то, что мы можем снова расстаться в ближайшее время.

- Воробей?

- Да?

- Нам следует обратиться за гребаной профессиональной помощью, когда это все закончится, - сказал я без шуток.

Я почувствовал её губы на моей груди, и мог почти прочувствовать её улыбку. – Я знаю.

- Ты любишь меня?

Она глубоко вздохнула, поднимая голову, чтобы посмотреть на меня. – Каждой клеточкой моего разбитого тела. Я люблю тебя так сильно, что это физически ранит, и это единственное, что не даёт мне развалиться. Ты – мой клей.

- С нами все будет в порядке, - пообещал я ей. – Мы будем выше всего этого гребаного дерьма, и с нами просто все будет хорошо. Нужно просто подождать.

- Я бы прошла сквозь огонь и ад, пока ты держишь мою руку при этом, - сказала она.

- Ты уже прошла сквозь ад, - сказал я, грустно улыбаясь ей. Она кивнула.

- И единственная причина по которой я осталась жива – это знание того, что ты ждал меня на другой стороне.

- Я так, блядь, горжусь тобой, - сказал я серьезно. – Я, вероятно, не знаю деталей того, через что ты прошла на этой неделе, но я чертовски уверен, что это не было милым… и тот факт, что ты оказалась там и ни разу не сдалась, показывает мне, насколько, ебать, ты сильна.

- Эдвард…

- Да?

- Если… если я попрошу тебя отпустить меня… ты сделаешь это? – она спросила тихим голосом.

Я отодвинулся и уставился на неё.

- О ч-чем ты, мать твою, говоришь? – спросил я. – Т-ты хочешь порвать со мной?

- Нет! Совсем нет, - сказала она быстро скрипучим голосом. – Я просто… я просто хочу знать, отпустишь ли ты меня, если это будет тем, чего я хочу.

Я нахмурился, задумавшись над её вопросом. Мне хотелось дать ей честный ответ. Дело в том, что мне не нужно было думать об этом… вообще. Ответ был ясен, как гребаный день, и я не нуждался в дополнительном времени на думы. Я вздохнул:

- Почему ты спрашиваешь меня об этом? – спросил я тихо.

- Потому что я хочу знать.

- Нет, Воробей, я бы не отпустил тебя. Я слишком эгоистичен. Если бы мы были гребаными печеньками “Oreo”, ты была бы белой штуковиной, которая держит две половинки моего сердца. Без тебя, я, блядь, развалюсь, - ответил я честно. – Я никогда не отпущу тебя, даже если ты больше не будешь любить меня. Прости.

Она кивнула, обдумывая мой ответ.

- Джейкоб бы тоже никогда меня не отпустил. Даже, когда я сказала ему, что нет никакого шанса, что я полюблю его так, как он предположительно любит меня. Я сказала ему, кому принадлежит мое сердце… и затем он сказал, что он собирается убить тебя, если я произнесу твое имя снова. Я не говорила в течение нескольких дней после этого… я просто не могла. Твоё имя было единственной мыслью в моей голове, единственным словом, которое я хотела произнести, - сказала она тихо.

Я снова обхватил её щеку, поглаживая большим пальцем её нежную кожу.

- Вот, в чем разница между мной и Джейкобом, - сказал я. – Потому что я бы никогда не угрожал убить того, кого ты любишь. Если бы ты мне сказала, что Джейкоб единственный, кого ты хочешь, я бы все еще дрался за тебя, но я бы никогда не причинил ему боль и не убил бы его… потому что я не могу убить того, кого ты любишь, это все равно, что убить тебя.

Она улыбнулась мне.

- Хорошо, что я не хочу, чтобы ты оставлял меня, - сказала она, почти дразнящим тоном.

- А как насчет того, чтобы побороться за меня? – спросил я.

Она вздохнула: – Мне хочется верить, что я смогу это сделать… но, честно говоря, я не знаю, смогу ли я справиться с отказом, учитывая мою конкуренцию.

Я нахмурился. – Конкуренция?

- Да, ну… что, если бы ты, в конце концов, решил, что Таня та самая девушка? Что она может удовлетворить все твои потребности… она милая, она красивая… как я могу конкурировать с этим? – спросила она, звуча до смерти серьезно.

- Я больше не тот парень, Воробей, - сказал я. – Я не оставлю тебя, чтобы лишь потрахаться. Честно говоря, прямо сейчас, меня меньше всего заботит, смогу ли я когда-нибудь потрахаться снова.

Если бы у нас был этот разговор неделю назад, она бы закатила глаза, и сказала бы, что я идиот. Она бы сказала, что не купится на это, потому что она знала, что я был сексуальным чудиком. Но сейчас она не закатила глаз. Вместо этого, она прикоснулась пальцем к моей щеке, и затем прошлась им по моему подбородку.

- Что случилось с тобой на этой неделе, Эдвард? – пробормотала она.

- Я осознал, что мне следует попрощаться со старым Эдвардом… я больше не тот парень. Я даже не узнаю его, - сказал я.

- Если это имеет значение, то я буду любить тебя вне зависимости от того, кто ты, потому что ты всегда будешь моим Эдвардом, – сказала она мягко.

- И ты всегда будешь моим Воробьем, - сказал я, возвращая ей её слова.

Я снова прижался своими губами к её, и в этот раз в нашем поцелуе было немного больше страсти. Это совсем не было прощанием. В этот раз, наш поцелуй, блядь, словно прорычал “Привет, Мир, а не пойти ли тебе в жопу? ”. Она открыла рот и удивила меня, когда провела по моей нижней губе своим языком. Ей не пришлось долго ждать момента, когда я прикоснусь своим языком к её. Она тихо застонала, и я прижал её ближе, хотя она уже была так близко, насколько это возможно. Она позволила своей руке затеряться в моих волосах, и она обхватила мою шею, чтобы держать мое лицо ближе к себе.

Это было тем, чего я ждал одну ужасную, мучительно долгую неделю.

Это были мы.

Мы держались друг за друга так, как будто от этого зависела наша жизнь. Как будто кто-то из нас исчезнет, если мы не будем держаться достаточно крепко. Отчаяние проникло в наш поцелуй, и не прошло много времени, прежде чем она снова начала плакать. Она не перестала целовать меня, но я мог почувствовать слезы, когда они достигли её губ.

- Я люблю тебя, Изабелла. Я никогда не выпущу тебя из под своего надзора снова, – сказал я ей опять, напротив её губ.

- Я бы хотела, чтобы завтрашний день не наступал. Мне бы хотелось, чтобы мы остались такими навсегда, - пробормотала она в ответ.

- Что бы ни случилось завтра, мы справимся с этим вместе. Мы пройдем через этот путь, или через другой.

- Эдвард?

- Да?

- Спасибо.

- За что?

- За то, что спас мою жизнь.

Я нахмурился. – Я не спасал твою жизнь… я ничего не делал.

Она покачала своей головой. – Вот здесь ты ошибаешься. Ты сделал для этого все. Тот день, когда ты решил забрать своих друзей из Порт-Анджелеса почти два месяца назад стал тем днем, когда ты спас мою жизнь.

Я грустно улыбнулся, проводя своим большим пальцем по её нижней губе. – Та ночь, когда я сбил тебя в своей машине, - она кивнула. – Я думаю, каким-то гребаным образом, ты тоже спасла меня в ту ночь. Так что, спасибо тебе.

- Пожалуйста.